Когда умерла от онкологии мать, а через пару лет и запивший с горя отец, мы с младшей сестрой Наташкой остались одни. Ей было двадцать четыре года, мне — тридцать. Девушки у меня до сих пор не было: я был по натуре робкий, стеснительный и не разговорчивый, — познакомиться с девушкой было для меня большой проблемой. Мало того, в свои тридцать лет я всё ещё оставался девственником. Только регулярно дрочил, но это не в счёт. Мало того: у меня были некоторые особенности, можно сказать — странности. Я имел пристрастие к женскому нижнему белью, особенно к трусикам, чулкам и колготкам, а когда мастурбировал, — садился анусом на свечку. От этого кайф во многом усиливался, и было ощущение, будто меня одновременно сношают в попу.

     Я отдавал себе отчёт, что мало похож на настоящего мужчину. Вернее — совсем не похож. Скорее, я был — несостоявшейся девушкой. Но мне было всё равно. Я был такой, какой есть и ничего поделать с собой, а тем более — изменить, не мог. Я втайне мечтал о мужской любви, о том, чтобы меня когда-нибудь реально трахнули в попу. Раздевшись перед зеркалом до гола, я внимательно, с удовольствием разглядывал свою задницу, насколько это было возможно. Мне очень нравилась моя попа: она была по-женски кругла, сильно оттопырена, очень белая, нежная и мягкая на ощупь. Лаская её руками, я получал истинное наслаждение. Но мне хотелось большего: чтобы мяли и ощупывали мою попу чужие руки, и конечно же — мужские. Чтобы осторожно раздвигали пальцами пухлые булочки, засовывали пальцы в мою тугую, чистую дырочку, разрабатывая до нужного размера. Потом, осторожно вводили свои большие и твёрдые, налитые горячей кровью, красивые члены. Я содрогался при одной мысли об этом. У меня сейчас же появлялось желание взять чей-нибудь член в рот и нежно отсосать, довести мужчину до страстного, взвинченного состояния. Чтобы он корчился в сексуальных судорогах и громко стонал от моего умелого, умопомрачительного язычка, облизывающего упругую шляпку его торчащего, возбуждённого члена и жилистый, поросший мягким волосом у основания, ствол.

     От таких сладких мыслей у меня всегда вставал, и я дрочил перед зеркалом с упоением и страстью — на самого себя, наслаждаясь самим собой, как древнегреческий юноша Нарцисс, который впервые изобрёл этот способ наслаждаться собственной прекрасной обнажённостью. Если бы можно было, — я, не задумываясь, ласкал бы ртом и язычком собственный член. Но, увы... Этот вариант по понятным причинам отпадал. И я всё чаще поглядывал на окружавших меня парней и мужчин.

     Однажды ехал в набитом битком автобусе на работу. Ко мне сзади плотно прижался кто-то — я не видел, мужчина или парень. Только ощущал попой его сильно вставший на меня, твёрдый упругий член. Он буквально воткнулся мне в ложбинку между ягодиц — тонкие летние брюки плотно обтягивали мою возбуждённую задницу вроде трико. От толчков и покачивания автобуса член неизвестного всё время тёрся об мою попу и становился всё твёрже и твёрже. Я помертвел от долгожданного удовольствия, стал незаметно ему помогать, подмахивая попой. Он принялся орудовать между моими мягкими пышными булочками откровеннее. Я тоже постепенно осмелел и тёрся об его член почти в открытую, ожидая, что он вот-вот кончит. У меня тоже вскоре вскочил и упёрся в жопу впереди стоящего. Я ничего не мог с собой поделать, потеряв всякий контроль. Как на грех, это был сильный и высокий мужчина в возрасте. Почувствовав на своей заднице мой хуй, он сразу всё понял, повернул ко мне искажённое брезгливой злобной гримасой лицо и, ни слова не говоря, ткнул меня большим кулаком в зубы. Я вскрикнул от неожиданности и боли, отшатнулся от него насколько позволяла теснота в салоне, схватился рукой за окровавленный рот. Другая рука была занята поручнем вверху.

     Пассажиры вокруг зашумели. Ничего не поняв, подумали, что я карманник. Не глядя на ударившего меня мужчину, я стал с силой решительно проталкиваться к выходу. Член у меня продолжал предательски выпирать. Когда раскрылась дверь на остановке, мужчина вытолкал меня из автобуса, подцепил напоследок ногой под зад. Я пулей вылетел на улицу, чуть не врезавшись головой в металлическую стойку остановки. В салоне засмеялись.

