Вы знаете, у моей жены бывают странные фантазии. Ей нравятся японские мультики, особенно хентай, и даже яой...

     Вы — знаете, что такое яой? Я — теперь знаю. Нарисованный мультик, когда ебут не школьниц в коротеньких юбочках, а парней. Млять! Я охренел, когда чистя компьютер дошел до ее папки!

     Мы оба долго мялись, пока не решились признаться друг другу. А я-то еще считал себя извращенцем! Оказывается, ей нравится смотреть, как дрючат в попку молоденьких пацанов.

     Ни я, ни она свои фантазии реализовать не решались. Может так оно все и осталось бы, если бы не ее День Рожденья. Мы развлекли всех родственников, каких могли, и когда наконец остались вдвоем, были уже значительно навеселе. Мы долго ласкали друг друга, но обоих чего-то не вставляло...

     Выйдя из ванной и набросив на себя махровый халат, Аня заявила:

      — Я пиццу хочу! Давай закажем... У них доставка еще работает.

      — Давай закажем что-нибудь еще... — неожиданно даже для себя предложил я.

      — Что? — она явно не поняла, а ящик вина у нас еще оставался.

     Черт! В этот момент я понял, что люблю эту женщину. Именно такой...

      — Сегодня — твой День Рождения... — проговорил я, набирая номер, — Надень на себя все золото, самое эротичное белье... Я доставлю тебе удовольствие!

     Немного ошарашенная, Аня посмотрела как я набираю очередной номер рекламки, и кинулась прихорашиваться.

     Когда я ее увидел, у меня встало — природно светлые короткие волосы у нее были начесаны этакими рожками; она даже глаза успела подвести густо черным. Маленькие аккуратные грудки приподнялись, лишенные тесноты лифчика. Черные гладенькие стринги, без единого кружавчика, сетчатые чулки... Она даже парадные туфли на шпильках надела... Прибавьте к этому покачивающиеся в ушах самые массивные серьги, штук пять цепочек, браслеты, как у цыганки, и все кольца, которые влезли на пальцы... Ведьмочка. Этакий эротический хеллоуин.

     Пока наш заказ ехал, я массировал ей спинку, — а она стонала и требовала свой сюрприз.

     К тому времени, как в дверь позвонили, мы распили еще одну бутылку игристого вина. Открыв дверь, я увидел парня и хрупкого юношу.

      — Млять! — выдал я без предисловий, — ему 18-то есть?!

      — Есть-есть, — успокоил меня охранник.

     Он мазнул взглядом по нашей однокомнатной хате, убедившись, что нигде не прячется неоговоренная толпа, и я отслюнил ему деньги, — не малые между прочим, для нашего Мухосранска.

     Закрыв за ним дверь, ключ я проворачивал очень медленно, до меня постепенно доходило, что я только что купил человека, пусть только на ночь, но зато эту ночь, я могу делать с ним все, что захочу! Мы — захотим: День Рождения все-таки у Аньки...

     Мысль завела меня необыкновенно!

      — А ты кто? — поинтересовался тем временем паренек.

      — Муж, — отрезал я, толкая его в комнату.

     Анька сначала стушевалась, что все ее прелести наружу, да еще при мне, — и потянулась за бокалом с вином.

      — Ну, солнце, вот и твой подарок!

     Парень тоже заметно нервничал. Я сел рядом с женой и скомандовал:

      — Раздевайся!

      — Прямо так? — опешил тот, — Сразу? Хотя бы музыку... я танцевать могу...

      — Ты че? В первый раз что ли? — грубо оборвал я его, и парнишка неуверенно кивнул.

     Анька хищно подобралась, ситуация начала заводить и ее.

      — Тогда делай, что тебе приказано! — выдала она тоном настоящей гестаповки.

     Паренек послушно стал снимать рубашку, брючки, и все остальное, аккуратно сгладывая на кресло.

      — Гля, какой правильный мальчик... — протянул я.

