В нашем училище моего друга Гену прозвали гастролером. Когда наступал отпуск после летней практики на кораблях, все курсанты спешили, как можно быстрее получить отпускные билеты с проездными документами и убыть на родину. Не торопился только мой друг Геннадий.

     — Гена, ты получил документы? — помахивал я перед его носом отпускным билетом.

     — А куда торопиться? Еще не вечер, — снисходительно улыбался Геннадий, явно что-то недоговаривая.

     — Гм. Сейчас не зима, а лето, и с билетами будет проблема. Сечешь? — наступал я.

     — У меня еще не все планы по Питеру выполнены. Кое-кому, я еще кое — что должен, — отмахивался от меня Геннадий, как от назойливой мухи...

     — Небось, к Илоне опять намыливаешься без меня? — съязвил я.

     — Я человек не жадный. А ты — мой лучший друг. Как же я могу без тебя? Мы же с тобой почетный караул у ног нашей красавицы, — Гена с виноватой улыбкой похлопал меня по плечу.

     — Ладно. Уговорил. Так и быть, повременю с отъездом, — ответил я, — слегка ткнув его кулаком в живот.

     Дело было в том, что нас с Илоной познакомила ее подруга моя кузина Саша. Они обе учились на третьем курсе университета, а мы — «гвардейцы» на таком же курсе в высшем военно-морском училище. Сближали нас не только личные качества каждого из нас, так сказать — общие интересы, а еще и то, что ростом мы были подстать гвардейцам кардинала. Мы с Геной, по прозвищу, приклеенному нам, были еще и — гренадерами, имея по 185 сантиметров, а Илона с Сашей по 183, но когда они были на своих «Шпильках», то сравняться с нами им не позволяли разве что наши бескозырки. Когда мы вчетвером прогуливались по Невскому, то люди оглядывались на нас, называя баскетболистами. Одно неудобство мешало нашим встречам. Я думал, что Геннадий в благодарность за знакомство выберет дамой своего сердца умницу-отличницу мою яркую брюнетку кузину, а мне выпадет честь завоевать сердце блондинки Илоны. Но произошло все с точностью до наоборот. Гена — скот, тут же влюбился в Илону, оставив на мое попечение кузину с голубыми глазами. Саша была оскорблена до глубины души, попрекая во всем меня, говоря: « Каким был ты в детстве неумекой, таким и остался.

     — Это почему же?! — возмущался я.

     — А потому! Я думала, что твой друг — птица более высокого полета, умеющая разбираться в настоящей девичьей красоте, а она клюнула на «ломовую лошадь». Поэтому, мы теперь предпочитали встречаться только с ней, оставляя кузину за бортом. Иногда мне надоедала роль посредника между Геной и Илоной, когда они ссорились и расставались «на век». Тогда Гена чуть ли не на коленях стоял, прося моей помощи, но я говорил с ехидцей в голосе.

     — Сегодня не получиться, Встречаюсь с кузиной и ее лучшей подругой Таней, которая, кстати, ростом была подстать кузине, но училась на литературном факультете, мечтая о карьере журналистки. Танечка была очень симпатичной блондинкой с точеной фигурой, почти как у Афродиты, с голубыми глазами, видимо украденными природой у моей кузины. Она сразу же попыталась перевести знакомство в теплую, сексуальную дружбу. Но это не мой «Мэтод», как говаривал один киногерой. Мы — курсанты, привыкли завоевывать женское сердце, а не принимать его «на блюдечке с золотой каемочкой». Поэтому я намекнул, что «сердце красавицы склонно к измене, но изменяю первый им я». Это охладило пыл Танечки и возмутило мою кузину такой излишней разборчивостью старшего двоюродного брата. Несмотря на то, что мое старшинство колебалось в объеме месяца, это позволяло мне иногда осаживать ее словами; «А ты вообще помолчи, малявка, когда джигиты говорят».

