Глава 4

     Любовь нечаянно нагрянет,

     Когда её совсем не ждёшь,

     И каждый вечер сразу станет

     Удивительно хорош,

     И ты поёшь...

     © Э. Холматов, «Сердце»

     Странно было ощущать себя после моей выходки. Ты лежал у меня на плече, мило посапывая, твоя рука покоилась у меня на груди, а я не мог нормально спать, всё думая и думая о чём-то... Я любил тебя — вне всякого сомнения, и мне было жаль, что я повёлся на поводу у своих желаний и даже пустил всё на самотёк... Да, мужчина был красив, но он — семьянин, натуралов я любил развращать, но с семьями сталкивался редко, тем более, с такими... счастливыми. И, конечно, я не пытался их разрушить. Это был первый и единственный раз, когда я... настолько влюбился, что мне снесло крышу?

     Влюбился? О чём это я, вообще? Ну да, его внешняя привлекательность, бархатная кожа, его дыхание, его крепкие бёдра и упругая попка... Я же ничего не знаю о нём — только подробную карту его горячего тела и то, что у него есть семья. Этого недостаточно, чтобы просто влюбиться, или... или я неправ? Может быть, во мне взыграло лишь моё чувство собственности, и всё, и ничего серьёзного в этом нет. И потом — как же ты?

     Но ведь ты — это совсем другое. Ты — это моя душа, моё вдохновение, моя любовь. Всё, что только можно представить себе ценного в моей никчёмной жизни, заключено в тебе. Ты моё счастье, человек, для которого я безумно счастлив жить, и никакое плотское вожделение с нашими отношениями не сравнится. Но в том-то и дело, что я не могу сказать, а уверен ли я, что моё отношение к этому семьянину было лишь плотским вожделением, и ничем большим? Увы, на этот вопрос мой разум отказывался напрочь отвечать, меня тем самым ужасно расстраивая, но что сделаешь — раз голова не работает, приходится действовать по наитию. Поэтому я попытался перестать об этом думать, хотя меня не покидало ощущение, что всё это принесёт мне немало проблем, и чтобы конкретно во всём разобраться, я даже взял отпуск — отдохнуть от всего, что на меня навалилось. Работа лишь усугубляла моё незавидное положение, добавляя ненужных волнений и стрессов, ибо срывался я почти на каждом, несмотря на то, что мне никто, собственно, и не подчинялся. Но зато они постоянно требовали меня к себе, даже если они неправильно вбивали в аське пароль. Поэтому мне нужна была передышка, иначе я бы всех их переубивал...

     Ты же напротив — вёл себя как обычно, за что я был безмерно тебе благодарен, ведь этим ты как-то утихомиривал ту бурю смятения, что крылась в глубинах моей тёмной похотливой душонки. Мы по-прежнему прекрасно проводили время, и мне тебя хватало — я даже не заглядывался ни на кого, постоянно находясь рядом с тобой и наслаждаясь твоим присутствием. Но ты почему-то подумал, что можешь меня утомлять, хотя я говорил всегда об обратном. И, таким образом, в неделю у меня был один от тебя «выходной» — когда ты шёл куда-нибудь с друзьями, а я оставался дома до позднего вечера один, предоставленный самому себе. И мне, если честно, совершенно не хотелось выбираться из прохладного уюта квартиры в испепеляющий ад городского лета. Поэтому я читал книги, смотрел фильмы, временами иногда просто спал, сидел в интернете, отправлял письма всем, кому давно нужно было их отправить, и просто наслаждался жизнью в одиночестве... В такие моменты я подумывал, что неплохо завести ещё нам какую-нибудь зверушку, вроде собаки или кошки, чтобы скрашивала моё одиночество, но потом понимал, что идея не слишком хорошая, учитывая наше с тобой постоянное отсутствие. Животное могло просто погибнуть от такого наплевательского к нему отношения — ведь мы преимущественно были заняты только друг другом.

     Этот день, собственно, ничем сильно не отличался от предыдущих подобных «выходных». Я как раз читал книгу — «безумно интересный» роман о чём-то, о чём уже не вспомню, главным было то, что автор постоянно заострял внимание на всём, что его душе было угодно, кроме основного сюжета, и делал это как плохой экскурсовод, что говорит туристам примерно следующее: «Посмотрите сюда! Тут мы видим мост величайшей Королевы... Подождите, а во Франции были Королевы? Не знаете, нет? Короли были... Ну да ладно, так вот — это мост Королевы... Елизаветы? Или Марии? Чёрт, не помню, у вас нет этого в брошюрах? Впрочем, не важно, мы его уже проехали». И это занятие порядком утомляло даже при том, что я лежал на диване совершенно расслабленный. Ты должен был приехать не раньше двенадцати или часа ночи, так что времени для отдыха у меня было навалом. Но все мои планы прервал звонок в дверь — немного робкий, как мне показалось, но в то же время неумолимо решительный. «Кого сюда ещё принесло?» — чертыхаясь, пробурчал я, и направился открывать. Вообще-то, я никого не ждал, кроме тебя, но, может быть, у тебя поменялись планы? Хотя странно, что они бы поменялись так быстро — ведь ты присылал мне sms всего полчаса назад, и писал, что ты с друзьями в кино и уже почти смотришь новый фильм. Так кто бы это мог быть?

     Я открыл дверь... И тот, кого я увидел, заставил меня застыть на месте. Странно — он выглядел всё так же чудесно, но был просто ужасно смущён. Наверное, на его месте я бы вёл себя точно так же.

     — Пр... привет... — зеленоглазый принц смотрел на меня исподлобья почему-то виновато.

     «А вот и проблема номер раз... « — такой была первая мысль, что посетила меня в этот момент.

     Я совсем забыл, что он знает дорогу к нашему дому, да и живём мы недалеко от того парка. Но какая же, однако, у него прекрасная память! Честно говоря, я не ожидал, что он ей воспользуется, чтобы ещё раз прийти сюда... Зачем? Вот так мы безмолвно пялились друг на друга где-то минуту — я в своих мыслях, почти его не видя, он... Он оглядывал меня — пристальным взором красивых глаз. Я вернулся с небес на землю, заметив этот взгляд. И понял, наконец, почему он так на меня смотрел — дома в такую жару я имел привычку ходить в шёлковом халате... То есть, только в нём, и больше ни в чём — белья под ним не было, а полы имели идиотскую привычку постоянно распахиваться. Поправившись, я снова исподлобья взглянул на него.

     — Что такое? Не видел меня голым, что ли? — подколол я его. Он смутился и опустил глаза. — Чем могу помочь? — Поинтересовался я и сразу осекся, представив себя эдаким продавцом-консультантом какой-нибудь торговой сети. От одной этой мысли меня немного передёрнуло.

     Тем не менее, я широко улыбнулся, попутно рассматривая знакомца: всё те же растрёпанные чёрные волосы, те же джинсовые летние бриджи, только тело его теперь обтягивала не футболка, а почти невесомая белая рубашка с коротким рукавом. На ногах были удобные чёрные сандалии... Должен признать — выглядел он, как, подозреваю, и всегда, прекрасно.

     — Я... я хотел бы... поговорить. — Сказал он, ещё больше смутившись. Я ухмыльнулся — ну надо же, кто бы мог подумать — всего лишь поговорить! Несколькими недельками раньше у него были иные планы, и я лишил его остатков закостенелой невинности в нашей с тобой спальне. Боже, как он тогда стонал... Окунувшись на миг в приятные воспоминания, я эротично закусываю губу, и наталкиваюсь на горящий взгляд гостя. Но, вопреки всей ситуации, мне не хотелось завалить его тут же, хотя, если бы я был одинок и будь на его месте кто-нибудь другой, этот «кто-нибудь другой» с первых секунд был бы прижат к стене и отодран в жёсткой форме. Я вообще не люблю с кем-либо долго церемониться, хотя, когда доходит до дела, я оказываюсь непривычно нежным даже для себя. Странная особенность, не так ли? Но это тоже — смотря с кем быть нежным, личность человека имеет немалое значение, с некоторыми экземплярами я обращался даже слишком жестоко. Да уж, вот такой я придирчивый, избирательный и в целом невозможный.

     — Проходи. — Я сделал пригласительный жест, и он уже во второй раз, но более неуверенно, переступил порог нашей квартиры. Хех, а когда трахаться приходил, так буквально на крыльях бабочки летел, даже уговаривать не пришлось!...

  ... Странный он, всё-таки, что сейчас меня так бояться? Ну не съем же я его, в конце концов. Тем более, между нами всё, что могло быть, уже было. Может, он боится, что снова захочет? Хм, чего же бояться, я только «за»... Хотя по отношению к тебе это, несомненно, свинство, согласен.

     Мы прошли на кухню, где я решил заварить горе-любовнику успокаивающего чая. Он безучастно наблюдал за моими действиями — заварка по правилам, ошпаривание кружек и вся эта, на мой взгляд, ненужная дребедень, чтобы занять время. Но это уже привычка — ты научил меня, так как очень любишь чай, и всегда требуешь, чтобы он был заварен по всем правилам, которые через полгода нашего с тобой совместного проживания отлетали у меня от зубов... Разливая ароматный напиток по чашкам, я взглянул на него. Эх, красивый, безупречно красивый мужчина, что же ты здесь забыл? Любой натурал бы бежал от меня сейчас, да и не только натурал — знающие мой нрав вряд ли рискнули бы возвратиться. И я их ох как понимал, учитывая мою вечную привычку брать, не спрашивая.

     — Как тебя зовут? — я усмехнулся про себя, вспомнив, что в тот раз мы даже не удосужились узнать, как его имя.

     — Я — Ник... — он запнулся и отхлебнул чая. — Николай.

     — Приятно познакомиться, Ник... — я ухмыльнулся и назвал своё имя.

     Нет, конечно, я никогда не делаю из своего имени такую уж тайну, просто звучит оно для русского уха немного непривычно — Алан, с ударением на первый слог. Я увидел, как брови Ника взметнулись на миг вверх, но он никак это не прокомментировал. Что сделаешь, мой отец, который был французом, влюблённым в Россию, сыну, тем не менее, дал такое имя. С тех пор, как он почил вечным сном от продолжительных мучений, моё имя всегда напоминает мне о нём, вытаскивая из памяти самые приятные воспоминания, с ним связанные.

     Он долго сидел, изучая содержимое чашки, будто наблюдая, как оно медленно испаряется. Он тёр её бока своими длинными тонкими пальцами, вздыхал, смотря мне в глаза и почему-то сразу же отводя взгляд... Мне это откровенно надоело, выходные я собирался проводить явно не так — играя в гляделки и помирая со скуки.

     — О чём хотел поговорить? — решил я поторопить его, иначе бы мы так сидели до утра.

     Ник снова вздохнул (ну просто кисейная барышня вкупе с кумом Тыквой из «Чипполлино», который копил вздохи) и произнёс:

     — Я... Мне казалось, что я никогда не приду сюда. — Я ухмыльнулся: не сильно надолго же его хватило. Но перебивать его я не стал, делая вид, что внимательно слушаю, и опять поймав себя на мысли, что я был бы только рад повторить всё снова. — Но... я не смог удержаться.

     — Почему? — издевательски вскидываю брови.

     Он вдруг озирается по сторонам и внимательно смотрит мне в глаза.

     — Ты один? — может, я совсем псих, и буквально повёрнут на сексе, но — клянусь! — из его уст этот вопрос звучал настолько пошло, что даже меня — видавшего виды — это поразило.

     — Да. — Киваю.

     Он приближается ко мне — робко, что меня бесконечно трогает, и шепчет:

     — Я... скучал... — его рука несмело касается моей ладони, я украдкой улыбаюсь. — Очень. — Говорит он, и наклоняется слегка, и тянется неуверенно, так трогательно, к моим губам...

     Я понимаю, что уже не могу совладать с собой. Тепло его тела, запах его кожи, его губы, воспоминания о том, как он отдался мне, и как... сбежал, сказав, что ему пора. Это позорное бегство его не красило, но тем интереснее был его приход домой после наших с ним игр. Он касается моих губ — тоже весьма несмело и стеснительно, я целую его, раздвигая их языком, он постанывает сквозь поцелуй — какой темпераментный, надо же, завёлся с пол-оборота.

     — Почему ты так быстро сбежал? — спрашиваю, утопая в зелени глаз.

     Он улыбается своей соблазнительной улыбкой, и слегка пожимает плечами.

     — Я... просто всё для меня было так неожиданно и ново. Знаешь, я особенно не думал о сексе с мужчинами после того эпизода с моим другом, я встретил свою жену, и вот уже почти десять лет мы вместе. У нас замечательный сын, и вряд ли бы я захотел что-либо менять в наших отношениях, но тот день... Знаешь, я увидел вас и что-то во мне замерло. Это было такое странное ощущение — будто меня обухом по голове ударили, буквально ошарашили. Не знаю, что я такого в вас нашёл, но когда он сидел у тебя на коленях... Это было так мило, трогательно и чудесно, что я, заметив вас, не хотел отрывать от вас взгляда. И я решил понаблюдать за вами, поэтому сказал жене, что ещё немного погуляю в парке. Вы такие красивые, такие разные, но всё-таки вместе. Ты ведь старше его? — я молча киваю. — Намного? — снова мой кивок. — Понятно. Впрочем, это видно, но не сказал бы, что ты так старо выглядишь. Просто... у тебя более взрослый взгляд, глаза тебя выдают.

