Глава 1. Людмила

     Тридесятое возникло перед моим взором, будто из-под земли выросло.

     Без колдовства тут, явно, не обошлось!

     Мы подъехали к высоченному забору из брёвен в три обхвата и стража, разглядев и узнав Забаву ещё издали, открыла ворота.

     Уже солнце клонилось к закату и, как только мы въехали, ворота за нами закрыли.

     Забава спешилась, соскочил (научился, однако) и я с коника своего.

     Забава передала поводья стражнику и, взглянув на меня, спросила — Принц, отдохнешь с дороги или сразу пойдёшь на приём к дяде?

     — Я думал, мы жданные гости

     — Да ждали они нас, ждали..

     Она не договаривала.

     — Пожалуй, что права ты Забава: в баньку, да отужинать, да выспаться как следоват; а уж завтра тогда и на приёмы.

     Забава улыбнулась — Вот и славно.

     Царский дворец, бревенчатый с башенками, состоял из нескольких хором: царская изба была самая большая, с высоким крыльцом да с перилами, да с верандой крытой по всему периметру, да с крышей двускатной, да с петушком на коньке крыши.

     А петушок то, я присмотрелся, не деревянный, а живой, всё вертится, да по сторонам всё высматривает — стережёт царский покой.

     — Серко, стражник в конюшню уведёт, отдай ему поводья.

     Я передал повод стражнику, ведущему жеребца Забавы — А где конюшня?

     — Да вон она — Забава махнула рукой куда-то вправо — я глянул и увидел обширный сарай с проёмом без дверей.

     Забава подошла к гостевому домику: красивый, весь резной да писаный, как тульский пряник, будто игрушечный.

     На невысоком крылечке стояла женщина в расшитом рунами сарафане: русоволосая, с косой до пояса, зелёные глаза, чернобровая, с губами чувственными и сочными, но, уже в возрасте — на шее и в уголках глаз разбегались лучиками морщинки.

     — Здравствуй, Людмила — женщина улыбнулась и качнула головой — принимай гостя дорогого, да поухаживай за ним, а я пойду к дяде, отчитаюсь.

     — У ж не Русланова ль Людмила? — спросил я, ни к кому не обращаясь.

     — Она самая и есть — ответила Людмила, спускаясь с крыльца

     — А где же Руслан?

     Ответила Забава, уже идущая к царской избе — Дядя Руслан, при дяде — она обернулась на ходу — они, как два сапога — пара, водой не разольёшь.

     Людмила взяла меня под руку — Ну, пойдём принц, в баньке помоешься, попаришься, смоешь дорожную пыль да пот — она сморщила носик и повела им — а то от тебя, как от жеребца несёт.

     Банька небольшая, видимо для гостей с дороги, не для утех шаловливых.

     Людмила заходить не стала — Там тебя и помоют и веником похлещут. Портки чистые в предбаннике на лавочке лежат, а свои грязные, пыльные да потные оставь здесь; я, опосля, постираю.

     — Ну — она высвободила руку и легонько подтолкнула меня — иди уж, неча пялиться на чужую жену — и улыбнулась озорно, скосив вниз глаза — экой любвеобильный то!

     Меня бросило в жар — член торчал вовсю, оттопыривая мотню трико.

     — Что ж, со мной не пойдёшь разве, Людмила?

     — Да нельзя мне с мужчиной в баню то: банник может и кипятком ошпарить. Иди ужо, мойся, принц — она снова легонько подтолкнула меня, улыбаясь и потупив глазки — а я пойду стол накрою к ужину.

     Скинув в предбаннике одёжку, я открыл дверь и вошёл внутрь.

     Банька аккуратная, чистая, с оконцем для освещения днём, но к вечеру с него толку мало. Было, однако, не очень темно и я разглядел, полок и шайку на нём с водой, и мочало, и веник берёзовый и мыльнянку в ковшике.

     — Ну, проходи, чё встал на пороге то? — продребезжал чей-то голос, и я увидел говорящего.

     Из-под полка выглядывал голый старичок, лысый, с длинной бородой, обмотанный по поясу мочалом.

     — Банник?

     — Он самый, лезь на полок, да ложись, спинку тебе потру — он заскочил на полок, сунул мочалку в ковшик с мыльной водой и взглянул на меня — да ты не думай чево, не буду баловать, ты гость в государстве, а гостю почёт и уважение. Влезай, да ложись — и он прихлопнул ладошкой по полку.

     Я забрался к нему на полок и улёгся, и он, тут же окатив меня водой из шайки, принялся натирать мне спину и бока, посапывая и бормоча что-то себе под нос.

     Хорошенько намылив меня и, окатив водой, приказал — Теперь ложись на спину, помою тебя с лицевой стороны.

     Я перевернулся и он, также тщательно намылив мой живот и грудь и ноги, окатил горячей водой из шайки — Ну, а голову и причинное место, сам помоешь.

     Он соскочил с полка и, взяв веник, опустил его в другую шайку — А я пока веник размочу.

     Поддав парку, так что уши обжигало, он нахлёстывал меня веником, да приговаривал — уходи усталость, не приставай хворь..

     Напарив меня, сам же и холодной водой окатил — Ну, как ты, принц?

     Я сел и спрыгнул на пол — усталость как рукой сняло, и дух бодрящий, словно вошёл в меня — А хорошо, банник! Спасибо тебе.

     Я вышел в предбанник и, усевшись на лавочку, чтобы обсохнуть, спросил у него — А в Тридевятом я не видел банника?

     Он закряхтел и, высунувшись из-под полка, ответил — Там Марья да Васса, одна волшебница, другая ведьма. Банником там был мой старший брат. Любил он подглядывать, как женщины моются. Ну, раз и подглядел: на Марью. Она заметила и обратила его в ночной горшок — Вот теперь — сказала — насмотришься срамного!