     Сашка вскакивала при этом со стула и чуть ли не в слезах убегала в соседнюю комнату. Но имея отходчивый характер, она через сутки первой обращалась ко мне, делая вид, что ничего особенного не произошло. «Отличная из нее жена получится, жаль, что не моя», — думал я, глядя на ее повеселевшие глаза, стреляющие голубыми молниями. Короче, мы — Гренадеры, оба липли к Илоне, и той это очень нравилось гулять с нами по бокам, чаще всего под ручку, расхаживать по улицам любимого Питера. Гена, тюфяк, не строил дальних планов в отношении этой девочки. Он, подлый хам, мне говаривал: «Первым ее трахнуть должен я, а уж потом ты делай с ней, что захочешь. « Но к моему удивлению, Гене, нашему известному в училище Дон-Жуану, сразу так и не удалось овладеть этой крепостью. На его намек, Илона, вот глупая баба, наивно спросила: «А как же Эдди?». «А причем тут он?», спросил Гена. Но он же твой лучший друг!» — закатила в потолок глаза девушка. По ее понятию, если дружба перерастает в любовь, то она первой должна сделать выбор, сама, без дружеской подсказки. Это очень обидело Гену, потому, что Илона давала шанс завоевать ее сердце его лучшему другу, чего Гена никак допустить не мог. Но спорить с дочерью известного балтийского адмирала было бесполезно.

     Ее слово в семье — становилось неписанным законом, который отменить могла только она. Это очень нравилось адмиралу, который говорил, что «Илочка вся в меня» и очень жалел, что она не мальчик. Я знал об этом ранее от своей кузины, и не препятствовал Гене попытать свои силы в борьбе с характером Илоны, всегда и везде поддерживая ее мнение. Такая позиция истинного друга очень нравилась Илоне и иногда она намекала, что любовь — очень странное и ответственное чувство и разменивать ее на мелкую монету нельзя. Таким образом мне ничего не оставалось, как вести длительную кропотливую борьбу за сердце этой замечательной, начитанной и очень трезвомыслящей девушки. Как-то произошел разговор о сексе после просмотра одного из новых по тем временам кинофильмов, который мы смотрели вчетвером. После фильма, мы зашли в кафе побаловаться мороженым и тут разгорелся спор. Гена доказывал, что секс — главное в отношениях между женщиной и мужчиной, давая понять, что лично у него эту проблему за него решает «мальчик» в его штанах. Кузина Саша при этом плотоядно улыбнулась, словно хотела спросить о размерах его «ребенка», а Илона просто сказала: «Чушь»!

     Гена с пеной у рта стал доказывать, что в основе любви лежит секс, ибо он — продолжатель рода человеческого, а Илона говорила, что — мозг, а секс, просто инструмент по воплощению в жизнь продление рода. Я дипломатично молчал, но мои глаза, ласкающие Илону, не были не замеченными и она под столом крепко пожала мою коленку, благодаря за мысленную поддержку. Я улыбнулся ей в ответ и медленно, растягивая слова, сказал: «А, по — моему, Илочка права. Без головы секс не будет сладким удовольствием, и станет чисто механическим процессом». Илона благодарно глянула в мои глаза и еще раз пожала коленку. Гена понял, что проиграл, быстро перешел на другую тему, а потом глянул на часы, извинился и откланялся. В училище он мне стал выговаривать, что истинные друзья так не поступают и что я сорвал ему атаку на девичье сердце. В следующее воскресение я ушел на увольнение в город один, так как мой лучший друг попал в караул по охране училища. Я пришел прямо к кузине, надеясь встретить там Илону. Но та защебетала:

     — Не раздевайся, Я скоро. Сегодня мы идем в театр. Илочка с билетами будет ждать нас у входа. Кстати, а где Гена? Он еще не освободился от караула?

     — Что ты! Караул только заступил на свое дежурство. Это суточная вахта, — пояснил я.

