Связь с администрацией
Эротическая литература

Эротические и порно рассказы.


Воробушек. Глава 1

Рекомендации:
ТОП похожих расказов:
  1. Врачебная обязанность. Глава 2
  2. Заповедник развратников. Глава 2
  3. От весны и до весны. Глава 5
  4. Дети канланга. Глава 5
  5. Лиза. Глава 2: Рабочие будни
  6. Профессор. Глава 5: Устный зачёт
  7. "> Некромант. Глава 14
  8. Некромант. Глава 25
  9. Дистрибьютор. Глава 13
  10. Дистрибьютор. Глава 12
  11. Дистрибьютор. Глава 10
  12. Старая гвардия. Глава 1
  13. Некромант. Глава 24
  14. Падальщик. Глава 1
  15. Зоя Хилл спасает галактику. Глава 1: Похмелье
ТОП категории Секс туризм
  1. Прекрасные Бабочки. Часть 4: Мoя нoвaя жизнь
  2. Каникулы Джонни. Глава 2: Морская прогулка
  3. Каникулы Джонни. Глава 1: Случайное знакомство
  4. 7 дней 6 ночей
  5. Отпускные приключения
  6. Курортное обслуживание. Часть 3
  7. Курортное обслуживание
  8. Утес страсти
  9. Казино
  10. Paradis d"Amour. Часть 1
  11. Жена напоказ. Часть 7
  12. Кровавый секс-тур. Часть 1
  13. Женские шалости или откройте, полиция!
  14. Остров желаний. Глава 12: Слёзы и воспоминания
  15. Наша поездка в Стамбул. Часть 4
ТОП категории По принуждению
  1. Уникум. Часть 4
  2. Алиса. Часть 3
  3. Марионетка. Часть 4
  4. Аня
  5. Алкоголь и сыновья. Часть 1
  6. Подарок на День Рождения. Часть 2: Уроды
  7. Тайская Янка. Часть 4
  8. Порабощение приложением. Часть 5
  9. Алиса. Часть 2
  10. TRANCE Inc.: Спасатели
  11. Её зовут Кристина. Часть 3
  12. Самая памятная ночь
  13. Планета Эф: Карлик
  14. TRANCE Inc.: Близняшки
  15. TRANCE Inc.: Босс
ТОП категории Фантастика
  1. После эпидемии (перевыкладка 2017)
  2. Эль-21. Глава 7: Осознание и единство
  3. Мама и гипноз. Части 1 и 2
  4. Планета Эф: Карлик
  5. Мама и гипноз. Часть 1
  6. Паровозик
  7. Эль-21. Глава 6: Предчувствие
  8. Интрига для Гринель. Часть 4
  9. Планета Эф: Коррумас
  10. Подлинная история «похотливой» аргонианской девы
  11. Матросская басня. Эпизод 1: Юнга
  12. Эль-21. Глава 5: Непрошенные открытия
  13. Планета Эф: Бегство
  14. Знахарь поневоле. Глава 12: Вальпургиева ночь
  15. Невинный секс и никакого флирта
Категории: Гомосексуалы

     Изгои «приличного» общества, словно ночные бабочки кружимся мы вокруг пламени один за другим сгорая в нем кто от неразделенной любви, кто от СПИДа, кто в грязных разборках между собой, кто ставая жертвой теневых воротил. И нет ни счастья, ни покоя нам в этом равнодушном постылом мире.

     Куда деваться от естественного желания человека жить в гармонии с окружающим?

     Как могут две левые или правые половинки образовать целое?

     Так и живем, глуша в себе неудовлетворенность, любовь и симпатии, всю жизнь балансируя словно тот воробушек на проводах...

     ***

     В этот пятничный вечер ударно окончив трудовую неделю, как говорится, «с чувством выполненного долга», я посетил по-быстрому нашу офисную мини-сауну, пришел домой и, перекусив, с головой окунулся в скабрезные сайты инета. Не скажу, что такой уж любитель этого дела, но иногда под настроение тянет к своему «би-гей-брату». В конец офонарев от их содержимого, решил немного прогуляться. Голубые сайты разогнали кровь так, что организм срочно требовал разгрузки.