     Парнишка слегка покраснел. К такому он готов явно не был, да и стоять голым перед нами двумя застеснялся, хотя и мы были скорей раздеты, чем одеты. Руки у него дернулись, как-будто он хотел прикрыться. Внезапно Анька поднялась и цапнула его за член:

      — Куда?! Сегодня это мое и я хочу его видеть!

     Я видел как острые коготки впились в нежную кожу, как сильно она сжала кулак — и понял, что пропал...

      — Что ты хочешь, что бы я с ним сделал? — хрипло спросил я.

     Анька села мне на колени. Ее глаза расширились, губы раскраснелись — она тоже была слегка испугана происходящим, но тоже уже не могла остановиться.

      — Свяжи его! Крепко! Больно!

     Я прикинул: никаких специальных приспособлений для этого мы не держим, когда охота поразвлечься — я обхожусь мягким поясом от халата. Вздохнул, и пошел на лоджию за мотком бельевой веревки.

     Парень все еще не понимал. Когда я вернулся и подтолкнул в выкаченное на середину кресло, он попробовал протестовать:

      — Ребята, вы чего... Так не договаривались!

     И тогда я его ударил. В лицо. И кажется слишком сильно — рука у меня тяжелая, я и сам крупный, да еще и боевками всю жизнь занимаюсь, русский стиль там... Короче от моей оплеухи он просто рухнул на пол.

     Анька вскрикнула, как мне показалось больше от возбуждения, чем от страха.

     Я прижал его к полу за шею, а другой рукой взял за яйца — не сильно, но чувствительно. Они у него были маленькие, гладенькие — побрил он их что ли перед свиданием? Наверное, все-таки нет, потому что на лобке у него поросль тоже была аккуратненькая, и на теле волос почти не было.

     До чего приятно оказалось держать в руке самое дорогое! А еще приятнее было видеть, как плещется в устремленных на меня глазах паника. Лежал он подо мной словно ангелочек. Голенький, перепуганный, и явно понял, что сопротивляться не стоит. Не знаю сколько ему было на самом деле, но выглядел он лет на 16, не больше. Фирма оказалась добросовестной — типаж подобрали какой заказывали: худощавый, большеглазый, вихрастенький... Мне пришла в голову одна мысль, но сначала я обозначил все условия:

      — Ты не понял? Ты блядь, шлюха, я за то, что б тебя ебать деньги заплатил! Так что отрабатывай! А то я в твою контору позвоню, там тебе сами объяснят что к чему!

     Обычно я человек скромный, голос повышать не люблю, но тут — словно черт вселился!

     Глаза его стали еще больше.

      — Ебать... Я не пидор! — прошептал он, умоляюще глядя на меня, — Отпустите, я все что угодно сделаю.

      — Конечно, сделаешь! Конечно, не пидор! А кто здесь пидор? Я что ли?

      — По-моему мальчика надо наказать за неуважение, — предложила Анька.

      — Накажем, — согласился я, — Знаешь, накрась-ка его.

     Идею она поняла с лету. Через несколько минут, глазки у паренька были подведены, со стрелочками, реснички накрашены до состояния щетки, — хоть сейчас в какую-нибудь анимашку. Он так и лежал на полу, не дергался, не возмущался. Анька смотрела на него зачарованно, как дите на воздушный шарик. Видно, подарок удался.

      — А теперь я тебя накажу. За неподчинение и неуважение.

     Я его поднял, прислонил к креслу, так что бы попка торчала, а плечами он на спинку опирался, и ненадолго задумался, чем же его выпороть. Потом рассудил, что от армейского ремня, который у меня где-то завалялся, наверняка большие следы останутся, и пошел за ракеткой для пинг-понга, — что-то я про такое читал.

     За это время Анька ему руки связала. Она у меня бывалая туристка, — даже если б не за спиной связала, такие узлы просто не развяжешь.

      — Дернешься — еще десять ударов, — предупредил я, — Пикнешь хоть раз — рот заткну и повторю все сначала.

      — Может лучше кляп? — предложила Аня.

      — Посмотрим.