     — А ты как узнал об этом? — удивился я

     — Так ведь и я там был банником, только не подглядывал. Страху натерпелся, да и убёг сюда.

     — Ну, спасибо ещё раз за баньку — я оделся, обулся в лапоточки и вышел на улицу.

     Солнце опустилось за горизонт, но было ещё светло: то самое время суток, когда тени начинают растворяться в сгущающемся сумраке. И тут моё внимание привлекли окна царской избы: мне показалось, что из окон исходит свет, как от электрического освещения. Я обернулся и посмотрел на закат — солнца уже не было и темнел горизонт — «Что за чертовщина?» — я снова обратился к окнам царского дома: никаких сомнений, из окон струился беловатый свет и берёзки, стоявшие под окнами, отбрасывали тень на траву.

     — Напарился?! — рядом со мной стояла Людмила.

     Я отвёл глаза от окон — Да, спасибо за баньку, Людмила.

     — Тогда пойдём в избу — отужинаешь.

     Мы поднялись на крылечко, она открыла дверь, пропуская меня и зашла следом.

     На стенах висели лампадки в светцах и было, в общем то, достаточно светло. Изба имела два помещения, не считая сеней: кухню и горницу, которая была и спальней заодно.

     Она провела меня на кухню, где был накрыт стол: грибы солёные, мёд в ковшике, пиво в другом, да рыба запечённая. Я вспомнил про скатёрку, но идти за ней не хотелось, да и Людмила, всё больше и больше привлекала моё внимание: косу она распустила, вместо сарафана на ней была исподка, подвязанная под самой грудью, и, когда она наклонялась, грудь колыхалась, оттопыривая ткань рубахи.

     Я возбуждался и, не в силах противиться похотливому желанию, подошёл к ней сзади и обхватил за талию.

     Людмила замерла и, осторожно поведя плечами и, высвободившись из моих рук, обернулась — Всему своё время — улыбнулась, и добавила — давай поужинаем, присаживайся к столу.

     Я утолил жажду после баньки, пивом — сладким напиток из брусники на меду. Потом налил себе и Людмиле, в чарки, мёду и мы выпили за здравие. Мёд был крепок и удивительно хорош! Сразу же ударило в голову и похотливое желание к женщине, сидящей рядом, разгорелось с новой силой.

     У Людмилы блестели глаза, она повела рукой над столом — Отведай принц, моего угощенья.

     Я, вдруг, почувствовал, что очень голоден и с жадностью ел рыбу, в прикуску с солёными грибками. Мы выпили ещё по чарке мёду, Людмила почти не ела, только отломила кусочек рыбки, да закусила грибком.

     Я наблюдал за нею: она была пьяна и смотрела на меня, не стесняясь нисколько. И, как только я обтёр губы полотенцем, встала и, взяв меня за руку, молча повела в горницу и, подведя к кровати, игриво и грубовато подтолкнула — Ложись!

     Я лёг на кровать и она, став на колени, развязала ...

 

     тесёмки лаптей и сняла их с моих ног, потянула с меня портки, и я выгнулся, чтобы она могла снять их и, когда сняла, встала у меня между ног и припала к члену, уже возбудившемуся и сосала, и лизала его, обильно пуская слюну и я потянулся к ней и, развязав тесёмки на исподке, стянул через голову и щупал, и мял её титьки: налитые и упругие, как мячи. Она поднялась с колен, залезла на меня и встала надо мной, раздвинув ноги.

     Я обомлел — у женщины, между ног, болтался клитор, размером с мой член!

     — Нравится?! — Людмила, покачивая бёдрами, улыбалась, наслаждалась моим изумлением.

     — Ну, что же ты, дурачок, трогай, ласкай, дрочи его, чтобы он встал и я трахну тебя в жопу! Мммм! — застонала она, в предвкушении соития.

     Я щупал и мял клитор, я дрочил его и прикладывался к нему губами, я ласкал его языком, и он возбудился и встал, и торчал, как член! Она стояла надо мной, с закрытыми глазами, покачиваясь и наслаждаясь ласками и, когда клитор встал, приказала — Становись раком, я хочу тебя!

     Я послушно встал на колени, опираясь руками и она, положив правую руку на мою поясницу, чуть надавила, прогибая, а левой, захватив ятра, приподняла жопу — Вот так! — и сжав мои бёдра, прижалась головкой клитора к анусу.

     В это мгновение, скрипнула дверь и в спальню кто-то вошёл: отчётливо слышалось мягкое шарканье обуви по полу. Я стоял жопой к двери и мне не было видно, кто вошёл, а Людмила уже погружала клитор в меня, проталкивая через анальное кольцо и, сжимая мои ягодицы.

     Я дёрнулся, желая обернуться и посмотреть, кто вошёл, но Людмила шлёпнула меня по ягодице — Не отвлекайся и меня не отвлекай — это Руслан, он будет смотреть на нашу оргию, его возбуждает только это!

     После таких её слов, мне захотелось слезть с клитора ещё сильнее и обернутся, чтобы убедиться: правду она говорит или врёт!

     Но, Людмила, уже впавшая в сексуальный раж, остановиться не могла и, удерживая меня простонала — Ру... у... с... с... ла... ан, по... по... ка... ка... жись е... е... му... муу

     Кто-то, я снова услышал мягкие шаги, обошёл кровать и встал перед моими глазами и я, покачиваясь, в такт тычкам Людмилы, увидел мужчину.

     Наверное, это и был Руслан, я ведь видел его в первый раз, до этого мне его не представляли.

     В скудном освещении спальни я разглядел только, что он был раздет, без штанов и сжимал рукой член, наблюдая за нами и, дроча его!

     — Людмила говорит правду — подал он голос, не прекращая дрочить, ты уж постарайся, принц, выебать её так, чтобы у меня встал, а то я бабы не ебал уже лет триста! — и он вернулся и, стоя за нашими спинами (жопами) и, продолжая дрочить, созерцал нашу оргию.

