Кровь на запястьях рук.
Рядом валяется лезвие.
Она была больше, чем друг.
Она — твоя первая женщина.

     Но это — стихи. Жестокие, но всё же стихи. А правда куда реальнее, жёстче, конкретнее. Окровавленная ванна, и в ней юноша со вскрытыми венами, уже потерявший сознание. Тонкое, юное, красивое, нежное, даже чуть женственное тело, разметавшиеся длинные пепельные волосы, крашенные белыми перьями, и боль, застывшая в тонком изломе ещё незрелых губ.

     А в это время его мать возвращается с работы домой. Моложавая эффектная женщина, безумно любящая своего сына слепой эгоистичной любовью, она входит в подъезд, и вдруг земля начинает уходить у неё из-под ног: материнское сердце чувствует неладное. Она поднимается на лифте, с трудом вставляет ключ в замочную скважину, наконец, дверь открывается. Она кричит:

     — Артур! — в ответ молчание. — Артур! — запертая дверь ванной, зловещая тишина и едва слышный ручеёк струящейся воды.

     — Артур, открой! — молчание.

     Женщина навалилась на дверь — сильнее, ещё сильнее. Наконец, дверь распахнулась, и перед матерью предстала описанная ранее картина.

     — Это всё ОНА! — сорвалась на крик мать. — Я говорила, я чувствовала!

     Но женщина умела брать себя в руки, и поэтому следующим её действием был телефонный звонок по номеру «03».

     Паренёк открыл глаза, но видел он всё сквозь плотную сизую дымку. Грубая толстая медсестра бинтовала ему запястья. Рядом стояла белая, как мел, мать и ещё два здоровых мужика в белых халатах. Где-то рядом и в то же время откуда-то издалека до него доносились обрывки разговора:

     — Суицидная попытка. Необходима госпитализация.

     «Что со мной?» — мелькнула в его голове слабая мысль, и он опять потерял сознание. Очнулся он только в больничной палате. Решётки на окнах, двери без ручек, узкие казённые койки, железные, как в тюрьме. Он ощутил удушливый запах медикаментов. «Так что же со мной? Что случилось?» — вопрошающе застучало в его мозгу.

     И тут он закрыл глаза. Потому что всё вспомнил. Всё. Этот срочный вызов на службу. Уносящийся вдаль мотоцикл. Львиная платиново-белая грива, развевающаяся на ветру. Вылетевший из-за угла грузовик. Столкновение. Авария. Страшный удар. И свой внезапный, разрывающий пространство крик: «Нееет!» Но она была ещё жива. Он бросился к ней, опустился на колени, подхватил слабеющее тело любимой женщины.

     Хотя тут стоит оговориться. Традиционной «женщиной» Леонору с её сильным и твёрдым характером «мужика в юбке», весьма своеобразной андрогинной внешностью и достаточно неординарной сексуальной ориентацией, направленной на юных женственных метросексуалов, назвать было бы сложно, да и не совсем правильно. Да и Артур, будучи по своей бисексуальной ориентации более ориентирован на юношей, нежели на женский пол, относился к ней соответственно. Когда они шли вместе по улице, оба изящные, длинноволосые, узкобёдрые, в кожаных штанах в обтяжку, ортодоксальное, по большей части гетеросексуальное окружение часто не могло понять, кто из них кто. Ну, а им это было только по кайфу.

     Но это отступление. Итак, он подхватил её на руки.

     — Леонора! — начал он.

     — Спокойно, — перебила она его. — Сейчас говорить буду я. Я ухожу. Но ты остаёшься. И я верю в то, что ты останешься собой, ты станешь тем, кем я видела тебя, кем мечтала тебя увидеть. Ты станешь настоящей сильной личностью. Ты многого добьёшься!

     Даже умирая, она осталась верна себе, не потеряв самообладания. Её огромные зелёные глаза смотрели на него из-под ярких стрел, смотрели с такой нежностью.

     — Ты ещё будешь счастлив. Обязательно будешь.

     — Нет! — захлебнулся слезами Артур. Но она продолжала:

     — Да, после меня у тебя не будет женщин, они тебе будут просто неинтересны. Но рядом с тобой ещё будет достойный тебя юноша, которого ты полюбишь, поскольку ни одна женщина не сможет тебе заменить меня, и для которого ты станешь тем, кем стала для тебя я, и это не будет предательством по отношению ко мне. Я хочу, чтобы ты был счастлив, мой милый. Обещай мне: ты будешь жить! За меня, во имя меня, вместо меня. И ещё знай: я люблю тебя, мой дорогой! Мой милый, нежный...

     Тут она закрыла глаза, и её голова откинулась ему на колени. И он припал к жёсткой складке её красивых, юных, но (увы!) уже мёртвых губ.

     Всё это время Артур ходил как тень. Он знал одно: он должен отдать последний долг Леоноре. Должен. А потом... Так получилось, что Ричард, любимый афган Леоноры и Артура, тоже оказался на похоронах. После церемонии пёс так и остался со своей хозяйкой. Артур звал его, просил, уговаривал пойти с ним, но красавец Рич, печально лизнув паренька в нос, улёгся на свеженасыпанный холм.

     Последнее, что помнил Артур, — это ванна и лезвие. А дальше всё. Провал. И вот теперь он здесь. Первая мысль после воспоминаний: позвонить матери, пусть приедет и заберёт его отсюда, заберёт как можно скорее, но тут вошла медсестра со шприцем наготове.

     — Тигрицкий, укол! — Артур сел на постели и только сейчас заметил, что на нём не его одежда, а казённая пижама неопределённого цвета. — Укол, Тигрицкий! — уже раздражаясь, повторила медсестра.

     — Где я? Какой укол? Какое вы имеете право мне его делать? Я должен позвонить. Где мой мобильный?

     Но медсестра проигнорировала тираду Артура. Она развернулась и, тряхнув рыжими, пережжёнными волосами, крикнула:

     — Иван, он не даётся! Иди подержи!

     Артур, и так бледный, побелел совсем, но не от страха, а от решимости сопротивляться насилию. Но к нему уже спешил Иван — на помощь «сестре милосердия».

     — Пидор пидором, а туда же, ерепенится, — ударом хлыста прозвучал в палате гомофобский выпад. — Спокуха, щенок, — и мужлан-санитар, с успехом подошедший бы на роль мясника-тяжеловеса, схватил юнца за перебинтованные запястья и заломил ему руки назад.

     Что-то хрустнуло в хрупкой спине паренька.

     — Чёрта с два, — неожиданно жёстко и хрипло сказал Артур.

     Именно сказал, а не крикнул, потому что сейчас в нём отчётливо звучал голос Леоноры: «Никогда не показывай, что тебе больно. Проигрывая, не теряй хладнокровия, и делай это с видом победителя».

     — Чёрта с два, — прорычал он и с силой, круговым движением, как учила его она, вырвал руки, освободился из захвата.

     На бинтах проступила кровь. Даже закостенелые в своём садистском профессионализме медсестра и санитар не ожидали такого решительного отпора от столь хрупкого юноши, почти несмыслёныша. Он не кричал, не бился в истерике — нет, этого не было и в помине. Он вывернулся и встал в стойку боевого карате. Он стоял перед ними с широко распахнутыми, ярко-бирюзовыми глазами, горящими нечеловеческим, сжигающим всё на своём пути огнём. Огнём памяти, мести, силы и достоинства. Тут сестра решила сменить тактику.

     — Ну, хорошо, — фальшиво заговорила она. — Ты сейчас возбуждён, я сделаю тебе укольчик, и ты успокоишься.

     Он узнал этот тон. Так в его жизни говорили те взрослые лицемеры, которым нужно было только одно: усыпить бдительность, а затем полностью уничтожить твою индивидуальность, подчинив её себе. Не пройдёт!

     — Я спокоен, как танк перед атакой, — неожиданно ровно произнёс Артур. — А укол я Вам сделать всё равно не дам.

     А так как он уже слишком хорошо понимал, где находится, добавил:

     — Я требую немедленной выписки, созовите комиссию.

     — Он не хочет по-хорошему, — сбросила маску медсестра. — Что ж, ему же хуже. Давай, Иван!

     Но Артур гибким змеиным движением увернулся от санитара и выбил у сестры шприц. Это стало последней каплей. Артур получил тупой удар в солнечное сплетение и услышал:

     — Наручники! Сульфазин четыре точки.

     На помощь парочке подоспел второй санитар, чуть пониже первого, коренастый и белёсый, как моль, и уже через минуту, юноша, как распластанная бабочка, лежал на койке, пристёгнутый к ней за забинтованные запястья и щиколотки. Он чувствовал, как шприц входит ему в правое, затем в левое плечо, затем поочерёдно ...

  в ягодицы. «Не дай почувствовать победу над собой», — зазвучал в сознании любимый голос, и уже слабеющий малый усмехнулся и метко плюнул в лицо санитару-мяснику. Санитар хотел ударить того по лицу и уже размахнулся, но сестра потянула его за рукав со словами:

     — Ну его, засранца. Ещё сломаешь ему что-нибудь, отвечай потом!

     Оставляя его, распластанного и обколотого, она добавила:

     — Да, этого пидараса аминазином не сломишь!

     Эта фраза бритвой резанула уже затуманивающийся мозг Артура, хотя он как потенциальный паранорм, к тому же помнящий уроки Леоноры по переведению своего сознания на иной уровень, был гораздо менее подвержен влиянию психотропов, нежели рядовой человек. Итак, его хотят сломать. И тут, капля за каплей, волна за волной, на него стала накатывать страшная мысль. Он здесь по воле матери. Она мстит ему, мстит за то, что он сделал выбор в пользу Леоноры, за то, что он был готов идти за ней до конца и уйти из жизни вместе с ней.

     Леонора, Леонора, Леонора! Он подавил стон. Его идеал, сочетающий в себе лучшие женские и мужские черты. Ведьма. Маг-сарагон. Такое же психологически двуполое создание, как и он сам. Способная одним взглядом как прекратить самую крутую разборку, так и заставить человека растаять в её руках. Женщина его мечты, способная, когда надо, быть роскошной дамой, а когда надо — сильным и волевым мужиком, а когда она оставалась с ним наедине — нежным и любящим геем-метросексуалом, универсалом в женском теле. Именно поэтому Артур, будучи изначально бисексуалом, но всё же будучи больше ориентирован на юношей своего типажа, подарил свою девственность Леоноре, отдавшись ей и спереди, и сзади, как и она ему. Она была старше его на 15 лет. Сейчас ему 21. А ей уже никогда не будет 35.

     Странное дело: он был здесь, его тело было здесь, распластанное и пристёгнутое к койке, и в то же время его здесь не было. Не было. Он был далеко отсюда во времени и в пространстве. По времени — в прошлом трёхлетней давности, а по пространству — на Сиреневой улице, в опорном пункте милиции. Там он впервые увидел её — высокую, яркую, сильную платиновую блондинку с погонами капитана. А дело было так.

     Если бы не проблематичные отношения Артура со своей матерью, их встреча могла бы и не произойти, хотя, с другой стороны, она была предначертана самой Судьбой. Мать, естественно, по-своему любила Артура, но любовь её была слишком деспотичной. Ссоры между ними вспыхивали сразу же, как только мнение Артура шло вразрез с мировоззрением Нонны Германовны. Артур любил мать и прощал ей непонимание и её наезды на него относительно его предполагаемой ориентации, длинных мелированных волос, серебряной серьги в ухе, таких же украшений, джинсов в обтяжку, «косухи» и кожаных штанов, увлечения мужской косметикой и парфюмом. Все это он сносил стоически, не позволяя себе сорваться и послать её куда подальше, хотя порой ему и очень хотелось это сделать. Однако юноша привык уважать себя и держал марку, отстаивая своё мнение по возможности деликатно. Но когда мать отдала на усыпление его единственного четвероногого друга — сиамского кота Лоуренса, Лори, с огромными сапфировыми глазами, — это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения сына.

     Артур вернулся с тренировки по карате. Надо сказать, что паренёк, хоть и осознавал свою не совсем традиционную ориентацию, всегда делал разницу между утончённым, следящим за собой метросексуалом, тем не менее со стальным стержнем внутри, вполне способным в ответ на гомофобский выпад: «Эй, ты, пидор!» развернуться и основательно съездить по морде обидчику, и действительно сопливым женоподобным пидором, не способным постоять за себя и любимого человека. Поэтому он регулярно посещал занятия в спортивной секции, причём не мягкого айкидо, а жёсткого контактного карате и своими успехами добился уважения у тренера и парней-гетеросексуалов, поначалу косо смотрящих на изящного, длинноволосого, виляющего при ходьбе бёдрами красавчика. Артуру удалось грамотно «поставить» себя и утвердиться в секции под кличкой Тигра. Вполне естественно, что слабаку такую бы не дали.

     Но ближе теме. Артур вернулся с тренировки. Снежинки таяли на его чёрной кожаной косухе, которую он, вопреки возражениям матери, носил круглый год не снимая, как и кожаные штаны, меняя всё это только на тонкую водолазку в облипку сиренево-голубых тонов либо на футболку с волком и обтягивающие светло-голубые джинсы летом. Он снял сапоги-"казаки» со «шпорами» (обувь он предпочитал исключительно узконосую) и остался в узких джинсах и фиолетовой водолазке, удачно гармонирующей с голубым. Тоненький, стройный, но вместе с тем ощутимо сильный силой интеллектуальной, уверенной в себе личности. Только... только почему Лори его не встречает?

     — Лори! — позвал Артур. — Лоуренс, малыш, ты где?

     Но кота нигде не было. Артур прошёлся по комнатам роскошной, дорого обставленной квартиры. Чувство непоправимой беды заполнило его, стучало у паренька в висках. Тут в двери щёлкнул ключ. Артур резко обернулся к матери.

     — Где Лори? — закричал он, не слыша своего голоса. — Где? — надрывный крик Артура был похож на рёв раненого зверя.

     — У него был лишай, — спокойно ответила Нонна Германовна, снимая норковое манто. — Это неизлечимо. Мы могли бы и сами заразиться.

     У Артура началась истерика. Он не мог потом вспомнить, как, на ходу накинув «косуху», оказался за дверью. Прошла неделя скитаний. Первые два-три дня Нонна Германовна надеялась, что сын вернётся домой, но когда и на шестой день он не появился, она подала заявление в милицию. А так как внешность у беглеца была характерная, то вскоре его задержал дежурный наряд.

     И вот сержант ввёл его в кабинет. Леонора (тогда он ещё не знал этого имени) сидела за столом. Рядом лежала пустая кобура и пистолет Макарова.

     — Спасибо, Сергей, можешь идти, — отпустила она сержанта, и Артур удивился этому красивому, но в то же время твёрдому, даже полумужскому голосу женщины-капитана.

     Она была очень яркой, и, несмотря на милицейскую форму, её макияж в любимых сиренево-голубых тонах Артура был скорее в стиле транса, нежели в стиле женщины-инспектора. Грива платиновых волос капитана была безупречно уложена. От неё исходила очень сильная, но в то же время позитивная и спокойная энергия. Артур как яркий представитель людей Индиго был способен различать цвета ауры человека. Свечение вокруг Леоноры было лилово-бирюзовым. «Сенс!» — подумал паренёк, и он не ошибся. К тому же он явственно понимал, что встретил, наконец, свой Идеал. Это была первая женщина, на которую Артур смотрел в том числе в сексуальном контексте, сам тому удивляясь. Её абсолютно не женская, но в то же время и не чисто мужская энергетика манила Артура, звала его к себе, завораживала.