     Дело было ранней весной. На дворе стоял промозглый и слякотный вечер. Как всегда уверенной, пружинящей, но неспешной походкой брел я пустынным центром, потягивая свою любимую вишневую трубку. В окрестных барах было полно шумных пидовок, но знакомых не встречалось и я, уговорив бокал пива, решил прошвырнуться 100-метровкой. Сумрак неосвещенной центральной аллеи наполнялся растворяющимися в вышине контурами голых древ, синими пятнами теней и жирными оранжевыми отблесками фонарей, растекающимися по многочисленным лужам. Пустые лавочки лаково поблескивали влагой. Сырость, проникая под кожанку и свитер, приятно холодила разгоряченное тело. Миновав несколько групп явно подвыпивших парней, скользнувших оценивающими взглядами, я брел, изредка озираясь вокруг, втягивая ноздрями свежий запах наливающихся свежим соком почек, вслушиваясь в хрустальный перезвон капели и какофонию различных мелодий, льющихся из кафе и ресторанов, изредка заглушаемых шумом машин и трамваев.

     Заметил его, уже почти миновав. Он сидел на спинке лавки, сливаясь с тенью громадного дерева, зябко ссутулившись и нахохлившись — точь-в-точь мокрый воробушек на ветке. Развернулся. Медленно направился к нему. Это был блондинистый паренек с короткой взъерошенной прической в серой замшевой, явно не по сезону легкой куртке, черных джинсах-эластик и серо-черных кроссовках. Так трогателен и одинок... Так вдруг захотелось прижать его к груди, согреть своим дыханием...

     Когда я подошел вплотную, парень поднял лицо. Как описать его? Большие и влажные карие глаза, точеный нос с горбинкой, легкий серебристый пушок над плотно сжатыми в бьющем его ознобе сиреневыми губами, мягкие линии щек, серьги в обоих ушах, тонкая шея... Не эти приятные черты лица были главными. Главным было его выражение — потерянности, беззащитности, хрупкости.

     — Пойдём-ка греться, хм, «Воробушек», — тихо проворковал я, кладя ему ладонь на плечо. Парень потянулся навстречу всем своим естеством, и в стылых глазах его на миг мелькнули признательность и надежда.

     Сначала мы отправились в ближайшее кафе на кофе с коньяком, и вскоре малыша перестало трясти. На бледных щеках появился румянец, губы обрели свою естественную свежую влажность, глаза засверкали. Он быстро пьянел, очевидно, от голода, и мы отправились в следующее кафе, где я сытно его накормил.

     Водить малознакомых людей в свою уютную берлогу я не привык. Для этой цели невдалеке имелась пустующая однокомнатная квартирка, оставленная мне под присмотр отбывшим за «бугор» на пару лет другом. Комнатка была вполне сносно обставлена. На мое предложение заселить ее временно квартирантами, он ответил отказом.

     — Не глупи, Артур. Пока ты там, тут ежемесячно будет капать денежка, пусть понемногу, но за пару-то лет соберется кругленькая сумма, — толковал я ему из лучших побуждений.

     — Ага. Как раз на ремонт и хватит. Да брось ты, Кирилл! Надо мне ТАМ головную боль! Переживать, что ее сожгут, или превратят в гадюшник. Нет уж, уволь. Лучше пусть останется под твоим неусыпным оком. Прибираться в ней больно не надо. А кактусы мои — сам знаешь — частой поливки не требуют. Да и мне так удобнее.

     Поначалу я и впрямь заходил туда раз в неделю, иногда даже оставаясь на ночь. Протапливал, проветривал, пока как-то по-пьяне не забрел с очередным дружком на очередной трах. С тех пор жилище сие часто стало использоваться с подобной целью.

     Туда-то мы и отправились, прихватив по дороге «Фанту», «Шато» и «Кьянти», головку «Чеддера», фрукты и французские булки. Воробушек мой, уж полностью оживший, вызвался нести продукты сам. На улице он вновь стал дрожать в своем легком прикиде. Худощавый, но стройный, среднего роста он выглядел лет на восемнадцать.

