Людской поток, утяжеленный чемоданами, колясками, баулами, мешками и жидко разбавленный большими желтыми повозками носильщиков, захлестнул меня, безошибочно определив прибытие очередного поезда. Чуть раздраженный большим количеством народа, метавшегося по перрону довольно-таки бестолково, я оставил попытки пробиться к замершей железной змее состава, и лишь лавировал между кучками радостно вскрикивающих встречающих и вновь прибывших, которые ну никак не могли найти другого места для выражения чувств, кроме как узкий перрон Московского вокзала. Наконец, основная масса схлынула, переполненная впечатлениями, и стало посвободнее. Я ускорил шаг, стараясь не упускать из вида номера вагонов. Пятый, шестой... Надеюсь, они все-таки идут подряд, а не как обычно...

     У девятого вагона перрон был уже почти пуст. Юлю я увидел сразу, и сразу узнал — она стояла рядом с двумя чемоданами среднего размера, нервно сомкнув пальцы в замок, и смотрела вдоль поезда, выглядывая встречающих. Вернее, встречающего. Коим и должен был оказаться я.

     Я направился прямо к ней, не отрывая от нее глаз — и вот она посмотрела на меня — чуть взволнованно и заинтересованно, все еще боясь ошибиться.

      — Юлечка, — сказал я утвердительно, улыбаясь. Мой рот меня почти не слушался — я рад был ее видеть, и улыбка «до ушей» просто-таки прилипла к моей физиономии.

      — Андрей, — Юля тоже улыбнулась, чуть привстала на цыпочки и чмокнула меня в щеку. — Привет.

      — Ну, пойдем — твои вещи? — Я подхватил чемоданы и зашагал к выходу вокзала. — Как добралась?

      — Нормально, — Юля шагала рядом, и видно было, что, хотя старается она держаться непринужденно, она волнуется и все-таки немного скована. Еще бы — я сам чувствовал то же самое, но вот показывать это я права не имел — на правах хозяина и, если уж на то пошло, представителя сильного пола. Столько месяцев переписки, и довольно откровенной — и вот теперь, при личной встрече, ощущалась некоторая неловкость — боязнь признать в своем давнем виртуальном собеседнике живого человека. — Таможенники перерыли все вещи...

      — Наркотики, водка, сало? — Улыбнулся я. — Неужели не нашли?

      — Дома оставила — в другой раз возьму, — не моргнув глазом, парировала Юля.

      — Скорпиончик, — ласково констатировал я.

     Мы вышли на Площадь Восстания, перешли два пешеходных перехода — через Лиговский и Невский — Юлечка не обошла вниманием фаллическую «стамеску» в центре площади, а также с видимым интересом устремила взгляд вдоль Невского — к возвышавшемуся в конце шпилю Адмиралтейства.

      — Куда мы?

      — На автобус, — объяснил я. — На метро нам до меня с вещами не добраться — а я думаю, сначала надо кинуть вещи ко мне — и там уже разберемся...

      — А кто у тебя дома?

      — Никого — мать уехала в отпуск к подруге на дачу, а отца я сплавил — тоже на дачу — к бабушке с дедушкой...

      — Здорово...

      — Не волнуйся, все еще успеешь рассмотреть, — успокоил я Юлю, заметив, как она голодным взглядом крутит головой по сторонам. — Зайдем ко мне и пойдем гулять... Хоть до утра — если ты не очень устала, конечно...

      — Нет, мне очень интересно, — ответила Юля.

      — Тебе повезло, — доверительно сообщил я. — Сейчас у нас белые ночи... Если ты сможешь — я бы хотел прогуляться с тобой по Неве, это очень красиво в начале лета...

     Автобус пришел на удивление быстро, и мы, погрузившись со всеми вещами на заднюю площадку, поехали ко мне домой. Юлечка стояла, держась за задний горизонтальный поручень — и смотрела через большое заднее стекло, как здания Невского уплывают назад, и только крепче сжимала пальцы, когда площадку подбрасывало от движения тихо фырчащего автобуса...

     Мы миновали Литейный проспект, затем Аничков мост с его лошадьми, Гостиный двор... Я старался, как мог, вкратце называть места, которые мы проезжали... Юлечка послушно моим указаниям задрала голову к шпилю Дома Книги, но глобус был покрыт лесами — зато маковки Спаса на крови чуть поодаль сверкали на солнце, и я сам залюбовался знакомым пейзажем...

