— До завтра, Ромэо, — дверь закрылась. Я развернулся и буквально бросился к постели.

     Оля уж пришла в себя и просто лежала навзничь, невидяще глядя в потолок. Когда я опустился на колени рядом с изголовьем, она впервые пошевелилась, поворачиваясь ко мне. На забрызганном спермой личике, застыло потерянное выражение, словно у заблудившейся в лесу маленькой девочки.

     «Мы оба заблудились...» — меня захлестнула волна нежности, столь сильная, что почти причиняла боль, — «... потерялись в лесу и встретили злых волков».

     Что я должен был чувствовать? Стыд, презрение, страх? Может быть, ненависть: ведь только что моя девочка дважды кончила, отдаваясь едва знакомым мужчинам? Но ничего такого не было в моей душе, это я знал точно. Но что тогда? В смотрящих на меня прекрасных голубых глазах я видел свое отражение — отражение своих мыслей, своей растерянности. Наш старый мир, чистый и хрупкий, словно драгоценный кристалл, исчез, рассыпался грудой осколков.

     Не знаю, сколько я стоял на коленях, глядя в глаза любимой, но когда Оленька попыталась что-то сказать, я наклонился, и накрыл ее губы своими. Девушка вздрогнула, и заключая ее в объятья, я чувствовал, как испуганно напряглось ее прекрасное, такое гибкое, совершенное тело. Секунду, бесконечно долгую секунду мне казалось, что сейчас она оттолкнет меня, но вот ее губы еще шире раскрылись, пропуская мой настойчивый язык, а руки легли мне на плечи. Ее робкие прикосновения обжигали, словно самое жаркое пламя, а губки никогда, даже во время нашего первого поцелуя не были такими мягкими, такими желанными.

     Я целовал мою Оленьку, с каждым мгновением наслаждения все яснее понимая: не важно, что на ее заплаканном личике еще остались следы чужой спермы, что между пухлыми, сладкими, словно мед, губками сегодня входили члены четырех мужчин, что на прижавшихся к моей груди упругих грудках еще видны следы грубых мужских ладоней. Все это вдруг стало бесконечно далеким и незначительным. Важно было лишь то, что моей девочке было хорошо, быть может, даже лучше, чем мог бы сделать я сам. То, что моя любовь нисколько не угасла, но стала сильнее и ярче: подобно огню, вырвавшемуся из плена костра на степные просторы, она лишь росла, превращаясь в настоящий пожар.

     «Пусть наш старый мир исчез, и осколки уже не собрать... Да и стоит ли пытаться? Мы построим новый... Такой, какой сами захотим. И в нем не будет места запретам...»

     С трудом прервав поцелуй, я подхватил Олю на руки и отнес в ванную, где принялся неторопливо смывать с ее нежной кожи следы сегодняшнего вечера. И с каждым прикосновением, с каждым нежным поглаживанием, наносящим пену на самые интимные места, моя Олечка оживала, наполняясь прежним светлым сиянием. Мой член буквально разрывался от безумного напряжения, но я понимал — случившееся далось моей милой не легко, ведь раньше с ней никогда не обращались так грубо, а в ее нежную «киску» не вторгались столь бесцеремонно. Поэтому, собрав волю в кулак, терпел, не позволяя себе вольностей даже когда опустившись на колени перед расслабившейся девушкой, осторожно смывал потеки чужого семени с внутренней поверхности бедер и попки моей любимой.

     Все это время Оля молчала, лишь иногда мягко улыбаясь каким-то своим мыслям, и лишь когда я начал тщательно обтирать ее полотенцем, вдруг прильнула ко мне и прошептала на ухо:

     — Миша... скажи, а это правда?

     — Ч... что? — мой член оказался прижат к обнаженному Олиному животику, и от еще больше усилившегося возбуждения, ставшего почти болезненным, я едва мог говорить.

     — Ну, то, что говорили эти... эти люди. Что ты хотел бы дать мне в ротик? Но боишься... — она слегка отстранилась, и внимательно посмотрела мне в глаза, — ... Чего ты боишься, Мишенька?

     Я задумался на секунду, после чего ответил:

     — Да, с первого дня, как увидел тебя. Сотни раз я... я дрочил, воображая как ты ласкаешь мой хуй своими губками. Но и, вправду боялся. Боялся обидеть тебя, боялся показаться тебе извращенцем, боялся, что ты сочтешь это унизительным и грязным... Боялся потерять тебя.

