Дежурство в тот день началось как-то скучно: в отделении была тишина, плановых операций у хирургов всего две и я — студент медицинского факультета и по совместительству — «каникулярный» медбрат в хирургическом отделении, выполнял мелкие поручения «старших по званию», сводившиеся в основном к формуле «принеси — подай — пошел на фиг — не мешай».

     После обеда во второй операционной включили свет, зазвенели инструменты — началась подготовка к операции. Я сидел на посту, когда в коридор вкатили каталку с очередной «добычей» хирургов — это была очень симпатичная девушка — насколько я мог судить по лицу, остальное было скрыто шапочкой и простыней. Когда ее везли мимо, она взглянула на меня — большие зеленые глаза выдавали любопытство — вот молодец, другие на ее месте боялись до колик и всеобщей дрожи.

      — Так, так, кто тут у нас? — ласково спросил подошедший хирург. Он мило спросил девушку о какой — то чепухе, она бодро ответила и даже улыбнулась. Потом врач обратил внимание на ее ноги — они до колен были замотаны эластичным бинтом.

      — Этого недостаточно, милочка, ножки перед операцией надо — бы забинтовать полностью, здоровее будут. Он начал перебинтовывать ноги заново, но тут его позвали — и это работенка досталась мне.

     Скажу прямо, я не каждый день бинтую ножки симпатичных девушек — особенно голых. Ее киска была аккуратно выбрита, ноги стройны и все это великолепие заслуживало самого пристального внимания. Прикосновения к коже ног, такой гладкой и нежной, заставили мой член вспомнить о своем предназначении и он мигом встал, подтверждая красоту открывшегося зрелища. Я не стал тужится и стыдливо скрывать вазомоторные реакции лица и рук. Девушка заметила мое возбуждение и сама покраснела, но дергаться не стала — ведь я делал свою работу. Наматывая бинт, я приподнял ногу девушки и отвел немного в сторону — открывшиеся губки оказались неожиданно большими, розовыми, без единого волоска вокруг. Аккуратно забинтовав одну ногу до самого бедра, я нагнулся к девушке, закрепляя конец бинта, и простоял так немного дольше, чем было нужно. Все что я рассматривал, было просто великолепно. Я взглянул девушке в глаза, улыбнулся в восхищении, а потом увидел, что ее губки неожиданно увлажнились и на них засверкала капелька ее сока. Похоже, девушка сама была удивлена своей реакцией — ее тут резать собираются, а она вдруг реагирует на нескромные взгляды младшего медицинского персонала. Но меня то резать не собирались, девушка не брыкалась и вторую ногу я бинтовал с большим чувством удовлетворения, подогреваемый тем, что девушка видит и чувствует мое возбуждение. Все это длилось около десяти минут и стала напоминать какую — то эротическую игру, в которой каждый играет свою роль. Роль девушки была незаметна, но губки ее увлажнились с избытком и мне страсть как хотелось вылизать весь этот женский сироп.

     Увы, все окончилось окриком со стороны операционной и я самолично затолкал каталку с девушкой в стерильный чертог. Не знаю, что там хотели делать с этой барышней (ее звали Марина, как потом выяснилось по бумагам) наши мастера скальпеля и пилы, но последнее, что я увидел — это то, что ей дали общий наркоз.

     А потом у нас вырубилось электричество. Было светло и я заметил это только после того, как врачи с матюками вывалились из операционной и побежали в реанимацию — девушку резать еще не начали, а в реанимации лежали три человека, совершенно неспособные жить без помощи этого самого электричества. Аварийные генераторы у нас отсутствовали, поэтому всем резко стало не до девушки. Вдвоем с анестезиологом мы перетащили девушку со стола обратно на каталку и я отвез ее в бокс очухиваться. Здесь мне никто не мешал. Я поставил каталку за ширму и девушка стала вся моя. Нет, трахать ее бессознательное тело я, конечно, не стал. Но погладить ее бархатную кожу, приласкать соски, поцеловать нежную шейку под подбородком я был просто обязан. Скажу прямо — отсутствие встречных движений сильно ломало кайф, но необычность ситуации добавляла изрядную дозу адреналина в кровь и во все части моего тела, этой кровью поддерживаемые. А потом, не удержавшись на некоторых угрызениях совести, я таки взял, да и полизал вожделенную киску, которая так доступно манила меня.

     Самым интересным оказалось то, что дырочка Марины вдруг снова увлажнилась и заблестела, маня своим ароматом и глубиной. Это был знак свыше. Я отбросил последние сомнения и приступил к делу со всей страстью, бушевавшей в моем члене. Люблю я это дело — полизать и пососать женские прелести. Губки ее были чудо как хороши. Нежные и вкусные, они скользили по языку и растягивались до поразительных размеров. Бутончик распустился, а потом клитор наглым образом нарисовался в складках кожи и зажил своей жизнью, подбадривая меня.

     Не знаю, что снилось Марине под этим наркозом, но щёки ее зарумянились, а дыхание стало неровным, пальцы на руках беспокойно забегали. В какой то момент (минут этак через пятнадцать) она вдруг покрылась гусиной кожей, задрожала и кончила. Это было восхитительно. Меня так и подмывало трахнуть эту бездыханную мадмуазель, но я не стал. И сам кончил так, что ни капли не попало на ее прекрасную кожу.

     А потом пришла сестра, мы перевезли девушку в ее палату и я ушел.

     Интересно, что Марина вспомнила потом, когда проснулась. Как правило, люди ничего хорошего после наркоза не чувствуют, но может быть в этот раз все было по другому?