     — Что, орёл, проблемы с матерью? Взбунтовался? — спросила она, закуривая.

     Артуру бросились в глаза две вещи. Во-первых, её руки — не женские и не мужские, ощутимо сильные, с набитыми костяшками, что говорило о владении единоборствами, но тем не менее с изящными музыкальными пальцами и длинными, безупречно нарощенными фиолетовыми с серебром ногтями в форме миндалевидных стилетов. Артур был в восторге от этой картины. Во-вторых, она курила вишнёвые сигариллы «Кэптэн Блэк»! Артур нечасто позволял себе курить и никогда не снимал напряжение при помощи табака. Он допускал курение хороших дорогих сигарилл, именно сигарилл, а не сигарет, исключительно как дополнение к приятному общению и был абсолютно независим от этого пристрастия. Но «Кэптэн Блэк», особенно вишнёвый, был его любимой маркой!

     Он смотрел на женщину и не мог отвести от неё свой взгляд. Ему казалось, что он уже знал её, знал когда-то в прошлой жизни, и, быть может, даже не в одной. Смотрел во все глаза, а глаза у него были красные, воспалённые после недели скитаний и ночёвок в подвалах. Его тянуло в сон, зверски одолевал голод.

     — Ну что, орёл, есть хочешь?

     Артур кивнул. Она прочитала его мысли. Он уже ожидал от неё чего-то подобного,...   утверждался в первоначальной мысли о том, что общается с сенсом, и начинал верить в неслучайность данной встречи.

     Леонора встала из-за стола. Да, фигура у неё оказалась именно такой, как и предполагал Артур, — не женская и не мужская, скорее пограничная. Широкие плечи, едва заметная грудь, тонкая талия, узкие бёдра, длинные накачанные ноги. Чёрные туфли на высоких шпильках, чулки со швом сзади, соблазнительно облегающие гладкие сильные икры. Артур едва заметно перевёл дыхание. Она достала свежий хлеб, французский сыр, икру (ого! даже так!), нарезала бутерброды, затем поставила на стол красивые чашки с блюдцами.

     — Как зовут-то тебя, бунтарь? — мягко обратилась она к нему, и его обдало тёплой и мягкой волной.

     Ему сразу стало легче.

     — Меня? Артур, — он смущённо опустил глаза.

     Длинные ресницы отбросили тень на нежное юношеское лицо. На бархатных щеках заалел румянец.

     — Ну, а меня Леонора, — представилась она с улыбкой, замечая метаморфозу в парнишке.

     — Очень приятно, — отозвался Артур и тихо добавил, — спасибо Вам.

     — Что, солнце, проблемы дома? — и он ощутил мягкое ментальное касание.

     Он рассказал ей всё: и про домашнюю войну, и про проблемы с матерью, и про смерть Лори, и про, и про, и про. А Леонора... Она смотрела на этого хрупкого женственного пацана с тонким изломом бровей и серебряной серьгой в ухе, ясными бирюзовыми глазами, пепельной гривой с белыми перьями, распущенной по плечам, и нежным бархатным румянцем, в то же время совсем не изнеженного и слабого, а наоборот, с ощутимо сильной и, видимо, управляемой им энергетикой, в равной степени сочетающей в себе мужское и женское, инь и ян, слушала его историю и узнавала в нём себя — такую же максималистку, такую же непримиримую к насилию, только 15 лет назад. А он всё говорил, говорил и говорил.

     Уже съедены все бутерброды, выпита последняя чашка «капуччино», а темы для разговора всё находятся сами собой. Они оба любят животных, у обоих любимая порода собак — афган, а кошек — сиамская, они оба любят Высоцкого и Цоя, у неё мотоцикл появился в его возрасте, а он о нём только мечтает, им обоим близки гей-культура и менталитет. Артур, сам того от себя не ожидая, говорил с ней о самых интимных вещах, совершенно этого не стесняясь... Артур открыл глаза. Он почувствовал, как щёлкают, снимаясь (наконец-то!) наручники. Перед ним стоял незнакомый санитар — молодой, черноволосый, с усами.

     — А ты ничего, парень, — сказал тот с плохо скрываемым уважением.

     — А тебе-то что? — после так называемых четырёх точек сульфазина зрачки у Артура расширились, и свет резал ему глаза.

     Говорить было больно, но юноша усилием воли сдержал судорогу в челюстях. Он попытался сесть на кровати. Конечности затекли, но он сделал над собой усилие и всё-таки сел. Санитар опустился рядом с ним.

     — Игорь, — протянул он руку.

     — Я не подаю руки надзирателям, — криво усмехнувшись, произнёс Артур.

     — Да, характерец у тебя! — заметил Игорь.

     — Какой есть, — отрезал Артур.

     — Я знаю твою историю, — тихо сказал Игорь.

     — Ну и? — Артур начинал понимать, что первый раунд остался за ним.

     — Ты крепкий орешек, не сломался.

     — Размечтались, глупенькие, — съязвил Артур.

     Ему вдруг, несмотря на боль, стало просто смешно. На ум парню пришло высказывание Хемингуэя, услышанное им от Леоноры и столь любимое ими обоими: «Человека можно уничтожить, но его нельзя победить». А тем более не просто человека, а паранорма, даже такого юного, как Артур, в своё время наученного Леонорой в случае воздействия на психику переводить своё сознание на иной уровень.

     — Она и не ожидала бы от меня другого, — добавил он, помолчав, обращаясь как бы к самому себе.

     — Она — это та женщина, капитан? — осторожно спросил Игорь.

     — Предположим.

     — Вы давно были с ней знакомы?

     — Три года, — ответил Артур. — Она была для меня всем, — вдруг вырвалось у него.

     Но он тут же взял себя в руки и добавил:

     — Просто она была очень сильной личностью. И необыкновенной женщиной, — он опустил глаза.

     Даже не совсем женщиной. Не бывает у рядовых женщин такой внешности и такого чисто мужского характера!

     — Ты сказал — характер, — продолжал Артур. — Это её заслуга. Не родителей, не матери, а её.

     Игорь понял, что больше не стоит спрашивать об этом, и решил сменить тему.

     — Болят? — кивнул он на руки.

     — Я спокойно отношусь к боли, — последовал ответ.

     — Боль бывает разной, — осторожно заметил Игорь.

     — Это не имеет значения, — быстро среагировал Артур.

     Ему очень не хотелось показать собеседнику, что тот практически прочитал его мысли. Да, боль бывает разной. Боль от удара можно стерпеть. Можно дать сдачи. Изрезанные руки заживут. А вот та боль, которая поселилась в нём и живёт, сжимая виски словно тисками, парализуя всё его естество, боль невосполнимой утраты, боль потери...

     «И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг,
Оттого что убили его, не тебя».

     Первый Друг. Первая женщина. Первая любовь. Первая любовница и, учитывая специфику их сексуальных отношений, первый любовник. И первая потеря. Но это сейчас, в настоящем. Тогда же он сразу понял, что встретил свою Судьбу. Он закрыл глаза и опять увидел её.

     Познакомившись с Артуром, Леонора была вынуждена вызвать Нонну Германовну в отделение. Она подняла трубку служебного аппарата.

     — Нонна Германовна? Вас беспокоит капитан Звездинская, — голос Леоноры звучал вежливо и нейтрально. — Ваш сын находится в отделении. Я вынуждена вызвать Вас и разобраться в возникшей проблеме.

     — С какой такой стати? Я не сплю ночей, а вы будете разбираться?

     Несмотря на то, что телефон стоял на столе, а трубку Леонора держала у самого уха, Артур различил повышенный голос матери с властным истерическим оттенком.

     — Нонна Германовна, — тон Леоноры оставался абсолютно спокойным и корректным. — Ваш сын ушёл из дома не без причины, и я считаю своим долгом разобраться в случившемся.

     В своей реакции мать оказалась верна себе. Артур это уже понял и потому ничего хорошего от встречи с ней не ждал.

     — Ну что, герой, придётся нам с тобой немного повоевать, — произнесла Леонора, положив трубку на рычаг.

     — Нам? — удивлённо переспросил Артур.

     — Да, нам с тобой с твоей мамой и твоей маме с нами, поскольку я уже поняла, что корень всех зол лежит не только в тебе.

     Артуру никогда не удастся забыть чувство, волной переполнившее его при этих её словах.

     — Если бы у меня была такая мать, как Вы, — голос у юноши надрывно зазвенел.

     — Если бы.

     Леонора встала из-за стола, подошла к нему и провела узкой, но в то же время сильной ладонью с безукоризненно длинными заострёнными ногтями по его нежной горящей щеке. И Артур, резкий, дерзкий, известный в своём районе, несмотря на утончённую внешность, под кличкой Тигр, спокойно выходящий в драке один против троих, ткнулся в плечо Леоноре, как маленький затравленный зверёк. А Леонора, одинокая волчица Леонора, живущая логикой и практически никогда не дающая волю своим чувствам, гладила пепельную с белыми перьями гриву длинных волос пацана и ощущала дрожь крепких, в меру накачанных, но в то же время таких хрупких плеч. «Надо беречь светильники, — вспомнились ей слова Экзюпери. — Порыв ветра может их легко загасить».

     Разум. Логика. Стальной разум. Железная логика. Но сейчас, видя перед собой это юное девственное создание, тонкое, хрупкое, но далеко не слабое и уже достаточно сексуальное, и разум, и логика Леоноры склонялись к тому, чтобы счесть целесообразным дать волю своим чувствам. Вот она — дерзость, чистота, бисексуальная красота, девственность! Леонора ощущала себя не женщиной и не мужчиной, а скорее, сарагоном — психологически двуполым созданием. Она скорее была готова принять присутствие другого юноши в жизни своего фаворита,...   но взгляд, а тем более его сексуальный раппорт в сторону особи женского пола ею совершенно не допускался. А тут она вполне осознавала, что за индивид перед ней, и сознательно отвечала на его ментальный посыл. Аура паренька светилась нежным сиренево-голубым свечением, что выдавало в нём потенциального паранорма, причём не латентного, а в определённые моменты вполне сознательного.

     — Ну-ну, милый мой, успокойся. Успокойся, солнышко.

     И она едва-едва, скорее даже по-матерински коснулась губами его щеки. Его словно ударило током. В ответ на неё ясно посмотрели ярко-бирюзовые глаза, и она вдруг поняла, как много смогла бы она отдать за этот преданный девственный взгляд.

     После разговора в отделении Артур вынужден был вернуться «домой». Закрывшись в своей комнате, ложась спать, он с болью ожидал увидеть во сне глаза Лори, а увидел Леонору, но почему-то уже не в милицейской форме, а в чёрной коже, в «косухе» и «казаках» со «шпорами», а рядом с ней красавца-афгана, платинового в чёрной маске.

     И вот на следующий день, одевшись во всё чёрное, за исключением фиолетовой водолазки (это был его, а впоследствии — их с Леонорой любимый цвет), уже в пять часов Артур с букетом лиловых роз стоял напротив отделения на Сиреневой. Вот уже пол-шестого, шесть. Почему же она задерживается? Пол-седьмого. И вдруг... Артур не поверил своим глазам! Леонора! Но уже не в форме, а во всём чёрном, белые волосы по плечам.

     — Леонора, — мысленно позвал он.

     Она резко обернулась, почувствовав его ментальный посыл. Их глаза встретились. Её — колдовские, зелёные, и его — ярко-небесно-бирюзовые. Они стояли, смотря так глаза в глаза, замерев. Сколько они простояли так? Минуту? Пять? Десять? Первой заговорила Леонора.

     — А, это ты, милый. Я знала, что ты придёшь.

     — Ведь иначе и быть не могло, — он и сам не ожидал от себя такого ответа.

     — Ну, что? Прокатить тебя на мотоцикле?

     Так вот, оказывается, чья чёрно-фиолетовая «Хонда» была припаркована возле отделения! Артур шагнул к Леоноре, как в тумане, не удивляясь своей смелости. И вот уже её сильные руки лежали на его изящных, но тем не менее крепких плечах, и вот уже не было инспектора по ДН Звездинской и её подопечного Тигрицкого, а перед отделением стояли, слившись в поцелуе, сильная, волевая женщина и тонкий, нежный юноша — оба в чёрной коже, стройные, длинноногие, узкобёдрые, длинноволосые. Прохожие смотрели на них, кто с улыбкой, кто с пониманием, большинство же — с недоумением и осуждением. Ортодоксальное гетеросексуальное население не могло понять, что это за пара, явно не укладывающаяся в общепринятые рамки. Сколько радости пережили они потом вместе. И сколько боли. Леонора, будучи состоявшейся личностью и профессионалом, пользующимся авторитетом у себя на службе, могла закрыть рот кому угодно и, естественно, позволила себе роскошь не скрывать своих отношений с новым фаворитом. Менты отделения воспринимали Леонору такой, какая она есть, относясь к ней как к «мужику в юбке» и нехилому профи, и поэтому в том, что в скором времени Артур утвердился в отделении в качестве «официального фаворита Звездинской» и принимался ментами, как родной, ничего удивительного не было.

     А вот Артуру пришлось намного труднее. Для Нонны Германовны, относительно современной женщины, не была тайной, покрытой мраком, не совсем традиционная ориентация её сына, от чего, естественно, она была далеко не в восторге. Но одно дело, девчонка-малолетка рядом с сыном, или пусть даже пацан, поскольку мать уже поняла, что хорошие девочки-ровесницы сыну абсолютно неинтересны, а точнее, у него на них просто аллергия.

     Артур вообще недолюбливал традиционных представительниц женского пола и смотрел либо на ровесников своего же типажа, либо на ярких и сильных женщин значительно старше себя. Но мать была готова скорее увидеть рядом с ним его ровесника, пусть и мужского пола, нежели отдать сына молодой, но уже взрослой женщине, состоявшейся личности, способной своим авторитетом перекрыть её, Нонны Германовны, авторитет, давно утерянный и существовавший только в её воображении.

     Если бы в своё время мать поняла, что её сын — далеко не рядовой юноша, и его нужно воспринимать и любить таким, какой он есть, и не пытаться переделать, мотивируя свои действия расхожим «у всех сыновья как сыновья, а ты», уважать его индивидуальность, ориентацию, увлечение эзотерикой... Если бы она всё это в своё время поняла, она бы его не потеряла, и, может быть, даже осталась для него в какой-то степени близким человеком. Но она была слишком уверена в своей правоте, лишь упорствуя в своих заблуждениях, и к моменту встречи Артура с Леонорой стала для своего сына абсолютно чужим человеком, почти врагом.

     И поэтому в том, что первая любовь Артура стала для матери Артура врагом №1, «старой дурой» и вообще корнем всех зол, ничего удивительного не было. При всём при том Леонора при разговорах с Нонной Германовной и тех «разборках», которые та пыталась учинить, вела себя в высшей степени достойно, не опускаясь до предлагаемого ей уровня, что выводило Нонну Германовну из себя ещё больше...