     Мы мало общались. Из скупых его рассказов выяснилось, что учится он на втором курсе в медучилище, жил в общаге, из которой вылетел из-за драки, а сейчас временно перебрался на квартиру к дальней родственнице — старой деве в летах — уже доставшей его своим бесконечным брюзжанием. В мотивы драки я не вникал и о себе рассказывал так же скупо. Как-то сразу меж нами установилось какое-то особое понимание, не требующее словесной шелухи, разноцветной лапши на уши или спиртного катализатора. Нам и так было хорошо. Мы четко знали, чего хотим, и желание это было взаимно. По дороге парень взял меня под руку и невольно прижимался, словно пытаясь согреться. Озноб его все возрастал.

     ***

     Миновав знакомые улочки, мы подошли к подъезду. Квартирка являла собой бывшую мансарду на третьем этаже, с полукруглым окном во всю стену и старой изразцовой печью в углу. К ней вела узкая и скрипучая винтовая лестница с витыми же перилами, темная на верхних этажах из-за отсутствия лампочек. Поднимаясь ступеньками парадного, парень споткнулся, и я подхватил его, предупреждая падение. Привлек к себе. Он приник губами к шее, прижимаясь всем телом. Где-то рядом скрипнула дверь. Мы неохотно разъединились и продолжили путь, минуя старуху с собачкой на руках.

     На лестнице я взял его за руку, так как была она довольно крутой, и незнакомец вполне мог оступиться. Оба были хмельными. Подъем давался с трудом. Наконец, на последней перед нашим этажом площадке с окном между пролетами он тихо попросил передохнуть и вновь обнял меня. Мягкие губы опять целовали заросшую щетиной шею. Тихо звякнул опустившийся на каменный пол пакет. Руки-ледышки проникли под куртку и гладили спину. Я отвечал ему взаимностью, прижимаясь щекой к мокрым вихрам, пытаясь согреть в своих объятиях. Внизу живота быстро накалился дополнительный калорифер. Паренек жарко льнул к нему животом, подпирая снизу своим остреньким хоботком. Вскоре неугомонные пальцы его проникли под свитер и стали гладить квадратики пресса, путаться в заросли груди, теребить соски. Затем свитер был подтянут к шее и на них, отвердевших, переместились губы. Не переставая гладить спину, парень медленно целовал грудь и живот, постепенно опускаясь, все ниже — туда, где давно уже вырвался из-под пояса мой окрепший ствол. Наконец мягкие прохладные губы нашли головку и жадно припали к ней.

     Руки быстро освободили корень из плена брюк, и Воробушек попытался втянуть его в себя, во всю разевая свой розовый клювик. Но, увы, как ни тщился он, как ни помогал ему я сам — разгоряченный и взведенный прелюдией, — кроме головки в себе он уж ничего более вместить не смог. Тогда я просто прижал светлую голову к паху, а сам прислонился к стене. Сверху нас никто уже потревожить не смог бы — напротив входа в квартиру была только дверь на чердак. () Снизу же мы были совершенно неразличимы в кромешной тьме. Я стоял, тихо наслаждаясь ласками малыша, всматриваясь в мозглую синеву ночи за окном, подсвеченную снизу заревом городских огней, на фоне которого четко вырисовывались черные громады соседних зданий и искореженные, жадно тянувшиеся ввысь голые ветви редких деревьев. Мне давно уже не было так хорошо....

  ..

     Дождавшись пока Воробушек вволю наиграется, я мягко отстранился, застегнул пояс и, подхватив его на руки, понес наверх. Оставил в прихожей. Быстро вернулся за пакетом с припасами и захлопнул дверь изнутри. Срывая на ходу куртку и свитер, набычившись и растопырив руки, с вывалившимся из расстегнутой ширинки болтом я грозно двинулся на него со зверским оскалом, и шутливым рычанием. Паренек, сразу врубившись в игру, испуганно прижался к стенке, закрываясь руками и делая большие глаза; затем, не выдержав, засмеялся, и бросился мне навстречу. Мы вновь сплелись в объятиях. Нацеловавшись вдоволь, я усадил его на свой корень, перенес в комнату и раздел.

     — Ну что, малыш, в гусеницу мы уже поиграли. Может, сыграем теперь в мотылька, а? А там глядишь и воробушка на дудочке изобразишь?