     Я качаю головой и усмехаюсь.

     — Всё, что могу сказать по этому поводу — ему скоро исполнится 21.

     Ник улыбается. Как же он, чёрт возьми, прекрасен. Вкус нашего поцелуя всё ещё оставался у меня на губах, и это было такое волшебное ощущение... Стоп! О чём я? Какие ощущения, у меня же есть ты! Ну и бред же иногда приходит в голову — обычный Ник, обычный поцелуй. Но, наверное, если бы всё так было, меня бы так, как сейчас, не трясло?

     — Ты любишь его... — его взор затерялся где-то в жилых массивах за окном. — И когда я увидел вас, мне стало так удивительно, что двое мужчин могут так любить друг друга. Вы — красивая пара... — он посмотрел на меня как-то особенно, будто бы... эмм, будто был влюблён? Или я просто зациклился на этом? — И ты впоследствии полностью изменил моё представление. Я не думал, что с мужчинами может быть так хорошо.

     Я ухмыльнулся — да, представители мужского пола мало задумываются об этом, что верно, то верно. Забавный факт — они полигамны, но не так раскрепощены, как моногамные женщины. Мало кто из мужчин может всерьёз расценивать свои плотские фантазии насчёт других мужчин: многие просто подумают, что это всё бред и забудут, некоторые же будут до конца жизни стесняться своих мыслей, а часть из них в ужасе помчится к психологу, выяснять — что за напасть такая... Да, людям очень сложно бывает раскрыть собственную бисексуальность.

     Я подсел к нему ближе и обнял его за плечи.

     — Но в чём тогда дело?

     Он опустил голову.

     — Я не знаю. Я не могу прекратить думать о том, что тогда случилось, я... не могу перестать прокручивать в голове отдельные моменты, временами мне кажется, что это всего лишь маленькое сексуальное приключение — не более, но мой разум — даже разум! — даёт мне понять, что это не просто так. Я стал смотреть... на других мужчин. И не просто смотреть — оценивать их фигуру, манеры — всё, иногда даже думать, а понравилось бы мне... с ним... — Ник посмотрел на меня, а потом замолчал, не договорив.

     А что договаривать — и так всё понятно. Я пожал плечами и задумался. Хм, видимо, сейчас мне придётся как раз быть своеобразным психологом для этого семьянина, что ж — сам втянул его в это, теперь нужно за волосы из всего этого вытаскивать.

     — Эм, тебя это беспокоит? — сказал я как можно более безразличным тоном, сделав ударение на слове «это».

     — Нет. — Сказал он, густо покраснев. Точно девственница в первую ночь с мужчиной. — Меня беспокоит не это.

     — А что же?..

     — Это не так важно, — уклонился он от ответа, — просто я не могу выбросить тот день из головы. — В отчаянии он закрыл лицо руками, уперевшись локтями в стол.

     Мне же было интересно совсем другое — не это бесконечное нытьё на тему «но я же не гомик!!!», а все его ощущения, до мельчайших деталей. Я же не могу быть с партнёром единым целым всегда, хотя прекрасно его чувствую, мне интересно, что ощущает он, как это для него — любые эпитеты с метафорами вполне сойдут. Вот ты, например, сравниваешь наш секс с маковым полем, которое потом уничтожается ядерным взрывом... Сочетание нежности и силы — красочная метафора, иллюстрирующая наши с тобой отношения даже не только в постели... Я часто просил своих ...   партнёров, что были до тебя, рассказать мне, что они чувствуют, даже во время нашей близости — мне это было любопытно. И они рассказывали, и я узнавал много интересного. Проникнуть к человеку в душу можно разными способами, заинтересованность в их эмоциях и ощущениях — один из них.

     — Как же ты тогда вернулся домой? — шепнул я, гладя его ладонью по чёрным, как смоль, волосам.

     Он застеснялся, красивые скулы залились новым румянцем. Он выглядел так очаровательно, смущаясь такой мелочи — ведь в первый наш день знакомства мы позволили себе кое-что большее, чем просто откровенные разговоры по душам. А тут он продолжает вести себя скованно. Любопытно, почему? Это кажется мне немного странным.

     — А зачем тебе это знать? — он немного нервничает — я вижу это по тому, как судорожно он сжимает край скатерти длинными пальцами.

     Я ухмыляюсь.

     — Просто так.

     Ник опустил глаза, отодвинувшись от меня на максимально возможное расстояние, и безразличным тоном сообщил, что просто вернулся домой, принял душ и лёг спать, поцеловав своего мальчика. Я приблизился к нему вопреки его желанию отдалиться, и улыбнулся:

     — Я тебя не съем... — я снова касаюсь его жёстких, как проволока, волос, за счёт этой своей жёсткости и тяжести бесконечно послушных. — Рассказывай, хватит ломаться.

     Он вздохнул, понимая, что от меня так просто не отделаться — я всё чувствую, даже малейшую ложь. Не прошло и минуты, как он начал говорить о том, что произошло.

     Привожу его рассказ от его лица таким, каким он мне его преподнёс.

     Рассказ Ника.

     Я потерял голову, понимая, что сейчас окажусь в ваших руках. Мне так нравится тот, кого ты так любишь — ты даже не представляешь, что я испытывал, видя его красивую спину перед собой, когда он в парке нагло устроился на твоих коленях, помнишь? Ты ещё гладил его поясницу — я заметил, как твои пальцы проходятся по его оголённой пояснице — золотистой от загара... Он и вправду прекрасен. Но когда я увидел вблизи тебя...

     От тебя веяло такой решимостью и спокойствием, что все вопросы, вроде: «почему он с тобой?» сразу же отпали. Ты властен, за тобой можно идти куда угодно, хоть прямиком в Ад, и ты будешь точно знать, что этот путь будет проделан с радостью быть рядом с тобой. (Ник посмотрел на меня почему-то виновато, и смущённо улыбнулся) Тогда, в ванной... Когда ты проходился по моему телу своими сильными руками, я просто таял, дрожа всем своим существом. Ты, наверное, чувствовал это, и был так осторожен, аккуратен. Впервые в моей тридцатилетней жизни меня ласкал мужчина, да ещё так прекрасно, заботясь о том, что у меня всё впервые. Это было так непривычно, необычно для меня — ощущать мужские руки на своём теле, вдобавок, я удивился, почувствовав, что эти ласки мне приятны и я не испытал никакого отвращения. Но на это, наверное, своё влияние возымел твой...

     — Любовник? — я бесцеремонно перебиваю его и улыбаюсь уголками губ.

     — Как хочешь, — пожимает плечами Ник, и продолжает свой рассказ.

     Как бы то ни было, я удивился, узнав, что мне нравятся движения твоих рук на груди, на бёдрах, моей спине, затем ты перевёл их на ягодицы... Я дрожал всем телом, но мне было интересно, что будет дальше, раз уж мы и так слишком далеко зашли. И...

     Когда ты взял меня — там, в вашей спальне, на вашей кровати, мне показалось сначала, что я умру от боли. Но ты был так осторожен, что потом я почти ничего не чувствовал, кроме удовольствия быть в твоих руках. А затем я сбежал, получив в своей жизни первый оргазм от мужчины... Сбежал, потому что не знал, как к этому относиться и что стоит с этим делать.

     Я смотрю на Ника молча, но еле-еле сдерживаю улыбку. Лично мне на этой душещипательной истории захотелось зевать... Не он первый, не он последний будет чувствовать примерно то же самое, переспав с мужчиной впервые, и мало кто не будет вообще придавать этому значения.

     — Расскажи, как тебя встретила супруга... — шепчу, касаясь пальцами его шеи.

     Он вздыхает — так грустно, словно обречённый на смерть. Боже, что за драматизация, я же не убивать его собираюсь, а совсем даже наоборот.

     — Она подошла ко мне — как только я вошёл в квартиру. Сказала, что уложила ребёнка спать, и что весь вечер предоставлен нам двоим... Она поцеловала меня в губы — страстно и ласково, но... в мыслях у меня был только что закончившийся вечер с вами и ты, кроме того — я не успел принять душ толком, но она настойчиво потащила меня в спальню.

     Я чувствовал себя каменным изваянием, пока она меня раздевала. Тепло её красивого, гибкого тела, её прекрасный запах не давали никакого эффекта, и даже платье с неё я снимал, повинуясь какой-то неведомой инерции. Поцелуи, её влажная от испарины кожа, красивая грудь, которую я всегда любил целовать, лаская языком её чувствительные соски, мои игривые пальцы любили играть с ней — я касался ими клитора, задевал вход, распаляя её всё больше и больше, пока она не получит первый оргазм. И только потом я входил в неё, растягивая удовольствие, меняя глубину и темп, чувствуя, как она извивается подо мной от страсти, кусая костяшки своих пальцев, чтобы не кричать громко и не разбудить сына. Мы занимались любовью часто, мне нравилось прикасаться к ней, да и сейчас нравится, если бы ты слышал, как она стонет, ты бы меня понял... — Ник вздыхает. — Но в тот вечер всё было по-другому. Я чувствовал себя не в своей тарелке, ибо какие-то полчаса назад я кричал от боли, а мой рот был зажат твоей рукой. И в тот момент, когда она ласкала меня, я благодарил Бога за мужскую физиологию, которая работает всегда, не слишком взирая на то, кто именно к тебе прикасается. Важно только не думать об этом, плыть по течению, я часто замечал, что люди умеют всё портить, постоянно над чем-то задумываясь. Зачем? Если можно просто отдаться на волю собственным эмоциям, ощущениям...

     — Как ты отдался мне? — вопрошаю, издевательски улыбнувшись.

     Ник пожал плечами.

     — Не знаю. Точно могу сказать, что когда я отправился за вами, я не мог ни о чём думать, кроме твоего... любовника... — он взглянул на меня, словно ожидая одобрения. Я еле заметно ухмыльнулся. — И его губ, и тем, что они сотворили со мной на лавочке. Мне понравился он, я был просто в восторге, и, может быть, я пошёл за вами только для того, чтобы просто за ним понаблюдать. Он изящен, красив, у него потрясающие сумеречные глаза и красивые волосы, и весь он словно повзрослевший Маленький Принц, оставшийся на Земле. Его грация, красота и — на тот момент — несчастный вид сделали своё дело, я поддался ему, поскольку мне и не хотелось сопротивляться. И я был рад, что так получилось... И его страстный минет я, наверное, не забуду никогда. — Я снова кривлю губы в ухмылке, выслушивая это милое восхваление тебя. Я и так знал, что ты прекрасен, иначе бы мы не были вместе. Тем более — столько времени. — А ты... Я не понимаю, что я к тебе чувствую, но... это такие приятные ощущения... — Ник посмотрел мне в глаза. Наступила небольшая пауза.

     В этот момент я думал о тебе. О том, как ты и что можешь сейчас делать. Я всегда думаю об этом, если сильно нервничаю. Но с чего бы моим рукам так дрожать? Я чувствую эту дрожь, даже с силой вцепившись в край столешницы пальцами. Меня трясёт — то ли от желания, то ли от желания его отсюда выпроводить как можно скорее, либо от того и другого, в голове такой сумбур, что становится страшно, и взгляд мой касается его губ, а я... а в голове моей проносится мысль о том, что я хочу — безумно хочу — их поцеловать... И всё будто становится на свои места. И то, почему он оказался здесь, теперь не кажется таким важным... Может, это судьба? Он просто сейчас сидел напротив меня... Опустив глаза... И продолжая свой рассказ приятным бархатистым голосом:

     — Я занимался с ней любовью, зная, что меня только что жёстко отымел ты, и мне, что самое интересное, понравилось ощущать, что я в твоей власти. Словно понравилось... быть на её месте, быть любимым мужчиной, желать ...   его, чувствовать сильные руки на своём теле, кожей ощущать горячее дыхание и шёпот. И, когда я был с ней в тот раз, мне хотелось провалиться сквозь землю — настолько мне было стыдно. Я даже боялся, что она заметит что-либо, и поэтому старался не поворачиваться к ней спиной, хотя она очень любит целовать мою спину и плечи. Женщины, знаешь ли, очень чуткие существа, и мне бы не хотелось скандалов и разводов... Моему сыну ведь нужен отец. — Он вздохнул. — Признаюсь, что мне казалось — это только на один раз. Только я ошибался... Мне не хватало этого ощущения. Не хватало ощущения спокойствия, которое я испытывал в твоих руках. — Ник замялся. Я не торопил его, меньше всего мне хотелось, чтобы он запутался в своих мыслях. Иногда, когда выговариваешься, начинаешь замечать выходы из ситуации, которая казалась безнадёжной. Эта была такой из них. Он влюбился в меня. И всё из-за моей треклятой развращённости.