     Я пребывал в трансе от увиденного и услышанного, слишком много, за неполный час, свалилось на меня впечатлений, и думал, что вряд ли уже смогу трахнуть Людмилу в жопу, но оказалось, что действо, только начинается!

     Людмила уже разошлась вовсю, натягивая меня в жопу и я, невольно поддаваясь её агрессии, стал отвечать, насаживаясь и усиливая наслаждение от фрикций. Я тужился, чтобы клитор входил с меньшим сопротивлением и меньше причинял мне боли, я ощущал, как в прямую засасывается воздух и с наслаждением сладострастия выпускал его, с характерными громкими звуками. Людмила, заводясь всё сильнее и сильнее и, зверея от власти над моей плотью, насиловала меня со стонами, перешедшими в хриплые крики и, наконец, испустив вопль, полный сладострастия и сексуального восторга — кончила!

     Её руки пали с моей жопы, тело обмякло, и она опустилась грудью на мою спину, тяжело и хрипло дыша. Клитор выскользнул из жопы и во мне, вдруг, проснулось дикое желание, овладеть этой женщиной и выебать и изнасиловать её также грубо, как, только что, она, сделала это со мной..

     Я выпрямился, и она свалилась с меня на кровать — Вставай раком! — она даже не пошевелилась.

     — Раком встань, ты! — я был намеренно груб с нею и одновременно играл для наблюдателя, уж не знаю, понял ли это он: так как, уже через минуту, я забыл о нём. Меня начинало выводить из себя поведение Людмилы, и я толкнул её ногой — Вставай! Я хочу тебя и буду ебать тебя в жопу!

     — Принц, миленький, ну, дай хоть немножко отдохнуть — она улыбалась мне и её голос, слащавый и заигрывающий, и её улыбка, взбесили меня, и я наклонился над нею, зажал в левом кулаке её волосы и, наматывая их на руку, приподнял её, она скривилась от боли и, наотмашь, ударил правой по щеке!

     Людмила вскрикнула, схватившись за щеку, Руслан вздрогнул от неожиданности и, впившись глазами в любовников, даже перестал дрочить, но кровь, пульсирующими толчками заполняя пещеристые тела, поднимала член, и Руслан улыбнулся — впервые, за много-много лет, член вставал!

     Людмила заплакала, размазывая слёзы по щекам и довела меня до белого каления: я с силой дёрнул её за волосы, и ударил ещё раз, разбив в кровь губы — Вставай! — рявкнул я — и она, подвывая и слизывая кровь, встала раком.

     Руслана знобило от возбуждения, член, затвердевший как камень, звенел от напряжения, но, вместо того, чтобы броситься к жене и трахнуть её, он вперился глазами в происходящее перед ним.

     — Заткнись, сука! — и я, схватив её за жопу, притянул и насадил на хуй. Она вскрикнула и, дёрнувшись вперёд, опустилась животом на кровать, а я опустился за нею и, оседлав её сзади, ебал и насиловал в каком-то диком исступлении. От боли, она теряла сознание и от боли, приходила в себя, а я всё терзал и терзал её плоть и никак не мог удовлетвориться. И, захлёбываясь похотью и яростью, схватил её волосы и потянул к себе и, когда голова Людмилы оторвалась от подушки, я стиснул её шею и, продолжая засаживать хуй в жопу, душил её и когда она захрипела и стала дёргаться подо мною в конвульсиях, излился спермой и, падая на кровать рядом с нею, услышал мычание Руслана: он тоже кончил, даже не дроча, у него пришла поллюция!

     Я лежал рядом с затихшей Людмилой и услышал, что в комнату вошёл ещё кто-то.

     — Что Руслан, удовлетворил ли принц твоё желание, смог ли он, натягивая твою жёнушку, возбудить тебя? Бааа! — вошедший увидел лужицу спермы у ног Руслана — да ты, никак, кончил, друг мой!

     Руслан что-то возбуждённо зашептал вошедшему, но тот ответил в голос — Что мне за удовольствие смотреть, как ебут чужую жену, вот выебет принц мою Шемаханскую, тогда и мне... — но окончание фразы я не расслышал, говоривший с Русланом, ушёл.

     Руслан, надев портки, тоже направился к дверям — Отдыхай принц, завтра тебе предстоит нелёгкая задача, слышал, что сказал Карла? — и он ушёл.

     ...

     Я проснулся ночью, рядом со мною спала Людмила.

     Я толкнул её — Ссать хочу!

     Она встала и, пошарив рукой, достала горшок. Я сел и ссал, а она держала горшок.

     Закончив, я снова лёг.

     Людмила, задвинув горшок под кровать, хотела лечь — Я что, нюхать буду? Вынеси!

     Она накинула исподку и вынесла горшок. Вернувшись, легла рядом.

     ...

     Глава 2. Карла

     — Приинц, приинц — я открыл глаза, Людмила будила меня, трогая за плечо — принц, все уже собрались у Карла Петровича, тебя ждут.

     Я сел на кровати, она подставила горшок — ты хочешь ссать? — припухшие губы, разбитые мною, посинели, под глазами чёрные круги, но странно, это придавало ей сексапильности, что ли?

     — Пока нет — я встал, потянулся и стал одеваться.

     Мы вышли с нею из домика и направились к дворцу.

     Солнце уже взошло, петушок дремал на своём посту, небо было безоблачным, а утренний ветерок ласкал прохладой.

     У ворот стояла печь и какой-то мужичонка, зажав под мышкой большую щуку, рассказывал о чём то, с очень серьёзным видом, стражникам, а те покатывались со меху, хватаясь за животы и, панибратски хлопая его по плечам, говорили — Мели Емеля, твоя неделя!