     Я с удовольствием рассматривал нашу игрушку: хоть и худенький, но сложен паренек был что надо, наверно спортом, ...

 

     каким-то занимается. Ноги у него были длинные, стройные, бедра узкие, а попка — маленькая, но кругленькая. Я как эту попку увидел, понял, что пора претворять свои мечты в жизнь. Сначала-то я его только пугал, но теперь ни о чем другом думать не мог, только об этих гладких половинках и дырочке между ними.

     Он смотрел на меня умоляюще, но молчал.

      — Быстро учишься! Говорить тебе тоже запрещено.

     От первого удара он выгнулся, и видно, что хотел крикнуть, но только втянул воздух.

      — Молодец, — я потрепал его по волосам, — послушный мальчик.

     А потом ударил еще сильнее. Я его не щадил, войдя в раж, бил так, как будто на корте подаю, и от этой подачи моя жизнь зависит. Мальчишка вжимался в кресло, но не кричал, только зажмурился и зубы стиснул. Анька сидела на диване, развернувшись, как гимнастка, и глядя на его залитую слезами мордашку, бесстыдно наяривала свой клитор.

     Я подошел к ней, запустил пальцы киску — там все просто текло и хлюпало. Не припомню ее такой возбужденной, да и у самого все ныло уже — трахнулись мы с ней как пара бешенных кроликов: без всяких ласк, врядли больше пяти минут потратили, а она аж кричать начала. Давненько такого не было, и я решил, что мы на правильном пути. Нужно продолжить игру.

     Парнишка совсем обмяк на кресло и судорожно всхлипывал, ягодицы у него были прямо пунцовые, с каким-то синюшным оттенком — сидеть ему будет трудновато...

     Почему-то мысль о том, что даже после того, как он уйдет отсюда, ему еще долго будет больно, что он наверняка не сможет забыть о том, кто ему эту боль причинил — доставила такое удовольствие, что у меня едва опять оргазм не случился.

      — Ну что, усвоил урок? — я ласкал Аньку, которая изгибалась и урчала как кошка, и потягивал вино.

      — Да... — он стек на пол и сморщился, когда опустился на попку.

      — Это хорошо. А скажи-ка, ты с женщинами спал уже?

      — Да.

     Накололи. Я же девственника просил.

      — А с мужчинами?

     В заплаканных глазах снова вскипела паника.

      — Нет...

      — Ни в очко, ни в рот?

      — Нет... — он отчаянно затряс головой.

      — А придется.

     Кажется, больше всего его испугал именно мой спокойный тон.

      — Пожалуйста, не надо!

      — Мы тебя не на улице поймали. Ты сюда работать пришел. Сам. Вот и работай. Ночь еще не закончилась... — промурлыкала Анька, тоже потянувшись за своим бокалом.

      — Мне повторить? — я поиграл ракеткой.

     То, что мы не шутим, он понял давно.

      — Нет... Я кричать буду! — неуверенно заявил он, и вдруг нашелся, — Я в милицию пойду!

      — Я сам милиция, — так же спокойно ответил я, и он сразу замолк, — Трахнуть я тебя все равно трахну, так что выбирай по плохому или по хорошему.

     У него аж губы затряслись. Голову опустил и тихо так говорит:

      — По хорошему...

     А куда ему деваться: голый, связанный, в запертой квартире, да и со мной ему не справится, даже если б руки были свободны.

      — Тогда на колени встань и скажи: выебите пожалуйста мою попку, хозяин.

     На колени он встал, хоть и неловко, а вот сказать смог не сразу — голос дрожал.

      — Плохо! — капризно надула губы Анька, — Четче говори!

     Парень молчит. Стоит на коленях, смотрит на нас полными слез глазами, и такую простую фразу сказать не может.

      — Я жду! — я выразительно помахал ракеткой.

      — Пожалуйста, выебите мою попку, хозяин! — покорно повторил он уже громче.

      — Лучше. Слушай, а давай ему клизму шампанским сделаем? — пришла мне очередная идея.

     Парень побелел весь.

      — Не надо, пожалуйста!

