Я тихо открыла дверь. Папа, наверное, уже лег спать. Он никогда не ждал свою дочь с улицы, не кричал на нее, как еще несколько лет назад делала это моя мама. Теперь ее нет. Нет, она не бросила нас, не убежала с другим мужчиной. Она просто ушла в мир иной. И вот этого я ей никогда не прощу. Я скучаю по ней. Очень. И только благодаря папе я нашла в себе силы жить без нее.

     Мой папа — очень красивый человек. Эх, если б только он не был мне отцом, я бы давно попыталась его соблазнить. Правда, как это делается, я не знала. Ведь в свои 22 года все еще была девственницей. Почему? Не знаю. У меня были мальчики. Но дальше невинных поцелуев и минетов дело не заходило.

     Кстати, сосальщицей я была классной. Мальчик, которому я в свои восемнадцать лет отсосала первому, привел через несколько дней своих друзей. Они просто окружили меня и сняли с себя штаны. Оооо, я никогда в жизни не видела столько прекрасных, длинных пенисов. И это все было мое!!! Я отсасывала им всю ночь напролет. Но в мою целочку никто не лез. Это было табу. Наутро все разошлись довольными и счастливыми. Именно с этой ночи я занималась этим каждый день. В моих губках побывали пенисы не только моих друзей, но и всех мужчин — учителей нашей школы, и даже некоторых жителей города. Жирные и худые, длинные и маленькие, они все мне нравились безумно.

     Был в моей жизни и один бомж. Правда, не по моей воле. В тот день я случайно выбросила папин паспорт. Хотя, конечно, не совсем случайно. Мне просто надоело считать дочерью этого прекрасного мужчины, которому я хотела не только отсосать, но и отдать всю себя целиком. Уже отнеся мусор, я села и подумала, что папа разозлится сильно. Тогда о каком удовольствии могло пойти речь?

     Спохватившись, я побежала обратно и увидела папин паспорт в руках грязного, потного, вонючего бомжа. Он хотел прикарманить, но я закричала, чтобы он отдал его мне. Вот тогда-то он и потребовал, чтобы я ему отсосала. И быстро снял с себя штаны. Казалось, что в этом городе все знали о моей репутации «активно сосущей девочки». Кроме моего папочки разумеется. Вот этот бомжара тоже решил не оставаться в стороне. Я не хотела отсасывать ему. В первый раз в своей жизни готова была отказаться от моего любимого дела.

     Но бомж, увидев мое нежелание, быстро схватил меня за руку своими потными ладошками, сунул мне паспорт прямо среди моих большущих грудей и, положив руку на затылок, быстро толкнул меня головой к своему гордо поднятому жердю. Всунув его мне глубоко в рот, он начал медленно, а затем все быстрее раскачиваться. Я сначала пыталась его оттолкнуть, но после внушительного шлепка по попе и угрозы, что если не прекращу вопить, то он залезет в мою целочку, замолчала и начала молча сосать. Нужно сказать, что мы с бомжом вскоре настолько увлеклись процессом, что забыли спрятаться и делали это прямо на виду. Когда он кончил, а сделал он это мне прямо в рот, до меня, наконец, начались доноситься пересуды о том, что совсем стыд потеряли, ужас, что вытворяют.

     Повернувшись, я увидела большую толпу людей, которые должны были бы уйти, если б им было так противно смотреть. Невдалеке стояли трое полицейских. По их похотливым глазкам и чуть приподнятым в нужном месте джинсам я поняла, что меня ждет очень нелегкая и в то же время насыщенная удовольствиями ночь в КПЗ. Отсасывать им для меня было гораздо приятнее, чем какому-то бомжу.

     Это было как раз сегодня утром. Но домой я вернулась только под вечер. Сначала зашла к своей подружке помыться. Мы с ней как обычно немного поигрались. Когда сладенькая ее дырочка была как нужно облизана и опустошена, вернулись ее любимый друг и брат. Мы сосали, меняясь, им, наверное, часа три. Немного помывшись, почистив зубы и еще раз отсосав брату подруги, я отправилась домой.

     Как ни странно, отец еще не спал. В руках он держал газету. Заголовок гласил: «Знаменитая городская сосальщица с бомжом на улице. Жители возмущены и заведены». Папа кричал на меня так, как не орал никогда. Потом отошел к окну, немного помолчал, повернулся и начал расстегивать ширинку. Но в моей душе, наверное, остались еще какие-то понятия морали. Я быстро отвернулась и бегом отправилась в свою комнату. Сколько бы отец не стучал, я не открывала. Но моя целочка впервые за все время была наполнена влагой. Я хотела этого мужчину, о боже, как же я его хотела. Но не могла себе этого позволить.

     Проснувшись утром, я подумала, что мой папочка как обычно ушел на работу. Поэтому спокойно вышла из комнаты. Тут же была схвачена такими родными руками и прижата к стенке. В самых любимых на свете глазах светился огромный огонь желания. Мой женский бутон опять наполнился влагой. Папины руки гладили меня везде, и я завелась как сумасшедшая. До меня еле доносились слова о том, что я приемная его дочь, что нам все можно, что он безумно меня хотел еще в то время, как только я начала расцветать. Потом папина рука залезла ко мне в трусики.

     Папа, наконец, поняв, что я сочусь, как сучка, быстро взял меня на руки и понес на постель. Раздел и разделся сам. О, как он был красив, и какой длинный у него был жердь. Я уже потянулась его отсасывать. Но папа видимо понял, куда я клоню, и перехватил инициативу. Лег на меня, завел свои ноги и начал усиленно тереться своим пенисом о мою целочку. Это было волшебно, непередаваемо. Когда я уже кричала как безумная: «Возьми меня. О скорее!», он одним рывком ворвался туда, где еще не был ни один мужчина и начал ритмично долбить.

     В тот момент я не знала, почувствовал ли он, что я еще девственница. Да мне было все равно. Я кричала, рыдала, взвывала, царапала ему спину. Настолько мне было хорошо. Потом почувствовала, как мир вокруг меня разлетелся на миллион маленьких разноцветных кусочков. () Отец вздрагивал в моих объятиях, освобождаясь от своего семени. При этом он вовсе даже не думал выйти из меня. Да и защиты на нем не было. Удивительно ли, что я через месяц узнала, что беременна? Выйдя из больницы и вернувшись домой, я хотела сразу рассказать обо всем папе, но он еще у двери схватил меня за руку, быстро раздел и, прислонив к шкафу, который стоял в коридоре, отымел по полной программе. Как всегда, мне с ним было очень хорошо.

     Успокоившись, он внимательно выслушал меня. Он не был очень обрадован, но и на аборт меня не послал. Папа, а вернее Славик, ибо он запретил с этого момента называть его отцом, предложил мне расписаться и переехать в другой город. Что мы и сделали. Через полтора года после первого ребенка, которого мы назвали Мишенькой, на свет появилась наша красавица дочка Анютка. Она была очень красивенькой. Славик однажды пошутил, что лет через семнадцать — восемнадцать она тоже будет хорошей сосальщицей, как ее мама. Добавил, что возможно именно он введет ее в мир нескончаемых удовольствий. А что я? Я ничего. Кто же обучит нашу дочку лучше сосать и доставлять удовольствие мужчинам, кроме как ее родной любимый папочка?