     Стражи у дворца не было, и мы поднялись на крыльцо. Только ступили на площадку, задрожала земля и я услышал отдалённый топот лошадиных копыт.

     — Что это? — я обернулся, но ничего не увидел.

...  

     — Это Святогор и Вольга объезжают дозором рубежи — пояснила Людмила.

     — Но я не вижу никого?

     — Они далеко, не увидишь, принц — она улыбнулась.

     — Слышно ведь, значит где-то в пределах видимости

     — Это ж Святогор, принц! Его не только в Тридесятом, во всех окрестных царствах и, у ворогов, слышно. Потому и спокойно на наших рубежах: никакой ворог, супротив Святогора, устоять не сможет.

     Мы вошли внутрь дворца, а топот богатырских коней, как отдалённого грома раскаты, всё доносился, затихая.

     Она провела меня к дверям гостиной комнаты, распахнула их и, поведя рукой, пригласила — Входи, принц.

     В гостиной, у накрытого стола, стояли двое мужчин и три женщины.

     Забаву я узнал сразу и улыбнулся ей.

     Ко мне, протягивая обе руки для приветствия, направился один из мужчин (я был немало удивлён его нарядом, но, об этом, чуть позже) — Здравствуй, здравствуй дорогой принц.

     Он тряс мои руки, а я смотрел в немом изумлении: несомненно, передо мною был Карла, но, видимо, за триста лет, отросла не только борода — разделённая пробором, она, по плечам уходила за спину и там была заплетена в толстенную косу, спускавшуюся чуть ли не до пят — но и сам Карла.

     Он был почти одного роста со мною, ну, может на пару сантиметров и ниже, но не от горшка два вершка, если только мои глаза не обманывали меня.

     От Карлы не ускользнуло моё замешательство — Ээээ, принц, да в сказках то понапишут, только уши развешивай. Как говорят у нас в народе? Сказка — ложь!

     — Ну, пойдём, пойдём дорогой принц, я познакомлю тебя с моими домочадцами — и, подхватив меня под руку, подвёл к остальным.

     — Подружья моя, девица Шемаханская, наречённая при рождении Зюльфирой

     Черноброва, круглолица, сексапильная девица — смотрела прямо, не отводя взгляда..

     Она не прятала лица

     И паранджой не покрывала

     И сразу капало с конца

     Когда она пизду казала

     Обворожительна была

     Дитя востока Зюльфира

     Вразлёт чернеющие брови

     И плоть распята для любови

     Вздымалась грудь, скользящий взгляд

     И вздохи томны, губы сочны

     Давала дева всем подряд

     Была развратна и порочна

     — С Забавой ты уже знаком, а эта красавица — царевна Несмеяна.

     Несмеяна и правда была необыкновенной красоты баба — русые волосы, голубоглазая, стройная, с высокой полной грудью, узкие плечи и талия, широкие бёдра, румянец на щеках, сочные, как спелая земляника губы

     Она удостоила меня равнодушным взглядом своих бездонно-голубых глаз, улыбнулась, лишь из вежливости и зевнула.

     — А этот статный богатырь, как ты уже догадался — он подмигнул мне — Руслан

     Руслан, хоть и поседевший, был статен и крепок, и по-мужски красив.

     Мы обменялись с ним рукопожатием.

     — Нуу, с Людмилой, подругой Руслана, ты уже очень близко познакомился — он ткнул меня легонько под бок — и знакомство это, оставило след на её лице и не только..

     — Есть у нас ещё одна царевна, но с нею я познакомлю тебя чуть позже, Роман свет Григорьевич, а сейчас прошу к столу. Стол у меня шведский, каждый берёт себе, что ему нравится и сколько съесть сможет, прошу!

     Он разлил по чаркам мёд и поднял свою — За знакомство, за здравие, за успех твоей Миссии!

     Я вздрогнул — «Совсем ведь из головы вылетело».

     Мы осушили чарки, Карла тут же наполнил их снова и, не дав закусить, продолжил — А теперь мы выпьем за нашего гостя, за принца заморского, за Романа свет Григорьевича.

     Мы осушили по второй и приступили к трапезе.

     Мёд был крепок, и я ощутил это сразу — окружавшие меня люди, казались давно знакомыми, добрыми, милыми.

     Я обратился к Карле — Откуда у вас такая одежда?

     Чтобы стало понятно, почему она меня поразила: Карла был одет в брюки и рубаху, кроя, современного моему времени, а на женщинах, кроме Людмилы, были платья, как у современных мне женщин!

     — Аааа — заулыбался Карла, довольный тем, что ему удалось удивить заморского принца — есть у меня портной, чудной человек, но богат на выдумку и женщинам — он поднял палец вверх — женщинам (!) нравится его одежда. Как примерили в первый раз его наряды, так и забыли про портки.

     — А как звать-величать твоего портного?

     — Да простое, русское имя — Зайцеслав, вот только, чудак-человек — Карла заулыбался — не называй, говорит, меня портным, я... — он поднял глаза, вспоминая слово — ааа, я, это он про себя говорит, я — кутюрьма!

     — Кутюрье — поправил я с улыбкой.

     — О! Точно! Кутюрья. А что означает это слово? Ты знаешь, принц?

     — Да, так и переводится с иносранного — портной.

     — Ну не чудак ли он?! Да, вот помянул ты иносранное, принц, а ты заметил, обратил внимание, что много этого иносранного и к нам, в наш, исконно, так сказать, русский сказочный мир проникло. Заметил, аль нет?

     Я усмехнулся, чувствуя подвох и, вспомнив разговор с Наташкой.

     — Дааа, как-то не заметил я ничего такого, Карла Петрович.

     — Ну как же, как же — загорячился он — вот возьмём, к примеру, Алёшу Поповича — былинный русский богатырь, вроде бы (?), а фамилия откуда такая?

     И он сам себе ответил — Поп! От попа его фамилия.

