4 января

     Я тоже был на кладбище... Цинично? Наверное. И ты был тоже. Мы смотрели друг другу в глаза и вели молча диалог. Который слышали с тобой только мы вдвоем, ну и, наверное, Лешка еще... Лешка, Лешка! Ох, и козел же я!

      — Тебе легче от того, что сделал?

      — Сам знаешь, что нет.

      — А зачем? Отомстить мне ИМ? Но это же не честно. Он же не виноват, что я полюбил его... Что выбрал...

      — Да, не виноват он, что это ты меня, когда то выбрал, потом приковал к себе стальной невидимой цепью и до-о-лго не отпускал. А я не мог уйти сам. Потому, что был как собака твоя — пусть хоть и на цепи, но все же у хорошего хозяина... Я и сейчас на твоей цепи, хотя ты и отвязал ее давно. А представь ситуацию... с ошейником и отвязанной цепью иду по городу, на меня все таращатся... «Сбежала, наверное, собачка-то...», а потом нахожу другого хозяина и говорю ему... « Возьми меня к себе. Пусть у тебя уже есть одна... А теперь вот две будут!». Ты бы взял? Вряд ли... Хоть ошейник бы с цепью снял, когда отпускал...

      — Что ты все заладил... собака, собака... Никакая ты не собака. И не привязывал я тебя, а просто полюбил. Сам знаешь...

      — Да, не привязывал? А кто говорил, что если я уйду, ты погибнешь? Давно, конечно, но говорил. А кто позволил мне быть с тобою везде и таскал меня по своим выставкам? Кто позволил мне быть рядом почти каждую ночь? И не «на коврике, у двери», как всякой приличной псине, а на диване твоем, рядом с тобою...

      — Да пойми ты, Малыш, все меняется, мы меняемся, время, взгляды наши... Что — же мне, всю жизнь тебя за собою таскать? Ты растешь, должна же у тебя появиться девушка, потом семья, наконец... Или ты хочешь как я? Всегда один, без детей, без семьи?

      — Так уж и без детей!!?

      — Да я про родных детей!

      — А я неродной тебе был? Да? Неродной?

      — Нет, Малыш, пожалуй, роднее тебя у меня еще никого не было!

      — А родных детей что, нужно бросать, когда они вырастают? Да?

      — Так ты ничего и не понял до сих пор, Малышев! И себя ты не понял. Ты вспомни, как ты сам стал уходить, когда приходил Лешка. Чем он тебе мешал? Тем, что у меня появился, наконец, то талантливый ученик? В первую очередь ученик, а не любовник! Нам хватило бы места втроем в этом мире! Поверь!

      — И ты тоже так ничего и не понял! Как же я мог бы отдать тебя ему, а потом спокойно смотреть, как ты возишься с ним? Как, обняв, рассказываешь, что то о пейзажах и глубине пространства... Не смог я так. Поэтому и ушел. А на счет семьи — это зря ты... Не тот я человек, чтобы иметь семью. Ведь я такой же, как ты. Или почти такой. Только вот не понимал ты этого. Или не хотел понимать.

      — Но ты же помнишь, мы с тобой никогда не говорили об этом. Хотя я пытался... Мы же просто любили. Любили молча и все...

      — Да, мы любили молча. Может это и есть наша БЕДА?

     А теперь, когда я пишу дома, вспоминая последний наш разговор, я уже твердо знаю что нужно делать.

     Прежде всего, я отправляю тебе по почте свой дневник. Так сказать ПОЛНЫЙ ТРЕХГОДОВОЙ ОТЧЕТ О ЛЮБВИ. МОЕЙ ЛЮБВИ... НЕТ — Н А Ш Е Й!!!

     Глядишь, и пригодиться он тебе. Как руководство к дальнейшей жизни. Хотя мне ли тебя учить жизни? Ты сам учил меня... И себя заодно. Читай теперь и думай... Долго думай, прежде чем найти себе нового «ученика». А когда найдешь, будь внимательней — не ошибся ли ты? Не бросишь ли ты его через три года... Так же...

     А я беру тот самый ствол и... Да нет, не думай... Хотя на совести моей и несмываемое пятно, не прибавлять же мне еще одно к нему...

     О тебе они никогда ничего не узнают. Убеждался — умею я молчать... Просто расскажу как я провел последний день прошлого года. Подробно расскажу...

     Пиши письма. Если захочешь...

     С. Кузнецов 2001.

     [email protected] «А это для отзывов, если можно, конечно... Если нет — не обижусь.» С уважением...