     Пока он молчит, я снова оглядываю его, и не существует на земле таких слов, которыми можно было в полной мере описать то, как он выглядел — все слова блеклы, тусклы. Какие эпитеты можно подобрать для чудесного изгиба бедра, когда он положил ногу на ногу?... Или для его задумчивого выражения лица? Или какие прилагательные можно было использовать для взмаха его руки с длинными тонкими пальцами и узким запястьем? Увы — я не знал. Если бы я знал, я бы, не задумываясь, применил их, рассказав ему, насколько он прекрасен. Но он не только прекрасен, он ещё немного неуверен в себе... Только, скорее всего, это результат моего и твоего влияния — мы с тобой сбили с толку этого замечательного семьянина, а расхлёбывать эту кашу придётся мне как зачинщику.

     — Знаешь, так странно раскрывать в себе что-то, когда у тебя есть семья. — произнёс он. — Жизнь кажется такой устоявшейся, и вдруг...

     — Главное — не наделать глупостей. — Назидательно произношу я.

     Ник кивает, соглашаясь:

     — Я даже и не думал, что так может быть. Что я с первого раза настолько втянусь, что мне будет этого не хватать, что я буду скучать, причём, по тебе, ведь мне так нравится твой парень. — Он уронил голову на руки — отчаянный жест, говорящий о том, что он совершенно не знает, что с этим делать.

     «Боюсь, в этом тоже не твоя вина», — с гордой грустью думаю я о своих умениях влиять на человеческую психику.

     Он поднял на меня взгляд.:

     — Я не хочу разрушать свою жизнь.

     Я ухмыляюсь:

     — Но ты же пришёл сюда, верно?... — чёрт, надо держать иногда язык за зубами, а то я вечно говорю то, что думаю — так и обидеть человека недолго.

     Но Ник лишь кивнул в ответ и снова потупил взор.

     — Зачем? — интересуюсь я, подняв его голову за подбородок.

     Он безразлично пожимает плечами:

     — Я не знаю. — И смотрит мне в глаза.

     В них я читаю то, что он нагло врёт. Он прекрасно знает, зачем он здесь и чего он от меня хочет. И я уже сам понимаю, что скоро сорвусь, не сдержавшись... К горлу подкатывает комок, сердце сжимает то самое ощущение, которое ясно даёт понять — сейчас-сейчас, ещё каких-нибудь пять-десять минут, и я буду разделять и властвовать. Я буквально кожей чувствую, что его присутствие рядом пробуждает во мне зверя, и я не смогу от этого отказаться — ведь жертва сама идёт ко мне в лапы, желая быть схваченной, лишь бы с неё была снята вся ответственность за это. Он... он... его хочется оберегать, защищать — хотя он и взрослый мужчина, почти мой ровесник. Мне кружит голову от его близости, красоты, того, что он хочет меня. Пусть даже не признаётся в этом самому себе, я же вижу его ко мне отношение. Мне остаётся лишь приблизиться к нему, сократить расстояние, поддразнить и затем насладиться в полной мере оставшимся до твоего прихода временем.

     — Я могу её понять... что тогда она сразу утащила тебя в спальню... — говорю я, дыхание моё учащённое, и я не думаю, что он не заметил, насколько я его хочу. — На её месте я поступил бы точно так же. — Наши губы в опасной близости друг от друга, но я пока что не целую его, стараясь продлить мучительное ожидание, чтобы затем наслаждаться каждым мигом, проведённым вместе. На самом деле я не могу знать, что он ответит мне взаимностью, наверняка, но инстинкт бывалого охотника безошибочно мне подсказывает, что он пришёл сюда именно за мной. Чтобы снова почувствовать мои руки на своём теле, и мой член в его узкой попке.

     — Нет, я... — он пытается оттолкнуть меня, но ему это не удаётся — слишком уж вяло его сопротивление. Я касаюсь губами его шеи... подбородка, скул. Ник молчит, тяжело дышит. Мои руки тянутся к вороту его белой рубашки. — Стой... — я послушно останавливаюсь. Мне не хочется до конца ломать его волю и сопротивление, он ведь так послушен, так нуждается во мне сейчас, и в целом не заслуживает такого с собой обращения.

     — Да? — я снова восхищаюсь изумительной чистотой цвета его глаз.

     — Это ведь нормально, правда?

     Я хищно улыбаюсь.

     — Абсолютно. — И собираюсь его поцеловать, но он снова отстраняется. Я свожу брови к переносице.

     — И ничего предосудительного тут нет? — интересуется он.

     Мне это надоедает.

     — Да чёрт возьми! — вспылил я. — Ничего такого тут нет, если кучка болванов говорит тебе о том, что в этой жизни есть что-то «ненормальное», то пусть сначала попробуют, а потом говорят!

     Ник вдруг кинулся ко мне и обнял. Его объятия застали меня врасплох, и я замешкался, не зная, как отреагировать.

     — Прости. — Зелёные глаза невинно заглядывали мне в душу. Я не мог на него злиться...

     — Ничего. — Я слегка наклоняюсь, и вот уже чувствую вкус его нежных губ, то, как он обжигает меня горячим страстным дыханием, его руки на моей талии...

     Он порывист, спешен — куда-то торопится, я же — наоборот, спокоен и обстоятелен, мне хочется насладиться им без остатка. Кто знает, что этому принцу взбредёт в голову в следующий раз? Может быть, я никогда больше его не увижу...

     Именно поэтому я подхватываю его, и сажаю на кухонный стол, мы неистово целуемся, мои руки снова доходят до ворота рубашки и на этот раз успевают расстегнуть одну пуговицу... Ник снова останавливается и как-то странно смотрит на меня.

     — Будет больно?

     «Да какая тебе разница, неженка?» — раздражённо думаю я про себя, но ему говорю правду — может быть больно, но я буду аккуратен.

     В процессе освобождения его от одежды, мне в голову приходит одна мысль... О, да, мой исключительно извращённый вкус не даёт мне просто заняться с человеком сексом — обязательно нужны какие-нибудь дополнения. Но не с тобой. С тобой я могу обойтись без всего... Хотя ведь не обошёлся, если в нашей жизни появился Ник.

     — Скажи мне... — шепчу порывисто, от осознания близости с ним, пусть даже пока не такой полноценной, всё равно немного сносит крышу. — Расскажи, как ты хочешь меня. Что ты чувствуешь?

     Ник минуту молчит, но потом начинает говорить:

     — Я хочу тебя всего... — шепчет он слегка растерянно. Ничего, главное — начать, далее слова придут сами. Я целую его соски и спускаюсь вниз, к прессу. Его рубашка расстёгнута, но до конца не снята, мои руки скользят по крепким бёдрам, обтянутым в джинсу, поглаживая их. — Хочу, чтобы ты вошёл в меня, взял меня сильно, грубо, как ты умеешь... — говорит Ник. Я чувствую, как его трясёт от желания.

     — Продолжай... говори о своих ощущениях. — Прошу я, зубами расстёгивая молнию его бридж.

     — Мне нравятся твои руки — то, как они проходят по бёдрам, вызывая во мне сладостную дрожь... Я люблю, когда ты проходишь по моей спине горячими ладонями... — я решаю поизводить его, и снова перехожу на пресс, даже не касаясь его восставшего красавца. — То, как ты целуешь меня, заставляет меня трястись от восторга и возбуждения, я до сих пор помню наш с тобой первый поцелуй — когда я сидел в кресле, а ты... наклонился и поцеловал... Я люблю твою резковатость в движениях, люблю твои мягкие красивые волосы, особенно — заплетаться в них пальцами, когда мы целуемся, люблю чувствовать твоё дыхание, мне ...   нравилось слышать твои стоны, когда мы с тобой впервые занимались любовью... — мои руки ласкают его спину под рубашкой, губы почти безостановочно ласкают шею и чувствительные точки на ней, языком прохожусь по красивым ключицам, целую мочку уха — мне словно хочется стать с ним единым целым, вжаться в него, срастись и никогда не отпускать... — Я люблю, — продолжает он, — то, что ты делаешь сейчас: то, как твои бёдра прижимаются к моим, и мне приходится раздвинуть ноги, чтобы ты прильнул ко мне сильнее, мне нравится твоё сильное тело, прижиматься к тебе, целовать, чувствовать твой запах — апельсинов и гвоздики, ласкать твою спину, плечи, руки, пресс... Я хочу сделать с тобой всё, что делает с тобой он... — шепчет Ник, и смотрит мне в глаза. — Я люблю те...

     Я закрываю ему рот поцелуем, чтобы мы не дошли до слишком опасных крайностей. Никакой любви — единственно верно сейчас то, что мы просто хотим поразвлечься, и всё. Провести время. Потрахаться, если быть уж совершенно откровенным, но никакой любви сюда примешивать не стоит. Мой язык порхает у него во рту словно бабочка, я нежен и осторожен, но так его хочу, что ломит не только член от перевозбуждения, но и всё тело. Я никак не могу оторваться от его губ, но мне приходится, поскольку мой чересчур разговорчивый друг снова хочет что-то сказать.

     — Возьми меня... — просит он. Что ж, признаю — теперь его мысли идут в правильном направлении.

     Я остервенело сдираю с него бриджи и заваливаю на стол, который протяжно скрипит от моих резких движений. Ничего — он дубовый, выдержит. Он выдерживает нас с тобой, почему бы не потерпеть и меня с Ником?... Рукой нащупав первый попавшийся крем, я вхожу в своего нежданного любовника сразу двумя пальцами, Ник дёрнулся, но промолчал, лишь немного поморщившись.

     — Я не разрешал тебе прекращать говорить... — напоминаю я, наклонившись над ним. Я знаю, что выражение моего лица не терпит возражений, хотя на самом деле внутри (где-то слишком глубоко) я мягкий и чувствительный человек.

     — Холод столешницы слегка остужает мой пыл, и это хорошо — я смогу дольше наслаждаться твоими ласками... — шепчет Ник. — Ты так близко... Это меня заводит. Твои движения внутри меня — боже, это так приятно, хотя сначала было немного больно... Давай... Так... Резче... Пожалуйста... прошу, сильнее... — я выполняю просьбу, входя в него резче и сильнее — как он и хотел. — Да, бери меня. Трахни меня, Алан, пожалуйста... Я твой...

     Решив, что, как пела Земфира, девочка вполне созрела, я вхожу в него. Как в первый раз — резко, пусть даже ему будет больно, зато это лучше, чем мучить человека полчаса. Я останавливаюсь, не двигаясь, даже в какой-то мере наслаждаясь этим ощущением дежавю. Его бёдра напряжены, губы приоткрыты. Ладонями я глажу его тело, желая, чтобы он расслабился. Этому должен способствовать и его рассказ, который заставит его сосредоточиться на его ощущениях.

     — Говори... — Я целую его полураскрытые губы. — Не стесняйся.

     — Мне... больно, — шепчет он возбуждённо, — но не слишком. Не так, как в первый раз. Ты сейчас более нежен и менее методичен, заботишься о моих ощущениях, боишься сделать мне больно. — Я удивляюсь — правда, что ли? — Мне приятно, что ты думаешь об этом. Поцелуй меня... — но на этот раз я не выполняю просьбы, и мои губы скользят по шее — я хочу слышать его голос и то, что он говорит. — Твои губы словно шёлк... Даже жена не умеет так целовать меня, хотя любит это. Да... — он постанывает, прикрывая глаза, чувствуя, как я ласкаю его бёдра, талию, грудь, задевая соски. Его ноги раздвинуты, и ими он обнимает меня сзади.

     Я начинаю медленно-медленно двигаться. Ник чуть прикусывает губы и прижимается ко мне всё сильнее.

     — Да... да, так... ах... Алан... Ты сводишь меня с ума. — Ник потянулся ко мне губами, мы поцеловались. — Сильнее, прошу... Глубже.

     Что ж, его желание — закон, я ускоряюсь, сам не в силах уже сдерживать свои порывы и неуёмное желание, Ник стонет в голос, и я пытаюсь поцелуями заглушить его. Через несколько минут он кончает, выгнувшись и прильнув ко мне, а я от сильного перевозбуждения никак не могу дойти до оргазма. Отдышавшись, Ник смотрит на меня.

     — Что такое?..

     — Ничего. — Я выхожу из него.

     — Но ты не кончил... — разочарованно протягивает он. — Я тебе помогу.

     Не успел я и глазом моргнуть, как он опустился на колени передо мной, лаская мои бёдра и ягодицы.

     — Что ты делаешь? — удивляюсь я.

     — Я ведь говорил, что хочу тебя всего, без остатка? — хитрые зелёные глаза смотрят на меня снизу-вверх.

     Он касается губами моего члена — решительно, но осторожно. Я судорожно вздыхаю... Он решает попытаться сразу взять его в рот, и у него, как ни странно, это получается. Его губы приводят меня в восторг, создаётся впечатление, что он делает это не впервые, но у меня нет причин не верить в его неопытность — просто мужчинам дано это больше, чем женщинам, поскольку мужчина всегда знает, что может нравится мужчине. Он ласкает мой член языком, отсасывая с троекратным усердием, я постанываю, и вот уже запускаю руку в его густые чёрные волосы, и бёдра мои трясутся мелкой дрожью от оргазма... Ник всё проглатывает, страстно целует меня в губы, на которых я всё ещё чувствую вкус своей спермы. Мне нравится бархатистость его кожи под моими пальцами, его доверие мне льстит, поскольку я бы сам себе не доверял, зная себя... Но Ник... Я замечаю, что он всё больше нравится мне, и наше с ним занятие любовью было таким чувственным... О, как же я был влюблён в него, если сейчас подумал об этом? Ник всё ещё прижимался ко мне обнажённым телом.