     Маленькая ладошка легла на мои губы, обрывая поток признаний.

     — Миша... Мишенька... Какой же ты у меня глупенький романтик, — ладошка соскользнула с губ и медленно пройдясь по груди, начала опускаться все ниже, пока нежные пальчики не обхватили мой член. Я застонал, чувствуя, что могу разрядиться в любую секунду, от малейшего движения.

     — Благородный романтик для «домашней» девочки: принцессы, мечтающей о принце, — Олино личико неожиданно оказалось совсем близко, и мы снова слились в поцелуе. При этом девушка продолжала слегка подрачивать мой хуй и поглаживать яички.

     — Я расскажу тебе, о чем мечтают принцессы... позже. А сейчас... — Оленька изящно опустилась на колени, и, к своему неописуемому восторгу, я почувствовал, как ее язычок скользит по моему вздыбленному члену, — А сейчас я покажу, что нам нечего бояться.

     Словно во сне, я смотрел на ритмично поднимающуюся и опускающуюся светловолосую головку, чувствовал, как моя любимая раз за разом принимает свой ротик мой хуй, стремясь пропустить его поглубже. Иногда она вынимала член изо рта, и начинала нежно играть с ним своим язычком или посасывать яички. Одно созерцание в этот момент ее личика и широко распахнутых голубых глаз, наполненных причудливой смесью смущения и возбуждения, стыда и удовольствия заставляло меня буквально кричать от наслаждения.

     — Оля... Оленька! Я сейчас кончу! — вопреки ожиданиям, моя любимая и не подумала отстраниться, лишь старательнее стала ласкать мой член своими губками. В момент оргазма я не выдержав, схватил девушку за волосы и еще сильнее прижал к себе, буквально насаживая ротиком на член. Я изливался долго — кажется, никогда еще не выплескивая столько спермы за раз. Наконец, я без сил отпустил мою девочку и рухнул на колени рядом с ней.

     — Оль... ты волшебная. Спасибо тебе. Я... я в конце был груб с тобой,... не сделал больно? — на меня уставились глаза, полные неподдельного счастья, из уголка рта стекало несколько капель моего семени. Заметив, куда я смотрю, моя девочка облизнулась, как котенок.

     — Все было очень хорошо... Миша, поцелуй меня.

     И я буквально впился жадным поцелуем в губы моей любимой. Когда я наконец донес девушку до расстеленной постели, Оленька, измученная и обессиленная событиями этого бесконечного дня, засыпала у меня на руках, и хотя мой член был снова каменно тверд, я лишь нежно уложил ее на свежие простыни и сам устроился рядом. Девушка прижалась ко мне — и почти сразу провалилась в сон. Я же еще долго лежал с открытыми глазами, неподвижно, боясь спугнуть покой моей возлюбленной и просто любуясь ее совершенным лицом.

     ***

     Утром мы проснулись практически одновременно, причем оба выглядели на редкость отдохнувшими и посвежевшими. События вчерашнего вечера представлялись каким-то фантастическим сном, одновременно и пугающим, и манящим.

     — Словно привиделось все, — Оля думала о том же, — Такой яркий, странный сон...

     — Кошмар?

     Оля робко улыбнулась.

     — Честно? Я... я не знаю. Наверное, должен быть кошмар, но почему-то мне так не кажется. Это плохо?

     Я обнял девушку и зарылся лицом в ее длинные волосы. Мы еще не успели одеться, и мой член мгновенно начал вставать. Чувствуя мое возбуждение, Оля прижалась ко мне еще сильнее:

     — Нет, это не плохо. Кто-то может не согласиться, но Оля, милая, это — будет так как мы захотим. Ведь тебе было хорошо, я видел. А мне... — я запнулся, но все же набрался решимости и продолжил, — ... мне понравилось смотреть на то, как ты получаешь удовольствие. Ты такая красивая в эти моменты.

     Дыхание моей девочки участилось, я чувствовал, как ее ладошка скользит по моей коже к полностью готовому члену.

     — Значит, тебе тоже понравилось,... — ладошка достигла своей цели и начала неторопливо поглаживать меня, — И ты не ревнуешь, что меня... что я... ну...