     С разбитой вздувшейся губой, весь в слезах я поспешил прочь от своего позора. Дома соврал Наташке, что ударили хулиганы. Ночью мне не спалось, мучила дикая стоячка. К тому же я всё время мысленно переваривал эпизод в автобусе: с наслаждением вспоминал чужой член у своей попы. Если бы не тот сердитый мужик впереди, я бы непременно довёл заднего незнакомца до семяизвержения. Подумать только: на меня реально встал у кого-то хуй и он реально хотел меня выебать, как девчонку! От таких мыслей как можно было уснуть?!

     Достав сигарету из пачки, прихватив зажигалку, я в одних трусах пошёл на цыпочках, чтобы не разбудить спавшую в зале Наташку, на балкон. Я всегда там курил. Сестра спала раскрытая, лёжа на животе. Её большая округлая попка казалась совершенно голой — так глубоко врезались в пышные мясистые булочки ягодиц малюсенькие белые стринги. Аккуратную узкую спину пересекала тоненькая полоска чёрного кружевного лифчика.

     Я глянул на спящую в вызывающей эротической позе Наташку и мне дико захотелось её трахнуть. Несмотря на то, что она мне родная сестра. Я вышел на балкон, прикурил от зажигалки свою сигарету. В мыслях была полуобнажённая сестрёнка. Но и происшествие в автобусе не исчезало, хотелось соединить их вместе: Наташку и того, неизвестного пассажира, который тёр об мою аппетитную, почти девичью задницу свой вставший член. Хотелось, чтобы он сейчас появился здесь, в нашей уютной и тихой ночной квартире: трахнул бы меня в попу, а я в это время лизал бы у сестрёнки пизду. Или целовал аппетитные пухлые половинки. Или сосал анальную, стянутую в тугой узелок дырочку.

     От фантазий у меня поднялся член, да так сильно, что не помещался в трусах. Я снял их и ощутил привычную пьянящую лёгкость во всём теле. Так всегда было, когда я оставался голый. Появлялось ощущение неземной лёгкости. Казалось — взмахни руками, словно крыльями, и полетишь.

     Я торопливо докуривал сигарету, левой рукой поглаживая и лаская набухшую, как шляпка небольшого гриба, головку члена. Ситуация была пикантная, — остроты добавляло ощущение опасности — в любую минуту могла проснуться Наташка и застукать меня в таком виде. Но это была сладостная опасность. Втайне мне даже хотелось, чтобы сестрёнка увидела меня, совершенно голого, дрочащего на балконе член — на неё, естественно. Я глянул вниз с балкона, сбил пепел с сигареты. На верёвке висела целая связка наташкиного нижнего белья: постиранные трусики и лифчики. У меня учащённо забилось сердце и стало сладостно в паху при виде всего этого женского соблазнительного кружевного интима.

     Щёлчком пальцев выбросив на газон внизу докуренную до самого фильтра сигарету, я выбрал малюсенькие красные стринги, натянул их на себя. Стоящий толстым прямым колом член, конечно же, в крохотном треугольном лоскутке не поместился. Я натянул его на головку сколько мог; член, стоя почти горизонтально, сильно оттянул треугольничек стрингов. Мне стало так хорошо и сладко, что я тут же сорвал с верёвки ещё одни сестрёнкины трусишки, прижался губами к тоненькому нейлоновому лоскутку, к внутренней стороне, об которую не так давно тёрлась Наташкина сладкая как мёд пизда, и стал нежно и ласково целовать. Я представлял, что смакую и облизываю саму сестрёнкину пизду. Левая рука моя, крепко обхватив член вместе с оттянутыми красными стрингами, заходила по вздыбленному стволу ещё быстрее. Я начал представлять, что ебу Наташку, что она не против, и сама мне даёт, жадно раскинув красивые стройные ножки и распахнув, как створки раковины, красное влагалище.

     В голову тут же ударил завораживающий хмель экстаза. Я поплыл ...

 

     мысленно куда-то в ночь, потерял способность что-либо соображать и контролировать свои действия. Кайф был неземной, потусторонний — я настолько возбудился, что засунул Наташкины трусики в рот и стал жевать. От этого вдруг так бурно кончил, что сперма — залив трусики — потекла из-под них по ногам. Я жевал сестрёнкины чистые стринги и продолжал ещё некоторое время, корчась и вертя, как похотливая шлюха, голой жопой, дрочить свою палку под мокрыми насквозь трусиками. Из горла моего при этом вырывались приглушённые эротические хрипы и неразборчивый шёпот, как будто я прощался с жизнью. Я заметил, что всегда, когда испытывал оргазм, — почему-то звал маму. В этом тоже было, видимо, что-то глубинное, эротическое. Ведь не секрет, что первая пизда, которую видит и ощущает любой мужчина — это мамина, — при рождении.

