Эта история приключилась со мной в армии. Я служил срочку в танковых войсках сержантом, командиром танка Т-72 модификации Б-1, или по техпаспорту «Объект Урал». На втором году службы мы готовились к фронтовым учениям. В течение всего года последовательно проходили ротные, батальонные, полковые учения с выходом техники в район сосредоточения в паре километров от части. Часто выезжали на дальний полигон. И вот настал тот вечер, к которому нас готовили.

     Тревога, мы получаем оружие, бежим в парк. Там уже одна за другой заводятся машины. Под контролем ответственного офицера и дежурного по парку выводим ротные колонны из боксов, открываются ворота, и мы выезжаем в район сосредоточения. К тому месту из ДОСов бегут наши офицеры, прапорщики, вызванные посыльными. Они переодеваются прямо у машин, надевают шлемофоны, судорожно выходят на связь друг с другом, с командованием. Мы, сержанты-командиры танков, не торопясь, перехватываем волны, подслушиваем, успеваем вернуться на свою волну. В общем, развлекаемся в эфире.

     Поступает команда выдвинуться в запасной район: это двести километров пути по бездорожью. Всю ночь продолжается марш. Мой экипаж состоит из трёх человек разных периодов службы. Наводчик-оператор, молодой слоняра, то есть отслуживший полгода, безмятежно спит внутри башенного отделения. Механик-водитель, на полгода старше, черпачок, оттарабанивший своё уже год, спрятался под люком: идём по-боевому. Я, командир танка, заслуженный дедушка, через полгода домой, несправедливо продуваюсь всеми ветрами, ночным дождём и тревожностью марша, стою на сиденье вверху в проёме люка. От сырого дождливого ветра не спасают ни плащ-палатка, ни ветровое стекло.

     К утру мы достигли цели, указанной командирами и начальниками, но я слёг с температурой прямо внутри башни. Смутно помню, как меня осмотрел ротный, взводный, наводчик попытался меня покормить. Я хотел спать, и меня оставили в покое. Через сутки мой молодой организм преодолел хворь, я с аппетитом что-то съел, с интересом стал оглядываться в триплексы своего люка: он расстопорен и вращается вокруг оси.

     Наш танк стоит в капонире — танковом окопе. Его вырыли вчера днём за час самоокапывающимся устройством: типа бульдозерного отвала впереди у Т-72. Остальные танки взвода (всего три) спрятались в полукилометре друг от друга. Мы при пехоте, ста замордованных солдатах, которая не имеет чудо-отвалов впереди своих БМП-1 и с безнадёгой пытается вгрызться в каменистую землю при помощи ломов, лопат и такой-то матери. Пока не получаются не то что капониры, но даже окопы по пояс.

     Прошли уже сутки. Наступила следующая ночь, завтра учения. Проснулось боевое братство и товарищество: за ночь, по команде общего начальника, мы вырыли благодарной пехоте своими стальными отвалами всё, что тем было нужно. Эти двое суток, в течение которых мы с лёгкостью подготовились к предстоящим учениям, экипаж спал, ел, снова спал. Усталости как не бывало, моя болезнь исчезла без следа.

     Наступил день учений. Наш полк стоит в обороне. Танковый полк соседнего гарнизона прорывается сквозь наши боевые порядки. К обеду, возможно, по легенде учений, прорыв остановлен. Соперники уползают за дальнюю сопку. Мы до завтра радуемся жизни.

     Мой организм за сутки безделья отдохнул. Вижу, что Сережа, мой молодой слонёнок-наводчик, отмылся, отоспался, и стал другим человеком: симпатичным и улыбающимся. Сидим с ним вдвоём на броне, закрытые от глаз суетящейся поодаль пехоты маскировочной сетью. Механик внизу спит. Солнце светит, погода прекрасная, молодость зажигает приятностью низ живота. Наводчик смеётся, что-то мне рассказывает. Я смотрю на парня и хочу его поцеловать, тем более мы наедине, приближаю лицо к его лицу. Серёжа смолкает, прикрывает глаза и ждёт моих действий.

     Он у меня из Питера, парень продвинутый, благодарный мне по гроб жизни за поддержку, оказанную ему в первые дни его пребывания в роте. Тогда часть неправильных слонов, прибывших с учебки, была здорово отпизжена, кого-то даже опустили. Я же, узнав, что Серёжа будет моим наводчиком, поругался с парнями, но отстоял его честь и достоинство. Не хотел спать, служить в одном танке с чмошником. С какой надеждой в тот день он смотрел на меня, с какой собачьей преданностью потом ходил за мной, со мной. В наряде по этажу (аналог наряда по роте, только сменяли друг друга разные подразделения) он всегда канючил заступить со мной. Надо отдать ему должное: парень старался не подвести меня как дежурного, прибирался тщательно и быстро, а когда я ночью кемарил, всегда бдил у входной двери не на страх, а на совесть.

     Я приближаю свои губы к его губам. Еле касаюсь. Серёжа приглашающе улыбается, глаза всё так же прикрыты. Я продолжаю целовать его, сначала еле-еле, потом по нарастающей: сильнее, со страстью. Мой наводчик отвечает мне, нам обоим приятно. Я целую его закрытые глаза, оттопыренные симпатичные уши, нежные щёки. Мои руки сжимают его плечи, гладят ёжик коротко стриженной головы. Мой слонёнок млеет от нахлынувших ощущений, обнимает меня. Так мы сидим, целуемся, ласкаем друг друга. Украдкой бросаем взгляды вокруг: никого, пехота вошкается вдалеке от нас, спрятанных под масксетью.