     — Или вот возьмём другого былинного богатыря, Илью Муромца! А имя то, как его произносится — Илия — да разве ж это русское имя?

     — А, Микула Селянинович? — спросил я

     — И Микула, и Святогор, и Вольга — исконно русские былинные богатыри!

     — А вот твоё имя, принц — Роман — оно русского происхождения, али нет? Сдаётся мне, что нет. Вот как фамилия твоих дедов?

     — Швецов

     — А второго?

     — Один у меня дед

     Мой ответ не столько удивил, сколько обескуражил Карлу.

     Он вскинул на меня глаза — Да ты и в самом деле голубых кровей..

     — Карлуша — это обратилась к нему Шемаханская — хватит донимать принца философией, может пора уже познакомить его с нашей несчастной царевной?

     — И то верно, совсем из головы вылетело! Идём ка принц и он, подхватив меня под руку, подвёл, к отдельно стоявшему, невысокому столику, на котором сидела лягушка!

     Но лягушка — я присмотрелся — была не простая, не говоря уже о размерах, чуть больше жабы, она имела нарост золотистого цвета в виде короны на голове!

     — Царевна-лягушка?!

     — Да! — подтвердил Карла.

     — Какая-то она большая и... а это что? — я увидел золотое тату на её спине и, наклонившись, прочёл — Made in China? Тут только я заметил, что и кожа у лягушки, изжелта!

     Я выпрямился и обвёл всех взглядом.

     Ответил Карла — Да тут такая история; Иван-Царевич смастерил себе лук, который стреляет так далеко, что... ну, в общем стрельнул он, как полагается, и пошёл искать свою стрелу. Год искал! И нашёл!

     Он помолчал и продолжил — А теперь вот мается бедный, вроде бы и лягушка, и царевна, а заклятие не спадает с неё. Ну, никак не спадает. Уж что только мы не перепробовали: и в молоко, кипящее, её бросали, и мёртвой водой поливали, и Емелю приглашали — нивкакую! Уж и лекари мои всякие настои трав на ней опробовали — ничего! Только подросла ещё немного, а как была лягушка, так и осталась!

     — Так мож она настоящая лягушка? — они уставились на меня — в смысле, не царевна она.

     — Да как же это принц, а корона, а тату?

     И тут промелькнуло в моём подсознании, словно огнивом, кто чиркнул.

     То ли мёд был крепкий, то ли моча в голову ударила — я задрал исподку и, зажав её подбородком, спустил портки.

     Ну, кого мне было стесняться: Забавы? Людмилы? Руслана или Карлы? А перед женщинами, я никогда не стеснялся.

     Я опустился на колени и ткнул залупой лягушку — она раззявила свой рот и засосала её, да так смачно, да ещё и глазки прикрыла от удовольствия. И когда она стала заглатывать головку, член возбудился и встал, приподняв и лягушку, но она не отцепилась и продолжала засасывать, болтая в воздухе лапками.

     И меня словно озарило! Я обхватил тельце лягушки, оттянул её от члена, перехватил за ...

  задние лапки и, раздвигая их, прижал клоакой к залупе и...

     Натянул лягушку!

     По залу пошёл стон, все замерли в оцепенении, кожа на лягушке с треском разошлась и на полу, передо мной, появилась женщина, стоящая раком, которую я натягивал в жопу.

     Она стонала, а я, вошедши в раж, ебал её, пока не излился спермой!

     Кончив, я вытащил член из царевны и, обтерев об её ягодицы, встал, подтянул портки и оправил исподку.

     Царевна тоже встала, но, как и лягушка, была голой. Она смотрела, нет! Она пялилась на меня во все глаза и улыбалась!

     Напряжение спало и все зашевелились, а Карла провозгласил — По нашему закону, закону Тридесятого Государства, тот, кто освободил царевну от заклятия — тот и станет её мужем и царём её царства!

     И, обращаясь ко мне — Ты уже не принц, ты теперь царь! А она твоя лягуш... бррр, твоя царевна!

     Царевна прижималась ко мне, из её жопы по голяшкам стекала сперма, но женщина была в самом соку и очень даже привлекательна: этакая раскосая азиаточка, с кожей, цвета слоновой кости, с жёлтыми волосами, с сиськами размера четвёртого, не меньше. И я, в своих мыслях, уже погружался в царскую беззаботную жизнь, полную неги и ежедневных сексуальных утех в кругу наложниц... как, вдруг...

     — Дядя! Он мой суженый! Он должен стать моим мужем! — Забава топнула ножкой и сверкнула глазками.

     Царевна напряглась и вжалась в меня.

     — Что ты, что ты Забавушка? — Карла подошёл к племяннице и погладил её по голове — ты же знаешь законы государства, всё должно быть по закону, милая.

     — По закону?! — визгнула Забава — а он целку мою сломал, он чести меня лишил и кому я теперь нужна обесчещенная! — и зарыдала.

     Карла вперился в меня взглядом — Принц, это правда?

     И вот тут, я, не нашёлся, что ответить.

     — Если правда, то ты должен взять Забаву в жёны.

     С мягким шлепком рухнула на пол без чувств, освобождённая и выебанная мною царевна. Побледнела Людмила и скуксился Руслан, Несмеяна оживилась, а Шемаханская смотрела на меня, не то с жалостью, не то со злорадством.

     — Стража!! — Карла трижды хлопнул в ладони — Берёшь в жёны Забаву, принц?

     Я, наконец, пришёл в себя — Я уже обручён, Карла!

     — Вот как! И кто же она?

     — Васса, царица Тридевятого Царства!

     Зависло молчание

     — Ты находишься в Тридесятом Государстве и подчиняешься его законам — вынес Карла свой вердикт.

     — Спрашиваю в последний раз: берёшь в жёны обесчещенную тобой девушку, или отказываешься?

     — Да не могу я взять её в жёны, у меня ведь..