      — Тебя кто спрашивает! — рявкнула Анька. Даже я подскочил, — Нет. Нечего грязь разводить. Пусть мне туфлю вылижет.

     Моего предложения парнишка перепугался так, что прямо на коленях к ней и пополз, не дожидаясь команды. Лижет он, старается, а перед самым носом у него Анькина киска, в которой она пальчиком наяривает. Она ногу на диван поставила, а второй его болтающееся хозяйство попинывает. Я пока они так развлекались, презервативы достал, за смазкой в ванну сходил.

     Перекинул я его через подлокотник, ткнул носом в кресло, развернув, чтоб Аньке виднее было. Он не сопротивляется, молчит, только всхлипнул, когда я его булочки раздвинул.

      — Заткини-ка ему все-таки рот, — сказал я.

     Аньку просить дважды не надо было, она из салфетки такой кляп свернула, как-будто всю жизнь этим занималась.

     А я ему по попке головкой вожу. Булочки у него гладенькие, крепенькие, дырочка чистенькая, розовая, нежная — сразу видно, что он и правда туда никому не давал. Первый я у него... Меня от этой мысли, как волной накрыло!

     Надел я резинку, смазкой обильно полил — и себя, и ему шоколадный глаз: мы ж не звери. Парнишка лежит, задок у него так зазывно выпячен, дырочка сжалась... Он только дрожит весь и дышит прерывисто.

     Я головку приставил и надавливать начал — вижу в зеркале, что он зажмурился. Я сильнее давлю — все равно не идет.

      — Расслабь попку, — говорю, — так больнее будет.

     Я на него совсем навалился и толчком еще ускорения придал, так что сразу почти по середину загнал, — а на размер я не жалуюсь. И чувствую, как он подо мной выгнулся, забился весь, плечи ходуном ходят, и кричит — только сквозь кляп не слышно. Я ему на спину надавил, прижимая, и подождал немного, что бы привык, а когда он притих — стал глубже задвигать.

     Ох, до чего же сладко было! Мальчишка такой тугой, узенький, горячий внутри. Так мою дубинку все плотненько обхватило, что я еще раза три из него вышел и снова вставил, что бы удовольствие повторить. Он еще дергался все время и внутренние мускулы сжимал, так что я последнее соображение потерял. Драл я его почем зря, как в первый и последний раз. Разгонялся, почти вынимая, и по самые яйца обратно засаживал. Я его за руки придерживал и еще за волосы поднял, что бы в зеркале лицо видеть.

     Как он подо мной стонал! А меня от этих звуков еще больше разбирает, и я только темп увеличиваю. Понятное дело, от такой скачки устал быстро, да и пьян был порядком. Вынул я из его раззадоренной попки свой член, и на диван рядом с Анькой парнишку переложил, ноги ему раздвинул — и давай опять на себя натягивать.

     Он уже лежит совсем тихо, с тоской в сторону смотрит, только слезы по лицу градом.

     Хорошая у жены косметика, больше никогда не буду к цене придираться — сколько паренек не плакал, а подводка с тушью не потекли, только ресницы слиплись. Смотрю — ну в самом деле живая мультяшка. И еще активнее его дырочку долблю, а Анька тоже в игру включилась: вьется вокруг — то за ухо прикусит, то за шею, за соски щиплет, за яйца крутит или за член. Он у него хороший, толстенький, но так и не встал, — так и Анька его не ласкала, а совсем наоборот.

     Стараюсь, я стараюсь — а кончить все не могу. Не мальчик уже, пьяный к тому же, да и второй раз. Зло разобрало. Оставил я его попку в покое, гандон стянул — он и опомниться не успел, как я ему вместо кляпа в рот свой член засунул. Равнодушие с него разом слетело. Паренек вывернулся и выплюнуть хотел, но я этого от него и ждал. Придержал за волосы и ласково сказал.

      — Соси-соси. И язычком еще поработай! Будешь выпендриваться, или зубами заденешь, я тебе в член вот это засуну, — и показал старую Анькину шпильку, которая на подоконнике давно валялась.