     — Это ты, что ли, такой крутой, пидорок? — Артур спокойно поднял голову.

     Рыжий коротко стриженный парень на голову выше Артура и вдвое шире его ярко выраженной гомофобской направленности нахально ухмылялся, стоя перед ним.

     — Крутыми бывают только яйца, и то только после пяти минут варки в кипятке. Да ещё гетеры-гомофобы типа тебя, — спокойно среагировал Артур.

     — Да ну! — было видно, что Рыжий не ожидал такого грамотного вербального отпора.

     — Ну да, если выражаться твоим языком, — отпарировал Артур, направив взгляд враз потемневших глаз в переносицу, так называемый «третий глаз» Рыжего.

     Артур попытался предотвратить физическую разборку, помня их любимое с Леонорой изречение: «Лучший бой — это бой, выигранный ещё до его начала». Пацаны за спиной Рыжего переглянулись, как шакалы, вожак которых первый раз нарвался на Волка, пусть ещё молодого и недостаточно матёрого, но вполне явственно показавшего им свои зубы.

     — Да ты... — Рыжий сделал тяжёлый шаг в сторону Артура, но Тигрицкий, опередивший Игоря, который собирался было встать между ними, был уже на ногах.

     «Концентрация! — зазвучал в мозгу любимый голос. — Обрати энергию и силу противника против него самого». И поэтому Артур оставался на месте, когда Рыжий пошёл на него, и только в самый последний момент резко ушёл в сторону. Рыжий, потеряв равновесие, грохнулся, ударившись о железную спинку кровати.

     — Итак? — осведомился Артур.

     — Да я тебя... — нельзя сказать, что Рыжий не имел представления о таких вещах, как самбо и карате, но от него веяло грубой животной силой, техника же Артура была отработана и интеллектуальна.

     И поэтому Артур не стал отвечать ударом на удар (а так хотелось!). Но Леонора всегда говорила ему: «Будь сдержан в проявлении физической силы. Запомни: сильный человек всегда жЁсток. ЖЁсток, а не жестОк, а жестокость — это качество слабака». И поэтому, помня это, Артур не ответил Рыжему, но, взяв его руку на перехват, применил лёгкий болевой приём. Но лёгким его называла Леонора, лёгким он был для Артура, а по искажённому лицу Рыжего таковым его назвать было бы сложно.

     — Итак, вопрос исчерпан? — осведомился Артур.

     — Исчерпан, — услышал он сдавленный ответ.

     — Ну, вот и замечательно, — произнёс Артур, отпуская руку Рыжего, и с металлом в голосе продолжая, — а теперь я бы хотел сказать о следующем. Я ни с кем не собираюсь конфликтовать. Слышите — ни с кем. Но я не завидую тому, кто хотя бы ещё раз поднимет на меня руку. Открою вам секрет: если вы думаете, что уважающий себя гей или бисексуал не может дать отпор дурно воспитанному гетеру-гомофобу, вы глубоко ошибаетесь, и эта ошибка может вам очень дорого стоить. Более того, свою сексуальную ориентацию с вами я обсуждать не намерен. Надеюсь, я достаточно ясно выражаюсь? Ну что ж, молчание — знак согласия, — и Артур спокойно опустился ...   на кровать рядом с Игорем, который, видя, как ведёт себя Тигрицкий, разумно решил не вмешиваться.

     Рыжий потирал предплечье, а пацаны уже с уважением поглядывали на Артура, несмотря на его внешность и длинную гриву с белыми перьями. «Нехило!» — прочитал Артур в глазах Игоря.

     — Тоже её школа? — помолчав, спросил тот.

     — Да, — коротко ответил Артур, — её.

     Игорь внимательно смотрел на юношу. Какое-то время Артур сидел неподвижно, как бы возвращаясь к действительности из небытия.

     — Ричард, — вдруг вырвалось у так долго молчавшего Артура.

     — Что? — не понял Игорь. — Ты сказал «Ричард»?

     — Да. Это её сын. Четвероногий сын.

     — Но... это ведь кличка, то есть имя собаки, — поспешно поправился Игорь, обжёгшись о ледяной взгляд Артура.

     — Да, это её, то есть наш афган.

     — А где он сейчас? — осторожно спросил Игорь.

     Артур помолчал, потом поднял глаза. Игорю никогда не удастся забыть этот взгляд. Малый далеко не робкого десятка, прошедший Чечню, видевший на своём пути не один окровавленный труп, не раз смотревший в глаза смерти... Но тут вздрогнул даже он. Голубо-бирюзовые глаза Артура потемнели, стали иссиня-чёрными, пространство сгустилось в них, превратившихся, как казалось потом Игорю, в две бесконечные, зияющие, светящиеся неизбывной болью бездны.

     — С ней, — услышал ответ Игорь.

     — Как? — не понял он. — На кладбище?

     — Да. — Артур опустил глаза. — Я звал его, уговаривал уйти со мной, но он сделал свой выбор.

     Артуру вдруг вспомнилась история появления у них Ричарда. Оставив мотоцикл после ночного полёта по спящей Москве, сияющей огнями, с ощущением полной свободы в пространстве и вечности, они шли обнявшись. Полная луна отбрасывала семь радужных кругов, и их длинные волосы (её — платиновые, и его — пепельные с белыми прядями) отливали то голубым, то розовым, то сиреневым. Они были вместе, они были счастливы. И вдруг...

     — Ах ты, скотина, — из-за торца углового дома до них донеслось пьяное подобие человеческого голоса и хриплое рычание.

     Артур ускорил шаг, а Леонора в два прыжка была уже за углом. Пьяный в дым детина держал за перекрученный ошейник подросшего щенка афгана, платинового в чёрной маске. Передние лапы собаки дрыгались в воздухе, а другой, окровавленной, рукой подонок держал плеть, стараясь попасть афгану в пах. Рядом лыбилось двое дружков псевдохозяина, недалеко ушедшие от него по состоянию интеллекта. Артуру казалось потом, что это не Леонора, а чёрная кобра метнулась вперёд, а когда он понял, что произошло, сапог-"казак» Леоноры уже стоял на груди ублюдка, а плеть была у неё в руках.

     — Спасай щенка! — бросила Леонора Артуру, однако она могла этого и не говорить, поскольку паренёк и собака, как по мановению волшебной палочки, бросились друг к другу.

     Но драка есть драка, а это вообще был бой без правил. Один из дебилов был обезврежен, но оставалось двое других, один из которых уже вытащил газовый пистолет, который Леонора в считанные секунды выбила у него из рук круговым ударом ноги, заставив того с криком согнуться, схватившись за запястье. Артур, до сего момента прикрывавший афганчика, среагировал адекватно. Уроки самбо и карате не прошли даром, и боковое зрение его не обмануло — Леоноре требовалась помощь: третий дружбан двух вырубленных подкрадывался к ней сзади с ножом, выбирая точку для удара наверняка. Артур успел потрепать своего нового друга по шее и молниеносно оказаться за спиной целящегося в Леонору мерзавца, продемонстрировав при этом великолепную реакцию. Владея особым болевым приёмом, он вывернул руку нападавшему, добавив ещё для верности удар по шее ребром открытой ладони.

     — Ты, сво... — только и прохрипел тот, выпуская нож из побелевших пальцев.

     Он попытался ударить Артура в пах, но только что спасённый афганчик вцепился ему в икру, заставив того заорать нечеловеческим криком. К тому времени Леонора, уже разобравшаяся со своими «подопечными», спокойно подошла к ним, взяла собаку за ошейник и сказала:

     — Отпусти его и не бойся, больше тебя никто не обидит.

     Она откинула львиную гриву назад и повернулась к Артуру:

     — Ну, так ты говорил, что твоя любимая порода — афган? Вот и сбылась наша с тобой мечта.

     Пёс как будто понял, о ком она говорит, он встал на задние лапы и лизнул в губы сначала её, а потом Артура. Так у них появился Ричард. Этой же ночью Леонора пригласила парня на ужин при свечах. Вымыв и высушив Ричарда феном, расчесав его, они показали ему его законное отныне место — на отдельной тахте в гостиной. Леонора, несмотря на свой мужской характер, так же, как и паренёк, умела и любила готовить, в чём Артур впоследствии убедился, но сейчас они не стали приниматься за приготовление пищи. Они, как выяснилось, оба были приверженцами японской кухни, поэтому Леонора позвонила в ресторан и сделала заказ на дом: роллы из мяса угря, салат из тигровых креветок с авокадо, икру летучей рыбы. Заказ привезли достаточно быстро, и они принялись за трапезу. Леонора достала бутылку элитного напитка «Бонита Пинаколада», состоящего из рома с кокосовым молоком. Артур попробовал этот напиток впервые, но с этого момента он стал его любимым.

     После ужина Леонора проводила Артура в ванную с джакузи, но не стала форсировать события и предлагать ему свою компанию, проявив должную деликатность. Дорогая жасминовая пена для ванн, шампуни, гели, бальзамы в изобилии стояли на фигурном подзеркальнике.

     — Располагайся, милый. Вот халат и новое полотенце.

     Артура уже ничуть не удивило то, что предложенные Леонорой вещи были в их любимой цветовой гамме. Он был даже благодарен Леоноре за то, что она оставила его здесь одного. Он понимал, что сегодня он расстанется с девственностью во всех отношениях, во всех местах, и ему надо было к этому морально подготовиться. С замиранием сердца он представлял себе, что должно между ними произойти, и сладкая истома накатывала на него волна за волной.

     Наконец, наплескавшись, он вылез из ванной, воспользовался бальзамом для тела фирмы «Ланком», побрызгался ароматом уни-секс «Ультрафиолет» от Пако Рабана, а потом осторожно вышел из ванной комнаты. Леонора возилась с Ричардом. Они обернулись на юношу одновременно.

     — Проходи в спальню, солнышко. Жди меня, я скоро буду, — и Леонора скрылась в ванной.

     Артур прошёл в традиционно сиренево-лиловую спальню. Горели свечи. Широкая двуспальная кровать была уже разобрана, переливаясь атласом тёмно-фиолетового белья. Артур скинул с себя халат и нырнул под прохладные простыни. Тут же компанию ему составил уже набравшийся наглости Рич, забравшийся на кровать и развалившийся рядом с парнем. Артур обнял его, перебирая шелковистую платиновую шерсть афгана.

     — Я вам не помешаю? — в дверях стояла Леонора.

     У Артура от восхищения перехватило дух. Вот это пеньюар! Нежно-лиловый, с бирюзовыми розами, расшитый жемчугом! И серебристые босоножки на высоких шпильках, открывающие безупречный педикюр. Женщина подошла к музыкальному центру, и в полумраке комнаты заиграла музыка Эннио Морриконе. Стриптиз! Зная Леонору, Артур ожидал от неё нечто подобное. Овладеть им сразу для неё было бы слишком просто.

     Плавно, грациозно двигаясь под мелодичную неземную музыку, Леонора скинула с себя пеньюар, и он, мягко шелестя, опустился к её ногам. Она осталась лишь в серебристых полупрозрачных стрингах. Артур сделал глубокий вдох, переведя дыхание. Затем стринги упали к ногам Леоноры как бы сами собой. Сбросив с ног серебристые босоножки с перламутровыми пряжками в виде морских ракушек, она неторопливо опустилась рядом с юношей и откинула простыню. Артур застеснялся. Она нежно провела кончиками пальцев с длинными ногтями по его горящей щеке.

     — Не стесняйся, милый. Просто это твой первый раз.

     — Наш первый раз, — уточнил Артур.

     — Да, дорогой, ты прав — наш первый раз.

     Леонора начала покрывать его тело поцелуями, нежно покусывая соски, легко проводя ладонями по гладким бёдрам....   Артур таял в её руках. И, когда она едва коснулась языком его напряжённого естества, он чуть слышно прошептал:

     — Можно сначала я?

     — Конечно, — уступила ему инициативу Леонора, переворачиваясь на спину.

     Сколь ни была искушена Леонора в таких ласках, как кунилингвус, такого удовольствия, как с Артуром, она не получала никогда и ни с кем. Юноша обладал редким талантом и понимал язык тела, к тому же он чувствовал её на ментале, и стоило ей лишь повести бедром или подумать о чём-то, и он тут же осуществлял её желание.

     — Милый мой, — прошептала она. — Ты далеко не первый мой партнёр, но ты значишь для меня гораздо больше, чем все предыдущие. Ты моя первая любовь!

     — А ты — моя первая и последняя, — прошептал Артур.

     — Не зарекайся, солнышко. Ты не разлюбишь меня, но такие, как я, умирают молодыми. Я это знаю, — и она нежно поцеловала его.

     — Значит, я буду с тобой до конца твоей жизни, — прошептал юноша, отвечая на её поцелуй.

     Леонора решила ответить Артуру на его неземную оральную ласку тем же. Она опустилась ниже и стала играть с юным девственным членом Артура. Потом она нежно обхватила его губами и осторожно ввела палец в нетронутую попку паренька. Из груди у того вырвался стон.

     — Не больно? — прошелестела Леонора.

     — Нет, я уже готов к этому, — прошептал Артур, гладя платиновую гриву Леоноры. — Пожалуйста, возьми меня, — выдохнул он.

     — Спереди или сзади?

     — И там, и там, — прошептал Артур, — я везде — твой.

     Леонора перевернулась на спину, и Артур нежно вошёл в неё. Их коитус был трепетным, долгим и завершился ярким одновременным оргазмом. Они идеально подходили друг другу, имея равный сексуальный потенциал, что с бешеной сексуальностью Леоноры встречалось в её жизни не так уж и часто.

     — А теперь возьми меня сзади, Королева, — прошептал Артур.

     — Ты уверен в том, что готов к этому? — зелёные глаза Леоноры сверкнули в ночи.

     — Да, — решительно прошептал юноша. — Я действительно ХОЧУ этого.

     Леонора, не вставая с постели, придвинулась к секретеру и вытащила из него кожаную голубую коробку.

     — Страпон? — произнёс паренёк.

     — Угадал, — коснулась его груди Леонора. — Конечно, живого тела он не заменит, поэтому я не возражаю против ещё одного юноши в нашем тандеме.

     — Я тоже. Но нужен индивид НАШЕГО уровня.

     — Вот именно, — согласилась Леонора.

     А пока... Леонора игриво и нежно толкнула партнёра на подушки, перевернула его на живот и скользнула языком в ложбинку между ягодиц. Даже уже ничему не удивляющийся в отношениях с ней парень был в восторженном шоке от столь откровенной ласки.

     — Я люблю тебя, Королева, — чуть слышно прошептал юный фаворит.

     — Аналогично. Ну что, ты готов? Будет немного больно, — и женщина выдавила себе на ладонь немного дорогого клубничного лубриканта, хотя в этом и не было особой надобности — настолько юноша был готов к тому, что должно было сейчас произойти.

     — Ну что? — улыбнулась Леонора, пристегнув страпон. — Молодой человек готов принять позу «пьющего оленя»?

     Артур имел представление о «Кама-Сутре» и прекрасно понял, что она имеет в виду. Головка искусственного члена упёрлась в девственный анус юноши. Он вздрогнул.