     Я мысленно улыбнулся. Моя девочка все же из хорошей семьи ...

 

     — ей всегда тяжело давалось произнесение матерных слов.

     — Скажи это, милая, пожалуйста...

     — Что меня трахали... ебли четыре незнакомых мужика, что я сосала их... их хуи, — горячий шепот буквально обжигал, — ... что они трахнули меня в попу... трахнули первыми. И ты смотрел на все это... а потом — целовал.

     Оля ласкала мой хуй все быстрее, ее язычок то и дело облизывал пересохшие от возбуждения губки, глаза блестели от возбуждения. Я чувствовал, что семимильными шагами приближаюсь к развязке, а потому положил свою руку на ее, буквально заставляя взять темп помедленнее.

     — Да, милая, это было прекрасно. Когда ты... кончила — я тоже буквально взорвался вместе с тобой. И я был горд оттого, что они так хотят тебя, что моя девочка столь прекрасна и желанна.

     Кажется, она на миг перестала дышать, а потом я почувствовал, как ее зубки нежно кусают меня за мочку уха.

     — Помнишь, я вчера обещала сказать тебе, о чем мечтают принцессы, — ее шепот едва слышен, — Я всегда хотела чтобы ты поставил меня на колени и заставил ласкать себя руками... дрочить тебе. А потом — кончил мне прямо на лицо. И чтобы ты был... груб со мной... ну, немножко. Но я никогда-никогда не созналась бы тебе в этом. Скорее, умерла со стыда.

     Меня словно кипятком облили. От картины, нарисованной воображением, захватило дух. Я схватил Оленьку за плечи и буквально оттолкнул от себя.

     — Так чего же ты ждешь, сучка? Вот мой хуй, вот — пол, чтобы встать на коленки. Не вынуждай меня заставлять тебя.

     Мгновенно преобразившись, Оля буквально рухнула на коленки и испугано посмотрела на меня снизу вверх.

     — Приступай же.

     Робко, словно первый раз, ее пальчики пробежались по моему члену. Начали поглаживать... Я видел, что второй рукой Оленьки ласкает себя между ножек. Позволив немного подрочить себе, я сжал грудки девушки начал буквально трахать ее между ними.

     — У тебя отличные сиськи, ты знаешь об этом? Ими обязательно надо попользоваться как следует.

     Оля начала постанывать. Я оставил грудь в покое и начал тереться возбужденным членом о ее покрасневшее личико. Основные усилия приходилось прикладывать на то, чтобы не разрядиться раньше, чем кончит моя девочка.

     — Ты бы ведь хотела получить этот хуй в ротик, сучка?

     — Дааа... ааа... — от приближающегося оргазма Оля буквально всхлипывала.

     — Так вот сейчас ты этого еще не заслужила. Тебе придется начала заработать это право. Дрочи мне — я хочу обкончать твое блядское личико!

     Олины пальчики вновь сомкнулись на готовом взорваться члене. Всего пара движений — и первые струйки спермы потекли по лбу и щекам моей любимой, попадали в распахнутый ротик и капельками перламутра застывая в волосах. Наши стоны смешивались в одну любовную песнь. Когда я наконец закончил орошать Олю своим семенем, она последний раз всхлипнув, затихла, прислонившись спиной к кровати. Я опустился рядом.

     — Оля, ты...

     — Да,... о да. Спасибо тебе, — последние слова она произнесла почти шепотом, снова прильнув губами к моему уху. Жаркий шепот перерос в не менее жаркий поцелуй...

     Через час мы, улыбающиеся и счастливые, покинул наш домик и отправились на завтрак. Проходя по тропинке, я невольно скользнул взглядом по беседке, где вчера обосновалась компания мужиков, но сейчас там было пусто.

     День шел великолепно: отменный завтрак, вежливые официанты, прекрасная погода. Море, щедро дарящее мягкую прохладу еще не привыкшим к яркому южному солнцу телам. Когда человек счастлив — время летит быстро. Ближе к вечеру мы отправились прогуливаться по улочкам города.

     Идя среди таких же, как и мы, отдыхающих, я невольно обращал внимание на мужчин, разглядывающих мою возлюбленную. Таких было не мало: короткие шорты и купленная тут же футболка с гербом города (оказавшаяся немного маловатой) заставляли многие взгляды невольно возвращаться к длинноногой девушке с аппетитной фигуркой и смеющимися голубыми глазами. Невольно я начал гадать, а какими бы они были... с ней?