     Он, улыбаясь, закивал.

     — Можно попробовать... Да вот только вряд ли у нас получится на дудочке, скорей на столбе!

     — Ну и ладно. Тогда сначала ступай греться-купаться. А я тут пока все приготовлю.

     Отведя его в ванную, включив горячую воду и разъяснив что, где, к чему, я вернулся в комнату. Включил тусклое бра из морской раковины, магнитофон с Морриконе, и зажег печь, оставив дверцу открытой. Огонь в ней хорошо был виден с тахты. Быстро разобрав постель, отправился на кухню готовить нехитрые угощения. Из ванной раздавались плеск и фырканье. Слава небесам, в безводном нашем городишке в это время суток в кранах еще была вода.

     Заварив крепкий кофе я накрыл в комнате столик и улегся на тахту, дожидаясь гостя. Можно было, конечно, и присоединиться к нему. Но накануне была принята сауна, да и не решался я лишний раз светить перед пареньком своей лохматой наготой. Тело мое в отличной форме, но, все же, это тело 40-летнего мужика.

     Кофе остывал, леденело в морозилке «Шато», а парень явно не торопился явить мне свою сияющую чистоту. Но вот, наконец, вместе с Морриконе стих плеск в ванной. Я сменил его на рондо Вивальди и узрел в двери закутанного в явно великоватый ему банный халат Воробушка. Румяное его личико радостно сияло, влажные волосы торчали во все стороны. Путаясь в длинных полах, он добрался до стоявшего рядом со столиком кресла, уютно умостился в нем и, взяв бокал с уже разлитым «Кьянти», несколько растерянно произнес:

     — А я ждал-ждал тебя в ванной, а ты все не идешь. Ну вот, надоело, я и вышел... Да нет, вру. Так у тебя там здорово! Не то, что едва теплый душ в общаге. А у тетки и того нет.

     Попивая вино мелкими глоточками, и заедая его ломтиками сыра, он оглядывал комнату, бросая на меня осторожные взоры, а затем вновь заговорил:

     — Это ты тут значит обитаешь? А что ж окно-то не закрыл? А, ну да — подглядывать некому. Больно тут пустынно как-то и... не похоже на твое жилье.

     Хоть я и был тут всего пару дней назад. И проветрил, и протопил, конечно же, во всем чувствовалось внимательному зрителю некая заброшенность, отсутствие постоянного ухода, человеческого участия и тепла. Мелкие эти детали проглядывались и в запыленных окнах, коврах, и в давно не мытом паркете, да и в той, пусть едва уловимой, затхлости воздуха, которая исчезает лишь при постоянном жильце. И я не отрицал, что квартира эта не моя, и что оставлена она на мое попечение, и что живу я в значительно более уютном доме.

     Парень спокойно воспринял объяснения, сменил сыр на дольки апельсина и протянул мне пустой бокал. Когда я вновь его наполнил, он подкатил кресло поближе к печке и протянул к пуфику у люка розовые ступни, жмурясь и млея от жаркого ее дыхания. Мы еще какое-то время расслабленно болтали ни о чем, поглощая легкий ужин. Он оказался весьма интересным собеседником, остроумным и ненавязчивым. Я с удивлением отмечал про себя как у нас, таких разных, много общего, как уютно и легко мне с ним. Именно тогда, во время этого безобидного трепа и появилось в груди легкое, сначала едва уловимое щемящее чувство.

     Я хотел его, хотел его страстно и неистово, и все же не спешил, сам же затягивая беседу, продлевая эту сладкую пытку, упиваясь созерцанием тонких кистей его рук и едва заметного светлого пушка чуть смуглых ног, его милой улыбки и вспыхивавших в бездонной глубине карих глаз веселых искорок. Когда вино благополучно перекочевало в наши утробы, я вновь разогрел кофе, добыл из холодильника начатую накануне бутылку «Larsen», набил свою вишневую трубку душистым марокканским табаком и, раскурив ее, вернулся в комнату. Согнал с кресла разомлевшего Воробушка. Занял его место и усадил себе на колени. Мы продолжили беседу, теперь уже более игривую и вольную. Малыш, играя завитками волос на моей груди, деликатно расспрашивал о былых похождениях, и я кратко поделился воспоминаниями и далекой юности и недавними, попутно узнавая и о его небогатом опыте. Вскоре он изменил позу. Оседлав меня и легко поглаживая, он елозил на возбужденном корне, уже полностью распахнув халат и открывая взору крепенькую грудь и животик. Мошонка его укрывала виднеющуюся снизу головку моего члена, его же собственный выстреливал из темно-бронзового кустика вертикально вверх, прилипая к животу.