     — Жаль. Гена, видимо, хочет извиниться перед ней за прошлый спор? — заключила Саша.

     — Ошибаетесь, миледи. Гена не из тех рыцарей, которые нуждаются в извинениях перед прекрасными дамами, кто, к тому же, не являются дамами его сердца. Вот ты — другое дело. Перед тобой он обязательно извинился бы...

     — Но я дама не его сердца...

     — И кто же твой рыцарь?

     — Угадай! Угадаешь — поцелую...

     — Гм... Неужели я!

     — А разве ты не достоин быть мужем такой девушки? Я — будущий архитектор, вот и будем строить совместное семейное гнездышко, — улыбнулась она и, обняв меня за плечи, крепко поцеловала...

     — Сашунь! Ты точно сошла с ума! Я же твой брат...

     — Двоюродный... , — сейчас ...

  это стало модным...

     — Что?! Неужели ты в серьез думаешь, что в таком городе нет других девчат?

     — А зачем тебе другие? Посмотри, какая у меня грудь, а? А ножки чего стоят, они уже так давно ждут, что кто-то наконец додумается их раздвинуть...

     — Нет, Сашунь. В этом плане не ты — герой моего романа...

     — Знаю я твоего героя в юбке. Когда тебя нет от нее только и слов: вот если бы это слышал мой Эдди, то он бы...

     — Илка, не наводи тень на плетень. Тебе в затылок Генка дышит со своим огромным членом. Тебе мало этого?

     — Тоже мне кавалер нашелся. Обыкновенный сельский скобарь...

     — А Эдди?

     — Очень воспитанный и культурный мальчик. Когда здоровается со мной за руку, то чувствую, как от его руки ток идет. Ты слышишь меня, трасформатор?

     — Слышу, заводная машина, — так Сашу называл отец, мой любимый дядя, когда ее осаживал.

     Саша замолкла, но тут же плотоядно улыбнулась.

     — Неужели у тебя есть свой секрет о несогласии? Может быть член, меньше, чем у Генки?

     — А ты что? У него уже измерила?

     — Пока нет. Надеюсь, что у тебя не меньше...

     — Странные вы бабы. Одна хвалит, интеллектуалом называет, а другая думает, как бы побыстрее у него член измерить, — хохотнул я.

     — О мужском члене думает каждая женщина, только вида не подает.

     — Ну, мечты, мечты... , где ваша сладость?

     — Почему в мечтах. Я недавно видела твой член, — на ее лбу появились капельки пота.

     — Во сне?

     — Нет. Ты мылся в душе, голову намылил и крикнул, чтобы принесли полотенце. Я и принесла...

     — Ну, и как он тебе понравился?

     — Мне? Да! Если он в спокойном состоянии сантиметров пятнадцать, то каким он станет, когда встанет? — подумала я.

     — Максимум сантиметров двадцать, а у Генки все двадцать пять! Сечешь?

     — Везет же людям! Если Илка узнает, то, считай, рухнула ее целка. Генка ей враз сломает...

     — Слушай, кузина! По-моему мы уже в театр опаздываем! — подхватился я.

     — Точно! — глянула на часы Саша, — пора...

     Саша убежала в свою спальню, откуда вскоре раздался голос:

     — Эд! Принеси с балкона мою черную юбку.

     — Я метнулся на балкон, снял высохшую юбку и понес в спальню. И тут я увидел голые: спину, попку и стройные ноги своей кузины. Да было с кого писать настоящую Данаю, а не эту квашню с животом, которую изобразил Рембрант. Она даже не повернулась, а только махнула рукой в сторону кресла, завязывая на затылке волосы, превращая их в лошадиный хвост. Тогда такие прически были в моде.