     — Возьмите его! — приказал он страже, и я уже готов был сморгнуть, но передумал.

     — В темницу, да на цепь! Думать будешь до вечера, не передумаешь — казню!

     Я увидел, как побледнела Забава, как сошла с лица Людмила и подкосились её ноги, и она упала бы, да Руслан подхватил её...

     Меня взяли под белы рученьки и повели из зала. Ещё я мог воспользоваться своим преимуществом, но что-то удерживало меня: я надеялся, что блондинка одумается и всё закончится полюбовно.

      Глава 3. Побег из Тридесятого

     Опасность своего положения, в полной мере я осознал лишь, когда меня завели в темницу и приковали цепями к стене, причём приковали не только руки и ноги, но и шею, и цепи были так коротки, что я мог только стоять, прислонившись к стене, с опущенными руками.

     Я не мог воспользоваться замедлением, чтобы высвободиться, не повредив себе при этом рук или ног.

     В темнице не было оконца, светильники никто и не думал зажигать и, когда стража вышла, закрыв за собой дверь — я погрузился во мрак. Но мало-помалу глаза привыкли к темноте, и я стал различать очертания стен и потолка. Стена была холодная, сырая и скользкая и через некоторое время меня уже начало знобить. Время будто остановилось, и я даже не представлял, сколько минут или часов прошло.

     У меня начиналась истерика: во-первых, от обездвиженности — я, по жизни, не могу, без необходимости, усидеть на месте и нескольких минут; во-вторых, от злости на Забаву и самого себя, что оказался так доверчив и позволил себе расслабиться; в-третьих, от ощущения безвыходности положения, от того, что никто мне здесь, не просто, не поможет, а даже и позлорадствует, но, тут я вспомнил реакцию Людмилы, и мне стало немного легче.

     Впрочем, ненадолго: я, почему-то, озлился на Наташку — усмотрев причину моего незавидного положения, именно в её появлении, в моей жизни.

     ...

     В то самое время, когда принц, в темнице, прикованный к стене, покрывал матом всех, кто хоть как-то был причастен к его незавидному положению, в Тридевятом кое-что произошло.

     Наталья, после того, как проводили принца, места себе не находила и, когда вечером, Марья, собралась к себе, она упросила её остаться — Я не смогу одна, останься Марьюшка.

     И Марья осталась.

     То ли интуиция у Марьи была развита, то ли по-другому как, но Марья была спокойна, а рядом с нею и Наташке стало легче.

     На четвёртый день, как проводили принца с Забавой, Наташка хотела уже отпустить Марью — Иди Марьюшка домой, отдохни, а то совсем из-за меня не спишь.

     Марья, кивнув, направилась к дверям и вдруг замерла.

     Наташка обмерла, сразу почуяв неладное.

     Марья повернулась к Наташке — Васса, принцу угрожает смертельная опасность: он в темнице, закован в цепи.

     Наташка вскрикнула, ноги подкосились, и она осела на пол.

     Она плакала, закрыв руками лицо. Подошедшая Марья, тронула её за плечо — Успокойся Васса, я помогу принцу, освобожу его от цепей.

     Наташка подняла голову — Как же, Марья, ведь он в силу тогда войдёт и снова полонит тебя.

     — Чему быть, того не миновать — и Марья, сцепив руки, застыла с закрытыми глазами.

     Наташка замерла и тоже закрыла глаза.

     — Всё! — Марья шумно вздохнула, как будто из-под воды, с большой глубины, вынырнула — и открыла глаза — Свободен!

     ...

     Я хотел ссать, у меня уже затекали ноги и всё сильнее клокотала в груди злоба на всех и вся и, вдруг, я вспомнил про пятно крови на животе и, как вспышка молнии освещает на мгновение всё вокруг, подсознание озарилось прозрением и перед внутренним взором, словно на киноплёнке, проплыли кадры, лишения мною, девственности Забавы!

     — Ссссукааа! — в бессильной ярости заскрипел я зубами и ударился затылком об стенку

     — Ссука! — удар об стенку... — Ссука! — удар об стенку... и лишь, когда кровь, горячей и липкой струйкой протянулась по шее, я завыл, мотая головой из стороны в сторону и... я поднял руку и потрогал шею — цепи, не было! В следующее мгновение я осознал, что и руки мои свободны и — я сделал шаг — и ноги!

     Не раздумывая о том, откуда пришла помощь, я подошёл к двери и тронул её — Закрыта!

     Я вздохнул, успокаивая биение сердца, встряхнулся, сморгнул и ударил ногой в дверь. Сорвало засов снаружи, но дверь с петель не слетела, а лишь медленно и, со скрипом, отворилась.

     «Свободен!» — внутри всё ликовало, и я вышел в коридор. Стражи не было. Тем лучше, не надо никого вырубать, и пошёл по коридору. Дойдя до выхода, высмотрел двор и наткнулся взглядом на баньку. Я вспомнил, что там может быть моя одёжка и, через миг, уже открывал дверь в предбанник.

     Людмила, увидев меня, зажала рот рукой и показала глазами на дверь в баню. Из-за двери доносились мужские голоса и женский смех.

     — Кто там?

     — Карла с Русланом и Шемаханская. Оох принц — она дотронулась до меня рукой, будто, не веря своим глазам — как же ты смог?

     — Не до того, Людмила, где моя одежда — впрочем, я мог и не спрашивать — чистые трико и футболка, аккуратно сложенные, лежали на лавочке. Рядом, на полу стояли кроссовки, тоже чистые.

     Она встала спиной к дверям и я, скинув с себя исподку и портки — переоделся. А когда нагнулся, зашнуровывая кроссовки — Людмила охнула и дотронулась до моего затылка.

     Я выпрямился, и она пала ко мне на грудь, сотрясаясь в рыданиях. Я гладил её плечи, а член, возбуждаясь, тыркался ...  