     Наконец беседа, прерывавшаяся уж пару раз, иссякла. Парень, полностью сбросив халат, освободил от одежды и меня. Начиная от ног, лаская языком и губами, он подымался все выше, пока не достиг сплошных лобковых джунглей. Зарывшись в них, застыл ненадолго, а затем поднял удивленное лицо:

     — Ну, слушай, ты такой чистый, будто только что из ванной! Ты может, в кухне подмывался? Да нет. Непохоже... Ведь ты и на лестнице уже был такой...

     Я лишь молча ухмыльнулся и, разведя пошире бедра, вновь склонил его к жаждущему ласки корню.

     Уж как он только над ним не изгалялся! Хватал губами и снизу, и сбоку, и сверху. И вновь пытался заглотать. Никак. Больно жирный червячок попался. Бедный Воробушек — раскраснелся, сопит, слюни пускает, руками за ствол ухватился. Упрямый! А там, гляжу, дошло до него, что против природы не попрешь, — смирился и давай его как конфетку лизать, да все по уздечке норовит. Тут уж я не выдержал. Не хочется так вот кончать. Это прям как в горлышко бутылки целить. Ухватил за плечи, да вновь сверху усадил.

     — Ну, слушай, хватит уж пресмыкаться. Раз так не получается, надо классиков вспоминать. А из их сентенций можно сделать вывод, что рожденный летать ползать не умеет. Давай-ка мы попробуем из тебя мотылька сделать.

     — Да-да-да! Хорошо тебе говорить. Куда ж этот обелиск-то вставишь? Он же мне все нутро разворотит! Да я такой громадины в жизни не видал! Даже у абреков!

     — Ну, во-первых, многого ты еще не видел. А, во-вторых, всего можно достичь упорством и тренировкой. Вот мы ее сейчас и начнем.

     Зацепив парня все на тот же «крючок», я отправился в ванную. Добыл из шкафчика некую чудную мазь и... соску этакого современного дизайна. Разогрел на кухне водичку и залил в нее. Соска была примечательна тем, что плавно утончаясь к вершине, заодно и смягчалась. А на попке, диаметр которой почти соответствовал диаметру моего ствола, имела крышечку, через которую и вливалась жидкость. При прямом использовании, которого она у меня не знала, пипочку сверху следовало проколоть.

     Имея от матушки-природы этакий «подарочек» у меня иногда возникали проблемы с партнерами. Увидев как-то у родственников сие чудо, я быстро мысленно сравнил его со своим. Оценил все достоинства. Расхвалил до небес и сам продукт и продукт их совместных усилий, которому он-то и предназначался, и расспросил где ж его можно приобрести. Конечно, соску, а не мальца. Так она у меня и появилась и не раз уж выручала в постельных баталиях.

     Вернулись мы в комнату. Экипировку я отправил на тумбочку, парня на тахту. Молча напоил его остатками коньяка и принялся изучать нежное, благоухающее парным молоком тело.

     Как описать чувства, испытываемые, когда ощущаешь под ладонью нежную бархатистую кожу еще не сформировавшегося окончательно, но упругого тела и легкий шелковистый пушок предплечий и бедер; темные, невообразимо нежные бугорки сосков,...  

      твердеющих под подушечками пальцев и мягкую впадинку пупка; толстенькие розовые пальчики стоп с усеянными крапинками лаковыми ноготками и жилку, пульсирующую у основания корешка, скрытую от глаз аккуратным, мускусно благоухающим кустиком лобка? Как передать что чувствуешь, касаясь кончиками пальцев промежности и на миг испуганно сжавшегося валика ануса?