     Не соображая от сильного возбуждения, что делаю, я вытащил мокрые от слюны стринги изо рта и снова повесил за балкон на верёвку. Трусики, которые были на мне, поспешно снял и бросил на пол. Руки мои тряслись, колени подгибались, член продолжал стоять, крепко прижимаясь к животу. Мне хотелось продолжать удовольствие, но уже не так, а как-нибудь по-другому. Я был не совсем удовлетворён. Мне хотелось большего. Но чего именно, я чётко определить не мог. Забыв на балконе зажигалку и свои скомканные трусы на перилах, я шагнул в зал. Наташка спала уже на боку, выставив огромный бугор попы, и от этого выглядела ещё эротичней и соблазнительней. Она, конечно же, ничего не слышала, что происходило до этого на балконе.

     И тут я вдруг понял, чего я именно хочу, — быть такой же, как она! Иметь такую же пышную большую жопу, упругие красивые сиськи с коричневыми сосками, стройные длинные — от ушей — ножки, бритую, по детски маленькую беспомощную пиздёнку (я не видел, но мне почему-то казалось, что Наташка бреет свою «пилотку»). А главное, — мне хотелось нравиться мужчинам, чтобы на меня вставали их огромные, красивые хуи, чтобы они давали их мне в рот и вводили осторожно и ласково в мою раскрытую, возбуждённую до невозможности попку.

     Насладившись Наташкиным полуобнажённым прекрасным телом, я снова вернулся в свою комнату, покурил у раскрытого окна, но ночные сладостные видения и фантазии не исчезали. Член тоже не падал, продолжая стоять и мучить меня режущей болью в яйцах. Тогда я достал из тумбочки толстую восковую свечу, перочинным ножиком быстро обработал её верхушку, сделав гладкой и закруглённой, как мужской хуй. Поставил на пол, смочил верх слюной и стал осторожно садиться на неё своим очком. При этом стал снова надрачивать набрякший, не ложившийся до сих пор член. Стало вдруг так хорошо и улётно, что дырочка моя распахнулась вдруг навсречу свечке, как розочка. Я буквально насадил себя на этот восковой длинный и толстый кол. От кайфа, ударившего враз в голову, беспомощно вскрикнул и заработал правой рукой по члену ещё быстрее. Тут только я почувствовал, — что именно мне было нужно: не просто помастурбировать на полуголую Наташку, а чтобы самому ощутить себя ею. То есть — мне всегда в таких случаях хотелось почувствовать в себе мужской хуй. И пусть его заменяла свечка, я всегда представлял, что отдаюсь живому, реальному мужчине.

     Сейчас, достигнув взрывного оргазма, безудержно фонтанировал спермой. Кайф был именно женский, затяжной, конвульсивный. При этом я представлял, что меня имеет сильный темпераментный самец, и я ему отдаюсь, соблазнительно виляя голой оттопыренной попкой и в экстазе призывая маму.

     Выебав сам себя свечкой в анал, спустив вторично, облившись густой и вязкой молочной спермой, я обессилел. Позабыв обо всём, вяло добрёл до своей кровати и рухнул в изнеможении, как был, голый, на неразобранную постель. Не заметил, что измазал одеяло клейкой сдрочкой, которой был залит весь мой живот и ляжки. Заснул глубоким, без сновидений, сном в поте лица поработавшего человека...

     Меня разбудил взбешённый Наташкин голос:

     — Тварь конченая, онанист грязный, — что это такое?!

     Открыв глаза и поняв, что лежу перед сестрёнкой совершенно голый, с открытым членом, я поспешно натянул на ноги покрывало, прикрыв пах. В страхе взглянул на разгневанную Наташку. Она стояла передо мной в прозрачной голубом шёлковом пеньюаре, выставив вперёд правую руку, на указательном пальчике которой покачивались сморщенные от моей засохшей спермы красные трусики.

     — Что это такое, Паша? — повторила она, презрительно разглядывая мою виноватую физиономию. — Зачем ты обкончал мои стринги? Ты их на себя надевал? Ты что, гомик беспонтовый, да?

     Мне было стыдно её слушать до ужаса. Я не знал, куда девать глаза и готов был провалиться от стыда сквозь землю.

     — Что молчишь, урод? Отвечай: ты тайком примеряешь мои трусики, да? — продолжала щекотливый допрос сестрёнка. — Ты извращенец?

     — Нет, — отрицательно затряс я головой.

     — А почему мои стринги в твоей сдрочке?