     по бедру Людмилы и она, скользя руками, опустилась на колени и, оттянув трико, поймала горячими губами и засосала. Я стиснул зубы, сдерживая мычание и, дёргаясь, излился спермой в рот.

     Она обтирала губы, вставая с колен и, в это мгновение, распахнулась дверь баньки, но меня там уже не было.

     Я вошёл в сарай и пошёл по проходу, высматривая в стойлах Серко. Мы узнали друг друга и даже обрадовались встрече: я улыбался, а Серко мотал головой. Я вывел его из стойла и, обдумывая дальнейший план, машинально отвязал суму от луки и перебросил через плечо.

     — Ты давай думай принц скорее, как выбираться будем?

     Я вздрогнул и посмотрел на Серко — Говорящий!! Хренов конь, что ж ты раньше то молчал?!

     — А ты меня спрашивал? — обиделся Серко — ты же в сказке, мог бы и сам догадаться. Да что теперь-то, ты думай скорей, а то Карла разнюхает, что мы с тобой побег замыслили, тогда не уйти нам, а он скор и жесток на расправу, тем, которые до тебя тут были, головы поотрубал, вот и весь сказ.

     «Права была Наташка — не первый я здеся»

     — Ты, самый шустрый оказался — продолжил Серко — до побега ни один не дошёл

     — Ворота я завалю, а ты, одним махом, чтоб проскочил

     — А ты как же?

     — За меня не беспокойся, я догоню тебя.

     Серко фыркнул

     — Ты только не испугайся! Да не сбрось меня. Всё! Стой и жди! Как затрещат ворота, так уноси ноги.

     Я подвёл его к проёму, потрепал холку и шагнул.

     В следующее мгновение, замер перед воротами, вдохнул, подпрыгнул и ударил левой по столбу.

     Хоть и сдерживался, но всё же не рассчитал, накипело; столб с треском сломался пополам, отлетел на пару шагов вместе со створкой и ухнул на землю. Я успел увидеть, как сиганул Серко и сам припустил за ним.

     «Только бы не промахнуться» — я догнал его и прыгнул..

     На этот раз всё получилось: я опустился на его хребет и, обхватил руками шею.

     Серко вздрогнул, но тут же успокоился, узнав меня, по запаху, видимо — А скор ты принц! Прямо чудо! Теперь, держись!

     Погоню мы услышали где-то через полчаса. Я оглянулся

     — Много? — спросил Серко

     — С полсотни будет

     — Догонят они нас принц, у Карлы самые быстрые скакуны.

     Я снова оглянулся: дистанция между нами сокращалась, уже я видел, как они, привстав в стременах, натягивали луки.

     «Пятнадцать и даже двадцать всадников для меня не были опасны, но пятьдесят... слишком много. Я смогу их всех положить, но тогда не останется сил и придётся отдыхать...»

     Несколько всадников выпустили стрелы и, сморгнув, я увидел, что стреляли не в меня... Серко взвился, заиготав от боли и, рванув к воде, стал на полном скаку!

     — Прости принц! — кувырком, через его голову, я улетел в реку — ещё ни одну кобылку не поимел, а они, ссуки блядские, в яйца метят. Будь здрав! — и он умчался.

     Я встал, вода по пояс, всадники приближались. Делать нечего и я, сделав несколько шагов, оттолкнулся от дна и поплыл на другой берег. Река была неширокая, я уже говорил, саженей* на пятьдесят. Когда доплыл до середины, оглянулся — всадники уже спешились, стоя на берегу в том месте, где несколько минут назад Серко, так бесцеремонно расстался со мною.

     Удивившись, что они просто смотрят, как я плыву и, опасаясь стрельбы из луков, я некоторое время плыл на спине, но видя, что они всё также молча наблюдают за мною, я перевернулся и нырнув, плыл, сколько хватило дыхания под водой. Вынырнул на мгновение, чтобы хватануть воздуха и снова нырнул и, после третьего погружения под воду, руки наткнулись на дно.

     Я встал и, выйдя на берег, оглянулся: на другом берегу, подступая к самой воде, сплошной стеной стоял лес.

     Я стоял, ничего не понимая. Ещё раз зашёл в воду, течение едва заметное и оно не могло снести меня так далеко, что я не заметил бы этого, да и оборачивался же я на середине реки.

     Я вышел на берег и стоял в раздумье и ожидании, вдруг появятся преследовавшие меня и всё прояснится. Но минута проходила за минутой, вот и трико на мне уже подсохло, а ничего не менялось и я, махнув рукой, снова зашёл в воду и поплыл назад, решив, что лучше возвращаться в Тридевятое тем берегом, которым ехал в Тридесятое.

     И только на берегу я сообразил, что сумка моя, а значит и скатёрка, со мною; видать, чисто интуитивно не приторочил я её к седлу, а перебросил через плечо. Сразу стало веселее и я решил устроить себе царс... нет! Принцский обед!

     ...

     Марья и Наташка сидели на кровати в ожидании.

     — Разве не сразу? — спросила Наташка

     — Нет, какое-то время спустя — Марья, вдруг, побледнела.

     — Что случилось?! — Наташку затрясло

     — Васса! — Марья схватилась за Наташку — Васса, он в Мару вошёл

     — Сделай что-нибудь миленькая — Наташка трясла застывшую Марью

     — Он поплыл — Марья, всё также, с застывшим взглядом, сидела и лишь комментировала действия принца

     Наташка, понимая, что Марья уже ничем больше не сможет помочь, тихо заплакала.

     — Он переплыл Мару... я больше не вижу его — оцепенение сошло, и Марья встала.

     Из коридора, откуда-то справа и снизу послышался треск выламываемой двери

     Марья побледнела, как полотно — Кощей..

     — Прячься! — крикнула Наташка

     — Куда? Да и бесполезно..

     — В шкаф, прячься!