     — Расслабься, — прошептала Леонора.

     Юноша расслабился, и фаллоимитатор начал входить в него, преодолевая сопротивление девственного сфинктера.

     — Ой! — вздрогнул парнишка. — Немного больно.

     — Сделай глубокий вдох, солнышко, — нежно целуя его спину, прошептала в ответ Леонора.

     Паренёк вздохнул полной грудью и полностью открылся. Леонора двигалась в его теле нежно и осторожно.

     — Обалденно, — прошептал смущённый Артур, войдя во вкус, но Леонора вдруг вышла из него.

     — Хватит. Всё-таки для тебя это первый раз. Но у нас с тобой осталось ещё одно неопробованное удовольствие.

     — Ты хочешь, чтобы теперь в активе был я?

     — Да, мой маленький сенсорик, вот именно, — и Леонора перевернулась на живот.

     Артур ответил ей всеми теми ласками, что получил от неё, и превзошёл в них и сам себя, и всех предыдущих любовников Леоноры. Он вошёл в неё нежно и неожиданно умело, и они растворились друг в друге, слились в одно целое.

     — Милый мой, солнышко моё, мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

     — Правда? — прошептал Артур.

     — Правда, — закрыла ему поцелуем рот Леонора..

     — Что же ты будешь делать дальше, будущий Волк? — спросил Игорь, подождав, пока Артур окончательно вернётся к действительности.

     — Становиться НАСТОЯЩИМ, — последовал ответ. — А если серьёзно — жить. А насчёт Волка... Знаешь, она часто говорила мне: «Помни, миссия одинокого Волка — приходить людям на помощь тогда, когда им это особенно нужно, и незаметно уходить, оказав её, не требуя ничего взамен — ни любви, ни дружбы, ни благодарности».

     — Сильно сказано, — было ответом Игоря.

     — Жить по такому принципу очень нелегко, — продолжал Артур, — но я постараюсь.

     — Ты знаешь, у тебя это получится, — санитар положил руку на плечо юноше.

     Две искристо-бирюзовые молнии сверкнули из-под длинных пушистых ресниц, и Игорь понял: он допустил прокол.

     — Ладно, извини, — проговорил он, убирая руку.

     — За что? Всё в порядке, — пожал плечами Артур.

     Его поняли по взгляду, так зачем же обострять ситуацию? Да, он держал дистанцию, но тем не менее всё больше и больше проникался симпатией к Игорю, несмотря на его белый халат.

     — А на каком кладбище она похоронена? — Игорь вдруг задал вопрос, которого Артур меньше всего ожидал.

     — Какое это имеет значение? — он недоумённо вскинул брови.

     — Знаешь, не удивляйся моему вопросу. До Чечни я служил на границе, и у меня был Ральф, чисто чёрный немец. Он появился у меня ещё щенком-карапузом, я вырастил его, выдрессировал и специально попросился в погранвойска, чтобы не расставаться с ним.

     Артур замер. Сказать, что он внимательно слушал Игоря, — это не сказать ничего. Он весь просто превратился в слух и напоминал сейчас натянутую струну, сплошной оголённый нерв. Игорь продолжал рассказ:

     — Мы прослужили вместе год, а потом он погиб при задержании. Нарушитель пошёл на меня с ножом, а он бросился наперехват. Спасти Ральфа не удалось. А я... Неделя лазарета. Думал, что свихнусь к чёртовой матери. Потом вышел и написал рапорт, попросился в Чечню. Смерти искал, — Игорь опустил глаза. — А Ральф так со мной и остался.

     Игорь грустно усмехнулся и помолчал, потом вновь заговорил:

     — Я почему тебя о кладбище спросил, — он сделал паузу. — Ваш, то есть теперь твой Ричард... Я понимаю, что если уж он не ушёл с тобой, то со мной он и подавно не уйдёт, хотя я бы с удовольствием взял его к себе, пока ты здесь, и даже насовсем. Но это ТВОЙ пёс, и он должен дождаться тебя живым и по возможности здоровым, насколько это возможно для него под открытым небом. Ему ведь тоже придётся отвоёвывать своё место под солнцем среди кладбищенских собак. Ну, так вот, есть-то ему что-то надо. Так вот я...

     Артур широко распахнул просветлевшие глаза, не веря услышанному, и, проглотив комок в горле, произнёс:

     — Она... они... на Троекуровском.

     — Элитное кладбище, — заметил Игорь.

     А Артур продолжал:

     — Ты сам не знаешь, что ты для меня делаешь.

     — Я делаю это не только для тебя, — ответил Игорь, — но ещё для него, для твоего Ричарда. И для себя. Понимаешь, он должен дождаться тебя!

     — Понимаю, Игорь, — потеплевшим тоном ответил юноша и тихо добавил. — Спасибо тебе.

     — Брось, — Игорь легко сжал узкую холодную кисть пацана, свободную от бинтов, и Артур ответил ему, наконец, убедившись в том, что перед ним ДРУГ.

     Ведь и Леонора сначала стала для него другом, потом в чём-то матерью, потом сенсеем в эзотерических дисциплинах и уже потом — первой, настоящей Любовью. Артур отличался от своих сверстников тем, что не спешил начинать взрослую жизнь. Порой у Артура ёкало сердце при взгляде на молодых ...   красивых ровесников, но он уже столкнулся с тем, что среди нравящегося ему метросексуального типажа было много гламурных пустышек, красивых и стильных внешне, но абсолютно пустых внутри, подобным глянцевым бутафорским конфеткам. Артур был ярко выраженным визуалистом, но одной внешности ему, естественно, было мало, юноше нужна была тонкая душа, такая же, как и у него самого.

     На женщин же до Леоноры он вообще не смотрел. Встретив её, он нашёл не только яркую, экстравагантную внешность, но и неординарную личность, ощущающую его как саму себя на ментале. Они чувствовали друг друга на расстоянии и никогда не ошибались в этом плане. Так что первое осознанное «хочу» возникло у Артура лишь тогда, когда он встретил Леонору.

     Она была его отражением (или, скорее, он — её) во всём: во внешности, характере, вкусах, пристрастиях, за исключением одного — модели сексуального поведения. Леонора в возрасте Артура слыла (и это вполне соответствовало действительности) конкретной секс-террористкой. Типаж партнёра у них с Артуром тоже был один, поэтому в том, что ни один женственный утончённый блондин не оставался вне поля её зрения, не было ничего удивительного. Симпатичные брюнетики и шатенчики тоже не оставлялись ею без внимания. Но с возрастом она стала предпочитать количеству качество и к моменту встречи с Артуром уже была готова к серьёзным отношениям со своим идеалом, коим, собственно, тот и явился.

     В коридоре прозвенел звонок.

     — Посещения, — услышал Артур.

     Он полулежал на койке и читал трилогию Олега Дивова «След зомби», которую притащил ему Игорь, с которым они сходились ещё и в литературных вкусах.

     — Тигрицкий, — позвали его.

     Он спокойно продолжал читать. Мать. Он не желает её видеть, слышать, принимать от неё передачи. Леоноры нет в живых, но для него она жива, живёт в нём, вместе с ним. А его мать жива, но, добровольно отправив своего сына сюда, она для него умерла. К нему подошёл Игорь.

     — Не желаешь её видеть? Понимаю. Но знаешь, я бы посоветовал тебе всё же выйти к ней. Покажи, что ты в полном адеквате. Отказываясь от свидания с матерью, ты признаёшь, что она сильнее тебя.

     Мнение Игоря не было для Артура пустым звуком, тем более что они уже договорились, что в ближайшие выходные Игорь побывает на кладбище, навестит Ричарда, оставит ему мяса и возьмёт над афганчиком шефство, пока Артур не выйдет из больницы. Парень знал, что найдёт способ взять афгана домой, чтобы там мать ему не говорила. Артур отложил книгу.

     — Да, пожалуй, ты прав, Игорь. Я выйду, хотя видит Бог, как я не хочу её видеть. По крайней мере, попрошу у неё свои вещи.

     — Правильно, Волчарка, — Игорь положил руку на плечо парнишке. — Я провожу тебя, — и Артур с Игорем пошли в комнату свиданий.

     Мать сидела на диване. Эффектная брюнетка с седой прядью спереди, которую она специально не закрашивала, зная, что это придаёт ей шарм. Ярко-красное кожаное пальто, шляпа, дорогие сапоги. Но всё же какая-то неуверенность сквозила во взгляде её умело подкрашенных глаз. Женщина сидела, нервно покусывая накрашенные губы. Было видно, что она волнуется, хотя и старается этого не показать. Артур собрал всю свою волю в кулак, чтобы держаться достойно и с порога не послать мать на хер.

     — Здравствуйте, Нонна Германовна, — Артур назвал мать на «вы» и по имени-отчеству, тем самым проведя границу между ней и собой, явственно давая ей понять, что родным человеком она перестала для него быть окончательно, и неожиданно поймал себя на том, что копирует тон Леоноры при общении с ней.

     — Артур, сынок, — Нонна Германовна ожидала чего-то подобного, но всё-таки не такого ледяного отчуждения.

     — Я знаю всё, что вы собираетесь мне сказать, — ровно продолжал Артур, — что во всём виновата «старая дура» Леонора, коей она всегда была для вас, что у меня хрупкая психика, что у меня был нервный срыв, что я должен пройти «курс лечения» в этом аду и так далее. Разве я не прав? — и Артур в упор взглянул на мать.

     До Нонны Германовны начало доходить страшное осознание того, что она окончательно потеряла сына. Артур и раньше удивлял её своими паранормальными способностями чтения мыслей и врождёнными навыками психологии, но в данный момент её поразило даже не это. Она вдруг поняла, явственно осознала то, что её сын окончательно вырос. Она ожидала, что он будет умолять её забрать его отсюда, в крайнем случае, что он вспылит, а наткнулась на сочетание безупречной вежливости и ледяного тона.

     — Артур, я говорила с врачом, — начала было мать, но Артур холодно усмехнулся в ответ.

     — Вот именно в этом и состоит разница между вами и Леонорой, — хладнокровно хлестнул он своим выпадом Нонну Германовну, — кстати, я попрошу вас воздержаться от любых негативных выпадов в её сторону, для меня она навсегда останется живой. Так вот, разница между вами состоит в том, что она в отношениях со мной всегда полагалась на своё сердце, а не на «компетентное мнение специалистов», и поэтому меня абсолютно не интересуют результаты вашей беседы с врачом. Я приложу все силы, чтобы доказать здешним «Гиппократам», что мне здесь не место. То, что не убивает нас, делает нас крепче — в этом я уже убедился. Единственное, о чём я попрошу вас, это принести мне мои голубые джинсы, футболку с волком, комплект косметики по уходу за кожей и туалетную воду. Я намерен даже здесь оставаться собой. В передачах съестного я особенно не нуждаюсь, поэтому вы можете не утруждать себя частыми визитами в это место.

     На лице Нонны Германовны через безупречно наложенный тон проступил нервный румянец, она начинала понимать, что сломать сына ей не удастся даже при помощи психиатрии. Но дать задний ход — нет, это не для неё!

     — Ладно. Как знаешь. Я принесу то, что ты просишь.

     — Ну, вот и замечательно. Всего хорошего, — Артур поднялся, и, на мгновение оглянувшись на мать, вышел из комнаты свиданий.

     Мать поразил его взгляд. В этом взгляде сочеталась боль смертельно раненного зверя и сила взрослой, состоявшейся личности. «А ведь когда-то она была мне родной», — с горечью подумал Артур, возвращаясь в палату.

     В коридоре его перехватил Игорь.

     — Слушай, Волчонок, тут такое дело, — Игорь сделал паузу.

     — Я в твоём распоряжении. Кому-то требуется помощь? — прочитал Артур мысли Игоря.

     Санитар уже стал привыкать к тому, что общается с одним из людей Индиго, и не удивлялся проницательности пацана.

     — Давай присядем, — и Игорь увлёк Артура на диванчик под пальмой в коридоре. — Тут такое дело...

     Артур заметил, что в руках у Игоря фотография, испачканная кровью. Игорь держал её изображением вниз, и Артур заметил только разводы засохшей крови, а кто на ней запечатлён, ему не было видно.

     — Понимаешь, Волчонок, вчера к нам привезли парнишку, почти твоего ровесника, только на год помладше, твоего же типажа и тоже со вскрытыми венами. Порезался он хорошо, тебе такое и не снилось! Так вот, когда мы его привезли, у него из одежды выпало это фото, — и Игорь перевернул карточку изображением вверх.

     У Артура перехватило дыхание. На него смотрел он сам! Вернее, такое впечатление создавалось, поскольку юноша на фото был похож на Артура, как две капли воды. Артур осторожно взял в руки фотографию, сосредоточился, провёл над изображением ладонью, вздрогнул.

     — Игорь, — обратился он к санитару, — а ведь его нет в живых.

     — Ты прав. Нет, — ответил Игорь и продолжил рассказ. — Это любимый нашего новенького. Родители узнали об их отношениях и устроили им ад при жизни: запретили общаться, посадили под домашний арест. И этот паренёк не выдержал, покончил с собой. А Эмиль — так зовут пацана, которого привезли к нам, — решил уйти следом за ним, как и ты за своей Леонорой. Кстати, он тоже платиновый блондин, как и она, только натуральный. Артур, я ничего не имею в виду, ни на что не намекаю, хотя мы с тобой уже говорили о твоей ориентации, и я к этому абсолютно нормально отношусь, несмотря на то, что я гетер. Я понимаю, ...   что ты не допускаешь сейчас и мысли об отношениях с кем бы то ни было, решив хранить верность Леоноре. Но... пожалуйста, помоги ему. Единственный, кто может сейчас ему помочь, — это ты, хотя бы чисто человеческим общением.

     — Конечно, Игорь, — отозвался Артур. — Где он сейчас?

     — В изоляторе. Сегодня работает Павел, новый молодой врач, мы с ним нашли общий язык, он ещё не успел проникнуться отравой карательной психиатрии, да и я сомневаюсь в том, что он ею проникнется, слишком уж он «наш». Так вот, он лечащий врач Эмиля. Кстати, он и тобой заинтересовался. Мы с ним о тебе говорили, и он тоже хочет взять тебя как пациента к себе. Он точно не будет тебя закалывать, я это знаю.

     — Ну что ж, это хорошо, — Артур чуть заметно улыбнулся.

     — После ужина я провожу тебя к Эмилю, поработаешь «Службой спасения».

     — Базара ноль. Замётано, — и Артур опять взялся за книгу, с нетерпением ожидая встречи со своим товарищем по несчастью, юным суицидником — очень уж заинтересовал его выживший герой трагедии, поведанной Игорем, любивший практически двойника Артура.

     После ужина к нему зашёл Игорь с пакетом.

     — Твоя мать принесла тебе вещи и косметику. Павел разрешил. Переодевайся.

     Артур вытащил из пакета любимые узкие светло-голубые джинсы и чёрную футболку с волчьей мордой на фоне фиолетового ночного пейзажа, протёр лицо тоником, побрызгался мужской вариацией туалетной воды «Ультрафиолет» от Пако Рабана, расчесался, собрал длинную гриву в хвост.