     «Да! Классная девочка, если бы не сестра, то завалил бы ее в постель и трахал бы до утра», — подумал я, понимая, что этот этюд был ею специально для меня продуман. Видя в зеркало, как у меня от удивления отвалилась нижняя челюсть, Саша повернулась и укоризненно помахала пальцем. Я остолбенел. Теперь передо мной стояла голая Фрина на празднике «Посейдона».

     — Что? Хороша? — говорили ее глаза, а губы растянулись в многообещающей улыбке...

     — Очень! — хотелось ответить ей, но язык, казалось, прилип к гортани. И тут меня осенило. Она же не просто так затеяла эту игру, она хочет меня, она ждет, ну чего же ты медлишь, «гусар»?! И тут я метнулся к ней, быстрее молнии, схватил за талию, развернул лицом к зеркалу, так нагнул, что у нее хрустнул хребет, но она не вскрикнула, значит не больно, нагнул ее буквой «Г», уперев подбородком прямо в ночной столик так, что стал видеть только ее подрагивающий затылок. Она не издала ни звука, только переминалась с ноги на ногу, явно ожидая от меня более решительных действий. Мои брюки упали на пол прямо на ее юбку. «Хороший знак», — отпечаталось в мозгу, это же зеленый свет к сексу. Я выдул своего «Петушка», изнывающего от дикого желания вбить свой клин прямо в ее подрагивающую попку, но я решил засадить ей прямо в щель, которая заманчиво обозначилась между слегка расставленных ног. Я приставил «Петушка» прямо к этой желанной щели и что было сил затолкнул его вперед. Она ойкнула от неожиданного удара, но быстро оклемалась и стала насаживаться на меня, и тут же начались эти волшебные «качели» туда-сюда, такие милые моему сердцу. Она слегка постанывала, но движения стали учащаться, и она уже стонала, словно считала эти удары оптом, а затем вдруг ее так пробрало, она мелко задрожала всем телом и так быстро заработала тазом, что я сразу понял, что это не простенькая студентка, первокурсница, впервые принимающая мужской член в свое умирающее от избытка чувств тело, а опытная секс-спортсменка на уровне не ниже мастера спорта. Часы ударили шесть раз, до начала спектакля оставался час, но она и не думала прерывать этот волшебный процесс, только ускорила движение. Наконец мы оба в такт задрожали, она извивалась, как пришпиленная к земле змея, а я шуровал, как заправский хахаль из пригородной деревни, впервые попавший в город прямо в объятия красивой и довольно таки опытной женщины. Мы закричали в унисон, поливая друг друга жидкостью, брызнувшей из наших тел. Я глянул на часы, прошло только десять минут, а мне они показались вечностью.

     — Бежим в ванную! — подтолкнула она меня в спину, и мы бросились под горячие струи воды

     — Она взяла такси и вот мы пробиваемся в колоне машин к желательной цели.

     «Как же мне теперь вести себя в присутствии моей симпатии и только что оттраханной кузиной., — думал я и вдруг пришла мысль, словно подсказанная внутренним голосом; «Ну, чего ты казнишься? Видишь, Сашка сияет от счастья, ну и ты сияй, но только не переигрывай. Делай вид, что ничего не произошло. Мы успели подъехать к театру за десять минут до начала спектакля. Илонку, казалось, уже бъет нервный тик. Она нервно переступала с ноги на ногу, все время поглядывая в сторону трамвайной остановки, а тут мы нарисовались, вылезая из машины.

     — Ну, молодцы! И чем это надо было там заниматься, что чуть не опоздали в театр? Пошли быстрее, — скомандовала она и мы, усмехнувшись, ринулись за ней.

     — Умеет командовать! — заметил я.

     — Еще бы! Дочь адмирала, — многозначительно подмигнула мне кузина.

     И вот мы в четвертом ряду партера.