     — Я не удержался и надел их на балконе, — пролепетал я слабым голосом, пряча смущённо взгляд.

     — И что дальше?

     — И... нечаянно спустил, — сознался я.

     — Мама мия. Мой брат — педик! — всплеснула руками Наташка. — Кому сказать...

     — Наташа, никому не говори, — попросил я.

     — Ладно, на первый раз прощаю, — решительно отрезала сестра, бросила мне красный смятый комочек. — Вот, постирай трусики и больше на меня по ночам не дрочи. Ещё раз замечу — напишу заяву в ментовку, что ты меня пытался изнасиловать. Менты приедут, примут тебя и упакуют на нары, а там из тебя пацаны быстро классную девку сделают. Только спать будешь после этого под нарами...

     Демонстративно развернувшись, Наташка гордо удалилась к себе в зал. Я по быстрому набросил на себя трусы, джинсы и спортивную майку. Поспешил в ванную стирать сестрёнкины трусишки. Так Наташка узнала, что я тайный трансвестит и онанист...

     Но мне хотелось не просто надевать тайком женское бельё и дрочить, а реально отдаться какому-нибудь парню или мужчине. Но как это лучше сделать и где найти похожих на себя людей, я не знал и действовал наобум, как бог на душу положит. И в результате, часто попадал в нелепые ситуации, вроде той, — в переполненном автобусе. Однажды зашёл в туалет в управлении крупного городского завода, в котором был по делам фирмы. Наша фирма поставляла на предприятие комплектующие, и мне необходимо было оформить необходимые документы на очередную партию. Дёрнув за ручку прикрытую дверцу одной из кабинок, я вдруг увидел сидящего на корточках над унитазом, вмонтированном в пол на ступенчатом помосте, здорового, коротко стриженного мужчину в пиджаке, былой рубашке и галстуке. Вероятно, это был один из служащих заводоуправления. Самое примечательное, что бросилось мне в глаза — его огромный, жёлтый, полустоящий член, нацеленный, казалось, прямо в меня. Такого большого члена я ещё никогда не видел. Он был так красив, что я на минуту застыл в оцепенении, любуясь этим пикантным произведением природы. Крупные, волосатые яйца, похожие на маленькие старинные пушечные ядра, дополняли завораживающую картину.

     — Что уставился? Не видишь — занято! — недовольно зыркнул на меня мужчина в галстуке и сердито прихлопнул перед самым моим носом дверцу кабины.

     Я конфузливо извинился, помочился в соседней свободной кабине, вышел в «предбанник» мыть руки. Вскоре подошёл мужчина, пристроился рядом, у соседней раковины. Я взглянул на него с таким вожделением, вспоминая поразивший моё воображение его мужской орган, что мужчина опять рассердился:

     — Чего надо, ну? Что пялишься? Или я тебе три тысячи должен?

     Я тут же ухватился за его подсказку, и решил рискнуть, но не упустить удобного случая, а там — будь что будет! Закрыв воду в кране и продолжая гипнотизировать его откровенно похотливым, блядским взглядом, я чуть слышно, ватными губами, заикаясь пролепетал:

     — Хотите, я вам дам три тысячи... Только у меня к вам есть одна небольшая просьба...

     — Ну? Излагай! — с угрозой повернулся ко мне мужчина в галстуке.

     — Дайте мне поцеловать ваш член, — убитым голосом, одними губами, как мышь пискнул я.

     В ту же минуту, получив сильный и резкий удар в правую скулу, я, словно пушинка, отлетел к стенке. Не удержавшись на ногах, бессильно сполз на пол. Беспомощно вскрикнул, схватившись за место удара и зажмурив в ужасе глаза. Разгневанный мужчина, подлетев, ударил меня ещё несколько раз кулаком по лицу. Из носа и губы у меня густо хлынула кровь. Я заорал, как резаный, и стал звать на помощь. Мужчина испугался, что на мой отчаянный вопль сбегутся сотрудники, двинул меня тяжёлой ногой в бок и выскочил из туалета...

     — Что, опять хулиганы напали? — встретила меня дома с лукавой, всё понимающей улыбкой сестра Наташка.

     — Вроде того, — буркнул я через вздувшуюся фиолетовым вареником, разбитую губу, пытаясь стыдливо прикрыть её рукой с носовым платком. В то же время огромный «фонарь» под глазом и свежие ссадины на физиономии красноречиво говорили о моём очередном конфузе. Поспешно проскользнув в свою комнату, я закрылся на ключ, упал на кровать и горько, по-бабьи, расплакался от обиды.

     Найти себе любовника мне явно не удавалось. Но я всё-таки не терял надежды...

     26 мая 2014 г.