     — Я готов, Игорь, — обернулся он к санитару.

     — Ну, отпад, — выразил свои эмоции Игорь. — Пойдём, — и они направились по коридору в направлении изолятора.

     Пацаны смотрели на Артура, одетого в свою одежду, уверенно идущего рядом с Игорем в узких джинсах в обтяжку, слегка виляя бёдрами, но воздерживались от выпадов в его сторону. Игорь вытащил отмычку, открыл дверь изолятора, и Артура словно поразило током — он увидел платиново-белую гриву на больничной подушке. На какой-то миг ему показалось, что это наваждение, и он видит перед собой Леонору.

     — Ну, дальше ты сам, я зайду попозже, — и Игорь оставил его наедине с блондинчиком.

     Артур сделал шаг к нему, уткнувшемуся носом в подушку, и мягко коснулся хрупкого плеча. Парнишка заворочался, приоткрыл глаза и вдруг резко отпрянул от Артура, зажмурившись, минуту помолчал, а потом еле слышно, неуверенно прошептал:

     — Тим?

     — Нет, я не Тим. Меня зовут Артур, — и он протянул руку парнишке.

     — Эмиль, — тот в свою очередь протянул парню узкую холодную ладонь с длинными музыкальными пальцами.

     Артуру вспомнились руки Леоноры. Руки у Эмиля тоже были перебинтованы, как и у Артура, только ещё больше, до самых локтей. Было видно, что решение уйти из жизни у Эмиля было не слабым.

     — Можно я присяду? — мягко спросил Артур.

     — Да-да, конечно, садись, — и Эмиль подвинулся на узкой койке, освобождая место для Артура.

     Юноша осторожно присел рядом с ним.

     — Я знаю твою историю, — произнёс он, как когда-то Игорь сказал это ему самому.

     Только Игорю пришлось завоёвывать доверие своего нового друга, а Эмиль доверился ему сразу — Артур это почувствовал. Он смотрел на Эмиля и уже не удивлялся такому же зелёному цвету глаз, как у Леоноры, и какому-то неуловимому сходству в чертах лица. Только Леонора была Волчицей, Артур — Волчонком, а тут он видел перед собой котёнка, которого хотелось обнять, прижать к себе и закрыть собой, защитить от всех бед.

     — Ты тоже похож на мою первую Любовь, после смерти которой я вскрылся и оказался здесь. Только это была женщина, правда, абсолютно необычная, и даже не совсем женщина, — сказал Артур и поведал Эмилю их с Леонорой историю.

     Эмиль свернулся калачиком на койке, держа Артура за руку.

     — Знаешь, — доверчиво сказал он Артуру, — я ведь тоже изначально би, и моим идеалом всегда была сильная и волевая женщина-андрогин старше меня. И Тиму бы такая понравилась, я в этом уверен. Но таких ведь единицы, правда? — он вскинул глаза на Артура, и у того мелькнула мысль о том, что Эмилю даже не нужно подкрашивать ресницы — такие они у него густые, тёмные, длинные и пушистые.

     — Таких не единицы, Эмиль, — ответил Артур, — такая была ОДНА. Больше таких вообще нет.

     — Я тоже думал, что таких, как Тим, нет, — замялся на мгновение Эмиль, — Но вот ты... Я смотрю тебе в глаза, и мне кажется, что он жив.

     Взмахнув рукой, он случайно коснулся бедра Артура. Тот вздрогнул, как будто получил электрический разряд. В нём вдруг шевельнулось желание к этому белокурому пушистику. Паренёк тоже был из числа людей Индиго, Артур это понял по свечению его ауры. Если у Леоноры цветовая гамма была лилово-бирюзовой, у Артура — сиренево-голубой, то у Эмиля преобладали нежные жемчужно-розовые и светло-голубые цвета. При этом в минутном воображении Артура было не принципиальным, возьмёт ли он это хрупкое создание или отдастся ему. Какая разница, какую ты исполняешь роль, если рядом тот, от чьего прикосновения ты таешь. Ведь и Леонорой они отдавались друг другу, абсолютно не циклясь на том, кто из них в данный момент в активе. Перед глазами встало лицо умирающей Леоноры: «Рядом с тобой ещё будет парень, которого ты полюбишь. И этим ты меня не предашь».

     — А он и останется для тебя живым, твой Тим, как и для меня — Леонора, — Артур слегка коснулся плеча Эмиля.

     — У тебя сильные руки, — произнёс Эмиль, дотронувшись до кисти Артура. — Сильные и красивые. Набитые костяшки. Карате?

     — Да, — ответил Артур.

     — Тим тоже им занимался и меня кое-чему научил, но я всё равно драться не люблю, хотя и могу дать сдачи, мне не раз приходилось с Тимом стоять в драке спина к спине. Но знаешь, Тим всегда говорил, что моя сила в другом.

     — Твоя — да, в другом, в этом Тим был прав. У тебя очень мягкая, действительно животворящая энергия — энергия потенциального светлого мага, целителя.

     — От... откуда ты знаешь? Я действительно снимаю боль руками, — смутился Эмиль. — Хотя да, ты же это тоже ЧУВСТВУЕШЬ.

     наешь, я никогда не забуду того, как мы познакомились с Тимом. Я возвращался вечером домой. Их было четверо. Агрессивные гомофобы. Сколько мог, я держал их на ментальном уровне, а потом завязалась драка. Я держался достаточно долго, мне даже удалось ударом с энергетическим выплеском сломать нос одному из них, хотя я и не ставил перед собой такой цели. Но это был бой без правил. И вот, когда они меня повалили на землю и стали избивать ногами, я, уже теряя сознание, услышал звонкое: «Оставьте его!» и громовой рык. Это был Тим и его доберман Арни, грамотно обученный телохранитель. Тут я отключился, а очнулся от тёплого влажного прикосновения к моей разбитой скуле собачьего языка. Я открыл глаза и увидел голубые глаза длинноволосого паренька, крашенного белыми перьями, в чёрной кожаной «косухе» и таких же штанах, склонившегося надо мной.

     — С тобой всё в порядке? — мягко спросил он.

     Арни продолжал вылизывать мне лицо.

     — Да, — я попытался улыбнуться. — Вроде кости целы.

     — Я помогу тебе встать. Пойдём ко мне, родаки у меня сейчас в Италии, так что окажу тебе первую помощь. Кстати, я Тим, — и он протянул мне руку.

     — Эмиль, — сплёвывая кровь, представился я.

     Тим жил недалеко в роскошном пентхаусе. Но не это удивило меня — у моих родаков тоже роскошная хата — а его комната. Я как будто зашёл к себе. Сиреневые, голубые, розовые, лиловые, фиолетовые цвета, по стенам изображения собак, кошек, волков, амазонок, обилие мягких игрушек. Хрустальный шар на серебристой подставке, кружевная гардина и двуспальная кровать под сиреневым бархатным покрывалом. Артур даже не удивился, услышав это. Примерно так же выглядела и его комната, и спальня Леоноры была оформлена примерно так же.

     — Ничего удивительного, — произнёс он. — Это интерьер, характерный для нас, потенциальных паранормов, людей Индиго.

     — Да, теперь я это понимаю, тогда же я был поражён этим сходством. Мои дорогие шмотки превратились ...   в лохмотья и были все в крови, и поэтому для начала Тим решил отправить меня в ванну и подобрать мне что-то из своего гардероба. Размер у нас примерно одинаковый, разве что Тим был немного повыше меня и пошире в плечах, — Эмиль поднял зелёные глаза на Артура, — ну, вот примерно как ты. Я видел, как Тим смотрит на меня, и сам начинал испытывать к нему нечто большее, чем симпатию, но всё равно, раздеваться при нём стеснялся.

     — Ладно, заяц, ванну я тебе набрал с ванильной пеной. Шампунь, гель для душа, скраб для тела — всё в ванной на полочке, пользуйся, не стесняйся. Шампунь для светлых волос — у тебя ведь крашеные? — спросил Тим.

     — Нет, — улыбнулся я, — свои.

     — Потрясающий цвет! — сделал Тим мне комплимент и продолжал. — Вот полотенце. Вот это всё новое и чистое, оденешь потом. Джинсы мне чуть узковаты, а тебе будут в самый раз. Лиловая водолазка — цвет твой. И голубые стринги — тебе должны понравиться.

     Я смутился. Окажись я в бутике, я бы выбрал именно то, что принёс мне Тим.

     — Спасибо тебе, — тихо сказал я.

     — Ладно, — засмеялся Тим, — иди ныряй, герой, а я пока приготовлю ужин.

     Тим проявил должную деликатность, не заходя ко мне в ванну. Роскошная джакузи, марки косметики «Кристиан Диор», «Шанель», «Ланком» на полочках. Всё красиво и дорого. Но разве это главное? Я был девственником, но явственно понимал, что встретил свою Судьбу.

     — Как и я в своё время с Леонорой, — заметил Артур, внимательно слушавший историю Эмиля.

     Артур протянул ментальный лучик между ним и Эмилем и направлял по нему энергию, питающую того, поэтому он не мог не заметить того, что его белокурый собеседник вскоре порозовел и ожил. «Хорошо», — подумал Артур. А Эмиль продолжал.

     — Вещи Тима мне идеально подошли, я побрызгался «Фаренгейтом», стоявшим на полочке, и вышел на кухню. Аромат куриных грудок в кляре распространялся по всей квартире. А я, сам не ожидая от себя такой смелости, подошёл к Тиму, хлопочущему у плиты, обнял его и робко поцеловал в щёку. Он выпрямился и застыл.

     — Спасибо тебе, — сказал я.

     А он вдруг развернул меня к себе лицом и, нежно проведя рукой по моим ещё влажным волосам, коснулся губами моих губ. Я вспыхнул, и вдруг ответил на его поцелуй, даже в чём-то беря инициативу в свои руки. Рядом с нами крутился мой второй спаситель, доберман Арни, тоже напрашиваясь на свою долю ласки и нежности, и, с сожалением оторвавшись от нежных губ Тима, я с удовольствием чмокнул Арнюху в кожаный нос. Тим плеснул нам понемногу белого вина в бокалы, мы чокнулись и выпили на брудершафт, потом поцеловались. Голова закружилась.

     А ночью всё произошло. Мы с Тимом расстались с девственностью. И если по жизни в нашей паре ведущим был скорее Тим, то в постели всё было пятьдесят на пятьдесят. Тим покрывал меня поцелуями, опускаясь всё ниже и ниже. Я отдался ему первый. У Тима никого не было до меня, так же, как и у меня до него, но он был настолько нежен и осторожен, что мне даже не было больно. В свою очередь, когда пришла его очередь отдаться мне, я тоже постарался быть «на высоте». Мы улетели куда-то к звёздам. Наш полёт продолжался целую ночь и закончился только утром, когда Арнольд всем своим видом начал показывать нам: «Хватит трахаться, парни, я гулять хочу!» И мы пошли гулять с Арни.

     Вдруг Эмиль взглянул в глаза Артуру:

     — Это твоя работа?

     — Что? — Артур сделал вид, что не догоняет, что имеет в виду Эмиль, хотя прекрасно понимал, о чём идёт речь.

     — Мне стало ощутимо легче. Я ощущаю энергетическую подпитку.

     — Вот и замечательно, — сказал Артур.

     — Ну, зачем ты... Тебе ведь энергия и самому нужна. Я должен сам...

     — Успокойся. Считай, что я поступаю так, как поступил бы на моём месте Тим, — и Артур едва коснулся ладонью бархатной щеки Эмиля.

     Тот вспыхнул и затрепетал:

     — Наша встреча неслучайна, — прошептал он.

     — Знаю, — ответил Артур.

     — Тим оставил мне письмо, — продолжал Эмиль, — в котором говорил о том, что я должен жить, что я ещё буду счастлив, что рядом со мной ещё будет любимый человек. Хотя ты ведь, Артур, не человек, ты сенс, паранорм, как и Тим, я это уже понял.

     — Знаю, — ответил Артур.

     — Но я боюсь. Боюсь полюбить ещё раз и ещё раз потерять дорогого мне человека. Я не переживу этого. Может быть, лучше зажать себя в кулак, выжить и стать одиноким зверем?

     — Я тоже об этом думаю, Эмиль, — ответил Артур. — Но наша встреча действительно неслучайна, и это факт. Расскажи мне, что было дальше у вас с Тимом.

     — Дальше? — грустно улыбнулся Эмиль. — Дальше было полтора года счастья, тщательно скрываемого от родных, а потом всё вскрылось. Родители Тима, ортодоксальные гетеры-бизнесмены, не могли смириться с тем, что их сын — гей и любит ровесника. Они связались с моими и рассказали их всё, для них это известие тоже стало шоком. Тима посадили под домашний арест, и отец с матерью решили отправить его в закрытый пансион в Англии, но не успели. Они слишком поздно сломали дверь в комнату Тима, когда услышали даже не собачий, а скорее волчий вой Арни, который понял, что его хозяин, вокруг которого валяется несметное количество каких-то пузырьков, уже не очнётся, сколько бы тот не лизал его похолодевшее лицо. На следующий день собаки не стало. Ветеринар констатировал инфаркт. Родители Тима передали мне его предсмертное письмо. Под воздействием трагедии они пересмотрели свои взгляды, но было уже поздно.

     — Пусть бы он был с тобой, — сказал отец Тима, высокий холёный бизнесмен. — Пусть бы вы с ним были вместе, но он бы был жив.

     Мать, хрупкая эффектная шатенка молча стояла рядом с ним с потухшим лицом. Я взял письмо. «Это вы убили его!» — хотелось крикнуть мне, но я сдержался. Потом были похороны. Элитное Троекуровское кладбище.

     — Троекуровское? — переспросил Артур. — И тут параллель. Леонора похоронена там же.

     — А я — вот... — и Эмиль как-то неуклюже вытянул вперёд перебинтованные запястья.

     — Но ты выжил, — сказал Артур, — и должен жить дальше.

     — Поможешь? — полушёпотом спросил Эмиль.

     — Конечно, помогу, — ответил Артур.

     — Спасибо, — одними губами прошептал оживший блондинчик.

     В двери щёлкнула отмычка. Вошёл Игорь.

     — Ну что, заговорщики? Жить будем?

     — Конечно, будем! — ответил Артур, положив руку на плечо Эмиля. — А куда мы, на хер, денемся?

     — Ну, только если на хер, — рассмеялся Игорь, замечая перемену в порозовевшем и посвежевшем Эмиле. — Вижу, что пациент скорее жив, чем мёртв. Молодец, Волчонок. я от тебя другого и не ожидал. Слушай, с тобой хочет поговорить Павел Олегович, твой новый врач, а тебя завтра переводят из изолятора.

     — Ну, что ж, пока, солнышко, до завтра. Я попрошу, чтобы тебя перевели ко мне в палату.

     — Я буду ждать.

     Игорь проводил Артура в кабинет врача. Врач — молодой мужчина лет тридцати с шапкой русых волнистых волос — сидел за столом.

     — Садись, Тигрицкий. Меня зовут Павел Олегович. Я наслышан о тебе.

     — И какие же легенды ходят о моей скромной персоне? — иронично полюбопытствовал Артур.

