Эта история произошла в новогоднюю ночь много лет назад, когда служили по 2 года. Мне было 19 лет. Я был самым молодым сержантом в танковой роте. Поэтому-то в праздничный новогодний наряд старшина и назначил меня дежурным по роте. У меня был настолько кислый вид, что старшина, чтобы подсластить пилюлю, разрешил выбрать дневальными кого захочу. Немного погоревав, я назначил с собой двух нормальных поциков, не даунов и уебанов (бывают и такие, всё настроение убьют). Вечер 31 декабря пролетел молниеносно. Встретили Новый 2007 год в казарме, накрыли столы на взлётке (так мы называем длинный коридор).

После часа ночи праздник закончился: ответственные офицеры провели отбой, выключили телевизор. Роты поймали тишину; нехотя, но заснули.

     Мы с дневальными прибрались, я отбил одного, остался с другим. Сходил на доклад в штаб к дежурному по части: там офицеры явно пригубили, отмечая праздник, им было не до нас. Сказали, чтобы пришли на следующий доклад уже утром (обычно доклад о том, что в роте всё путём, был каждые 2 часа). На этаже молодой лейтёха с соседней роты, назначенный на Новый Год ответственным за порядок, нахлебался шампанским. И захрапел на свободной кровати. Мы с дневальным попили чайку. Время медленно тянуло резину.

     В 4 часа поменял дневального. Проснувшийся Денис был моим землячком, я с ним скорешился ещё с курсовки. Мы были одного призыва, шконки стояли рядом, только я стал сержиком, а Денис пока был рядовым. Пока Деня (так я его звал по-свойски, когда были наедине) умывался, я закрыл глазок на двери и поставил на стол кое-что из припасённых сладостей. Я был в шоке, когда Денис, победно улыбаясь, вытащил две банки «Ягуара»:

     — Охуеть! Ты где взял?

     — Ловкость рук и никакого мошенничества: купил вчера, когда за посылками ходили. На пару минут подбежал к киоску. Вот результат! — восторженным шепотом вещал Деня, протягивая мне банку.

     — Засекут? — сомневался я.

     — Илюха, кто не рискует, тот не пьёт на Новый Год! — развеял сомнения зёма-дневальный.

     — А, похуй! С гражданки не пил. Зажую конфетой, а в штабе все уже приняли по стопке, к утру усугубят, — я решительно вскрыл банку.

     Весело улыбаясь, мы трепались и незаметно выпили. Алкоголь ударил по башке, сказалась вынужденная трезвая жизнь. Хотелось продолжения банкета, но и двух банок нам хватило, чтобы разомлеть. Деня выбросил банки, я прошёлся по казарме. Уставшие от праздника бойцы крепко спали. В казарме стоял терпкий запах мужских тел, одуряющий аромат мускулистых самцов. В штанах зашевелился и поднапрягся мой богатырь. Деня присоединился к ночному обходу казармы, приобнял меня. В его глазах проснулись чёртики, парнишка был навеселе от выпитого, настроение было игривым. Его ладонь легла мне на попу, и уже не убиралась прочь. Я, улыбаясь, прикусил ему ухо:

     — Ты что творишь, Деня? Ебаться захотелось? — прошептал я.

     — Илья, пошли в спортуголок, — услышал в ответ. Спортуголок в роте находился в начале коридора, рядом с тумбочкой дневального. Там сейчас царил мрак. Мы зашли за тренажёр. Вся казарма просматривалась нами, мы же с Денисом были незаметны.

     Мы стояли впритык, глядя в глаза, не решаясь на первое действие. Меня магнитом тянуло к зёмику, хотелось прижаться и поцеловать друга. Но я робел. Деня — нет. Он спокойно обнял меня и привлёк к себе. Наши губы сомкнулись. Меня ударило как электрическим током. Ощущения сладкой нежности и порыв страсти бил по нервам. Я отпрянул, выставив дрожащие руки вперед.

     — Нет... — прошептал я.

     Но на большее силы воли у меня не хватило. Деня рывком притянул снова меня к себе. Сильной рукой отодвинул сопротивление рук, обнял и мы слились в жарком поцелуе.

Разум померк, ноги стали как ватные, мир исчез. Остались только я и Деня, мой сладкий друг, мой нежный зёмик-искуситель. Хотелось целоваться вновь и вновь, хотелось прикасаться к горячим губам, ловить дрожащий язык Дениса, хотелось бороться своим трепещущим языком с губами друга. Не хватало воздуха, меня обуяло ощущение счастья и желания нежиться и ласкаться ещё и ещё. В паху загорелся огонь. Член вставал, наливался силой и требованием вырваться из тесноты кальсон и брюк. Денис прижался своим пахом, припёр меня к тренажёру. Я подался членом навстречу. Сквозь наши одежды я почувствовал крепость его отростка, страстно елозившего по моему напрягшемуся хую. Я украдкой поправил себе член и наткнулся на рыщущую руку зёмика. Парень расстегивал мне ширинку, я догадливо стал расстёгивать пуговицы у него. Денина ладонь протиснулась и обхватила мой член. Я раздвинул ноги, помогая себе и другу ловить кайф. Моя рука нашла Денину плоть, горячую и огромную. Мы дрочили друг другу то резко и больно. То, спохватившись, ослабляли жим и ласкали хуи и яйца. Мы с Денисом расстегнули ремни, они безвольно свалились под ноги на маты. Глухо стукнули обо что-то штык-ножи. Не сговариваясь, одновременно приспустили брюки и кальсоны. Промежность у меня была влажной от похотливого пота, текшего от разгорячённого раскоряченного тела. Денис обхватил мои ягодицы и сжал, я повторил это с ним. Под моими ладонями нежная молодая попка друга пульсировала желанием, мой палец непроизвольно углубился в ложбинку меж ягодиц друга.