     Мальчишка смирился, глаза прикрыл, — и чувствую, как по стволу осторожно язычок заскользил. Минет он конечно делать не умел, просто сосал как леденец и иногда языком вокруг облизывал. А я кайф ловлю не оттого, как он мне член лижет, а оттого, что это я не Аньку уломал ротиком поработать.

     Вдруг глаза у него распахнулись на пол лица, и он опять забился, только я за волосы держу, и отстраниться он все равно не может. Глянул — так и есть: Аньке смотреть уже мало, она ему свой вибратор засовывает. После меня у него дырочка уже стягиваться начала, да и агрегат она выбрала — мама не горюй: здоровенное розовое чудовище, она его сама почти не использует, больше шутит.

     Этот вибратор сантиметров на пять моего натурального «достоинства» длиннее, а толщины такой, что она его пальцами едва обхватывает, плюс полный реализм: головка, уздечка, вены набухшие вылеплены. И вот этот агрегат Анька ему вгоняет в только что распечатанную попку по самую крышечку, куда батарейки вставляются. И еще на полную мощность включила.

     Паренек ни вырваться, ни ноги свести не может: за волосы я его по-прежнему крепко держу и в рот сношаю уже без всяких изысков. На одной ноге у него Анька лежит, а другую каблуками прижимает, и ручкой в золотых кольцах вибратором у него в попке хозяйничает, а личико при этом разрумянившееся, хитрое. И губку так эротично закусывает... Я от всего этого бурно спускать начал. Парень закашлялся, когда ему в рот моя сперма выплескиваться стала, но я не расстроился — вынул и по лицу ему размазал. И давай Аньку целовать, так что про него мы ненадолго забыли.

     А когда посмотрели — так смешно стало: лежит в животе немного прогнувшись, потому что руки все еще связаны, мордашка вся обконченая, ноги раскинуты в стороны, а между ними вывалившийся вибратор жужжит.

      — С боевым крещением.

     Тут я заметил, что и на вибраторе и на ягодицах у него кровь: толи это я его так небрежно, то ли Анька своим чудовищем порвала. Даже жалко стало, но что б игру не портить, в прежнем тоне на пол спихнул.

      — Нечего обивку пачкать.

     На всю ночь мы его оставлять не стали. Я уже чувствовал, что вот-вот вырублюсь. Поднял я его, веревку на руках даже распутывать не стал — кухонным ножом перепилил.

      — Обещали же похорошему, — губы у него кривились, как-будто его тошнило.

      — Зая, ты еще не знаешь как по плохому бывает, — мило улыбнулась Анька.

     Она ему даже очухаться не дала, одежду в руки сунула, дверь открывать стала, и мы его прямо так на площадку и выпихнули, сверху его трусов пятихатку положив. Ничего, — ночь, никто не увидит, да и тепло в подъезде, не замерзнет.

     На следующее утро, мы с женой друг на друга смотреть не могли. И молчали оба, делая вид, что ничего не было. А вечером я в дисках и попался мне под руку какой-то Анин очередной японский мульт. Я на обложку посмотрел со всеми этими мальчиками-девочками, и вспомнил как прошлой ночью, парнишка, у которого мы даже имя не спросили, подо мной плакал... Сколько страха в его подведенных глазках было, как он поднимался, еле ноги сводя... и как он в на площадке дрожал, весь потерянный, шмотки свои к груди прижимая.

     Взгляд у него тогда такой был, что я точно знал, — нас с Анькой он на всю жизнь запомнит.

     Развернулся я с этим мультиком и жену даже до постели не довел. Двигаюсь в ней, а сам все вспоминаю, как мы этого пацана на двоих пялили. И по лицу вижу, что она тоже об этом думает. В общем, решили мы свою сексуальную жизнь и дальше таким разнообразием баловать, только продумать все получше. Для начала, например в сексшоп заглянуть, экипировку подобрать соответствующую, а там уж и еще какого-нибудь непокорного раба поискать, — уж очень мне наказывать понравилось.