     Марья шагнула к шкафу и открыла дверцу

     А по коридору уже бухали тяжёлые шаги, приближаясь к дверям спальни.

     Наташка сложила руки на животе

     Кощей встал на пороге — это был уже другой Кощей: не беспомощный и высохший старик, а мощный, налитый силой, стальной рыцарь, с болтающимся, между ног, хуиной, в пол аршина* длиной. Доспехов на нём не было.

     — Василиса! — грозно вперил он в неё сверкающий взгляд, что ты делаешь в моей спальне, где Марья Моревна? — и он шагнул к ней.

     Наташка затрепетала

     — Здесь я!

     Марья вышла из шкафа

     Кощей взглянул на неё и в это мгновение на пороге спальни появились два стража из дружины Черномора

     — Схватите его! — выкрикнула Наташка

     Они набросились на Кощея, но были сбиты с ног, одним ударом его железного кулака и покатились по полу, как щенки. Вскочив, они снова набросились на Кощея, и он опять сбил обоих одним ударом и цапнул правой рукой за бок, но меча не было; меч и не понадобился, витязи были в отключке.

     — Марья Моревна — Кощей протянул к ней руки и его член стал возбуждаться

     Марья стояла, обречённо опустив руки и потупив взгляд.

     Кощей шагнул к ней, ткнувшись торчащим хуиной в её живот, чуть повернулся, отведя его в сторону, сгрёб Марью и, водрузив жопой на хуй, повернулся к Вассе — Где мой меч и мой конь, Василиса?

     — Не трогай её — попросила Марья — она беременна, твой меч вот он — Марья вытянула левую руку. Через несколько секунд в её руке засиял сталью Кощеев меч. Кощей взял его, рубанул, рассекая воздух и удовлетворённо хмыкнул.

     — А конь?

     — Твоего коня растерзали оборотни из Тридесятого. Кощеюшка — взмолилась Марья — дозволь мне ещё поговорить с Вассой.

     Кощей пригорюнился, расстроенный потерей своего старого товарища и лишь качнул головой в знак согласия.

     — Васса, ты можешь остановить его, если пойдёшь за ним...

     — Как?! Я ведь даже не знаю в каком месте он пересёк Мару?

     — Вот, возьми — и Марья, задрав исподку, выдернула пучок волос из лобка и протянула Вассе. Пучок волос, прямо на глазах, сплёлся в нить и свернулся в рыжий клубок.

     Васса взяла клубок.

     — Дальше, всё как в сказке — продолжила Марья — бросишь клубок на землю он и покатится, и будет указывать тебе путь и приведёт тебя к принцу. Прощай Васса, не поминай лихом.

     Кощей встрепенулся и, увидев открытые окна решил выскочить через окно, но в лучах слепящего солнца не разглядел решёток, и когда сиганул, ёбнулся об решётку и отлетел назад, шмякнувшись железной жопой об пол. По дворцу пошёл гул. Васса не сдержалась и прыснула.

     Кощей сверкнул на неё глазами. Самое удивительное, что, ёбнувшись об пол, Кощей не выронил из руки меч и Марью на хую удержал!

     Он поднялся с пола, подошёл к окну и рубанул мечом по решётке: железная кованая решётка осыпалась со звоном, как хрусталь. Кощей прыгнул, зацепив башкой верхнюю перекладину рамы и выскочил на улицу, с треском сломав её!

     К дворцу, на шум, уже бежали Василиса с Настасьей, сестрица Алёнушка и Черномор.

     Но они опоздали, увидев лишь сверкающие стальные ягодицы Кощея, уносившего Марью Моревну в своё царство.

     Наталья переодевалась в походное, когда очнулись витязи и, поднявшись с пола, вышли из спальни царевны, оправляя свои кольчуги и чувствуя себя побитыми щенками.

     А по коридору уже бежали Василиса с Настасьей и сестрица Алёнушка.

     Наталья подпоясалась и присела на кровать перед дальней дорогой. В дверях появились женщины.

     — Куда это ты собралась? — подбежала к ней сестрица Алёнушка, Василиса и Настя остановились, перешагнув порог, а в коридоре маячил Черномор.

     Наталья погладила Алёнушку и встала — Василиса, царство своё вверяю в твои руки, остаёшься за меня.

     Зловещая тишина повисла в воздухе и только поскрипывали половицы в коридоре под тяжёлыми шагами Черномора.

     — Ты куда? — первой пришла в себя Василиса.

     — Принц в беде! — Алёнушка охнула и повалилась на пол, Наталья едва успела подхватить её. Настасья и Василиса выдержали, но и кровиночки в лицах не было, так оне побледнели.

     — Он перешёл Мару — Наталья присела над Алёнушкой и обмахивала её полой исподки.

     — Дозволь и мне с тобой, Васса — встрепенулась Настя — и мне! чуть ли не выкрикнула Василиса.

     — Нет — тихо, но твёрдо ответила Наталья — из-за меня он здесь оказался, мне его и выручать.

     Алёнушка пришла в себя и села на полу — Как же мы без тебя Васса — плакала она — если и ты покинешь нас, что с нами будет?

     — Всё будет хорошо, принц для того и появился здесь, чтобы всё в наших царствах наладилось и переход им Мары не случаен, так видимо и должно было случиться.

     Васса обвела женщин взглядом, полным решимости — Прощайте мои милые, не поминайте лихом.

     Она вышла в коридор и отдала последний приказ Черномору — приведи моего жеребца.

     Васса сидела на гарцующем жеребце, натягивая поводья — Ну, что приуныли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Даст Род, вернёмся ещё и тогда устроим пир горой.

     Она сжала ногами круп жеребца и отпустила поводья, и он полетел, как птица, без понукания.

     09.02.16

     *Аршин, старинная русская мера длины, равная 71, 2 см

     *Простая сажень равна 1, 51м.