     — Да как тебе сказать. Не столь ты болен, как я вижу, сколь отличаешься от других. И ты далеко не прост.

     — А Вы не столько психиатр, сколько психолог, — в свою очередь отпарировал Артур.

     — Да, и тут ты не ошибся. Я сторонник по большей части психологического, а не психиатрического решения проблем, именно поэтому я и разрешил передать тебе твои вещи и средства по уходу за собой, поскольку вижу, как это важно для тебя.

     — За это спасибо.

     — Не за что. И ещё, как я вижу, ты обладаешь определёнными параспособностями: других парней себя уважать заставил, Радужного вернул с того света за полтора часа разговора.

     Артур понял, что обладатель красивой фамилии Радужный — это и есть Эмиль, и ответил врачу, не спеша открываться:

     — Ну, что Вы, параспособности ...   здесь ни при чём, просто я привык уважать себя и добиваться уважения к себе от окружающих, а с Эмилем у нас просто схожие судьбы. Я похож на его первую любовь, а он — слегка, внешне — на мою, несмотря на то, что она женщина.

     — Ты слышал что-нибудь о людях Индиго? — Павел Олегович тем не менее решил продолжить «паранормальную» тему.

     — Да, слышал. Это люди нового образца, реально обладающие, как Вы выражаетесь, экстравозможностями, и им очень нелегко живётся в нашем ортодоксальном обществе.

     — Откуда такая осведомлённость по данному вопросу?

     — Я просто современный человек, интересующийся всем тем, что происходит вокруг меня.

     — Я понимаю, ты закрытая система, — врач, проигнорировав заявление Артура о том, что он «обычный человек», продолжал общаться с ним на языке паранорма, — и я не собираюсь лезть тебе в душу. Захочешь — откроешься сам. Но за твою работу с Радужным я тебе благодарен. И ещё — врача, по распоряжению которого тебя положили на «четыре точки», уволили. Я в данный момент исполняю обязанности заведующего, так вот теперь ты — мой пациент. Колоть я тебя не буду, но какое-то время тебе придётся провести здесь, так как я должен буду представить комиссии, которую намерен созвать, доказательства твоей адекватности. Да и с Радужным за это время мне поможешь, лучше тебя это никто не сделает, хоть ты и «обычный человек», — и врач иронично посмотрел на юношу.

     — Спасибо Вам, Павел Олегович, — сказал Артур. — По поводу Эмиля. Завтра его должны перевести из изолятора. Можно это сделать сегодня и, если это реально, в мою палату? Я обещаю, что мы не позволим себе ничего лишнего, хотя мы и нравимся друг другу (мне кажется, что с Вами можно быть откровенным). Просто... просто нам будет легче вместе.

     — Да, ты действительно можешь быть со мной откровенен, я рад, что ты это понял. И абсолютно толерантно отношусь к вашей ориентации. Если зарождающееся чувство друг к другу поможет вам выжить и жить дальше, я только «за». Но только, действительно, как ты правильно сказал, — не позволяйте себе лишнего. Я выполню твою просьбу, переведу Эмиля сегодня в твою палату, поможете с Игорем ему перебраться. И держи парня на канале, «человек», — врач едва заметно улыбнулся уголком рта.

     В тот же вечер Павел Олегович сдержал своё слово, и Эмиля, уже переодевшегося в дорогой лилово-бирюзовый спортивный костюм «Рибок», который передали ему родители, перевели в палату Артура, на койку рядом с ним. Они проговорили всю ночь. Темы для разговора находились сами собой, и им не было конца. К утру они уже понимали, что начинают робко любить друг друга и хотят быть вместе.

     — Артур, — Эмиль взял Тигрицкого за руку. — А что, если наши родители и на этот раз не примут наш выбор? — голос у парнишки дрогнул. — Опять война? Я не хочу!

     — Я тоже, солнышко, — Артур погладил его по светлым пушистым волосам. — Но мы попытаемся доказать им, что это единственный оптимальный выбор для нас. Я надеюсь на то, что они всё-таки хотят видеть нас пусть не счастливыми, но — живыми. А вместе мы будем не просто живы, мы будем счастливы.

     — Я это знаю, — грустно ответил Радужный. — Но вот опять. Что-то кому-то доказывать... Я знаю, опять придётся драться. Но я готов! — и Эмиль расправил хрупкие плечи.

     — Я тоже, — приобнял его в ответ Артур. — Но я всё-таки надеюсь на то, что они здравомыслящие люди, хотя я, честно говоря, в этом иногда и сомневаюсь, и рано или поздно они поймут, что будет или так, или никак. К тому же, знаешь, я разговаривал с нашим с тобой врачом, теперь он и меня тоже ведёт, так вот, несмотря на то, что я не жалую психиатров, этот вызывает у меня доверие. К тому же, не удивляйся, он в разговоре со мной затронул тему Индиго.

     — Ни фига себе! — удивился Эмиль.

     — Да, и моя реакция была примерно такой же. Я попытался замаскироваться под обычного «человека», но он меня всё равно просёк, поблагодарил меня за мою энергетическую работу с тобой. К тому же мужик нормально относится к нашей с тобой ориентации, он даже сказал мне, что если это поможет нам выжить и жить, то это прекрасно, — Артур вскинул глаза на собеседника.

     — Да, когда он принимал меня, — ответил Эмиль, — я тоже заметил, что он чем-то определённо владеет, правда мне тогда было ни до чего, я жалел только об одном: что меня спасли.

     — Ну, а сейчас уже не жалеешь? — улыбнулся Артур.

     — Сейчас — нет. Более того, сейчас я понимаю, что даже если бы здесь не было тебя, я нашёл бы в себе силы жить дальше. Ведь слабаком я никогда не был, несмотря на всю свою «пушистость». Но всё равно, как здорово, что ты появился в моей жизни! — и Эмиль придвинулся к Артуру поближе.

     — Я понимаю, — коснулся его руки Артур. — Но я привык держать слово, а я обещал Павлу, что мы не будем позволять себе лишнего. Он и так отнёсся к нам с пониманием и пошёл навстречу.

     — Хорошо. Ты прав, — согласился Эмиль. — Но знаешь, мне «лишнего» — то и не надо, по крайней мере сейчас. Мне достаточно просто быть с тобой, быть рядом.

     — Я понимаю, Котёнок, — и Тигрицкий проглотил комок, подступивший к горлу, с нежностью глядя на Радужного. — И всё же, знаешь, я почему-то уверен в том, что Павел постарается нам помочь. И с Игорем он в контакте.

     — Игорь — чудо! — произнёс Эмиль. — Я так ему благодарен за знакомство с тобой.

     — Да, Игорь — свой. Правда, моё доверие ему пришлось завоёвывать, но он это сделал с блеском. Тоже собачник, как и мы с тобой, — и Артур поведал Эмилю историю с Ричардом, ждущим его на кладбище, и с Ральфом, погибшим, защищая Игоря.

     — Значит, он ждёт тебя там, на Троекуровском? — спросил Эмиль и, помолчав, добавил. — И Тим тоже там. А Арни так и не пережил его смерти, — в голосе паренька зазвенели слёзы.

     — Успокойся. Он прожил недолгую, но счастливую жизнь, будучи любимым Тимом и тобой, — постарался «скорректировать» ситуацию Артур.

     — Да, ты прав, — проглотил комок Эмиль.

     — Мы с тобой заберём Ричарда. Кстати, у него такой же окрас, как и твой цвет волос. А с Игорем мы договорились: пока мы здесь, он будет его навещать.

     Артур вдруг с болью ощутил, как он соскучился по платиновому утончённому красавцу Ричарду, абсолютно безразличному ко всем, кроме Леоноры и Артура, но такого нежного с ними и преданного им. Зарыться бы сейчас в его шелковистую шерсть, пахнущую фиалками и застыть.

     — Думаешь о Ричарде? — прочитал его мысли Эмиль.

     Артур вскинул на него глаза.

     — О нём. Кстати, ты на него похож.

     — Я знаю. Я всегда отождествлял себя с афганом.

     — Как и мы с Леонорой, — Артур опустил глаза. — Но ведь он дождётся нас. Теперь уже нас. И Игорь ему поможет.

     — Конечно, дождётся. Он ведь тоже боец по жизни

     Они проговорили всю ночь, а утром Артуру неожиданно стало плохо, резкая боль в левом боку скрутила юношу. Задремавший было Эмиль проснулся, как от толчка, на ментальном уровне почувствовав, что его другу плохо.

     — Что с тобой, солнце? — забеспокоился он.

     — Не знаю, — через силу произнёс Артур. — Я обычно спокойно отношусь к боли, а тут... даже дышать больно.

     — Дай я тебя посмотрю, — шагнул к нему Эмиль.

     Он провёл руками над очагом боли. Артур с облегчением вздохнул, а Эмиль вдруг побледнел и изменился в лице.

     — Опухоль, — прошептал он, — я ЧУВСТВУЮ.

     — Не волнуйся, — постарался улыбнуться Артур, которому стало значительно легче. — Пройдёт.

     — Да, конечно, — Эмиль старался оставаться спокойным.

     Он, юный паранорм с задатками неслабого целителя, ничего не говорил Артуру о том, что увидел, и сам старался гнать из головы страшное подозрение: «Онкология». Но, взяв руку Артура в свою, он ласково, но в то же время твёрдо произнёс:

     — Солнце, тебе надо обследоваться. Пожалуйста, ради меня. Скажи об этом Павлу. Хочешь, я попрошу его об этом?

     Артур хотел было возразить другу, но, посмотрев на внезапно затвердевшее лицо Эмиля, произнёс:

     — Хорошо, я попрошу его. Но я уже понял, какие у тебя ...   подозрения, и я этому не удивлён. Знаешь, мы с Леонорой связаны рядом прошлых жизней, и всегда один из нас уходил вслед за другим.

     У Эмиля слёзы появились на глазах. Он поднял лицо кверху, опустил его, мягко взял Артура за руку, перебирая его длинные холодные пальцы.

     — Знаешь, не факт, что то, что я увидел, — правда. Но знаешь, я буду с тобой до конца. До конца своих или твоих дней.

     — Спасибо тебе, Котёнок, — и Артур нежно коснулся рукой длинной белокурой чёлки Эмиля.

     Когда Павел Олегович делал обход, Артур рассказал ему об утреннем приступе, правда, ничего не говоря о своих с Эмилем подозрениях.

     — Артур, с этим не шутят, — серьёзно сказал врач. — Сегодня же Игорь отведёт тебя на рентген. У нас хорошие специалисты, и всё сразу же будет ясно. Но ты не переживай, — и Павел Олегович потрепал парнишку по плечу.

     — А ты тоже не давай ему киснуть, — обратился он к Эмилю.

     — А я и не кисну, Павел Олегович, — улыбнулся Артур, — тем более что Эмиль утром снял мне боль.

     Врач внимательно посмотрел на Радужного.

     — Та-ак, ещё один «обычный человек». Правда, я и от тебя ожидал чего-то подобного. Цветник паранормов, да и только.

     После завтрака пришёл Игорь и сказал Артуру, чтобы тот собирался на рентген.

     — Я буду ждать, — сказал вслед им Эмиль.

     — Ладно, влюблённые, — улыбнувшись, подколол их Игорь, — не на века расстаётесь.

     — Не подъебнёшь — не проживёшь, — в свою очередь отпарировал Тигрицкий.

     — Ладно, острослов, пошли, — и Эмиль остался один.

     Он вдруг увидел книгу на койке Артура. Олег Дивов. «След Зомби». Их любимый с Тимом автор! Но Эмиль уже перестал верить в случайные совпадения и тем более удивляться им. Он углубился в чтение и не заметил, как в дверях появился Павел Олегович.

     — Эмиль, пойдём пообщаемся.

     — Не вопрос, — Эмиль поднялся.

     Он заметил, что врач пришёл за ним лично, не стал звать его через санитара или медсестру. Они прошли в кабинет.

     — Садись, — кивнул Павел Олегович на диван.

     — Спасибо, — Эмиль сел. — Я хотел бы Вас поблагодарить, — сказал он.

     — Я даже знаю, за что, — ответил врач. — Вам с Артуром легче вместе, общение помогает вам регенерироваться, и это замечательно, а как вы относитесь друг к другу — это уже ваше личное дело. Только я говорил Тигрицкому, и тебе повторю: не позволяйте себе лишнего.

     — Мы и не позволяем.

     — Я знаю, вы молодцы.

     — Павел Олегович, — тихо начал Эмиль. — Я знаю, что Вы ВИДИТЕ, КТО мы с Артуром на тонком плане, и не верите в то, что мы обычные люди.

     — Ну и? — врач пристально посмотрел на покрасневшего паренька.

     — Я сегодня утром снял боль Артуру, но... Я боюсь того, что я увидел. У него по моим ощущениям подозрение на онкологию. А я... Я не хочу его терять, — и Эмиль вскинул на врача абсолютно сухие, но вместе с тем искрящие болью глаза.

     — Эмиль, во-первых, ещё ничего неизвестно, — попытался успокоить его врач. — Во-вторых, есть же современная медицина.

     — Павел Олегович, я вижу будущее, — Эмиль опустил глаза. — Год, не больше. Так вот, я хочу попросить Вас: поговорите с нашими родителями. Сколько бы ему ни осталось, даже если год, я хочу этот год провести рядом с ним.

     — Хорошо, Эмиль. Я обещаю тебе. Я сделаю всё, что в моих силах, и постараюсь их убедить оставить вас в покое.

     — Я не знаю почему, но я Вам верю. Спасибо Вам.

     — И тебе спасибо. Артур помог мне с тобой, а ты мне — с ним. Я постараюсь помочь вам. Ну, ладно, иди в отделение, скоро вернётся твой друг.

     Эмиль обернулся уже на пороге, хотел ещё что-то сказать, но потом сдержался, кивнул и вышел из кабинета. Вернулся он как раз «с корабля на бал». Артур с Игорем уже вернулись с обследования, и сейчас санитар рассказывал Артуру о своей встрече с Ричардом, которого он в выходные навестил на кладбище.

     — Так что этому рыжему кобелю он дал просраться, — увлечённо говорил Игорь. — После этого остальные псы не посмели на него рыпнуться. Это реально твой пёс. Я сразу вспомнил недавнюю здешнюю разборку.

     Артур счастливо улыбался.

     — У него роскошная шерсть.

     — Была, — погрустнел Артур. — Леонора не жалела денег на средства по уходу за его шерстью, даже специальную туалетную воду для собак покупала.

     Эмиль подошёл к ним и опустился рядом с Артуром. Тот коснулся его волос и взглянул на Игоря:

     — Ничего не напоминает?

     — Напоминает, — улыбнулся Игорь. — Ничего, пацаны, выйдете отсюда, возьмёте его домой. Отмоете, вычешете, и будет он таким же красавцем, как и прежде. Так вот, не сразу, но он дал мне себя погладить. Я передал ему привет от тебя. Мне кажется, он понимает, кто такой Артур.

     — Конечно, понимает, — улыбнулся Тигрицкий. — Он хоть немного поел?

     — Да, не сразу, но поел. Мне его доверие пришлось завоёвывать, как и твоё в своё время. Но потом он поел, даже с аппетитом, я купил свежего мяса, не экономя на нём.