     За кинотеатром «Баррикада» автобус свернул на Малую Морскую, покидая шумный Невский. Юля вздохнула с чуть заметным сожалением, а я только тихо улыбнулся — я-то знал, что это еще не все достопримечательности по нашему маршруту. Через две остановки мы выехали между гостиницей Англетер и Исакием на Исаакиевскую площадь, и Юлечка снова прижалась носом к стеклу, пытаясь окинуть громадный собор взглядом...

      — Ничего, — сказал я ей. — На Исакий надо смотреть издали — мы пойдем гулять — и обязательно все увидим...

     В подтверждение своих слов я автоматически положил руку на ее плечо — и напрягся, почувствовав теплоту ее кожи под тонким платьем... Она тоже улыбнулась и чуть теснее прижалась ко мне... А может быть, мне показалось.

     Мы миновали Манеж, проехали Конногвардейский бульвар, а на площади Труда я не удержался и показал Юле здание своего Института — пусть и с задней стороны. Проехав вдоль Крюкова канала, мы выехали на маленький зигзаг и оказались... Ну конечно... На Поцелуевом мосту. Я сразу принялся взахлеб рассказывать истории об этом замечательном месте, но конечно, мы его проехали очень быстро — но я еще успел с улыбкой процитировать песенку про то, что «все мосты разводятся, а Поцелуев, извините, нет»...

     Но и это еще был не конец — не сбавляя скорости, автобус эффектно вынес нас на Театральную площадь, развернувшись так, что как раз перед нами предстали стоящие друг напротив друга Консерватория и Мариинский театр.

     Еще две остановки, поворот на Английский проспект, и я буркнул:

      — Приехали.

     Десять минут от остановки до моего дома я не умолкал ни на минуту, описывая свои детские впечатления от родного района. Наконец, мы свернули в парадную, и поднялись на третий этаж...

     Три мохнатых безобразия, оставленных на мое попечение, конечно же, сразу рванули на звук открываемой двери. Пока я возился с вещами, Юлечка сказала «ой», присела — и для моих кошек наступила сладкая пора чесания ушек, за ушками и под горлом...

     Улыбнувшись этой кошачьей идиллии, я прошел на кухню и поставил чайник.

      — Юль, ты есть хочешь?

      — А ты умеешь готовить? — раздался голос их прихожей.

      — Э-э... — почесал в затылке я. — Ну конечно, умею, а то как бы я кормился...

      — Может, ты на диете, — предположила Юля, заходя на кухню. Уже влюбленные в нее кошки толкались, оспаривая право потереться о ее ноги... Скользнув взглядом по ножкам Юлечки и ее красивым коленочкам, выглядывавшим из-под не очень длинной юбки, я искренне пожалел, что я не кот — за такое право я бы и сам поборолся с удовольствием...

     Юля, очевидно, оценила мои героические усилия не пялиться на нее так уж откровенно, чему свидетельством была приятная улыбка.

      — Ну, что тут у нас есть? — спросила она, подходя ближе. — Обедать я не хочу.

      — Есть чай, кофе могу сварить, мята, — демонстрируя истинность своих слов, я приоткрыл дверцы шкафчика. Юлечка подошла вплотную и, поднявшись на цыпочки, заглянула внутрь. Не выдержав, я положил руки на ее талию, помогая сохранить равновесие.

      — Чай, — вынесла она вердикт, снова опускаясь на пяточки и... чуть толкнув меня попкой в бедра... Я мигом вспотел и покраснел — не только от своих приятных ощущений от ее прикосновения, но и потому, что был уверен, что и она почувствовала мою реакцию — в том числе и чисто физическую... А меня, как всякого,...

  на мой взгляд, порядочного молодого человека, находящегося первый раз в компании с хорошенькой девушкой, подобные вещи жутко смущали...

     Однако Юлечка то ли ничего не почувствовала, то ли сделала вид, что ничего не заметила.

      — Солнышко — сядь на стульчик и отдыхай, я все приготовлю. — Как всегда, я взял на себя интонации заботливого дядюшки...

     Юлечка, поколебавшись, все-таки села на стул и вытянула ножки... Я снова провел по ней взглядом, поймал себя на этом, и, запретив себе в ближайшие десять минут думать о чем бы то ни было, кроме чайника, пошел в ванную набирать воду.