     — Мне было хорошо... — сказал он. — С тобой всем и всегда так хорошо?

     Я безмолвно пожимаю плечами. Я на самом деле не знаю об этом, и даже никогда не задумывался — мне было важно, что тебе со мной было хорошо. Но Ник... с ним тоже было прекрасно. Особенно в первый раз... Ну, люблю я девственников — это моя маленькая невинная слабость.

     Ник целует меня в шею, опускается всё ниже, я чувствую, как снова начинаю распаляться. Но я решаю, что ему пора, и мягко отстраняю его от себя.

     — Я что-то не так делаю? — разочарованно протягивает он, удивившись такому исходу событий.

     — Нет-нет, — я качаю головой, — всё прекрасно. Ты такой нежный, у тебя ласковые сочные губы. — Ник улыбается, и снова льнёт ко мне, но я неуклонен. — Просто на сегодня хватит, нужно знать меру.

     Ник ухмыляется, и целует меня, настойчиво пытаясь снова залезть ко мне на колени.

     — Ты меня прогоняешь?

     Я ласково скинул его с себя.

     — Да. — Как бы я не желал продолжения, ты скоро должен был вернуться, и мне не хотелось его приучать к хорошему так быстро, и вообще — ему нужно было возвращаться к семье. Ник посмотрел на меня понимающе и не стал устраивать истерику из-за моего такого настойчивого жеста. Он очаровательно улыбнулся...

     — Тогда просто дай мне свой телефон.

     Не знаю, почему, но номер я всё-таки оставил. Я любовался им, пока он медленно одевался, наслаждаясь изгибами его прекрасного тела. Так хотелось снова к нему прикоснуться... Боже, как же он кончает — с такой страстью, его так трясёт... Мне очень нравилось такое отношение к сексу, тем более, во второй раз. Я знаю — ему захочется ещё и ещё. Но разве я буду против?..

     На самом деле, я не знаю, отталкивать его или притягивать, я ещё не определился с этим. Мне он так нравился, меня к нему неудержимо тянуло, но ведь тебя я любил, а это лишь страсть, вихрь, что закружил своим безумием, и кинул его в мои объятия... Справлюсь ли я со следующим искушением — вопрос открытый, и пока не хочется об этом думать.

     Ник подходит к двери, берёт за ручку, но вдруг резко поворачивается и целует меня в губы — с таким усердием и напором, что меня даже чуть отшатывает назад. Его язык ласково касается моих губ, нёба, моего языка, я таю от этого поцелуя.

     — Мне нравится тебя целовать... — шепчет он. — Я позвоню тебе.

     — Непременно. — Улыбаюсь я. И дверь ...   закрывается.

     Квартира снова опустела. Я смотрю на время — ты скоро придёшь, что меня не может не радовать. Это же ты — моё уступчивое счастье. Я снова смогу целовать твоё прекрасное податливое тело, и забыть об этом зеленоглазом искусителе, как о страшном сне. Целовать тебя, ласкать — это всё, что мне нужно. Путаться пальцами в шёлке светлых волос, смотреть в пасмурные глаза... Ты напоминаешь мне об осени — тёплой, красивой осени, когда солнце не мешает рассматривать природу в полумраке... В такие дни мы обычно гуляли где-нибудь в лесу, и целовались, держась за руки, слушая тишину и шелест листьев... Я любил наши романтические прогулки, любил отдыхать на лавочках в парке, а тёплыми летними ночами, когда мы предавались прямо там нашим любовным утехам, ты постанывал мне на ухо, я входил в тебя — глубоко и размеренно, и лишь пара-тройка дежурных милиционеров могла нас лицезреть. Уверен, что им зрелище нравилось — в темноте не слишком видно, кто именно занимается любовью, но услужливое воображение могло дорисовать им кого угодно, кого они больше хотят... Девушку, юношу, подросткового возраста или старше. Только когда ты стонал: «Да, я твой, бери меня!» они могли заподозрить что-то неладное, но не думаю, что они слишком прислушивались...

     Я снова лёг на диван — дочитывать это нудливое произведение. В конце концов, дочитать его придётся, я не любил бросать книги на полпути к окончанию. Тем более, что она хорошо помогала отвлечься от мыслей о зеленоглазом семьянине... Его губах, руках, бёдрах, стонах... Вот опять я скатился на его описание. Да что за наваждение такое!

     Глава 5.

     Я твоё отраженье,

     Я твои ложь и сомненья,

     Я твоя истина —

     Непреодолимая стена...

     © O. D. «Война»

     Ты пришёл, когда я мирно дремал на диване. Кажется, сквозь сон я услышал, как хлопнула дверь, но вставать было лень, и мне было интересно, что сделаешь ты, увидев меня в полураскрытом халате, лежащем в раскованной позе... Я услышал своё имя, но не отозвался. Затем ты подошёл ко мне — твои шаги замерли как раз у дивана. Но ничего не сказал. Ты даже не притронулся ко мне, что меня разочаровало, а быстрее помчался в душ. Странно, на тебя это не похоже. После таких рейдов ты в основном накидывался на меня как дикий зверь, поскольку очень скучал, не взриая на то, сплю я или нет. Через пару минут я встал в намерении к тебе присоединиться.

     — Ты уже пришёл? — улыбаюсь я и отдёргиваю занавеску ванной. Ты сидишь в ней, струи тёплой воды стекают по телу, но ты явно чем-то обеспокоен. Но чем?

     — Что? — ты смотришь на меня невидящим взглядом, и тебе требуется некоторое время, чтобы признать, что это я — словно ты пребывал в глубочайшей задумчивости. — А, да, только что буквально. — И улыбаешься, но фальшиво.

     Я скидываю халат на пол и решительно шагаю в ванну, а затем, разжав твои пальцы, убираю душ из твоих рук.

     — Что случилось? — спрашиваю, прикоснувшись к твоему плечу... Ты почему-то уворачиваешься и мотаешь головой.

     — Ничего.

     Я усаживаю тебя на свои ноги, глажу твоё тело, хочу, чтобы напряжение с него ушло, но ты остаёшься таким скованным, что меня это настораживает, и беспокойство возрастает.

     — Точно всё в порядке?..

     Ты киваешь.

     — Конечно.

     Но я не верю тебе — твой тон наигранно-беспечен, и всё твоё тело говорит об обратном. Мы молчим... Я сижу, раздвинув ноги, между которыми устроился ты, спиной ко мне. Твоя кожа манит меня, руки так и тянутся к твоему телу... Я не выдерживаю — начинаю ласкать тебя, губами целуя в шею, пальцами касаясь пресса, бёдер, наливающегося члена... Ты потихоньку расслабляешься... Сквозь шум воды я слышу твой жаркий шёпот, что оглашает твою просьбу:

     — Прошу тебя, побудь моей игрушкой... — наткнувшись на мой недоумённый взгляд, ты поясняешь:

     — Только на сегодня, пожалуйста... Мне это очень нужно.

     Видно, что-то действительно случилось, если ты просишь меня об этом. За годы нашей совместной жизни я никогда не слышал от тебя этой просьбы. Но для тебя — всё что угодно, и когда угодно. Я сделаю то, чего ты хочешь, тем более, что ты в таком состоянии.

     Заметив мой лёгкий кивок, ты переворачиваешься, касаешься губами моих сосков, пресса, руками проходишься по бёдрам, настойчиво их раздвигая ещё чуть шире... Твои пальцы ласкают мой вход, хотя я в принципе очень узок, и чаще всего я был в активной роли. Под кем-либо я был всего лишь два раза в своей жизни, и оба этих раза мне не хотелось бы вспоминать... Но ты аккуратен, ты шепчешь мне, что тебя заводит моя узость, и резко имеешь меня пальцами. Ты уже не можешь терпеть — тебе хочется отыметь меня, я сдерживаю обещание, и ты резко входишь в меня... Мне больно — я почти не подготовлен, и ты видишь, как я кусаю губы, и из моей груди вырывается сдавленный стон. Но ты непреклонен. Ты шепчешь мне, как хочешь меня, и двигаешься, двигаешься... Я тихо вздыхаю — мне всё ещё больно, твои движения не причиняют мне ничего, кроме дискомфорта, но я терплю... Терплю, чтобы тебе было хорошо. Но ты видишь, что я никак не могу расслабиться.

     — Малыш, не зажимайся так... — шепчешь ты ласково, твои руки скользят по внутренней стороне моих бёдер. — Я хочу, чтобы ты кончил, не прикасаясь к себе... Как кончаю я от тебя.

     Я смотрю в твои глаза — недоверчиво, полагая, что вряд ли я смогу это сделать, будучи вечно в активной роли. Ты целуешь меня в губы...

     — Вспомни, как я подмахиваю, когда ты трахаешь меня... — я чувствую твоё горячее дыхание возле своего уха. — Закрой глаза, расслабься, тебе так будет приятнее, правда.

     Я пытаюсь сделать так, как ты говоришь. Слушая твои возбуждённые стоны, я вспоминаю, с каким рвением ты отдаёшься мне, и это помогает — я начинаю потихоньку возбуждаться. Ты замечаешь это и ухмыляешься.

     — Я знал, что тебе понравится.

     Ты начинаешь двигаться резче, быстрее, сильнее вколачивая свой член в меня, и мне, вопреки всему, становится хорошо. Я откидываю голову назад и постанываю...

     — Да, да... — говоришь ты, губами касаясь моей шеи. — Да, подмахни мне, милый. Твоя попка такая узкая, я скоро кончу... Малыш, я хочу, чтобы мы кончили одновременно. Тебе ведь нравится быть сейчас моей сучкой? Нравится чувствовать, как я вхожу в тебя?

     Я постанываю, и сквозь мои стоны слышно, что я говорю «да». Мне начинает нравиться моя «женская» роль, и твоя жёсткость мне больше не мешает.

     — О, мой сучонок... — в тебя словно вселяется бес. — Да, да... Ты кончишь от моего члена в тебе, шлюшка, чего бы мне это не стоило.

     Я распаляюсь от твоих слов. Раньше ты таким не был... Я действительно чувствую себя дрянью, шлюхой, которую можно иметь когда пожелаешь, и отдаюсь тебе со всей страстью, на которую способен. Твоя ухмылка лишь подстёгивает меня, и я... сам того не ожидая, я кончаю — меня трясёт в конвульсиях, и ты затыкаешь мне рот поцелуем, чтобы я не перебудил соседей, и сам сквозь этот поцелуй протяжно стонешь от нахлынувшего оргазма.

     — Молодец, моя девочка... — ты целуешь меня снова. Я улыбаюсь.

     Далее мы принимаем душ, нежно намыливая друг друга. Когда я уже вытираю тебя большим махровым полотенцем, твои невинные глаза смотрят на меня, и ты вопрошаешь:

     — Ты не сердишься?

     Я пожимаю плечами:

     — За что?..

     Ты опускаешь взгляд...

     — Ну, за то, что я так бесцеремонно тобой воспользовался только что...

     Я прижимаю тебя к себе и целую в макушку.

     — Нет, любовь моя. Кроме того — мне очень понравилось. Я не мог даже представить до этого, что смогу кончить, если меня хорошенько трахнуть. — На самом деле я немного лукавлю, но какое это сейчас имеет значение?

     — Правда? — недоверчиво косишься ты на меня.

     — Да.

     Ты обнимаешь меня... Мы стоим так — ты, завёрнутый в полотенце, и я — полностью обнажённый... Твои руки гладят мою спину, ягодицы, касаются бёдер.

     — Я люблю тебя. — Вдруг говоришь ты. — Но я не смогу ...   скрывать всё это долго...

     — Что такое? — я настораживаюсь.

     Ты некоторое время молчишь, смотришь на меня своими чистыми, как осеннее небо, глазами, и не говоришь ни слова, и это сводит меня с ума. Мне хочется тебя поторопить, но я молчу, понимая, что с мыслями собраться не так-то легко. Наконец, ты нарушаешь собственное молчание.

     — Я сегодня переспал... — начинаешь ты. Мои брови моментально нахмуриваются. — С двумя парнями, и... — ты отворачиваешься от меня. — Это мучает меня, понимаешь?... Мучает. Это я — дрянь, скотина и дешёвая шлюха...

     Твоё признание застаёт меня врасплох. Ты? Переспал? С двумя парнями?... В голове не укладывалось. Я накинул халат, и вышел из ванной... Мне нужно было немного времени, чтобы прийти в себя после такого сообщения.

     Я лёг на кровать в нашей спальне. И рассматривал потолок... Как ты мог? Так предать меня? Лечь с ними, не задумываясь о наших отношениях. Поддаться порыву — просто так. Я ухмыльнулся про себя — сам был сегодня не лучше, но у меня их было не двое. И ты этого зеленоглазого знал... Конечно, меня это не сильно оправдывает, но всё же.

     Ты прокрался в спальню, словно нашкодивший кот. Нырнул под одеяло. Притворился, что спишь... Будто ничего не произошло. В сущности, так оно и было. Ничего же не произошло. Ты просто — я надеюсь — получил удовольствие.