     — Игорь, — юноша вдруг, в порыве благодарности, обнял санитара, — спасибо тебе, как хорошо, что я тебя здесь встретил.

     — Знаешь, — задумчиво произнёс Игорь, — а он ведь ждёт тебя. А твоя Леонора... Я таких ещё не видел. Красивая. А взгляд — стальной. Я положил четыре сиреневые розы ей на могилу и, — Игорь положил руку на плечо тихо сидевшего и слушающего их Эмиля, — четыре белых — твоему Тиму. Кстати, похоронены они недалеко друг от друга.

     — Спасибо, — в один голос сказали Артур с Эмилем.

     А вечером к Эмилю пришли родители. Точно так же, как и Артур, паренёк не хотел выходить к ним, но тут уже Артур, как в своё время Игорь, смог убедить его сделать это. Родители Эмиля были чем-то похожи на родителей Тима. Отец — тоже холёный бизнесмен, только светловолосый, в отличие от отца Тима, в чёрном кожаном пальто, и мать — изящная эффектная женщина, натуральная золотистая блондинка в манто из голубой норки. Эмиль вышел и молча стоял, глядя на них. У него не хватило сил говорить с ними так, как говорил Артур с матерью. Он просто стоял, стараясь оставаться спокойным, но изо всех сил унимая внутреннюю дрожь.

     Однако здесь была иная ситуация. Было очевидно, что родители явственно осознают, как глубоко они заблуждались. Они просто молча подошли к нему с двух сторон и обняли его. А на него нашло какое-то оцепенение. Мать осторожно коснулась губами его щеки.

     — Эми, — прошептала она, — прости нас.

     — Сын, — продолжил отец, — мы многое переосмыслили. Для нас главное, чтобы ты жил. Ты имеешь право быть таким, какой ты есть, и любить того, кого ты любишь. Мы забираем тебя отсюда. Если ты встретишь и полюбишь юношу, мы примем его, поскольку это твой выбор.

     Эмиль замер. Провокация? Тогда он ответит тем же. Он вскинул на родителей свои салатово-зелёные глаза.

     — Я уже встретил, — с вызовом произнёс он, — и уже полюбил.

     — Мы знаем, — тихо сказала мать.

     — Мы говорили с Павлом Олеговичем, — добавил отец. — Артур — ведь так его зовут? Врач сказал нам, что этот парень вытащил тебя с того света. И вообще, он очень хорошо о нём отзывался. Так вот, мы благодарны ему за тебя и готовы принять твой выбор. Мы хотим с ним познакомиться.

     У Эмиля от такого поворота событий просто подкосились ноги. Он опустился на диван, сердце его бешено стучало. Он уже приготовился драться, приготовился к войне, а тут такое.

     — Хорошо, — чуть слышно прошептал он. — Я позову его.

     Тут (как раз кстати) в комнату свиданий заглянул Игорь.

     — Всё в порядке?

     — Да, Игорь, спасибо, — ответил Эмиль. — Извини, а ты можешь позвать сюда Артура? Мои родители хотят с ним познакомиться.

     — Даже так? — Игорь постарался не показать своего удивления. — Конечно, сейчас позову.

     Артура Игорь нашёл в коридоре. Он общался с пацанами, авторитет которых ему удалось завоевать ещё в первые дни своего пребывания в больнице.

     — Слушай, Волчарка, — потянул его за рукав Игорь. — Тут такое дело. Ты только не удивляйся.

     — Что, ты хочешь сообщить ...   мне, что наше законодательство узаконило однополые браки? — подъебнул Игоря, да и себя самого Артур.

     Игорь засмеялся.

     — Почти. Насчёт законодательства не знаю, но вот предки Радужного горят желанием познакомиться с тобой.

     — Вот это номер! — только и смог сказать Артур. — А с какой целью? — задал он вопрос Игорю.

     — Ну, по крайней мере, от них идёт позитив, — как видно, Игорь тоже обладал определённой эмпатией, к тому же Артур ему доверял.

     — Ну что ж, пойдём познакомимся, — и Артур последовал за Игорем.

     Они вошли в комнату свиданий. Реакция родителей Эмиля была близка к шоку — всё-таки юноша был очень похож на Тима.

     — Здравствуйте, — улыбнувшись, шагнул вперёд Артур.

     — Здравствуй, — практически одновременно ответили родители Эмиля.

     — Ты Артур, мы о тебе наслышаны, — сказал отец Эмиля бархатным баритоном. — Меня зовут Герман Натанович.

     — А меня Лада Леонидовна, — приятным голосом представилась мать.

     — Спасибо тебе, Артур, — продолжал Герман Натанович, — ты помог нашему сыну.

     — Мы не возражаем против вашего общения, — вступила в разговор Лада Леонидовна, — каким бы оно ни было.

     — Если вам хорошо вместе, — продолжил Радужный-старший, — мы не вправе становиться у вас на пути. Мы уже один раз совершили ошибку, которая стала роковой для друга нашего сына Тима и чуть не стала роковой для него самого, и мы не хотим повторения трагедии.

     — Спасибо вам, — сказал Артур, — моей матери было бы чему у вас поучиться. Эмиль действительно для меня уже очень много значит.

     — Артур для меня — тоже, — подал повеселевший голос притихший было Эмиль.

     — Так что, молодые люди, — и Лада Леонидовна провела рукой по щеке Артура, — если вы хотите быть вместе, мы возражать не будем. Наш дом — это твой дом, можешь бывать у нас в любое время дня и ночи.

     — Мама, папа, — проговорил Эмиль задрожавшим голосом, — спасибо вам.

     Мать обняла его и прижала к себе белокурую голову, а отец дружески положил руку на плечо Артура.

     — Сынок, — заговорила Лада Леонидовна, — мы хотим забрать тебя отсюда под расписку. Павел Олегович не возражает.

     — Мама, — посмотрел на мать Эмиль. — Пока Артур здесь, я тоже тут останусь. На следующей неделе у него комиссия относительно выписки. Я хочу выйти отсюда одновременно с ним.

     — Эмиль, — вступил в разговор Артур, — ты не обязан оставаться здесь из-за меня.

     — Нет! — вскинул голову Эмиль. — Я остаюсь! Я так решил! — хрупкий котёнок был твёрд, как скала.

     — Ну, хорошо. Лада, им действительно лучше сейчас побыть вместе. К тому же врач говорил, что Артура он скоро тоже выпишет.

     — Ну, ладно, — согласилась мать. — А это вам, — и родители поставили перед парнями два пакета с пиццей, фруктами, орехами, пирожными и всякой всячиной.

     — Спасибо, — в один голос поблагодарили их юноши.

     На следующий день Павел Олегович вызвал к себе Игоря, с которым был скорее в дружеских, нежели в профессиональных отношениях. На «вы» и по имени-отчеству Игорь называл того только при персонале.

     — Звал? — появился в дверях Игорь.

     — Заходи, — ответил Павел. — Что там с афганом твоего подопечного? — поинтересовался он.

     — Афган под стать хозяину, — ответил Игорь, — построил кладбищенских полканов не хуже, чем наш Тигрицкий здешних орлов.

     — Покормил? — продолжал Павел. — Естественно. Ральфа вспомнил. А знаешь, он его ждёт, это видно.

     — И дождётся, тем более с твоей помощью, я в этом не сомневаюсь. Только вот... — и врач замолчал, помрачнев.

     Игорь посмотрел на него и всё понял. На столе у Павла лежали снимки Артура и заключение.

     — У него онкология, Игорь, — сказал врач. — Наш юный сенс Радужный всё правильно увидел. И срок угадал — примерно год. Сестра рентгенокабинета в своё время работала в хосписе, имеет опыт в таких делах, так вот она тоже так сказала.

     — Блядь! — по-военному выразил свои эмоции Игорь. — Паша, ну почему?

     — Знаешь, Игорь, я и сам задаю себе этот вопрос с тех пор, как получил результаты.

     — Вот знаешь, Павел, пацан-то би, даже скорее гей, но насколько же в нём силён мужской стержень! Я раньше с предубеждением к ним относился, но Тигрицкий заставил меня изменить свою точку зрения на этот вопрос. И Радужный тоже. Он не такой сильный, не такой борзый, как Артур, но это такое светлое и верное создание!

     — Игорь, они оба — люди Индиго, только у Тигрицкого потенциал боевого мага, а Эмиль — прирождённый целитель, светлый маг. Вот они и нашли друг друга. Но только у Артура до сих пор сильна связь с его первой любовью, Леонорой, поэтому он не сможет пережить её надолго, — Павел как сенс это видел.

     — А как же Эмиль? — спросил Игорь. — Переживёт ли он вторую потерю?

     — Эмиль выживет. Этот год они будут вместе, родители Эмиля возражать не будут, я сделал всё возможное, чтобы они поняли, что сына надо любить таким, какой он есть, и приняли его выбор, и Артур станет для него тем, кем стала для него в своё время Леонора. Вот что, Игорь, всё-таки ты ему ближе. Попытайся грамотно сказать ему об этом.

     — Да, ну и задачу ты мне поставил, командир. Ладно, постараюсь. Но чертовски несправедливо всё это! — и Игорь процитировал Высоцкого: «Смерть самых лучших выбирает. И дёргает по одному».

     Он чуть задержался в дверях, взглянул на Павла и стремительно вышел из кабинета.

     Разговор с Артуром Игорю облегчил он сам. Вернее, говорить ему особенно не пришлось. Он подошёл к Тигрицкому, специально улучив момент, когда Эмильчика не было поблизости.

     — Волчарка, — чуть дрогнувшим голосом начал Игорь, опустившись рядом с ним.

     — Я знаю, что ты хочешь мне сказать, — и Артур мягко взял Игоря за руку. — Всё нормально. За этот год я поднатаскаю Эмиля, как меня в своё время Леонора. Только вот времени у меня на это в три раза меньше. И ещё, я вот о чём думаю. Эмиль тоскует не только по Тиму, Тима я ему как-то заменяю, но и по Арни, их доберману. Так вот, Арни ему вполне бы мог заменить Ричард. Только вот согласятся ли его родители взять пса к себе?

     — Думаю, что согласятся, — задумчиво сказал Игорь и, помолчав, добавил, — но, относительно Ричи, красная кнопка в моём лице у тебя всегда есть. Если не Эмиль, то я заберу его к себе. Но Эмилю он будет нужнее. Думаю, что его предки это поймут.

     — Вот и я о том же, — тихо сказал Артур.

     — Я слышал, что кто-то говорил обо мне? — услышали они звонкий голос Эмиля.

     Он подошёл, обнял Артура сзади за плечи и вдруг изменился в лице, увидев физиономию Игоря.

     — Садись, — мягко привлёк его к себе Артур.

     — Значит, я был прав, — упавшим голосом сказал Эмиль.

     И вдруг, полушёпотом, он вскрикнул:

     — Я ненавижу свой дар!

     Но он тут же взял себя в руки и, взглянув в глаза Артуру, сказал:

     — Сколько бы тебе ни было отпущено, я буду с тобой до конца. А Ричард останется со мной. Мои родители любят собак.

     — Спасибо тебе, телепат мой милый, — и Артур обнял его за плечи.

     — Хочешь, ты будешь жить у меня, со мной, и Ричард тоже? Мои возражать не будут. Хочешь?

     — Хочу, — ответил Артур. — Дома меня уже ничего не держит. Лори больше нет, с матерью мы чужие люди, а мой любимый кактус, который цветёт каждый год на мой день рождения, мы заберём к тебе.

     — Ладно, я пойду, вы тут не скучайте, — произнёс Игорь. — Кстати, скажу тебе по секрету: через два дня Павел собирает комиссию по поводу твоей выписки, так что скоро вы увидите Ричарда.

     Когда Игорь ушёл, Эмиль обратился к Артуру:

     — У меня для тебя подарок.

     — Ты сам для меня — подарок Судьбы, — взглянул ему в глаза Артур.

     — Да ну тебя, — зарделся Эмиль.

     — Вот, держи, — и он протянул ему лист бумаги, на которым красивым каллиграфическим почерком было написано:

     ДВОЕ

     Клочья из шерсти. Взгляд, как наган.
Волку подобен бродячий афган.
Спутаны пряди светлых волос.
Могила хозяйки с останками роз.
Разбросаны веером ...   их лепестки.
Те розы — из нежной и верной руки.
Парнишка — в больнице со вскрытием вен,
Ведь жизнь без любимой — терзающий плен.
Сильная Женщина, ведьма-гроза,
Смотрят с небес ледяные глаза.
Льётся астральный поток голубой:
«Пусть я не здесь, всё равно я с тобой.
Этот круг ада ты тоже пройдёшь,
Остро отточенный выдернешь нож,
Выживешь сам и афгана спасёшь,
Ты ведь не зря на меня был похож».
Месяц прошёл, парень выдержал бой,
Выиграл драку с самою Судьбой.
Тонкий и стройный. Глаза — два луча.
Гордо идёт, казаками стуча.
Розы лиловые в хрупкой руке,
Мысли о верном афгане-щенке.
Вот он — заветный мерцающий крест.
«Ты была б самой крутой из невест!»
Парень склонился, роняя букет,
Пламя в груди обожгло горячо,
Словно вонзился жестокий стилет,
Вдруг чья-то морда легла на плечо.
Кладбище спало. Закат догорал.
А по тропе с изумрудной травой
Шли рядом двое — пацан и афган,
Выдержав драку с самою Судьбой.

     Артур не сразу пришёл в себя после прочитанного.

     — Ты талантлив ещё и в этом, — произнёс он.

     — Это ещё не всё, — и Эмиль протянул Артуру ещё один исписанный лист.

     Артур взял бумагу и впился глазами в текст.

     ДВА ЮНОШИ

     Два юноши в мягком сиянье Луны,
Красивая, юная пара.
Они очень сильно друг другу нужны,
Два голоса свяжет гитара.
Два тонких, лихих, молодых бунтаря,
Рискнувших остаться собой.
Осветит их нежным сияньем заря,
Омоет прибой голубой.
Вы выбрали путь и иную Судьбу,
За счастье дерётесь своё.
И пусть вас поймут, и хотя бы чуть-чуть
Минует молвы остриё.
Вы любите искренне и навсегда,
И пламя бушует в крови.
Пусть вас осветит голубая Звезда,
Ведь нету границ у любви.
Два юноши в нежном сиянье Луны,
Красивая юная пара.
Не только друг другу вы в жизни нужны.
Споёт серенаду гитара.

     — Спасибо тебе за эти стихи. Ты правильно просёк: она всё равно со мной, как и твой Тим с тобой. Только ты проживёшь очень долгую и насыщенную жизнь, а я скоро уйду к ней, — произнёс Артур и рассказал Эмилю об их совместном путешествии в прошлые жизни, в одной из которых она была Королевой варварского мира, а он её официальным фаворитом-вассалом, прикрывшим её собой на поле боя. — Тогда она ушла за мной, сейчас моя очередь.

     — Вот как, и тут параллель. Мы с Тимом тоже путешествовали по времени в прошлое. И мы были при дворе, в фаворе у правящей Королевы: я — целителем, а он — боевым магом. Может быть, мы и тогда с тобой встречались, только не помним этого?