     Я сидел между двумя ослепительно красивыми девушками и одинаково модно одетыми. Они, видимо, договорились заранее о своих нарядах. На обоих были очень коротенькие черные юбки, едва прикрывающие белые трусики. Поверх юбок проходил широкий черного цвета ремень с позолоченной пряжкой, Их грудь прикрывали почти прозрачные красные кофточки, через которые было не трудно определить размеры их женских прелестей, у обоих лошадиные хвосты на голове, одним словом, девчата близнецы на огромных шпильках. В то время такой наряд был криком моды, так как их любимая Эдита Пъеха всех очаровала таким нарядом, выступая на сценах студенческих вечеров. А тут еще двое курсантов в черных брюках, белых форменках с золотыми уже четырьмя «галками» на рукавах, и могучими якорями на погонах, в заломленных бескозырках на головах с длинными ленточками, шагающими в такт девичьих ножек в роли надежной охраны очаровательных девиц. Люди оглядывались, смотрели на нас, покачивая головами, называя почетным караулом, награждая и другими лестными эпитетами. Наши девочки таяли от счастья, идя по улицам в таком почетном сопровождении. Но Илона, как-то сказала Сашуне, что Гена у нее точно в роли только почетного караула, а вот Эдди (т. е. я) в роли любимого человека.

     — И давно он у тебя выступает в этой роли? — ревниво сдвинула брови Сашуля,

     — Он не выступает. Он еще не знает ничего об этом. Знаю только я, как он мне нравится, а это значит, что он будет только моим...

     — Не слишком ли много хочешь? Тебе и Гена и Эдди, а что же остается мне, твоей верной подруге?! — обиженно надула губки Сашуля.

     — Не злись! Генку можешь хоть сейчас забрать. Для меня он — ноль...

     — Чем же он тебе не угодил?

     — Он не настоящий кавалер! Гастролер! Помнишь Дашку Федотову со второго курса? Мы когда-то ...   дружили. ..

     — Дашку — Несмияну, что ли?

     — Точно. Так ее все называли за скрытую серьезность...

     — Помню. Ну, и что же?

     — Ей Генка очень понравился? Она его боготворила, но этот пузырь у нее лопнул, как мыльный шарик, когда в одной теплой компании она сняла своего кумира с тела своей лучшей подруги. У Геннадия — закон: поматросил и бросил. Он видит в женщине только сексуальный объект. Другое дело твой кузен...

     — Ну, и что же видит в женщинах мой Эдди? — спросила Саша.

     Он видит все: и душу и секс. Очень вдумчивый и рассудительный мальчик. Из таких получаются классные мужья. У меня отец такой. Уж поверь мне, что я ошибиться в нем не могу! — заверяла подругу Илона, не замечая ядовитой усмешки на ее губах, недавно почти в кровь расцелованных мною во время бешеного припадка секса в ее спальне.

     Прошло время и вот я снова в гостях у кузины жду не дождусь того момента, когда появится Илона. Саша, конечно, не из тех подруг, готовых выкладывать подруге свои сердечные тайны.

     — Привет доблестному флоту! — внезапно раздалось в открытой двери, на пороге которой застыла улыбающуюся Илона в белом спортивном костюме с темными очками на лбу.

     — Ты куда-то собралась, Илочка? — защебетала Сашуля, неся с кухни на подносе чашки с горячим кофе и пирожными.

     — Хочу показать молодому человеку достопримечательные окрестности Питера...

     — Ты за рулем папиной «Вольво»? — продолжала допрос подруга.

     — Уже не папиной, а моей. Он вчера оформил машину на меня в качестве подарка за успешное окончание третьего курса университета, — гордо заявила подруга, не спуская с меня глаз.

     — Поздравляем! — мы с Сашулей кинулись ее поздравлять, обнимая и тормоша...

     Когда чувства слегка улеглись, мы випили кофе и съели по пирожному, Илона стала торопить нас.