     Я ложусь сзади башни на скрученный брезент, привлекаю молодого солдата к себе. Тот не сопротивляется, даже наоборот, начинает брать инициативу в свои похотливые ручонки, шарящие у меня в прорехе. Я закрываю глаза, расслабляюсь, отдаюсь сладким грёзам и ощущениям.

     Я чувствую, как Серёжа расстёгивает мне китель, задирает майку, начинает целовать мой чувствительный к щекотке живот, обсасывать соски, нежить их влажным горячим ртом. Меня захлёстывает наслаждение вперемешку с щекоткой, я весь трепещу, меня кривит судорога страсти и предвкушение оргазма. Пальцы беспомощно шарят по жёсткости брезента. Плотно закрытые глаза боятся открыться и потерять то, что творится со мною.

     Мой член освобождается от тесноты брюк, приспущенных вместе с трусами ловкими руками моего наводчика. Никакие мысли об опасности быть застуканными не мешают сладостным ощущениям моего хуя, жёстко насаженного на Серёгин рот. Молодой танкист яростно глотает, сосёт, покусывает головку моего члена, кожицу, яички. Я парализован новизной острых наслаждений. Я таю, как масло на печке. Нету сил дышать. Хриплю, начинаю стонать и подвывать. Осколками разума понимаю, что нужно молчать, но мною командует умелый ротик моего наводчика. Я вскрикиваю, лишаюсь сил, чувств и ядрёной порции пряной спермы, проглоченной Серёгой.

     Когда я возвращаюсь к реальности, то чувствую на себе полуобнажённое тело моего подчинённого, ласкающего мой торс своими сосками, своим нежным телом, трущегося об обнажённые участки моей груди, живота, таза. Наши члены лежат тесно прижатые, только мой лежит опустошённый и вялый, а Серёжин — крепкий и налитый силой, готовый к действиям.

     Увидев моё возвращение из бессознательной сладости, наводчик начинает целовать, сосать мой рот, залазит юрким язычком мне между зубов. Я тут же электризуюсь, отвечаю на его призывные ласки. Парнишка нежит меня, я возбуждаюсь, как должное воспринимаю свой переворот на живот, ласковое проникновение его умелого язычка между моих ягодиц.

     Я безвольно повинуюсь своему наводчику, сдирающему с меня штаны прямо с сапогами. Я почти голый лежу под Серёгой. Он накрывает меня своим телом, елозит крепким хуем по моему анусу, готовому принять в себя его член. Серёжа целует мочки моих ушей, шепчет ласковые слова. Я хочу принять его в себя. Моя дырочка увлажнилась, расслабилась, готовится быть распечатанной.

     Серёга не медлит и не торопится, он точно и плавно входит в меня. Я подаюсь ему навстречу, выпячиваю попку. Мне немного больно, но я так хочу этого. Серенький нежно и не торопясь, как будто давая моему нутру привыкнуть к себе, к своему члену, ебёт меня. Мой член, упёртый в складку тёплого брезента, трётся, вызывает во мне накатывающиеся волнами страсть и желание, он трётся больно и одновременно приятно. Хочется ещё и ещё. Я инстинктивно подмахиваю, подаю ягодицы навстречу ебущему меня хую. Мне хорошо. Нет стыда и переживаний, нет сопротивления и отторжения. Есть только яростная ебля двух молодых солдат, слившихся в едином порыве, в единой страсти, в одной на двоих похоти.

     Мы кончили вместе. Я почувствовал, как зарычал Серёга, впившись мне зубами в плечо, чтобы заглушить звуки, как его таз стал ебать меня быстрее, словно боялся не успеть куда-то. Я отчётливо слышал сладкое и довольное чавканье моей попки, когда туда, в жаркую влажную тесноту, проникал воздух. Мне казалось, что сок из ануса сочится приятной струйкой, захлёстывая мой разум приближением оргазма. Мой наводчик вжался в меня в последний раз, затрепетал и упал на меня бездыханный, успокаиваясь. Я снова взорвался кончиком члена, снова хлестанула по мозгам струйка спермы. Перед самым концом я нырнул попкой навстречу чужому хую, сливающему внутрь меня пряную липкость, и, слив, замер в прострации.

     Когда мы, нехотя, пришли в себя, оба почти голые, но довольные, то первой нашей мыслью было: не увидел ли нас кто? Сфокусировав зрачки на окружающем мире, мы с радостью убедились, что никого вблизи нашего танка нет, а наглухо закрытый люк механика говорил, что третий член экипажа продолжает спать. Мы быстро оделись, привели себя в порядок. Только когда следы секса исчезли, краска стыда немного окрасила наши щёки, мы со смущённой улыбкой отводили глаза друг от друга. Было немного неловко, но моя сладко ноющая, ликующая попка, мой нежно побаливающий член говорили мне, что такие встречи, такие случки между мной и Серёгой будут теперь постоянными. Серёжин сконфуженный и одновременно восторженный вид говорил то же самое: продолжение будет.