     А после чая мы пошли гулять.

     Программа у нас была сокращенная — во-первых, я помнил, что она с дороги и должна быть уставшей — а во-вторых — Петербург — большой город, и в нем легко можно уходиться так, что пропустишь много интересного, поэтому лучше растянуть это удовольствие на несколько дней, которые у нас, тем более, были.

     В первый день мы ограничились тем, что посидели в садике напротив Исакия, погуляли по Неве, перешли на Васильевский остров, немножко погуляли там, а потом снова вернулись на набережную. Время летело быстро, я рассказывал Юле то, что знал об окружавших меня вещах, а она слушала и иногда говорила мне о своих впечатлениях...

      — Знаешь, что... — наконец сказал я.

      — Что? — Юлечка обернулась, посмотрев на меня снизу вверх — и у меня перехватило дыхание... Я вдруг поймал себя на мысли, что смотрю на ее приоткрытые губки — и не могу оторвать от них взгляда, и меня тянет к ним, тянет все ближе, ближе...

      — Знаешь, — встряхнулся я. — Давай прогуляемся к Финляндскому вокзалу.

      — А где это? — Юлечка завела руки за голову, поправляя волосы, и я снова залюбовался ею — ее красивыми руками и мягкими движениями.

      — Дальше по набережной... Мы ведь еще не видели Зимний Дворец, Стрелку, Петропавловку... Конечно, подробное посещение сих мест отложим на потом — но сейчас можно просто прогуляться и посмотреть на них... Классический питерский пейзаж...

      — Ну пойдем... — Юлечка улыбнулась, беря меня под руку.

     Солнце уже садилось, небо темнело, и мы замерли напротив Эрмитажа. Под нами тихо плескалась вода, за нашими спинами возвышался Зимний, а прямо перед нами на фоне темного неба ослепительно сиял золотом шпиль Петропавловки. Чуть левее полукругом рассекала Неву Стрелка, и были видны обе Ростральные колонны.

     Юлечка чуть нагнулась, опираясь о гранитную набережную, а я стоял сзади, положив руки ей на талию...

      — Как красиво, — после некоторого молчания тихо сказала Юля.

      — Красиво, — согласился я. Мое сердце бешено колотилось, а руки дрожали — но я надеялся, она этого не замечает. Меня будоражил ее запах, ее открытая кожа и ее волосы перед моим лицом... — А на праздники на Ростральных колоннах горят огни, а с Петропавловки дают залпы салюта...

     Я говорил тихо, очень тихо, так, что последние слова уже шептал ей на ухо — и не мог уже оторваться, чуть коснувшись губами ее волос... Я затаил дыхание, чуть прикрыв глаза — и стоял так, легко-легко прикасаясь щекой к ее затылку — так, что она могла этого и не чувствовать...

     Но она почувствовала — и чуть подавшись назад, прижалась ко мне. Я положил руки ей на плечи, она обхватила мои руки поверх своими, и еще какое-то время мы так стояли, и я ласково потирался щекой о ее мягкие темные волосы. Наконец, она обернулась. Глаза ее были закрыты, а голова чуть запрокинута — она снова прильнула ко мне, я скользнул губами по ее лбу, носику, щекам — и, наконец, нашел ее губы... Ее ротик приоткрылся, и я нежно поцеловал ее, обхватывая ее теплую верхнюю губу своими губами и чуть пожимая... Она ответила, обхватила мою шею руками, и я прижал ее к себе, уже не стесняясь того, что так смутило меня тогда на кухне, прижал и продолжал ее целовать, все так же нежно, но уже чуть более страстно и настойчиво.

     Наконец, она чуть отодвинулась и открыла глаза. И я увидел на ее лице улыбку — и мне вдруг стало так тепло и хорошо... Я игриво чмокнул ее в кончик носа, и мы вместе засмеялись.

      — Пойдем? — Я взял ее теплую ладонь, и мы пошли вдоль набережной.

     Вокруг были приятные сумерки, скорее светлые, как будто был день, но вот только солнце не светило — и тихий плеск темной воды был единственным окружающим звуком... Людей на набережной было очень мало, машины тоже не ездили, а мы все шли и шли, уже приближаясь к Летнему саду.

      — Сколько сейчас времени? — спросила Юля.

      — Без десяти двенадцать, — ответил я.

      — Ой... А у нас в такое время уже темно — ночь...