     Вот этот почтенный отец семейства, не смотря на недовольно поджатые губы своей супруги то и дело возвращающийся взглядом к попке моей любимой, был бы он с ней ласков? Или, наоборот, груб до жестокости, вымещая на ней все те свои фантазии, что никогда бы не поведал своей почтенной супруге. Или вот этот полный, иностранного вида турист, может быть, отдыхающий бюргер откуда-нибудь из Мюнхена... В его жадном взгляде мне мерещились цепи и хлыст. А вот эти два парня едва ли старше нас с Олей, которые уже минут пять как привязанные тащатся за нами? Они скорее всего, просто схватили бы мою девочку, будь у них такой шанс, и трахали, трахали, пока она не забьется в оргазме...

     Мы неторопливо шли по дорожке вдоль густой живой изгороди, окружающей маленький парк, или, скорее, просто группу деревьев вокруг какого-то старинного здания. Я чувствовал нарастающее возбуждение: мой член буквально обращался в камень, а понимание, что девушка, способная даровать мне желаемое, идет совсем рядом, буквально сводило с ума. Почувствовав мое состояние, Оленька улыбнулась, и словно невзначай задела мой пах.

     — Так хочется? — в голубых глазах плясали лукавые искорки, — Мишенька, потерпи, скоро вернемся в наш домик, и...

     — Нет, — я заметил небольшую прореху в изгороди и буквально втащил туда Олю. Миг — и для идущих за нами мы словно исчезли, пройдя сквозь стену. За изгородью оказалась небольшая полянка, укрытая от окон здания кронами деревьев, а от прогуливающихся по тропинке отдыхающих — лишь рядком сплетающихся кустов.

     — Я не могу ждать. И не буду.

     После прогулки мы опять собирались на пляж, поэтому со мной было утащенное из домика запасное покрывало. И сейчас я одним движением расстелил его на траве.

     — Миш, ты чего? — удивленная и даже немного испуганная Оленька смотрела на мои приготовления широко распахнутыми глазами, — Мы почти в центре города! Люди же вокруг! Мы...

     Я, к тому времени избавившийся от одежды, просто схватил девушку в охапку и повалил ее на землю. От неожиданности Оленька вскрикнула, но, оказавшись прижата к земле, затихла, глядя на меня взглядом пойманного олененка.

     — Тебе лучше снять одежду, милая. Или мне потом придется нести тебя к нам, завернув в покрывало. Что выбираешь?

     — Я... сниму одежду, — голос моей любимой дрожал, и в этой дрожи равным образом смешивались возбуждение и страх быть пойманной за чем-то постыдным, — Но, может...

     — Одежду, — я плотоядно улыбнулся, — Всю.

     И все таки возбуждения больше чем страха: если футболка снимается почти минуту, с дрожащими руками и испуганными взглядами по сторонам, то последняя деталь одежды — трусики, буквально срываются. Я подхватываю их в воздухе, прежде чем они упадут на груду остальной одежды. Они мокренькие. Я внимательно гляжу на Оленьку, удивленно поднимая бровь, и моя девочка начинает неудержимо краснеть. Шепчу ей:

     — Значит, тебе нравиться быть голенькой прямо в центре города. А сюда ведь могут придти люди... Как по твоему, что они о тебе подумают... — я начинаю поглаживать Оле между ножек, иногда проникая внутрь то одним, то двумя пальцами, — А может, спросим их? Вон же они — за кустами, только руку потяни...

     Моя Оленька уже кусает себе губки, чтобы не застонать, и все сильнее подается на встречу моим пальцам. В ее взгляде мольба.

     — Трахни меня, пожалуйста, я не могу больше, — прерывающиеся от возбуждения слова служат спусковым крючком, и я, вхожу в нее, резко, сильно, вырывая жалобный вскрик, и сразу буквально вколачивать мой окаменевший от напряжения хуй в жаркие глубины Олиной «киски». Никогда раньше я не был так груб с моей девочкой, но сейчас я ничего не могу с собой поделать: чувствую, как нежное тело любимой вздрагивает от каждого удара, как ее искусанные в кровь губы кривятся не только от удовольствия, но и от боли, но лишь сильнее прижимаю ее к себе, стремясь проникнуть все глубже.