     — Как это было? — спрашиваю я будто в пустоту.

     Ты поворачиваешься ко мне. Я же знал, что ты на самом деле не уснёшь так быстро.

     — Тебе действительно хочется знать?

     Я киваю. Молча. Ты вздыхаешь. Я чувствую, что тебе не очень хочется говорить об этом, но всё равно хочу, чтобы ты рассказал. Чтобы ты ощутил всю свою вину в полной мере.

     — Я... мы были в кино, как ты знаешь, довольно большой компанией. Там были и парни, и девушки, но я сел посередине, и так получилось, что по бокам от меня тоже сидело два парня. Это мои одногруппники, ты их, возможно, помнишь — Саша и Олег... — ты посмотрел на меня, но я не показал никакой реакции. Имена были знакомы, но я не могу сказать, что помню их внешность. — Поначалу мы просто смотрели фильм. И я даже не сильно обратил внимание на то, что рука Олега невзначай скользнула на моё бедро. Он извинился, я ничего не имел против, и всё как-то замялось... Но по ходу фильма таких «случайностей» перевалило, наверное, за сотню. То снова бедро, то он меня немного приобнимал, то слишком близко наклонялся, почти касаясь губами моего уха, чтобы что-то сказать. Со стороны Саши было почти то же самое, только он, в отличие от Олега, ни за что не извинялся и вёл себя более бесцеремонно по отношению ко мне. Я решил, что они просто завидуют и хотя подразнить меня — они же видели несколько раз, как ты приезжал за мной, и поэтому я решил не реагировать на их выходки. Но их это только подстегнуло. Я уже должен был отправиться домой, как они пригласили меня к себе на чашку кофе, и, поскольку квартиру они снимали вместе, мне пришлось к ним заглянуть.

     Мне они нравились. И я на самом деле знал, на что шёл... Какое там кофе в 23:00. Саша стал целовать меня ещё до того, как мы переступили порог квартиры. Просто сгрёб в охапку и прижался губами к моим губам, раздвинув их языком. Олег попытался возразить, мол, что ты делаешь, не время ещё, но Саша улыбнулся, оторвавшись от меня, и сказал, что я уже не маленький мальчик и прекрасно понимаю, на что иду. Он был совершенно прав.

     Они начали раздевать меня в прихожей. Их руки гладили моё тело — Олег нежно, Саша — не сильно церемонясь, и этот контраст сводил меня с ума. Губы Олега целовали мою шею, в то время как Саша ласкал языком мои соски, а ты знаешь, что они у меня очень чувствительны... Мы прошли в спальню, где Саша буквально повалил меня на кровать, и впился губами в мой почти в полную силу восставший член, Олег целовал мои губы, плечи, шею, ласкал руками пресс, и приговаривал, что я «хорошая послушная девочка»... Боже, как я заводился от этих слов, от Саши, что делал мне потрясающий минет, и от Олега, который шептал, что сегодня мне почти не придётся ничего делать — они всё сделают сами. Так и вышло. Саша аккуратно вошёл в меня, не смотря на свою торопливость, Олег приставил свой член к моим губам, и... они начали меня трахать. В меру жёстко, иногда — почти ласково, сексуально постанывая при этом. Мне нравилось удовлетворять их похоть, нравилось само осознание того, что они в данный момент могут делать со мной всё, что угодно, нравилось чувствовать их в себе, меня заводил их чёткий, слаженный ритм, их горячее дыхание на своей коже, их хриплый шёпот...

     Пока ты говорил, ревность и желание боролись во мне. Мой нежный, послушный мальчик за несколько минут превратился в товар... Нет, даже не в товар — просто в шлюху, которую можно отыметь всегда и везде. Меня это коробило. Тебя, похоже, только заводило, судя по тому, что твоё дыхание участилось, паузы между предложениями стали дольше, а голос сам собой стал чуть ниже тоном. Тебя это возбуждало — сомнений не было. Возбуждало рассказывать мне всякие непристойности и возбуждало то, что я их внимательно слушаю.

     — Под Сашей я кончил два раза... — говоришь ты. — Прежде, чем они спустили в меня... Ну, ты же знаешь мой темперамент... — я ловлю твой виноватый взгляд, но никак не реагирую на него. — Когда с громким рыком Олег начал кончать в мой рот, а за ним пришёл к финишу Александр, я кончил в третий раз. Мы лежали на кровати, отдыхая. Олег нежно слизывал капли своей спермы с уголков моих губ... Это было так трогательно. Саша языком очищал мой пресс от моих соков. Мне казалось, что они зацелуют меня до смерти — настолько они увлеклись. Но пришла пора Олега оттрахать меня в попку. Он не заставил себя ждать, легко раздвинув мои ноги, сперма Саши послужила хорошей смазкой для его немаленького орудия. Он вошёл нежно, почти по миллиметру двигаясь вперёд, чтобы не причинить мне боль. Я застонал только от наслаждения, когда он вошёл в меня весь. Боже, это было так прекрасно... — ты прикрыл глаза от удовольствия, которое доставляли тебе эти воспоминания. — Если Саша был быстр, будто отбойный молоток, то Олег делал всё в разном темпе, распаляя меня, пока я языком и губами доставлял удовольствие Саше. С Олегом был бурный, продолжительный оргазм, причём, я кончил раньше него, выгнувшись почти дугой на постели. Саша, увидев эту картину, кончил мне на грудь, а Олег, застонав, излился в меня... — ты вздыхаешь и отводишь глаза. — Мне было действительно хорошо с ними.

     «Ещё бы!» — думаю я, ухмыльнувшись. С такими молодыми горячими парнями тебе разве было бы плохо? Даже мне, думаю, было бы очень хорошо. Но, чёрт возьми, ты не должен был этого делать.

     — Что ты теперь собираешься сделать?... — спросил ты... Я был возбуждён и очень в тебе разочарован, даже зол. Но кричать на тебя не имело особенного смысла — зачем? Если я не собираюсь тебя бросать, ведь я люблю тебя. Ну да, ты позволил двум парням отыметь тебя по полной программе... Не спорю — моё чувство собственности было очень задето. Но ведь это не повод порвать с тобой, я вполне могу тебя просто проучить. Мы оба были на взводе после твоего рассказа, и я это прекрасно знал.

     Я навис над тобой и недобро ухмыльнулся.

     — Что я собираюсь делать? Выебать моего непослушного мальчика.

     Легко перевернув тебя на спину, я вхожу. Без какой-либо смазки — ты этого не заслужил сегодня. Ты кричишь — мне показалось, что от боли, а потом я с удивлением замечаю, что ты кончаешь... Судорога проходится по твоему телу, и ты выгибаешься навстречу моему члену, желая, чтобы он вошёл ещё глубже. Мои зубы впиваются в твоё плечо, и я, не обращая внимания на твой оргазм, вхожу в тебя сильно, резко, вытаскивая почти полностью, а потом всаживая весь член на всю длину. Ты стонешь, иногда вскрикиваешь, меня это дополнительно заводит, и я неистово долблю твою узкую дырочку, целуя твою спину...

     — Молодец, мальчик... — шепчу я. — Хорошо выдерживаешь ...   ритм, а как тебе это? — я ускоряюсь, и на тебя, опять же, к моему удивлению, нахлынивает ещё одна волна удовольствия. Твоё тело буквально дрожит в моих руках, и ты уже точно не стонешь, а полукричишь, рискуя поставить на уши всех соседей нашего дома.

     — Да, да, отъеби меня! — слышу я от тебя, ты подмахиваешь мне, как можешь.

     Какая чудесная картина — ты отдаёшься мне настолько бесстыдно, насколько позволяет тебе твоя развратная натура, кусая почти до крови красивые губы, и иногда — свой кулак, чтобы не кричать слишком громко. Я вижу слёзы в уголках твоих глаз, но они явно не от боли, а от удовольствия. Я кончаю, когда ты покрикиваешь от третьего оргазма, и устало прижимаю тебя собой к кровати... Ты тяжело дышишь — ещё бы, столько оргазмов за день, и вообще — откуда всё это взялось? Такая неудержимость, неистовство, твоя покорность...

     — Ты меня точно убьёшь сейчас... — шепчешь ты. Я целую тебя в шею, путаясь пальцами в твоих волосах...

     — Почему же? Я уже сполна отомстил.

     Ты медленно переворачиваешься подо мной, чтобы иметь возможность посмотреть мне в глаза.

     — Разве ты не будешь злиться, зная, что всё, что я рассказал тебе, лишь моя безобидная фантазия?

     Глава 6.

     Рукам твоим, таким жестоким,

     Я поклонялся как гильотине,

     Ты в ранг искусства возводил пороки,

     И рисовал ножами слов картины.

     © O. D. «Мужчина, который не пишет прозы»

     Услышав это высказывание, произнесённое твоим милым невинным голоском, я был готов и расцеловать тебя, и в то же время разорвать на части. Я в мгновение ока возненавидел тебя и полюбил сильнее. Буря эмоций захлестнула меня, из которых негативные занимали отдельное, надо сказать — немалое, место, не взирая на всю любовь. Я был счастлив, что оставался единственным, кто любил тебя и проникал в тебя, но то, что ты периодически имел привычку доводить меня до белого каления, начинало меня раздражать.

     — Что? — спросил я сурово.

     Ты хитро взглянул на меня. Глупый, глупый мальчик, испытывающий на прочность мои расшатанные нервы.

     — Я видел Ника. — Шепчешь ты, и садишься в постели. — Я не знал, что и думать... Пошёл прогуляться, и вот — вернулся. — Ты посмотрел мне в глаза. — Мне было так больно. Не понимаю, почему, наверное, я злюсь... Просто злюсь на тебя за него... за развращение этого семьянина. И мне хотелось, чтобы ты, поревновав, почувствовал мою боль. Но, в то же время... Я люблю, когда ты злишься... — ты прижимаешься ко мне, целуешь в шею, касаешься щекой моей щетины. Подлиза. — Ты такой милый, когда злой. Я люблю, когда ты жёстко обращаешься со мной, ведь я и так — твоя собственность, но мне этого не хватает. Не хватает твоей жестокости.

     — Ну и как, на сегодня хватило?... — спрашиваю я зло и встаю с постели.

     Теперь ты точно меня разозлил. Ходил по лезвию, и, в конце концов, обрезался. Я хожу по комнате, не зная, куда себя деть. Да как ты вообще мог? Тебе не хватило моих натянутых нервов? И вообще, к чёрту такие игры, я не подписывался на то, чтобы выполнять подобные твои прихоти. Поэтому я решительно подхожу к шкафу и начинаю стремительно одеваться. Ты сразу вскакиваешь.

     — Алан, ты куда? — удивлённо и обеспокоенно спрашиваешь ты. Я молчу, торопливо застёгивая пуговицы своей светлой рубашки. — Не уходи! — ты обнимаешь меня, но я грубо тебя отталкиваю. Ты падаешь на кровать... — Я переборщил, я знаю, я такая скотина, но прости меня, пожалуйста! — ты снова кидаешься ко мне, но я оборачиваюсь на тебя, и мой взгляд заставляет тебя резко остановиться. — Да, я понял. Я — дрянь.

     Ты садишься обратно на постель, мельком замечаю слёзы в уголках твоих глаз. Но мне нужно как можно быстрее уйти, чтобы чего-нибудь не сотворить, и я собираюсь. Методично, чтобы ничего не забыть: ключи от машины, документы, беру с собой даже телефон. Не надейся, что я уйду навсегда — твоих проверок на прочность слишком мало, чтобы я закатывал истерику. Я даже не кричал на тебя, если ты не заметил, я просто собираюсь немного пройтись... или проехаться — это уж как повезёт. Надеваю летние туфли и выхожу в подъезд, лёгкие сразу наполняются смогом от горящего торфа где-то недалеко... Ну и лето в этом году, точно — нужно брать машину, иначе я задохнусь, и мой хладный трупик будет напоминать тебе до конца жизни о том, что я тебя так и не простил... Да, даже сейчас я о тебе забочусь. Дверь закрывается с тихим щелчком. Ты остаёшься в квартире — растерянный и беспомощный ребёнок, который перегнул палку и сумел пробудить во мне зверя.

     Я помню тот раз, когда ты сделал так же. Но в тот раз ты действительно был с другим мужчиной — я видел тебя в окне дома напротив, и никаких фантазий не было. Единственное, чего вы не делали — это не занимались сексом как таковым, ибо он в тебя так и не вошёл. И тут я сначала узнаю, что кроме меня в тебе побывало ещё двое, а потом вдруг выясняется, что это ты решил меня просто подразнить. Что ж, теперь ты знаешь, каковы могут быть последствия подобных «дразниловок».

     Я завёл машину. Ну и куда я поеду? Спать хочется неимоверно — ты совершенно вымотал меня бесконечным количеством своих оргазмов, так что надолго меня не хватит. Телефон испуганно завибрировал, на экране высветился твой номер... Нет, ну тебя к чёрту. В крайнем случае, переночую в гостинице, но домой я в эту ночь не вернусь. Но работает ли что-нибудь сейчас? Тем более, что до ближайшей отсюда гостиницы не так близко — в этом нашем районе их просто-напросто нет. «Хотя бы хорошо, что завтра не на работу», — думаю я... Телефон снова оживает, на этот раз sms-сообщение, состоящее из почти 1000 «прости». Нет, не сегодня, не сейчас...