      — Это белые ночи, — улыбнулся я. — Давай чуть вернемся назад и посидим немножко у спуска?

     У Зимней канавки мы спустились к самой воде, и присели на ступеньки... Какое-то время мы смотрели на такую близкую теперь воду, потом Юлечка придвинулась теснее, прижимаясь ко мне плечом, и мы снова долго целовались. Я гладил ее волосы и плечи, и хотелось закрыть глаза, уткнуться ей в ушко и тихо мурлыкать.

     Чмокнув ее в ухо, я украдкой глянул на часы.

      — Сейчас начнется, — сообщил я.

      — Что? — удивилась Юлечка.

      — А ты сама смотри.

     Мы сидели между Дворцовым и Литейным мостами, напротив Петропавловки и Стрелки, и уже горели огни, подсвечивающие пролеты мостов и набережные...

      — Ой, — воскликнула Юлечка, а я только улыбнулся, глядя, как створки Дворцового дрогнули, сначала незаметно, потом выгнутость, неестественность линии дуги стала уже очевидной, разрыв в середине моста начал увеличиваться — и огромные створки среднего пролета, увенчанные красными сигнальными огоньками, начали свое движение к небесам...

      — Это развод мостов, — тихо сказал я. — Странно — всю жизнь живу в Питере, а был на разводе всего несколько раз... Это ведь считается романтическим времяпрепровождением... Знаешь, я года два как не встречал белые ночи на Неве...

     Юля промолчала. Она знала, что было два года назад — и кто тогда был со мной. Это было за полгода до того, как мы начали с ней переписываться. Я тряхнул головой, обнял девушку за плечи и снова крепко и страстно поцеловал, играя ее сладкими губами и иногда проводя по ним своим языком...

      — Замерзнешь — пошли еще погуляем, — я легонько потянул Юлю за руку.

      — Тепло, — ответила она, но поднялась, и мы снова пошли по набережной...

     Мы шли около часа, нога за ногу, в основном молчали — только останавливались на каждом углу и подолгу целовались. Наконец, мы забрели в самый дальний конец набережной — уже за Смольным, где совсем никого не было — только все та же набережная и все та же тихая вода Невы.

     Юлечка снова оперлась локтями о гранит, а я обнял ее сзади, прижимая к себе... Мы стояли так какое-то время, я закрыл глаза, уткнулся лицом сзади в ее плечо, а мои ладони лежали на ее животе... Она нежно поглаживала мои пальцы, а я прижимался к ней сзади своими бедрами... Чуть поводя ими, надавливая то сильнее, то легче, но так, чтобы она чувствовала меня, чувствовала, как я напряжен... Вначале я делал это не задумываясь, скорее непроизвольно, но потом я почувствовал в этом наслаждение — и это стало не просто движением, а лаской — потираться о нее сзади...

     Я не знаю, произошло бы это в любом случае или нет, форсировал бы я сам события или все-таки через какое-то время мы бы смогли друг от друга оторваться — но Юля не выдержала — и, к моему удивлению, провела руку назад и положила ладошку мне на живот, ведя ее чуть ниже... Я вздрогнул, прижимаясь к ее руке. Ее пальцы ... 

     сжимали, поглаживали, отпускали и снова сжимали... Мое дыхание стало прерывистым, и я застонал... Тихо, в самое ее ушко... Она убрала руку и теперь опиралась на обе руки, прижимаясь ко мне своей попкой. Мои руки скользнули ей на бедра, я снова прижал ее к себе, постанывая от желания... Сами собой мои пальцы нащупали молнию на моих джинсах, и пока одна рука придерживала пояс, вторая скользнула по горячей ноге Юлечки вверх, чуть приподнимая ей платье, скользнула вперед, обхватывая ее бедро...

     Я почувствовал кончиками пальцев горячее и мокрое — и это стало для меня последней каплей. Знать умом, что ты нравишься девушке, что она хочет быть с тобой, и чувствовать ее желание на подушечках своих пальцев — это совершенно разные вещи... Я чуть приподнял ее за попку, рукой направил себя — она чуть помогла мне, насаживаясь — и мой напряженный член медленно стал входить во влажное и горячее, Юлечка со стоном выдохнула, выгибаясь, и я тоже застонал, скользя в нее, пока не прижался тесно-тесно, как только мог.