     Всего в метре от нас, переговариваясь, проходят люди, доносится музыка из летнего кафе, а здесь, за хрупкой зеленой завесой, острые ноготки девушки в экстазе оставляют на блестящей от пота спине мужчины алые полосы, яростные, больше похожие на схватку, чем на ласку, поцелуи заглушают рвущиеся наружу крики, а шелест листвы — маскирует, сглаживает шлепки разгоряченных тел друг о друга.

     Оленька первой достигает вершины, и ее уже не сдерживаемые стоны заставляют испуганно замереть, а потом — ускорить шаги нескольких случайных прохожих. Моя милая бьется в оргазме. Любуюсь на ее личико, но в этот момент меня настораживает странный звук, похожий на шепот. Скашиваю глаза, и — замечаю в отдалении два мужских силуэта, укрытые в тени деревьев. Впрочем, узнать их мне удается сразу же — это те два парня, что шли за нами половину прогулки. Те, перед которыми мы исчезли с дорожки. Мысли проносятся в моей голове словно молнии: «Выходит, они заметили это и смогли последовать за нами... И что они смогли увидеть? Все! То есть они смотрели на нас самого начала?...»

     Это открытие вливает в меня новые силы. От одной мысли, что сейчас две пары жадных глаз следят за тем, как я буквально насилую мою любимую, как она буквально теряет рассудок от мучительного наслаждения, но не решается закричать... не подозревая, что свидетели — уже здесь... Я ускоряюсь еще сильнее, и вскоре Олю накрывает второй оргазм, за ним почти сразу — третий. Она впивается своими острыми зубками мне в плечо, гася стоны, и боль заставляет меня тоже кончить, разряжаясь в «киску» моей девочки щедрыми потоками спермы.

     Несколько минут лежим неподвижно, не в силах отойти от пережитого. Наконец, неторопливо одеваемся и тенями выскальзываем обратно на прогулочную дорожку. Здесь все также полно людей, удивленно пялящихся на не весь откуда выскочившую раскрасневшуюся парочку. Интересно, сколько из них связало наше появление со странными звуками, доносившимися из-за живой изгороди? Сколькие поняли, чем мы там занимались? Идем в сторону летнего кафе. Уже устраиваясь за столиком и заказывая мороженое, я замечаю давешних «наблюдателей» — необычайно молчаливых, и каких-то оглушенных. В изредка бросаемых в нашу сторону взглядах — смесь похоти и восхищения.

     — Странно, эти-то тут откуда? — Оля тоже замечает настойчивых поклонников, — Я думала, они уже давно ушли. Ну, пока мы с тобой... это...

     — Они наблюдали за нами, — говоря это, держу руку Олечки в своей, поэтому чувствую, как она вздрагивает, но не испуганно, а скорее, возбужденно, — Заметили как мы ушли с тропы — и видели все с первого, до последнего момента.

     — Ты уверен? — моя любимая бросает долгий взгляд на устроившихся через пару столиков от нас парней. Мда, как бы в обморок ребята не упали от перевозбуждения, вон как их повело — то...

     — На все сто. И, кстати, прости, если был слишком резок с тобой. Я не сделал тебе больно?

     — А я тебе? — Оля улыбается, и слизывает с губ каплю вишневого сиропа, мигом делаясь похожей на самого прекрасного вампира на свете. Укус, укрытый под рубашкой, побаливает, и боль эта странным образом отдается в паху, рождая желание снова укрыться где-нибудь подальше от чужих глаз.

     — Все было... опасно, — моя девочка наклоняется и легко целует меняв губы, — Помнишь, я говорила о мечтах? Иногда принцессы мечтают не только о принцах... но и о разбойниках.

     — Благородных? — стараюсь дышать ровнее, иначе встать из-за столика без конфуза будет непросто.

     — Нет, — в улыбке Оли обещание, — Вовсе нет...

     Солнце, опустилось за горизонт удивительно быстро, словно кто-то невидимый, но могущественный спрятал его от людей. Вокруг начали зажигаться многочисленные фонарики.

     Мы возвращались в пансионат, довольные прожитым днем. Я держал за руку самую прекрасную девушку на свете, уверенный, ничто в мире не способно нас разлучить. Ведь даже ночной тьме есть место огню и тем, кто его поддерживает.

     Продолжение следует.