     Гладя и целуя, я мягко перевернул своего купидона на живот и поразился впервые открывшемуся мне виду его высоких совершенной формы ягодиц. И пусть простит мне читатель избитое сравнение, но в тот момент, озаренные оранжевыми сполохами бушующего в печи огня, они и впрямь удивительно напоминали упругий, тугой и сочный персик. Разве мог я не объять его ладонями, не припасть к нему губами?! Он неумолимо влек к себе, туманя разум, будя в душе зверя, властно требовавшего броситься на него, вонзиться внутрь в столь жгуче желанную влажную теснину! Невероятным усилием воли загнал я его в самые глухие закутки сознания, и принялся трепетно ласкать сей экзотический плод губами. Я словно пробовал его на вкус. Слегка покусывал, лизал, углублялся языком в тесную ложбинку, ощущая щекой легчайшую золотистую кисею пушка. Воробушек грациозно прогнулся, тихо постанывая и приподняв попку вверх, подставил ее бутон ласкам моего настойчивого языка. Теперь валик ануса мягко уступил столь нежному агрессору, пропуская его внутрь абсолютно чистой горячей пещерки.

     Тело била мелкая дрожь. Корень, исходя соками, накалился так, что казалось малейшее прикосновение взорвет его лавиной медленно подступавшего к горлу семени. Голова кружилась, руки растягивали тугие булочки в стороны, а язык все настойчивее атаковал розовую пещерку. Но этого мне уже было мало. Его сменили дрожащие и нетерпеливые большие пальцы сразу обеих рук, начавшие свой бешенный торопливый массаж. Сознание растворялось в неге и зверь властно рвался вперед... И в какой-то миг он победил!

     Разогнувшись, я уже готов был схватить парня за бедра и вонзиться, но тут он, мгновенно извернувшись, бросился на меня и со всего размаху налетел ртом на окаменевшую головку. Руки инстинктивно рванули голову на себя и член вдруг провалился во влажную его глубину до основания! В мозгу что-то взорвалось! Онемевшее на мгновение тело сотрясали одна за другой невероятной силы волны оргазма и член, завибрировав, разразился, наконец, своим половодьем!

     О, как бесконечно долго и как невероятно кратко длилось оно!

     Когда сознание неохотно вернулось, я как-то сразу ощутил, затихавший в глотке вопль, взбугрившиеся и онемевшие от невероятного напряжения мышцы; руки, намертво прижавшие к паху голову малыша, его яростные попытки вырваться из их тисков; и все еще пульсирующие внутри отголоски мощной разрядки. Накал вдруг исчез. Руки расслабились. Паренек рванулся назад, от неожиданности отвалившись на спину и хрипло, судорожно задышал, захлебываясь пузырившимся из ноздрей и уголков рта молочком. Лиловое от удушья лицо его было искажено гневом, а в глазах ярко сияло счастье. Едва отдышавшись, он набросился на меня, молотя по груди кулачками и яростно хрипя:

     — Да ты что?! Да ты хоть чуть думаешь вот этой бритой колючей болванкой?! Ты же мог меня запросто задушить своей кувалдой! Ну что ж ты смотришь-то на меня, господи, — глазки-плошки... Ну, не плачь, гигант ты хренов... Ну... перестань... Как же ты так! А то и я... о-хо-хо-хо-хо...

     Он охватил меня ручонками, уронив голову на грудь и вторя, затрясся в беззвучном рыдании. Мы упали боком на одеяло, так и не расцепившись.

     Я и сам не понимал, что со мной творится, что это было сейчас — такое мощное и всеобъемлющее, яркое и мучительное, жгучее и прекрасное... Слезы текли сами собой и сама по себе, казалось, содрогалась в рыданиях грудь. Я чувствовал себя один на один наравне с этой огромной Вселенной... Нет... Не один... Рядом льнуло ко мне хрупкое тельце того, кто подарил мне... это... счастье?... Да?... Да!... Это счастье!

     Так вот оно какое...

     А в памяти медленно всплывали строчки:

     «Счастье, что оно? Та же птица...»

     Ах ты ж Воробушек мой ненаглядный...

Яндекс.Метрика