     — Я тоже об этом подумал. Слушай, Эми, а почему бы тебе не попробовать себя на эстраде? Леонора, несмотря на свою работу в ментуре, снималась для глянцевых журналов, даже в эротике. Почему бы тебе не попробовать себя в качестве модели и исполнителя?

     — Я думал об этом. А ты сам?

     — Ну, для журналов я снимался, в том числе и с Леонорой, и думаю, что ещё поснимаюсь за этот год. А начинать карьеру исполнителя... Ты же знаешь, у меня не так много времени, — Артур говорил об этом, как о чём-то самим собой разумеющемся.

     Он стоически принял информацию о том, что обречён, но был нацелен на то, чтобы прожить этот год полнокровной жизнью.

     — У меня остались кое-какие контакты, я тебя рекомендую.

     — Хорошо. Договорились.

     Прошло два дня. Павел Олегович созвал комиссию, которая пришла к выводу, что Артур Тигрицкий абсолютно адекватен и подлежит немедленной выписке. Эмиль уже пообщался со своими, и они совершенно не возражали против того, чтобы Артур жил с Эмилем в его комнате, а так же не против того, чтобы они с Эмилем забрали домой Ричарда. Вероятно, когда они заглянули возможной смерти сына в глаза, в их душах действительно многое перевернулось и встало на свои места. Нонна Германовна уже была в курсе диагноза Артура, но, в отличие от родителей Эмиля, принять его таким, какой он есть, была не способна, несмотря ни на что. Павел Олегович поговорил с ней при выписке и сделал всё возможное и невозможное, чтобы убедить её не препятствовать совместному проживанию её сына с выбранным им юношей. Герман Натанович и Лада Леонидовна заехали за парнишками на своём серебристом «Лексусе».

     — Мама, папа, мы хотели бы заехать на кладбище, — тихо сказал Эмиль.

     — Конечно, заедем, — ответил Герман Натанович, который был рад тому, что его сын жил и радовался жизни, — но, может быть, сначала домой? Помоетесь, покажешь Артуру свою комнату?

     Артур деликатно молчал.

     — Нет, папа, — твёрдо сказал Эмиль. — Нас с Артуром ждёт Ричард.

     — Тогда поехали сейчас, — сказала Лада Леонидовна. — Для него там каждый час — за год.

     — Поехали, — и отец развернул машину.

     — Спасибо вам, — Артур не знал, как благодарить маму Эмиля.

     Доехали они быстро. В кладбищенском цветочном магазине купили восемь роз: четыре сиреневых «Аква» для Леоноры и четыре белые «Мона Лиза» для Тима. Их могилы действительно были недалеко дуг от друга. С фотографии на временном кресте на Артура смотрел он сам — по крайней мере так ему казалось. Эмиль положил руки на крест, сгорбился. Артур обнял его за плечи. Родители деликатно стояли в стороне. Затем они прошли к могиле Леоноры. И всё получилось так, как в стихах Эмиля. Стоило Артуру опуститься на колени перед могилой Леоноры, как тёплая морда Ричарда, как будто материализовавшегося из воздуха, легла на его плечо. Артур обнял афгачика за шею. Эмиль опустился рядом и осторожно погладил собаку по голове. Ричард закончил вылизывать лицо Артура и повернулся к Эмилю.

     — Какой ты красивый! — восторженно прошептал тот.

     Ричард лизнул его в нос.

     — Спасибо Игорю, — сказал Артур.

     Лада Леонидовна подошла поближе, рассматривая фотографию Леоноры.

     — Какая красивая женщина! — задумчиво произнесла она.

     — И сильная — видно по взгляду, — добавил Герман Натанович.

     — Да, вы правы, — отозвался Артур. — Жаль только, что моя мать так не считает. Ну что, Ричард, ты отдал свой долг хозяйке. Пойдёшь теперь с нами?

     Ричард водрузил передние лапы на грудь юноше и ткнулся носом ему в волосы, затем повернулся к Эмилю, показывая ему, что он к нему предрасположен настолько, насколько это вообще возможно для такой гордой и независимой породы, как афган.

     — Ну что, сейчас поедем в зоомагазин, — сказала Лада Леонидовна, — покупать этому бойцу шампуни, бальзамы, ошейники и поводки.

     Артур начал понимать, что у него появилась семья, и что тот год, который ему отведён судьбой, он проживёт счастливым. Они заехали в зоомагазин «Бетховен», купили шампунь и бальзам-ополаскиватель для светлых длинношёрстных собак, серебристый ошейник со стразами от «Сваровски», такой же поводок, различные щётки для шерсти и даже туалетную воду для собак. Мыли Ричарда втроём: Артур, Эмиль и Лада Леонидовна. В конце со всех троих пот катился градом, а выкупанный, высушенный феном и тщательно расчёсанный Ричард превратился в настоящую фотомодель. Затем был роскошный стол, на котором оказалась даже столь любимая Артуром «Бонита Пинаколада». А вечером родители деликатно уехали в гости к родственникам, как бы между прочим сказав, что они будут только завтра к обеду

     И вот они остались одни. В квартире у Эмиля была роскошная джакузи с вибромассажем.

     — Солнце, ты составишь мне компанию? — Эмиль обнял Артура за талию и прижался к нему. — Теперь наконец-то мы можем позволить себе «лишнее».

     — Да, — ответил Артур, прижимаясь к нему и зарываясь лицом в его белокурые волосы, — можем.

     Обнимаясь и целуясь, парни зашли в ванную. Эмиль заранее набрал ванну с клубничной пеной. Они ещё не видели друг друга полностью обнажёнными. Как-то сами собой с них слетели джинсы, водолазки, и они остались оба в стрингах — Артур в чёрных, а Эмиль в ярко-белых. Мускулатура у Артура всё же была более рельефна, чем у его друга. Эмиль ...  

     был хрупок и грациозен.

     — Котёнок, — нежно прошептал ему Артур, прижимая любимого к себе и едва касаясь открытых стрингами полушарий ягодиц.

     Эмиль затрепетал, в свою очередь нежно касаясь бёдер Артура. Тому показалось, что его ударило током. В отличие от Эмиля, Артур ещё никогда не был в объятиях юноши, хотя они с Леонорой часто думали попробовать заняться сексом ещё с одним партнёром. Они потянули стринги друг друга вниз одновременно, и Артур даже немного удивился тому, что достоинство Эмиля было ничуть не меньше его собственного. Он понял, что сегодня он по-настоящему испытает то, что Леонора предоставляла ему либо при помощи страпона, либо при помощи длинных и умелых пальцев, которые порой нежно входили в его попку, несмотря на длинные ногти. Но Леонора всегда говорила:

     — Если мне нравится анальный секс, то почему я должна лишать этого удовольствия тебя? Ведь ни один страпон не заменит живого тела.

     Но и ей и ему нужен был любовник, сочетающий в себе красивое тело и тонкую душу, а найти именно такого им не удалось. Так что в плане живого анального секса Артур оставался девственником. Сейчас же он понимал, что это должно произойти, и от осознания этого ему становилось томительно сладко. И сейчас Артур, повинуясь велению, идущему из самой глубины его души, опустился на колени и коснулся губами эрегированного члена Эмиля. Из груди у того вырвался стон. Это был первый минет Артура, но в нём он, казалось, превзошёл сам себя. Он ласкал головку языком, повторяя искусные приёмы Леоноры, нежно мял яички Эмиля и в конце концов применил один из фирменных изысков — минет ресницами, которыми он проводил по самому кончику головки, начав вдруг быстро-быстро моргать, двигая веками, как крыльями бабочки.

     Они отбросили стринги в угол и плюхнулись в ванну. Теперь уже Эмиль ласкал грудь Артура, нежно покусывая тому соски, опускаясь по его телу всё ниже и ниже. Когда Артур закрыл глаза, ему на мгновение показалось, что сейчас его ласкает Леонора — так нежны были прикосновения Эмиля. Но всё же её ласки были ласками опытной и искушённой в сексе Волчицы, тут же Артура ласкал Котёнок, пусть уже и не девственный и кое-что умеющий, но берущий не опытом, а лаской, близкой, как писал Дивов, к священнодействию. Эмиль нежно проводил розовым языком по напряжённому члену Артура, чуть касаясь, играл с его яичками, порой вводил палец в анус партнёра, при этом делая всё это настолько осторожно и ласково, что заставлял Артура лететь к звёздам, уходить в астрал без какой бы то ни было магической техники. Артур уже понял, что в их тандеме по жизни ведущая роль отведена ему, но в сексе они были на равных, как и с Леонорой, несмотря на то, что в их союзе с Артуром лидером была она.

     — Пожалуйста, Котёнок, — прошептал Артур, задыхаясь от нежности, — возьми меня.

     — Ты точно этого хочешь? — прошептал Эмиль.

     — Да! — вспыхнул Артур.

     — Тебе точно не будет больно? Ведь у меня же не маленький.

     — Эми, я там не девственен, страпон Леоноры был даже больше.

     — Хорошо. Но только сначала...

     Артур ничего не успел возразить, как нежный язык его Котёнка уже коснулся самого сокровенного. Артур с Леонорой дарили такие ласки друг другу, но Артур думал, что подобного с ним уже никогда не произойдёт, и вот на тебе! Эмиль вошёл в него нежно, но стремительно, и они потеряли счёт времени. Артур вспомнил слова Леоноры: «Ни один страпон не заменит живого тела». Теперь он это явственно осознавал. Потом они лежали в ванной обнявшись, и голова Эмиля с растрепавшимися влажными белыми локонами покоилась на плече Артура. Затем они выбрались из ванной, вытерлись, нанесли лосьон для тела, и сами не заметили, как оказались в комнате Эмиля на его широкой кровати.

     Теперь в активе был Артур. Эмиль таял в его руках. В своё время Артур улетал к звёздам с Леонорой, но даже когда Леонора отдавалась Артуру (неважно, спереди или сзади), его не покидало ощущение того, что это она берёт его, и он тает в её руках, тут же в руках Артура таял Эмиль. Маленькая упругая попка манила к себе парня. Он скользнул вниз, проникая языком в ложбинку между ягодиц.

     — Виртуоз, — тихонько засмеялся Эмиль.

     Он открылся Артуру так, как не открывался даже Тиму, двигая попкой навстречу любимому и облегчая ему проникновение. Они кончили одновременно, но какое-то время лежали, слившись в одно целое. Вымытый, вычесанный и надушенный Ричард наблюдал за всем этим безобразием с олимпийским спокойствием.

     — Завтра познакомлю тебя с одним фотографом, — сказал Артур, закуривая вишнёвую сигариллу «Кэптэн Блэк»...

     Зазвонил смартфон, серпом резанув звенящую тишину кладбища. Лёгкий ветерок перебирал белокурые пряди Эмиля, в которых едва заметно серебрилась седина. Платиновый Ричард, сидящий рядом, ткнулся ему в ладонь.

     — Слушаю, — ответил Эмиль, посмотрев на дисплей аппарата, включая деловой тон.

     Звонил продюсер, с которым его ещё при жизни познакомил Артур и который работал с ними обоими.

     — Да, я в курсе. Завтра в 12 съёмка, потом студия звукозаписи, потом пресс-конференция. Да, я понял. Спасибо, Эльдар, — Эмиль выключил аппарат и глубоко вздохнул.

     Вот уже год с ним нет Артура. Вот уже год по воскресениям они вдвоём с Ричардом бывают на кладбище. Тот год, что они были вместе с Артуром, они бывали здесь каждую неделю втроём. Теперь же двое каждый раз навещали три могилы, принося по двенадцать роз: четыре лиловые — на могилу Леоноры, четыре белые — на могилу Тима и четыре голубые — на могилу Артура. Эмиль стоял, натянувшись струной, перебирая в памяти каждый день, каждое мгновение, проведённое вместе с Артуром.

     Этот год они были вместе, и даже недолгое расставание было для них маленькой смертью. Да, они практически и не расставались, стараясь максимум времени проводить вместе. Третьим обязательным членом этого тандема, естественно, был красавец Ричард, как всегда начёсанный и надушенный, похожий одновременно на них обоих, но всё же больше на Эмиля. Они и работали вместе. Артуру удалось за год построить блестящую карьеру модели. Он ушёл «на пике». Эмиль же свою карьеру продолжал и по сей день. При жизни Артура у них было несколько совместных съёмок, в трёх из которых принимал участие и Рич, показавший себя настоящей «звездой». После смерти Артура они продолжали сниматься вдвоём. К тому же Эмиль начал петь и стал стихотворным автором своего сольного проекта. Он стоически перенёс смерть своей второй и самой сильной любви.

     Эмилю вспомнились последние месяцы жизни Артура. Боли усиливались, каждую ночь Эмиль снимал их, а так как ауры юношей, их биоэнергетические поля плотно переплелись и, по сути, стали единым целым, целитель по большей части даже не снимал боль, а брал её на себя. Артур это видел и чувствовал, и каждый раз просил Эмиля не делать этого, но тщетно. Эмиль любил его, и если бы он мог уйти вместо него, то сделал бы это, не задумываясь. Но за год общения с Артуром и их совместной работы он стал уже не таким беззащитным котёнком, каким был до этого.

     Каждую последующую ночь Артур был с ним всё нежнее и нежнее, и Эмиль явственно понимал, что это нежность прощания. Эмиль коснулся шелковистой шерсти Ричарда. Господи, как же это ощущение похоже на волосы Артура, мягкие, блестящие, пахнущие дорогим шампунем! Эмилю вспомнилась их последняя ночь. Они ласкали друг друга медленно, как будто пили тело друг друга мелкими глотками и не могли остановиться. Эта ночь на 90% состояла из одних поцелуев. Эмиль понимал, что Артур окончательно прощается с ним, комок подступал у него к горлу, но юноша научился сдерживать себя, и подступающие слёзы звёздами блестели в ночи, освещаемой декоративными изящными свечами.

     — Обещай мне, что продолжишь карьеру модели и займёшься сольной карьерой, — прошептал Артур.

     — Обещаю. Я посвящу её тебе, — прошептал Эмиль.

     — За Ричарда я спокоен, — продолжал Артур, — и — спасибо тебе, Котёнок. Благодаря тебе этот год я прожил счастливо. И ухожу счастливым.

     Обычно деликатный в такие моменты Ричард вдруг подошёл к ним и ткнулся кожаным носом в лицо Артуру.

     — Прощаешься, — улыбнулся юноша. — Тебе будет хорошо с Эмилем.

     Это была их последняя ночь. Наутро Артура не стало.

     Опять зазвонил смартфон. Эмиль включил аппарат.

     — Да, мама. Мы с Ричардом у Артура. Я с шофёром. Да, спасибо. Мы скоро будем.

     У ворот кладбища их ждала фиолетовая «BMW». Эмиль шёл по дорожке к выходу, хрустя гравием, держа Ричарда за ошейник, а в мозгу у него стучало:

     Кладбище спало. Закат догорал.
А по тропе с изумрудной травой
Шли рядом двое — пацан и афган,
Выдержав драку с самою Судьбой.

     Завтра у него пресс-конференция, представляющая его сольный альбом «Ты должен жить». И он посвятит его Артуру.