     — Ты знаешь, Илочка. Сегодня я никак не могу. Через час будет Гена, он уезжает в отпуск к себе на родину, просит помочь купить подарки сестренкам, а вот Эдди — свободен. Поезжайте вдвоем, только без грибов не приезжайте, — усмехнулась Сашунь, многозначительно подмигнув мне... Я несказанно обрадовался такому варианту, мне так хотелось побыть с Илоной наедине и я утвердительно кивнул новоявленной автомобилистке. Кроме того, мое самолюбие было крепко задето кузиной, которая о происшествии в ее спальне накануне нашего похода в театр ни разу ею не было вспомнито. Создавалось впечатление, что ничего и не было, что, конечно. меня устраивало, но и в какой-то степени задевало. Вспоминалось изречение какого-то киногероя, говорившего, что половой акт не представляет собой ничего особенного и воспринимать его надо, как выпитый стакан воды. Короче, Илона от радости остаться со мной наедине, чуть ли не сгребла меня в охапку и потянула на улицу. Во дворе дома стояла серебристого цвета машина, которые часто встречаются на улицах города, но всегда вызывали во мне чувство недоступности и легкой зависти к тем, кто ими управляет.

     — Куда поедем? — спросила Илона, пристегивая меня к сидению ремнями безопасности.

     — А ты, что можешь предложить?

     — Давай рванем на нашу дачу. Ты там еще ни разу не был. У нас чудная моторка. Покатаешь меня по озеру, — предложила Илона, заводя машину.

     — Давай! — согласно кивнул я, чувствуя некоторый трепет в душе, как охотник, преследующий раненую дичь.

     ... Дача представляла из себя двух этажный коттедж из четырех комнат внизу и большой залы на втором этаже, которую Элона превратила в художественную мастерскую своих картин. Она неплохо писала на полотне маслом видовые этюды, и пока она готовила внизу шашлыки, я наверху перебирал ее полотна. И вдруг за одной из картин я нашел портрет моряка, стоящего на капитанском мостике с парящей чайкой над головой. Но что это? Из — под козырька фуражки на меня смотрело довольно, таки, знакомое лицо? Ба?! Да это же я в тужурке с погонами капитана третьего ранга на плечах. Ну и выдала ты «финт», милая моя! Пока я раздумывал, как поближе подкатиться к тебе, ты оказалась более смышленой, нося в душе мою личность в образе будущего командира корабля! Ну, и фантазерка ты, Илка! — усмехнулся я и бережно вернул картину на прежнее место. Мы ели шашлыки, я запивал «Мартини», а мой шофер лимонадом «Буратино». Шоферу не положено спиртное, он же за рулем, издевался я над хозяйкой, подставляя рюмку под очередную порцию вина. Но после третьей рюмки меня куда-то повело. Нет, я был почти трезв, отлично все соображал, но член в брюках так напрягся, что мне было неудобно встать из-за стола.

     — Сейчас я постелю в спальне и ты немного отдохнешь, — словно во сне сказали мне на ухо чьи-то губы и тут ее мягкая рука подняла меня из-за стола. В спальне, она усадила меня на кровать и как заботливая мать, стала расстегивать и снимать с меня одежду, приговаривая: сейчас мы снимем с тебя все и уложим в кроватку. Когда она сняла с меня трусы и увидала торчащий член, то искренне рассмеялась: «Сморите на него! Командир — уже почти спит, а «часовой» на боевом посту! Она нагнулась, стала передо мной на колени и наехала на моего мальчика накрашенными губами. Минет она делала мастерски. Я даже удивился ее мастерству, на что она, словно угадав мои мысли, ответила: «Не удивляйся. За три года университета умные люди чему угодно могут научить старательную к наукам девушку. Я только хмыкнул в ответ, наконец-то поняв, что эту девушку научили там не только минету, но и умению подбрасывать в вино кое что из возбудителей половых чувств, так как сейчас у меня так стоял, как никогда до сих пор. Я понял, что сейчас будет секс, который мне и не снился. Потом мне мерещилась очень красивая высокая девушка на каблуках постепенно снимающая с себя одежду. То ли это был сон, то ли мне действительно померещилось, как вдруг на меня голого, лежащего на спине эта девушка легла всем телом, вдавливая меня в матрас, прогибая панцирную сетку.