     Мы застыли так — было так хорошо, что менять ничего не хотелось — наверное, со стороны это казалось, будто просто молодой человек стоит, обняв сзади девушку, и ничего больше... Наши движения были не обычными движениями бедер, а скорее пожиманиями, надавливаниями, едва заметными нам самим — но в этот момент ничего больше и не было нужно... Я снова закрыл глаза, прижимаясь губами к ее плечу поверх платья... Мне было так хорошо и ласково в ней... Я только поймал себя на мысли — только бы не заснуть — и почему-то меня это развеселило. Я хмыкнул, а Юлечка в ответ снова чуть двинулась, прижимаясь сильнее...

     Она нагнулась чуть больше, опустив голову, а мои пальцы крепко держали ее за бедра — и вот я начал едва-едва двигаться, чуть заметней, скользить, насаживать ее на себя, прижиматься к ее теплой сладкой попке, чувствовать ее внутри каждым миллиметром...

     Послышался стон, еще один — Юлечка закусила губу и начала сама помогать мне бедрами...

      — Тише, тише, — прошептал я...

     Но сдерживаться мы уже не могли... Движения оставались мягкими, но мои пальчики скользнули ей спереди под юбку, нащупали лобок, скользнули чуть ниже... Юлечка застонала громче, когда я раздвинул ее губки и стал нащупывать чувствительное место... Прислушавшись, сквозь ее стоны я расслышал слова...

      — Андрюша... Так... Так... — Она выдыхала это в такт своим движениям — и по тому, как напрягся мой член внутри нее — она поняла, что я услышал ее слова — и как они меня возбуждают. — Как же хорошо, давай еще... Еще...

     Я двигал ее за бедра на своем члене, он был весь мокрый, скользил в ней, и я начал дрожать, слыша, как он раздвигает ее губки и входит, и чувствуя, как я прижимаюсь к ее попке...

     Юлечка чуть оттолкнулась от парапета, застонала в такт, ее движения стали требовательнее и резче.

      — Так... Давай, трахни меня, трахни меня, Андрюша, милый, я так хочу тебя... — У меня кружилась голова от ее слов — она чувствовала мое дыхание на своем ушке — и иногда я тоже не сдерживался и стонал...

      — Крепче... А... — Она схватила мои пальцы на своем бедре, сжала их, надвинулась сильнее, задрожала... — Ах... Сейчас... Еще...

     Я почувствовал, как она забилась — и меня от этого пронзило — теплое щекочущее ощущение в яичках, такое ласковое и приятное, стало накатывать, подниматься вверх, по стволу, к головке, стало острее и нестерпимее...

      — Сейчас, — выдохнул я.

      — А-а... — Она запрокинула голову — и я почувствовал, как первая горячая струя хлынула ей внутрь. Она постанывала, чуть двигаясь на члене, уже успокаиваясь, а он сокращался, выбрасывая в нее сперму, все, что накопилось, и это было так здорово...

     Мы замерли, тяжело дыша, и стояли так некоторое время. Наконец, я вышел из нее, поправил на ней юбку сзади... Она обернулась, и я посмотрел на нее чуть смущенно. Но она не обратила на мое смущение внимания, а просто обняла и нежно поцеловала. Я гладил ее по затылку, прижимая к себе, и шептал ей на ушко:

      — Как с тобой хорошо...

     Она открыла глазки, посмотрела на меня и засмеялась.

      — Ты что? — хотел удивиться я, но у меня не очень получилось — взгляд расплывался, а на моем лице, должно быть, гуляла блаженная улыбка...

      — Ничего, — ответила она, ткнув пальчиком мне в кончик носа.

      — Пойдем домой? — Не то спросил, не то просто сказал я.

      — Конечно, пойдем, — она прижалась ко мне. — Как хорошо начинается наша встреча.

     Я обнял ее.

      — А у нас еще столько времени впереди.

     И мы побежали ловить попутную машину — потому что уже снова с трудом сдерживались, и хотелось в ванную, а потом в теплую мягкую постель. Конечно же, вместе. И конечно же, не чтобы спать — ведь белые ночи — это такое время в жизни, когда можно увидеть прекрасные вещи — но для этого обязательно надо смотреть вдвоем... И у меня были определенные намерения на эту ночь.

     Но это уже была совсем другая история.

     С. Петербург.

     23:00— 01:40, 15—16 декабря 2001 г.