     Меня трясёт от гнева. Ехать не хочется — в таком состоянии я мог бы запросто кого-нибудь задеть, или ввязаться в авантюры с какими-нибудь недогонщиками, а чтобы потом кто-то собирал мои обгорелые кости мне не очень-то и хотелось. И тут я снова кинул взгляд на мобильный... Сегодня я дал свой номер Нику, и он сделал прозвон, и номер ещё не удалился из памяти. А что, если?... Нет-нет, исключено, это безумие — звонить ему в такой час. Третий час ночи, я на нервах, да ещё буду вытаскивать из тёплой и уютной постели милого зеленоглазого принца? Зачем? Чтобы он помог вытереть мне слёзы и уложить спать?... Чёрт, а ведь уложить спать — не такая уж и плохая перспектива, может быть, у них найдётся свободная койка для меня. Наплевав на собственные предрассудки и то, что я обычно не прошу ни у кого помощи, я набираю его номер.

     После, казалось, сотни гудков, трубку всё-таки поднимают, и я слышу сонный голос Ника.

     — Алло?

     — Ник, привет, это Алан.

     На другом конце трубки повисает тягостное молчание. Затем уже проснувшийся, бодрый и даже, кажется, довольный звонком, голос яростно шипит мне:

     — Ты совсем с ума сошёл? Ты знаешь, сколько времени?

     — Знаю, знаю, но это срочно. Мне нужно где-нибудь переночевать сегодня...

     Ник снова молчит, я слышу лишь его мерное дыхание. Наверное, он раздумывал над моим вопросом. Или думал, что я просто без него не могу обойтись? Хотя, в какой-то степени это было именно так.

     — Ник? — я пытаюсь вывести его из ступора.

     — Ты на машине? — спрашивает он напряжённо, будто приняв какое-то важное для себя решение.

     — Да.

     — Приезжай, я сейчас скину адрес. — И послышались короткие гудки.

     Хвала небесам, место ночёвки у меня сейчас будет. А вот и сообщение с указанием адреса, отлично. Я завожу мотор и отправляюсь к нему... И, не смотря на то, что ты вывел меня из себя, настроение моё сразу нормализуется. Ведь я еду домой к человеку, которому, хотя бы, я не нужен в качестве исключительно сексуальной игрушки (скорее, так можно сказать про него самого). Даже если я знаю, что для тебя это тоже не так, всё равно какой-то осадок от нашей ссоры остаётся внутри. Поэтому мне хочется оставить тебя одного наедине со своими мыслями о твоём поведении.

     Несколько минут, и я на месте,...   поскольку Ник живёт недалеко от того же парка. Без труда нахожу их подъезд, набираю код домофона, сразу слышу его голос — будто он ждал моего приезда, всё это время дежуря возле трубки. Он открывает, я поднимаюсь наверх. Ник стоит на пороге квартиры. Он одет в лёгкую майку и шорты — видимо, подготовился к моему визиту, и весь его вид выражает сонливость и негодование. Он явно не в щенячьем восторге от моего прибытия, но не могу сказать, что он не рад моему ночному визиту — я вижу, как глаза его блестят, словно у заправской шлюхи, что предвкушает трах... Увы, сейчас я точно его ничем не порадую, разве что разговором за чашкой чая, и всё. Хотя, кто меня знает?..

     — Привет. — Я широко улыбаюсь, демонстрируя своим поведением эдакую виноватую беззаботность.

     Но Ник даже не реагирует на улыбку и слегка кивает... Растрёпанным он кажется ещё милее, чудесные зелёные глаза заспаны, голос, что я слышал по телефону, был низковат. Обычный домашний Ник кажется мне безумно привлекательным даже в своих тапочках-вьетнамках и потёртой от времени футболке. Нет, всё-таки, я хочу поцеловать эти сочные красивые губы, что он торопливо облизывает кончиком языка... Я сгрёб в охапку податливое сонное тело, и поцеловал его взасос. Ник вяло отвечает на поцелуй, явно распаляясь к его окончанию.

     — Какого чёрта ты тут вообще делаешь? — недовольно шепчет он, отрываясь от меня, я смотрю в его глаза — недоумённо.

     — Разве ты этого не хотел? Чтобы я был бы рядом?... — и снова его целую... Ник мгновенно тает в моих руках, прижимаясь ко мне всем телом, моя ладонь проходится по его бедру, затем та же ладонь бесцеремонно оказывается у него в шортах. Сомнений нет — он хочет меня, причём, очень хочет — его член весь влажный от смазки.

     — Когда же ты успел так возбудиться? — шепчу, покусывая его шею, ведя дорожку поцелуев к мочке уха. — Когда увидел, что это я звоню, или только сейчас, заметив, что я тоже хочу тебя?..

     Ник молчит, я чувствую, как его тело отвечает на мои ласки, он не сопротивляется. Да и как можно сопротивляться тому, чего сам так страстно желаешь? Моя рука ласково проходится по его члену, медленно подрачивая его, я сам начинаю возбуждаться, и, задрав его футболку вверх, я касаюсь языком сосков, потом — пресса, потом чуть приспускаю его шорты, чтобы вытащить это чудо природы наружу...

     — Нет... — он словно очнулся от эйфории и понял, чего я от него хочу. — Нет, сейчас жена выйдет, будет спрашивать, что я гостя на пороге держу, если он к нам ночевать пришёл...

     — Но я ведь не совсем обычный гость. — Я усмехаюсь и касаюсь языком головки его члена.

     Ник закусывает губу, пытаясь не стонать. Держится он мастерски, запустив руку в мои волосы, и почти не издаёт ни звука, пока я заглатываю его член на всю длину, вовсю работая языком и губами, стараясь сделать ему как можно приятнее. Мой палец без труда проникает в его расслабленную попку, и я начинаю потихоньку двигать им в нём... Я вижу, как брови Ника сводятся к переносице, он почти насаживает мой рот на свой член, собрав мои волосы на затылке, до боли сжав их в кулак — это добавляет пикантности в мои ощущения, мне нравится, что я его настолько завожу. Наконец, он с хрипом кончает, вбив своё орудие мне в рот до горла, я поглаживаю его бедро ладонью, палец другой руки всё ещё находится в его попке, и я слегка двигаю им, тем самым делая его оргазм ещё острее. Он отпускает мои волосы только через некоторое время — когда его чудесные бёдра перестаёт так лихорадить... Он почти опустошён — это видно, и после такого оргазма ему хочется пойти в душ и лечь спать, я знаю, сам испытывал подобное от твоего умелого ротика. Я целую его в губы — нежно, вложив в поцелуй всю мою нерастраченную ласку, он с благодарностью отвечает на поцелуй...

     — А как же ты? — шепчет он на ухо.

     Я глажу его по чёрным волосам и улыбаюсь.

     — А мне на сегодня пока хватит.

     Да уж, не мальчик я уже далеко, чтобы скакать из постели в постель с завидным постоянством. Из-за двери доносится голос жены моего зеленоглазого принца:

     — Коля, вы ты там надолго? Я постель уже постелила!

     Мы улыбаемся друг другу, зная нашу общую маленькую тайну, и он открывает дверь, чтобы впустить меня в квартиру...

     Его жена Агата была привлекательной во всех отношениях женщиной — внешне она походила на аристократок с гравюр XVIII века, и по общению оказалась очень мила, гостеприимна и отнюдь не глупа. Ник, оказывается, притащил на их небольшую кухню раскладное кресло, которое до этого стояло в спальне, чтобы я мог нормально расположиться. Я долго извинялся, что пришлось их так притеснить, и клялся, что это только на одну ночь, Агата всё понимала, и подливала мне прекрасный ромашковый чай, который был как нельзя кстати, чтобы успокоить мои разбушевавшиеся нервы, что были ещё чуть взвинчены тобой и успокоены моим прекрасным женатым любовником.

     — Вы не волнуйтесь, не страшно, мы подвинемся. Ведь если вы близкий друг Коли, то почему бы не пустить вас в дом, когда вы оказались в такой сложной ситуации? — пожала плечами она, радушно улыбнувшись.

     — Ситуации? — непонимающе уставился я на неё, и почувствовал, как Ник саданул меня ногой по голени. Я был готов треснуть ему в ответ, но не стал, заметив жалостливый взгляд его очаровательной супруги.

     — Ну да, вы же поругались с женой... — сказала Агата. — Надеюсь, у вас всё образуется.

     — О, непременно, — заверил её я, — это временные разногласия, всё будет хорошо.

     — Что ж, прекрасно, если так. — Ответила она. — Пожалуй, я вас оставлю, вы поболтаете, а то нашему мальчику давно нужно спать, а мы его разбудили... Пойду, уложу его, и лягу сама.

     — Конечно, дорогая. — Улыбнулся Ник, она поцеловала его... Какой же они были красивой парой! Они так подходили друг другу, что, глядя на них, можно было подумать, что такого не бывает, и это лишь прекрасное единичное исключение.

     — Вы не стесняйтесь, будьте как дома. — Обратилась Агата ко мне. — Ну всё, спокойной ночи!

     — Хороших снов... — сказал я, и она ушла из кухни.

     Как только всё стихло, я посмотрел в хитрые глаза Ника и вскинул брови:

     — «Поругался с женой»?... Фантазёр.

     — А что я ещё должен был ей сказать? Что ты — тот самый парень из двух, за кем я следил, сидя на лавочке, и который меня потом жёстко оттрахал, и с которым я был сегодня, тихонько сбежав из собственного офиса посреди рабочего дня? — огрызнулся Ник.

     Я наклонился к нему ближе, мои губы почти коснулись его.

     — А ты сбежал ради меня?

     Он поцеловал меня, я прижал его к себе, уместив на своих коленях, каким-то образом проделав это, не прерывая нашего поцелуя.

     — А ты сомневался, что ради тебя можно сбежать? — улыбается он. Как же он прекрасен! Мои руки снова принимаются за исследование его тела под футболкой, я просто не могу от него оторваться — так мне нравится его ласкать, просто прикасаться к нему — уже удовольствие, большего мне и не нужно. Он прикрывает глаза, когда пальцы мои поигрывают с его сосками, а когда ладони начинают нежно проходиться вдоль его спины, задирая вверх лёгкую ткань, тихо выдыхает:

     — Не надо...

     Я сразу же убираю руки, повинуясь его желаниям. Если не надо, то и не стоит. Ник встаёт с моих колен:

     — Я тоже спать... Если что понадобится — разбуди меня. Агата спит не так чутко, как я, так что не бойся, её ты вряд ли разбудишь.

     Я киваю:

     — Ладно. — Одними глазами только я даю понять, что я всё равно возьму своё, не смотря на кучу его предосторожностей.

     Ник уходит, а я располагаюсь на своём импровизированном ложе. За стеной, где находилась их спальня, слышатся обрывки фраз, что-то вроде: «А если вдруг услышит, ты что?», и потом скрип матраса, вздохи, полустоны... «А они времени даром не теряют», — успеваю подумать я прежде, чем проваливаюсь в тягостную дремоту...

     Нормальный сон никак не хотел идти. Я ворочался на импровизированной кровати, представляя то тебя, то эту семейную пару вдвоём,...   что никак не даёт спокойно уснуть. Я сажусь на постели и тянусь за стаканом с водой... Что за напасть? Я жутко хотел спать, когда ехал сюда, а сейчас сон как рукой сняло. Мысли бегали, вытесняя друг друга из черепной коробки, и мне хочется вскрыть её, чтобы их все выпустить, но — увы, это невозможно. Голова болит, я снова ложусь, и понимаю, что мне точно не уснуть в эту ночь... Так проходит час, я снова и снова маленькими глотками пью холодную воду и смотрю на время: почти четыре утра... Поставив пустой стакан на место, я принимаю решение.

     Несмотря на то, что Ник сказал мне об Агате, я чувствую себя заядлым домушником, пробираясь к их спальне. Я был настолько бесшумным — как перо в безветренную погоду, я никогда ранее не двигался с такой осторожностью, и уж тем более, никогда так аккуратно не приоткрывал дверь. Агата лежала у края кровати, как-то уж слишком собранно — словно боялась сделать во сне лишнее движение, её довольно скованная поза была не сильно удобной для сна, но она спала крепко, я видел, как мерно вздымается покрывало от её глубокого дыхания. Ник лежал рядом, повернувшись на бок, вытянувшись на постели и подложив руку под голову. Так хотелось накинуться на него, повернуть и войти... Но я должен был осторожно его разбудить.

     Опустившись на колени рядом с ним, я легонько касаюсь его губ, затем — шеи, спускаю покрывало всё ниже, касаюсь талии, бедра, рука шаловливо скользит к паху, затем я касаюсь его пресса. Увидев, что он зашевелился, крепко целую его в губы, ласкаю его язык своим, он, наконец, просыпается, и отталкивает меня от себя.

     — Что ты тут делаешь?