     — Все хорошо, мой милый! Мой капитан Грей! — целовала она меня в губы и шею, постепенно надеваясь своим телом на моего «Малыша». И тут он мягко зашел. Я даже не ожидал, что это свершится так просто. Сквозь волшебную дрему стучались две мысли; «Боже! Как хорошо! Но, почему так свободно? Ба?! Она не девушка. Недаром говорила моя кузина, что свою девственность почти все девушки университета оставляют после второго курса на память своим молодым и перспективным учителям в награду за приобретенные знания».

     Она накачивала меня монотонно, аккуратно, со знанием дела. Член казалось, купается во влаге ее щели. Она крепко целовала меня в губы после каждого подаренного ей оргазма. Мне было свободно с ней и очень приятно и хорошо. Я сравнил ее с кузиной, но та была огнем в руке, а эта тихой, нежной речкой, приятно омывающей камушки по берегам. «До чего же секс бывает разным с разными девушками?» — удивлялся я щекоча ее клитор кончиком языка, под ее страстный шепот; «Ты садист, Эдди! Надо же так меня раскочегарить, что хочется взлететь под самый потолок». Тогда я перевернул ее на живот и вставил «Петушка» в следующую дырочку. Она повернула голову, удивленно глянула на меня, но ничего не сказав, только кивнула головой, выдавая согласие и на такой вариант. Я обезумел. Теперь я, озверев, драл ее, как дикую кошку дерет ее ревнивый супруг, застукав ее с другим котом. После каждого удара она только и успевала шептать; «Мамочка! Мамочка! Мамочка! Странно, — подумал я. Она никогда ранее не произносила слова мама, заменив его всегда только словами: «А вот мой папа»!»

     Мы перебрали массу разных поз, и я понял, что имею дело с исключительно осведомленной молодой женщиной по самым разным вариантам сношения. Казалось, что «Камасутру» она вызубрила назубок, пройдя практику среди самых видных умельцев секса. Даже видавшая виды «Эммануэль» выглядела сейчас перед ней жалкой ученицей. А ведь я всегда думал и убеждал окружающих, что Россия — страна чудес, и нам нечему учиться у прогнившего запада, так как наши мастера и мастерицы давно превзошли всех западных и заокеанских мудрецов не только по всем жизненным ...  

     вопросам, но и по части секса тоже. Уснул я в ее объятиях, держащей в руке мой подрагивающий член. Проснулся я рано. Над землей только показались первые лучи июльского солнца. Как был голяком, так и пошел к озеру, нырнул, вода приятно освежила тело. И тут на берегу объявилась моя совершенно голая подруга, которая точно будет теперь моей женой, ибо такую женщину отдавать кому-нибудь другому просто грех. Она нырнула и в размашку поплыла ко мне.

     — Ты что же убежал от меня, Эдди? — подплыла она, пытаясь меня обнять.

     — Не хотелось будить тебя. Ты так сладко спала. Я любовался твой красотой, любимая...

     — Ты такой хороший, мой любимый! Что нам теперь делать?

     — Остается только одно. Стать перед родителями на колени...

     — Зачем?

     — Просить прощение и твоей руки, милая, — ущипнул я ее за упругую ягодицу.

     — Но тебе еще два года учиться и диплом, — стала она отгребать в стороны плавающие листья.

     — Я думаю, что с твоим папой этот вопрос мы решим положительно, а с мамой предварительно переговори, только осторожно. Женщины, особенно матери, очень болезненно воспринимают такие известия. А сейчас возвращаемся в дом. Надо поставить печать на нашем договоре, — предложил я.

     — Печать? Какую? — наморщила она брови, выгребая к берегу.