     «Как тесно и как влажно!» — пронеслось у меня в воспаленном мозгу. Хотелось дальше рыться в попке Дени, хотелось протискиваться к сочащемуся анусу. Деня прижался ко мне и не сопротивлялся. Он положил голову мне на плечо, закрыл глаза, дрожащим тазом еле-еле елозил об мой пах. Парень раздвинул ноги, приобнял ими низ моего жаждущего живота, подал попку чуть навстречу моим пальцам, тяжело и прерывисто дышал. Я чётко понял, что делаю всё правильно, что зёмик ждёт продолжения ласк. Волна нежности нахлынула на меня, в голове помутилось: «похуй, будь что будет!» Я резко развернул Дениса и обнял его сзади:

     — Люблю, люблю тебя! Всю жизнь любить буду. Хочу тебя, Деня, хочу. Пусти меня к себе, Денечка. Я буду нежен с тобой, Деня! Любимый мальчишечка, сладкий мой Деня! — лихорадочно шептал я, как шепчут миллионы парней по всему миру в эти моменты. Как шепчут любимым парни, дорвавшиеся до сладкого мига ебли, потерявшие над собой контроль и запреты разума, повинуясь только своим животным инстинктам.

     Мой хуй стал огромным. Налился разгоряченной кровью. Но это не мешало мне упрямо протискиваться в узкую желанную щель. Ощущения нежной кожи нежной юношеской попки ударяли сладостью в мозг. На фоне похотливого блаженства очередями били искорки боли от раздираемой кожицы на головке члена. Яйца бились о промежность и яйца моего парнишки, желанного парнишки. Он обессиленно завалился на тренажёр, подложив под голову руку, и вцепился зубами в рукав. Он подвывал, всхлипывал и судорожно глотал воздух. Глаза парня были закрыты, он не сопротивлялся. А я всё резче и резче ебал Дениса, купая свой хуй в мускулистом теле друга. Нежностью уже не пахло. Я зверем сглатывал звуки и воздух, кусая лысину своего солдатика, кусая его погон, сжимая в зубах и разрывая воротничок формы. Мои ягодицы резко сжимались, посылая вперед в тесноту желанного тела мужское орудие. Разжимались, вытаскивая из парня головку до ануса, позволяя дневальному глотнуть воздуха. И вновь таранили сладкое трепыхание внутри Дениса.

     Мы не заметили, как это случилось, но кителя валялись под ногами, наши голые торсы в сладком объятии пели победную песню страсти. Мы ебались. Я ебал Дениса. Денис с закрытыми глазами ловил кайф моего хуя у себя внутри.

     Разрядка наступила. Наступила неожиданно сильно и быстро, я ладонями схватил за Денин член, притянул его на себя, раздирая кожицу на члене друга, безжалостно сжимая его мокрую пахучую головку. Последний раз вдарил членом в попку и замер, выстреливая внутри своего выебанного любовника порции спермы. Освобождаясь от спермы, щедро спуская в выебанную мокрую попку.

Мир расплывался перед глазами. Но ещё раз дёрнуться вместе с телом своего парнишки меня заставила липкая струйка в ладоне, сжимающей хуй Дениса.

     «Он тоже кончил! Кончил от моего члена у себя в попке, от моей яростной ебли». Мне стало приятно и довольно и за себя и за него вдвойне. Ведь настоящий пацан не эгоист; хочет, чтобы не только ему тоже было кайфово!

     — Боже, как хорошо! — и мы без чувств повалились на маты.
Мы вскоре очнулись, стыдливо и перепуганно огляделись и успокоились: казарма спала. Мы полуголые забежали в умывальник, обмылись. Оделись, застегнули ремни, пуговицы, боязливо снова вышли в коридор: все спали. Успокоились. И только тогда наши взгляды встретились. Мой довольный и гордый взгляд. Испуганный и отстраненный взгляд Дениса. Ещё миг, и Деня бы почувствовал себя оскорблённым. Ещё миг и он бы почувствовал себя парнем, изнасилованным другим парнем. А это всегда горько, стыдно и обидно до слёз. Я не дал этому мигу ни шанса. Я обнял Дениса и поцеловал:

     — Деня, ты самый лучший! Спасибо тебе за этот раз. В следующий раз ты меня трахнешь! Потому что я так хочу, и мы так сделаем, родной мой. А сейчас ты мой самый любимый и лучший человек на Земле. Деня, не стыдись, пожалуйста. Иначе я умру от горя. Деня, я люблю тебя, честно.

     Я смотрел на парнишку в упор, лаская носом кончик его носа. Денис хотел услышать именно это: что он любим, что он классный парень, а не пидор какой-то, выебанный прямо в казарме. Он заулыбался, прижался ко мне и прошептал:

     — Ты классный. Я давно полюбил тебя, Илюша. Даже во сне тебя голым с собой видел. С кем бы другим, не дался бы. А с тобой мне хотелось давно, — шёпотом поведал свою тайну парнишка.

     Мы прижались щеками и стали целовать друг дружке уши, щёки. Ебаться уже не хотелось, сильная разрядка радостью пела на душе, устало побаливали яйца. Но взаимное влечение и притяжение душ заставляли целоваться и обниматься до самого подъёма. А с утра в глазах у нас с Деней поселилась нежность. И любовь.