     Я льну к нему всем телом и ловко прижимаю его руки к подушке над головой, не дав ему возможности как-то сопротивляться. Он смотрит на меня испуганными зелёными глазами. Я не могу терпеть — мне хочется его трахнуть, но перед этим нужно его распалить. Мне хочется, чтобы он был готов почти выть от исступления подо мной... Я не говорю ни слова, крепко держу его запястья ладонью, и целую его губы, шею, дохожу до сосков, другая моя рука давно завладела его нижней частью, лаская уже подающий признаки жизни член, пресс и внутреннюю сторону бёдер. Он слегка стонет, я целую его.

     — Тсс, Агата может проснуться.

     Словно вспомнив, что рядом находится его жена, он, было, хочет скинуть меня с себя, но я наваливаюсь на него всем своим весом, раздвинув коленом бёдра, и устраиваюсь между ними, шипя в ухо:

     — Малыш, будешь дёргаться — она точно проснётся.

     Я ласкаю его пальцами, расслабляю, хотя чувствую, что он тоже хочет продолжения не меньше меня, но всё равно шепчет мне о том, что ему сегодня на работу и тому подобную чушь. Неужели он и вправду думает, что я на это обращу существенное внимание, и скажу с серьёзным видом: «О, правда? На работу? О, тогда не буду тебя отвлекать, наверное, ты очень устал, и тебе рано вставать» — детсад, ей-Богу.

     — На работу ему, видите ли... — посмеиваюсь я, покрывая поцелуями его плечи, опускаясь к груди. — Скажись больным... Не каждый же день к тебе прихожу ночевать я...

     — Войди в меня... Пожалуйста. — Просит он вместо ответа, готовый на всё ради удовольствия.

     Я улыбаюсь, и вхожу в него одним резким толчком, предварительно закрыв ему рот ладонью. Держать его запястья теперь нет необходимости — он сам подаётся навстречу моим движениям так, что я чувствую, что скоро кончу.

     — Я так скучал... — шепчет он тихо, чтобы не слышала Агата, и при этом неистово подмахивает своей упругой попкой. — Я думал, что мы никогда больше не увидимся, и тут... Твой звонок как глоток свежего воздуха, хотя я только сегодня видел тебя. — Наверное, он ещё помнил мои сегодняшние указания по поводу того, что мне нравится, когда партнёры говорят о своих ощущениях. Мои ладони скользят по его нежной коже, он горячий, словно печка, мы оба — влажные от испарины, и, скинув покрывало, мы развратно и бесстыдно занимались сексом возле его жены. Меня возбуждала её близость, заводило присутствие ещё кого-то, подстёгивало ощущение быть пойманным ей, и осознание того, что может случиться скандал, щекотало нервы. Мне бы даже хотелось прикоснуться к ней, ласкать её, но Ник был мне милее, и поэтому я жёстко входил в него, привычно трахая полюбившуюся упругую попку, которая никак не хотела приспосабливаться к моим размерам и была всё ещё восхитительно узкой. Но вот он прижимается ко мне всем телом и со сдавленным хрипом кончает, уткнув своё лицо в мою шею, поставив на ней засос. Мне нравится, как его трясёт — судорога проходит через всё тело, его красивые бёдра так замечательно дрожали... Я кончаю следом, поцеловав его в губы, раздвинув их языком. Он целуется неистово, словно завтра не наступит никогда. Мы лежим — я на нём, он — подо мной, мне нравится поглаживать его бархатистую кожу, чувствуя под пальцами крепкие мышцы, в то время как он проходится ладонями вдоль моей спины, длинные пальцы касаются поясницы, ягодиц, затем снова возвращаются к лопаткам. Мне нравятся его прикосновения ко мне — осторожные и нежные, ласковые, словно от какой-нибудь благодарной за хороший секс женщины.

     — Ты прекрасен... — шепчу ему на ухо, обхватив губами мочку, он улыбается.

     Мне так не хочется отрываться от него, но скоро рассвет, и им нужно будет собираться, так что мне пора уходить на своё место. Ник не без сожаления выпускает меня из своих рук, и я возвращаюсь к себе. И даже на этой не совсем удобной постели я засыпаю, словно младенец.

     Утром меня разбудил Ник — долгим и сладким поцелуем в губы и попытками залезть под моё одеяло... Я попытался оторвать его от себя:

     — Агата же рядом, ты что... — злобно шиплю я, призывая его к разуму.

     Но Ник лишь очаровательно улыбается:

     — Сын в садике, Агата ушла на работу, а я сказал, что денёк побуду с тобой, раз уж у тебя такая трагедия... — Хитрые зелёные глаза игриво смотрели исподлобья. Я улыбнулся — какой же он чертёнок, оказывается, и уже врёт ради меня. Но мне не хочется разбивать его семью, хотя... если честно, в то утро мне было не до мук совести.

     — Иди сюда... — шепчу я.

     Я старался не делать ему больно, занимаясь с ним любовью, но не мог — я словно срывался с цепи, снова чувствуя себя подростком, остервенело трахая этого прекрасного женатого мужчину с ребёнком. Я целовал его всего — от макушки до пяток, не пропуская ни единого участка, стараясь насладиться им в полной мере, предвкушая весь день, который мы проведём вместе. Он отрывается от меня на миг:

     — Ты вернёшься к нему?... — говорит он, имея в виду тебя. Я уклоняюсь от ответа:

     — Точно не сейчас, милый...

     Я вхожу в него резко, но в то же время забочусь о его ощущениях, стараясь доставить ему максимум удовольствия. Мне нравится, что он настолько чувствителен, что его тело отзывается на ласки с таким усердием, которое иногда и не снилось некоторым пассивам, которых я встречал в своей жизни. Он не был темпераментнее тебя, если быть до конца честным, но для новичка в однополых любовных утехах он очень быстро учился. Наверное, не стоит упоминать, что мне очень нравилось быть его учителем?

     — Да... — шепчет он мне на ухо, пока я размеренно трахаю его. — Да, так... так...

     Наш утренний экстаз взаимен, и на этот раз Ник себя не сдерживал, закричав от нахлынувшего оргазма. Что-что, а стонал он просто бесподобно, его стоны распаляли моё и без того сильное желание... Я поглаживал его спину, он, изогнувшись, отдыхал на мне. Я касался его бёдер, попки, поясницы. Прикасаясь к нему, поглаживая это тело, я испытывал ничего, кроме удовольствия. Мы отдыхали.

     — Чем займёмся сегодня? — спрашивает Ник, посмотрев мне в глаза.

     Я минуту раздумываю:

     — Хм, кажется, сегодня я наверстаю упущенное за всё то время, что не знал тебя...

     Завтракали мы поздно, день уже был в самом разгаре. Разговаривая на разные темы, мы почти не заметили, как на город начал опускаться вечер... У нас оказалось много общего: начиная от совпадений вкусов в литературе, до одних и тех же любимых ...   исполнителей. И классическую музыку мы любили одинаково, впрочем, не игнорируя современную музыку и направление нью-эйдж. Одну из композиций Ник поставил мне, чтобы я с ней ознакомился. Приятные основные ноты фортепиано чудесно дополнялись скрипкой и арфой, сливаясь в единую гармонию звука, который уносил меня куда-то далеко... Мы курили кальян у них в гостиной, целовались, передавая ароматный дым друг другу, и я чувствовал приятную лёгкость в голове и во всём теле... Ник, чуть захмелевший от прекрасного вечера и наших поцелуев, смотрел на меня почти влюблённо, дым запутывался в тёмных волосах, и я проводил по ним ладонью — чтобы сбить этот дымовой нимб у него над головой, и снова, снова, снова касался этих губ своими, чувствуя на них сладость ванили, с примесью которой и был наш табак...

     — Я люблю тебя... — шепнул он, опрокинув меня на диван, и обняв мою талию своими бёдрами. Мне оставалось лишь проигнорировать этот хмельной бред, поскольку я прекрасно знал, чем могло быть продиктовано такое признание — скорее всего, это результат влияния кальяна и нашей общей похоти. Он целовал мою шею, я почувствовал, что снова возбуждаюсь, но скоро должна была прийти Агата, забрав из садика их сына, и наша идиллия очень быстро кончилась бы... Я не хотел этого — ни в коей мере, и поэтому, стряхнув его с себя, решительно произнёс:

     — Пойдём, прогуляемся. Нам нужно проветриться.

     Как ни странно, мой влюблённый зеленоглазый принц сопротивляться моей идее не стал, а принял её с восторгом. Убрав все следы нашего «преступления» и хорошенько проветрив комнату, мы поспешно ретировались из их квартиры. Меня наши действия невольно отправили в прошлое, заставив почувствовать себя пятнадцатилетним мальчишкой, который впервые целовался со своим другом на лестнице в чужих подъездах, чтобы нас с ним не застали родители. Затем моя память возвратила меня к тому моменту, как мы с ним впервые курили травку, а потом переспали — у него дома, пока его мама с отцом куда-то отлучились, не могу сказать, что мы не получили удовольствия. До конца школы мы сохраняли крепкие дружеские отношения, пока нас не разлучила жизнь: я отправился в институт, он — в армию. Расставание было болезненным для обоих, но мы справились. И даже сейчас изредка видимся, вспоминая прошлое... Но с Ником это всё немного не так. У нас ведь нет общих подростковых воспоминаний, хотя мы и одного возраста. Не думаю, что он может похвастать чем-то подобным, впрочем, и не нужно. У нас ведь есть этот миг... Этот день, когда мы, держась за руки, прыгаем по ступенькам вниз, попеременно прижимаясь друг к другу и целуясь, радуясь, как дети, непонятно чему — то ли жизни, то ли тому, что так сложилось, то ли всему вместе. Я почувствовал себя счастливым, и... свободным. Хотя через несколько домов ты, не спавший всю ночь, наверное, сидел у окна, ожидая моего прихода... Что ж, я уверен, что это послужит тебе хорошим уроком на будущее. Меня никогда нельзя использовать в собственных целях — не такой я человек, чтобы это терпеть.

     После трёхчасового бесцельного шатания по городу, нас с Ником снова занесло в тот злосчастный парк. Оглядев знакомые места, я вздыхаю. Наша первая встреча с этим зеленоглазым дьяволом тоже произошла именно здесь. Нет, я ни в коем случае не жалею. Иначе к кому бы я пошёл, поссорившись с тобой?..

     Мы устало опускаемся на одну из скамей в глубине парка — туда, куда почти не проникает фонарный свет. Мышцы ног приятно ноют после долгой ходьбы... Агата уже искала нас, но Ник заверил её, что всё в порядке, мы находимся рядом с домом — в здравом уме и трезвой памяти, что, впрочем, было правдой. Правда, во время нашей прогулки мы прикупили бутылку красного сладкого вина, и неспешно прикладывались к ней, выпивая прямо из горлышка. Остатки его ещё виднелись на дне, и мы периодически смачивали им припухшие от поцелуев губы, ощущая приятное пощипывание. Снова невольно нахлынули воспоминания о юношестве... Я прикрыл глаза и вытянул вперёд ноги.

     — Мне очень хорошо с тобой. — Сказал Ник, всматриваясь в тёмное городское небо, изучая на нём всполохи всей московской иллюминации. — Знаешь, сейчас мне вспоминается мой выпускной. У меня был закадычный друг — вместе не разлей вода, ну, ты понимаешь, как это бывает в юности. И тогда мы, решив отметить наше взросление, прихватили с собой бутылку старого доброго, и, как водится, мерзкого портвейна, ушли от всех встречать рассвет на Котельническую набережную. — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Наша школа находилась далековато от неё, но нам было всё равно, и я до сих пор не понимаю, как мы добрались туда без приключений... Пешком, довольные, что закончили школу, мы шли, смеясь и вспоминая подробности вечера, кто где и с кем был, и радуясь, что не остались там до утра, ибо было ужасно скучно. Никто не знал, где мы, и вряд ли нас бы хватились, так что мы сели на бетонный парапет, свесив ноги вниз, болтали, смотрели в тёмную гладь Москва-реки и передавали друг другу портвейн. — Он усмехнулся. — Почти так же, как и сейчас с тобой... — Он помолчал. Я ждал развязки истории, и решил его не перебивать. — Он был, и, я уверен, остаётся прекрасным человеком, отлично разбирающимся в точных науках, увлекающимся историей, географией и политикой, у него всегда на всё была своя точка зрения, и мне это нравилось. Я был словно за каменной стеной, мы никогда с ним не ссорились, и наша дружба, казалось, никогда не иссякнет. Мы дружили с ним с самого детства, с начала школы, и я не могу себе представить школьные годы без его присутствия, поддержки, наших общих выходок... Его всегда восхищал мой мастерски подвешенный язык, способности к рисованию, химии, физике и литературе, он удивлялся, как я могу столько читать, и взахлёб рассказывать ему об идее того или иного произведения, и как в моей голове уживается столько парадоксальных и чудесных задумок... Я был энергичным подростком, вечно ввязывающимся в неприятности за свою чрезмерную прямолинейность, и ему приходилось выуживать меня из подобных ситуаций, поскольку он не мог бросить друга в беде. Тяжело ему со мной приходилось, да... — вздохнул Ник. — В тот день всё было как обычно. Мы сидели рядом, наши руки почти соприкасались. Мы рассуждали о том, что будет после школы, кто куда поступит и кто о чём мечтает — сам понимаешь, детские мечты, ранние стремления, мы кажемся себе такими взрослыми, хотя ещё дети. Он сказал, что в любом случае я останусь его другом, и что я очень ему дорог. Я ответил, что он тоже дорог мне, и это было чистой правдой. Именно тогда он наклонился ко мне, и... поцеловал. Поцелуй был мне приятен, но что-то внутри меня стало так яростно сопротивляться такому ходу событий, что я просто вырвался, и... сбежал, оставив его одного разбираться со своими чувствами... Это было свинством с моей стороны, я знаю, и не перестаю себя винить в этом, но что я мог тогда сделать? Глупый мальчишка, попавший в настолько странную ситуацию? Вернувшись домой, я долго не мог уснуть, думая над его поступком — что он мог значить и с чем мог быть связан, но в голову так и не пришло ничего путного. Конечно, потом мы всё списали на то, что оба были пьяны и не понимали, что делали, и в итоге помирились, но я чувствовал — что-то в этом всём было не так просто... И мои ощущения оправдались. — Ник посмотрел на меня. — Тебе, хотя бы, интересно слушать весь этот бред?