     — Сейчас увидишь...

     Стерев последние капли воды, мы вошли в спальню.

     — Ложись сюда на спину, — указал я ей на подушку. Она легла, слегка раздвинув ноги.

     «Сообразительная девочка», — подумал я, ложась животом на ее живот головой к ее ногам.

     — Валет? Мы так еще не лежали, — сказала она.

     — Теперь бери член в рот и соси, как можешь, То же самое буду делать я. Главное вызвать друг у друга оргазм и обоюдно выпить сперму партнера. Если получится, то печать на брак поставлена. Понимэ? — улыбнулся я.

     — Так точно, мой командир! Начали! — она наехала губами на головку члена и стала ее облизывать, я языком щекотал клитор слегка покусывая его Она сжимала мою голову ногами, постанывая, но не выпуская член изо-рта. Теперь она едва не проглотила член, загоняя его в рот до самого отказа. Было чертовски приятно, я чувствовал, что если она догадается его пожевать, то оргазма не избежать. И в это мгновение ее тело напряглось и она выплеснула свою жидкость прямо в мой рот. Я тоже сливал ей. Она давилась, но глотала. Отдышавшись, мы стали целоваться мокрыми губами. Наш замысле оказался более, чем успешным... Затем я развернул ее задом к себе и немного передохнув, чувствуя, что мой член еще крепок, стал трахать ее сзади, не соблюдая никакой этики. Я драл ее в свое собственное удовольствие, наплевав на ее стоны и протестующие жесты руками, как бы говорящие, что надо быть человечнее, но сейчас мною руководил инстинкт зверя. Я драл ее, а она стонала, то ли от боли, то ли от наслаждения, я дул в нее, что было силы, надеясь, что она когда-нибудь признается, что это был именно тот секс, которого она хотела, но стеснялась заказать. Качал я ее часа два. Наконец, она взмолилась:

     — Эд! Я чувствовала, что ты настоящий мужик..

     — С яйцами, — добавил, усмехнувшись, я.

     — Именно... Но я и представить себе не могла, что ты можешь так долго и упорно трахаться. Ты — молодец, милый, но надо и меру иметь. У меня там все горит, словно кипятком ошпарено.

     — Сдаешься? Никому не скажешь, что я слюнтяй?!

     — Ну, что ты, милый. Это я сопли распустила, недооценив твои способности. И кто это научил тебя так трахаться?

     — Как?

     — Так долго, упорно и безостановочно? Тебе бы в бордели работать. Большие деньги зарабатывать...

     — Еще замуж не вышла и уже денег нехватает?

     — Денег хватает. Сил — нет...

     — Износилась преждевременно, бедняжка?

     — Ну. Что ты плетешь? Просто у меня такого секса ни с кем не было?

     — А с какой был?

     — Да так. Хлюпики одни. Не успел вставить и уже кончает...

     — Значит, я обошел всех в этой гонке?

     — Ты сексуальный мустанг. Ты никогда не устанешь. Молодец! Я горжусь, что у меня будет такой муж...

     — Может он уже есть?

     — Конечно. Он реально есть. Я люблю тебя, Эдди...

     — Наконец-то вспомнила о любви, — усмехнулся я.

     — Не ерничай. У меня была долгая дорога в дюнах. Целуй меня сюда, — она расставила ноги и развернула пальцами свое сокровище.

     Я нагнулся и поцеловал ее там, в засос...

     Мы прожили с Илоной сорок пять лет. Куда только нас не кидала офицерская судьба. Вырастили двух детей: сына и дочь. У них тоже свои семьи. Жизнь у меня сложилась хорошо. Не зря же я в молодости так долго шел к этой заветной цели: «Большой любви». Илоны, к сожалению, уже не на свете, но в моем кабинете висит ее картина командира корабля на мостике с парящей в небе чайкой.

     Эдуард Зайцев.