     Я плотоядно улыбнулся и взъерошил его чёрные волосы:

     — Конечно, иначе бы я давно заставил тебя замолчать.

     — О, интересно, как? — игриво ухмыльнулся Ник, но тут же продолжил свой рассказ. — Мы продолжали тесное общение и тогда, когда учились в институте. У него появилась девушка, и это как-то сразу успокоило меня — мол, значит, всё то, что было на выпускном, было лишь ребячеством. Наше общение восстановилось, мы ходили друг к другу в гости, и снова наслаждались обществом друг друга, снова свободно болтая на разные темы. Однажды я пригласил его к себе — а жил я тогда в небольшой однокомнатной квартире, подарок родителей. Он не раз был у меня,...  

      притащил то ли бутылку вина, то ли ещё что-то такое, но не очень крепкое, я приготовил ужин... Мы сели трапезничать, снова разговаривая о том о сём, и почти не заметили, как наступила ночь. После кофе я предложил ему остаться у меня, так как было уже поздно, и он с радостью согласился... О, почему ты так ухмыляешься? — спрашивает Ник, вскинув брови.

     — Потому что твоей наивности нет предела... — отвечаю я. — Продолжай.

     — Может быть... — протягивает он. — Но тогда я не думал ни о чём таком. Просто предложил другу остаться. Мы легли, естественно, вместе, под одно одеяло. Была осень, и в квартире было холодно, поэтому мы вынуждены были лечь ближе друг к другу, чтобы не замёрзнуть. Я чувствовал тепло его тела, и мне нравилось его присутствие, но меня оно не возбуждало. Просто друг, не более. Поскольку чаще мы говорили на отвлечённые темы, я спросил его про его девушку... «А что тебе хочется узнать?» — удивился он, ведь я никогда не задавал ему таких вопросов. Увидев моё замешательство, он прижался ко мне теснее... «Ты хочешь узнать, серьёзно ли всё у нас? — его рука осторожно коснулась моего пресса, я вздрогнул. — Или как мы занимаемся любовью? Как она ласкает меня?» — ладонь друга прошлась по моему члену, который, к моему удивлению, начал крепнуть. Для меня всё было ново, хотя девственником на тот момент я уже не был.

     Я попытался отодвинуться от него, но он прервал мои попытки, и шепнул: «Да ладно тебе, давай просто развлечёмся». И мы «развлеклись». — Ник снова вздохнул. — Мы ласкали члены друг друга... Руками. На большее я не был согласен, и он уступил. Не могу сказать, что мне не понравилось. Наоборот... Мне очень понравилось, как он кончал — так долго, так бурно, как судороги сводили его тело... Это было прекрасно, но... В первый и последний раз. После этого я почему-то стал избегать встреч с ним под любым предлогом, наверное, он это чувствовал, и не стал на меня давить. Наше общение сошло на нет — мягко и плавно, и лишь я один понимал, что это я во всём виноват... — Ник откинулся на спинку лавочки, снова взглянув на небо. — А ведь всё могло быть иначе, мне нужно было только быть чуть увереннее в себе и своих желаниях.

     Я пожимаю плечами.

     — Но ведь всё так, как есть, правда?

     Он поворачивается ко мне и улыбается:

     — Конечно, ты, как всегда, прав. И, знаешь, меня это вполне устраивает...

     Он в мгновение ока оказывается у меня на коленях, горячими ладонями забирается под мою рубашку, целует в шею, а затем касается губ, стирая с них терпкий привкус вина. Мы целуемся, он шепчет мне на ухо:

     — Я так хочу тебя... Трахни меня. — Произносит он, нетерпеливо ёрзая на моих бёдрах.

     Я улыбаюсь и пытаюсь мягко отстранить его от себя:

     — Ник, это в тебе говорит выпитое вино и кальян...

     — Нет! — неожиданно резко возражает он, и по его глазам я понимаю, что он не шутит. А тело его так жаждет секса, что любое моё движение по нему вызывает в нём прилив желания... Он так хочет меня, что готов меня изнасиловать. — Это не хмель, Алан, выеби меня.

     Слышать такие речи из уст порядочного семьянина выше моих сил. Одним порывистым движением я стаскиваю с него футболку, затем приспускаю бриджи, и, удобнее усадив его на себе, касаюсь его губ пальцами. Мой послушный мальчик всё понимает сразу, и сексуально облизывает их... Я вошёл в него сразу двумя пальцами, вызвав его одобрительный стон, другой рукой я подрачивал его красивый член, всецело отдаваясь приятным ощущениям — мне нравилось ласкать его. Осознание власти над этим прекрасным мужчиной было ни с чем не сравнимо: его стоны, хрипы, то, как он поддавал попкой навстречу моим пальцам никак не вязалось с наличием у него жены и маленького сына, и от вкушения этого запретного плода я просто терял голову. Беспокоиться, что нас увидят, было незачем, так как мы находились в глубине парка, и темнота надёжно скрывала нас от любопытных глаз. Правда, сюда могли заглянуть такие же, как мы, парочки в поисках уединения, но нас это ничуть не волновало.

     Он выгибается навстречу моим порывистым движениям в нём — темпераментный, нетерпеливый, и от этого ещё более очаровательный:

     — Ну же, трахни меня... — хрипит он.

     Я качаю головой, он кусает губы в исступлении:

     — Мой мучитель... — он целует меня. — Хочешь, я открою тебе один секрет? — шепчет он на ухо тем самым низким, бархатистым голосом, что сводит меня с ума.

     — Говори. — Разрешаю я, не переставая иметь его сладкую попку своими пальцами.

     — Знаешь, после того случая с моим другом... У меня бывали фантазии об однополом сексе. — Он тяжело дышит, но темп замедляет — наверное, чтобы успеть всё рассказать. — Одно время очень хотелось переспать с мужчиной, но почему-то не сложилось... И даже будучи женатым, видя, какое удовольствие получает Агата от секса, я представлял иногда, как отдаюсь мужчине... Как лежу под ним, и меня прижимает к кровати сильное красивое тело, раздвигая мои бёдра. Эти грубоватые поцелуи, ласки, и в то же время нежность, эти горячие руки на моей груди, спине, ягодицах... — Ник выдыхает, облизывая губы. — Я получал истинное удовольствие от этих грёз, доводя себя до оргазма мастурбацией, но... Если бы не появились вы, всё это так и осталось бы бесплотными мечтами. Именно поэтому я не смог вам обоим, а особенно — тебе, отказать. Ведь вы были живым воплощением моих давних желаний. Я зашёл дальше, чем, конечно, следовало бы... — шептал он горячо, и от этого шёпота я заводился всё сильнее, входя в него всё резче.

     — Расскажи ещё о своих фантазиях. — Хрипло прошу я.

     Он улыбается — хищно, словно лев после удачной охоты, и сильнее прижимается ко мне:

     — Фантазии бывали разные. Но зачастую мне хотелось, чтобы мужчина брал меня жёстко, с порога, на полу, у стены, табурете, ковре — всём, что имеет более-менее горизонтальную поверхность или на что можно опереться. Только не кровать и стол — это слишком банально. — Я ухмыляюсь: вот, значит, какой он экстремал... Выходит, ему вполне должна подходить эта обстановка: скамья, парк, возможность того, что за нами наблюдают чьи-то любопытные взоры. — Ночью, когда Агата засыпала, я предавался своим фантазиям в полной мере, лаская себя... Мне представлялось, что я вхожу в квартиру, вижу перед собой крепкого, сильного мужчину, он меня сразу же ставит на колени, и приказывает сосать... Я вкладываю в этот минет всего себя, пытаясь доставить ему как можно больше удовольствия, но затем он, не сильно со мной церемонясь, приставляет меня к стене, и входит — резко, порывисто, так, что слёзы на глаза наворачиваются... Я всхлипываю — больше от удовольствия, чем от боли, а он, не обращая на это внимания, продолжает драть меня как дешёвую проститутку... — Ник стонет, мои движения ускоряются и становятся ещё резче. — Или как свою послушную сучку... — стоны становятся громче. — Я всегда бурно кончал от подобных фантазий.

     — А сейчас как тебя трахать? — миролюбиво интересуюсь я, к двум пальцам прибавляя третий.

     Он сексуально облизывает пересохшие губы, прогибаясь...

     — Как сучку. — Говорит он, глаза его горят желанием и похотью. — Коей, впрочем, я для тебя и являюсь.

     Я продолжаю методично мучить его, по-прежнему не входя в него ничем, кроме пальцев. Он хрипит, стонет, я убыстряю темп...

     — Я же могу сейчас кончить... — игриво улыбается он, а я ухмыляюсь в ответ:

     — Ты не кончишь, пока я этого не захочу.

     Мне хочется довести его до пика, желательно, предварительно подведя его к этому несколько раз. Интуитивно улавливая тот момент, когда он вот-вот готов разрядиться, я резко прекращаю все движения. Он разочарованно выдыхает и открывает глаза, чтобы посмотреть на меня с укоризной. Но я не реагирую на этот умоляющий взгляд, молча делая своё дело. Мне самому приходится сдерживаться, ибо вид его сексуального тела и эти стоны возбуждали меня не меньше, чем его — мои пальцы. Мне нравится то, как он изгибается, то, как он пытается довести себя до оргазма, и напряжение его мышц... Я не даю получить ему столь желанное удовольствие потому, что хочу, чтобы оно было во много раз сильнее. Так я делал и с тобой, хотя ты менее терпелив, и тебя приходится удерживать всеми силами... Но Ник... Он же хотел узнать, как трахают послушных сучек? Вот он и узнает...

     Я довёл его до пика в очередной раз. Он почти привык, что я не даю ему разрядиться, поэтому особенной надежды на это уже не питал. Но ему оставалось чуть-чуть до оргазма... И я приставляю головку своего члена к податливому и разработанному входу:

     — А теперь, моя милая сучка, — говорю я, улыбаясь, — можешь кончать. — И вхожу на всю длину.

     Ник взвыл. Тело его затрясло до оргазма, и каждое моё движение провоцировало новую волну полу-криков и судорог:

     — Да!... Да! Да, сильнее, пожалуйста!

     Меня не нужно долго упрашивать, тем более, что меня просил об этом мой прекрасный Ник. Аромат его тела, его сдавленные стоны, мои горячие и грубоватые поцелуи. За весь день мы трахались несчётное количество раз, и каждый раз для нас обоих был словно первым. Он насаживался на мой член, взяв инициативу в свои руки, я поддерживаю его за талию, иногда проводя ладонью по гладкому торсу... Мне очень нравилось чувствовать его рядом. Мы кончаем почти одновременно, он — поставив мне засос на шее, я — с судорожным вздохом... Он буквально валится на меня всей приятной тяжестью своего тела, прерывисто дыша... Я обнимаю его, прижимая к себе, ласково поглаживая его по чёрным волосам. И смотрю на время.

     — Тебе пора... — шепчу, целуя мочку его уха.

     — Я не хочу... — умоляюще просит он. — Я хочу быть с тобой, здесь, рядом...

     — Нет, Ник. — Отвечаю, пытаясь отлепить его от себя. — Тебя ждёт сын и Агата.

     — Да, да... ты прав. — Вздыхает он и садится на лавочку, и я ощущаю непривычную лёгкость, не чувствуя на себе веса его гибкого тела. — Нам пора.

     Мы нехотя встаём, допиваем вино... До его дома всего несколько шагов, и я... Мне не хочется отпускать его из своих объятий — мы прощаемся у подъезда, словно подростки, я целую его: висок, скулы, губы. Он прижимается ко мне — сильно, словно хочет со мной срастись.

     — Я...

     Мне приходится прервать его очередным поцелуем.

     — У тебя остался мой телефон. Звони.

     Я сажусь за руль — ехать мне недолго и недалеко, так что вряд ли со мной что-то случится. Уезжая, я смотрю на размытую в свете ночных фонарей фигуру Ника, провожающего меня взглядом...

     ... Ему хорошо. У него обустроенный быт, семья. Он возвращается к тем, кто его действительно любит. А я... мне ещё предстоит наладить с тобой отношения.