— Её не будет полчаса.

     Я обернулась на звук его голоса. Он стоял в проёме двери. Большой, сильный, властный. Эта властность проявлялась во всём — во взгляде, в уверенной неторопливости движений, в осанке. Он всегда брал, что хотел, и сейчас он хотел меня. Если бы это было только сейчас...

     — Зад уже вымыла?
— Папа, у меня ещё болит. Может не надо?

     Это только добавило похотливого блеска в его глазах. Я уже давно поняла, что ему нравилось причинять мне боль. Каждый раз, когда я просила остановиться или говорила, что мне больно — его движения становились только резче и грубее. Какое-то время я пробовала терпеть молча, но, видимо, его это злило, и он начинал делать всё как можно больнее, чтобы я наконец не вытерпела и попросила его перестать. Конечно, в итоге я сдавалась и он в очередной раз получал то, что хотел. Как всегда...

     В ответ на мой робкий возглас он просто сбросил трусы, высвободив своё главное орудие пытки. Мне всегда было интересно, маме так же больно, как и мне, или она уже привыкла? А может ей нравится? Я не могу вспомнить, чтобы мама с каким-то особым энтузиазмом ждала папиного возвращения из поездок. Наверное, просто привыкла.

     Он подошёл и стал щупать мой зад. Я знала, что он любит мою попу, и судя по тому, что фигуры с мамой у нас схожи — ему нравятся большезадые женщины... и девочки.

     — Нагнись больше.

     Свои слова он подкрепил тяжестью ладони на моём плече. Я отвернулась и, взявшись за поручень, прогнулась. Его рука перебралась с моего плеча на лопатку, а потом ниже, сжав грудь. Он провёл пальцами по груди, чуть сжимая её и как бы взвешивая на ладони, затем взял пальцами сосок, и сильно сжал, выкручивая. «Ай!» — мой негромкий вскрик глухо отразился от кафеля и растворился в шуме воды. Его ладонь снова легла на грудь, проверяя результат — напрягшийся, твёрдый сосок. Я знала, что папа сейчас улыбается. Рука скользнула дальше, по талии и бёдрам. Мокрой кожей я отчётливо ощущала уверенное тепло, исходящее от его ладоней. Он гладил мой зад, сжимая и несильно пошлёпывая его, играясь. Игра была недолгой.

     Он убрал руки с моего зада и, судя по звукам, взял крем из шкафчика. Он всегда смазывал меня перед тем, как трахнуть в зад. И не потому, что заботился обо мне, или не мог войти так. Просто я была его вещью. А за своими вещами он всегда смотрел и следил за их исправностью. И учитывая толщину папиного члена, исправность моего анального отверстия была под большим вопросом, если использовать меня без смазки. Он это учитывал, и не хотел, чтобы я пришла в негодность раньше времени. Он хотел и дальше иметь возможность насиловать меня в попку. А он всегда получал то, что хотел.

     Я ощутила давление на своём анусе и вздрогнула. Крем оказался прохладным. А потом его пальцы, скользкие от крема, проникли в мой зад. Я тихонько ойкнула и меня начала бить мелкая дрожь: несмотря на то, что это происходило не в первый, и явно не в последний раз, — я каждый раз со страхом ожидала боли, которую причинит его член. У него были большие волосатые руки с длинными, сильными пальцами. И те два пальца, которыми он сейчас готовил свою вещь к использованию, растягивали мой задний проход достаточно для того, чтобы он мог без особого труда впустить в себя член обычного размера. Увы, учитывая габариты отца, это было только лёгкой разминкой.

     Убедившись, что мой анус достаточно адаптировался, отец вынул пальцы и вытер их о полотенце. Он взял меня сзади за шею, заставив прогнуться ещё больше, а другой рукой потянул ногу чуть в сторону, настраивая высоту и угол наклона моего тела, как художник выставляет положение мольберта. Его хватка на моей шее стала крепче. Я зажмурилась.

     

     Он трахал меня недолго, минут пять.
Мои тихие всхлипы сопровождались шлёпанием папиных бёдер о мою попу и его довольными выдохами. Иногда, когда он входил особо резко, я болезненно вскрикивала, съёживаясь и сильнее сжимая руками поручень. Боль была уже знакомой — огненной и пульсирующей. Он раздирал меня, и я вставала на кончики пальцев, пытаясь хоть немного смягчить силу его толчков.

     В конце он ускорился, взяв меня за волосы и зад. Он сношал меня, порыкивая, как животное, и я окончательно разревелась, подвывая от боли и унижения. Сквозь слёзы я умоляла его кончить, повторяя заплетающимся языком, как мантру «Папочка, пожалуйста, кончай... Папочка, пожалуйста...»

     Толчок. Пауза.

     Он прогнул меня, натянув мои волосы до предела и насадив на всю длину своего члена.

     Хриплый стон облегчения. Ещё толчок. Пауза.

     Он кончал в меня, так глубоко и обильно, как мог только он.

     Три коротких толчка, вынул почти полностью, и вогнал его с размаху обратно. Пауза.

     Я прикусила губу. Ноги трясутся и подкашиваются. Но упасть я всё равно бы не смогла, будучи насаженной на его ствол.

     Он отпустил мои волосы, и его член покинул мой измученный зад. Я благодарно обмякла на дно ванны, инстинктивно прикрывая рукой анус, и чувствуя как мои пальцы ощупывают его воспалённые края, с лёгкостью проникая внутрь. Папина сперма сочилась по моим бёдрам, постепенно смешиваясь с водой и мутной струйкой стекая в слив.

     Я слышала как открылся кран умывальника и, судя по звукам, инструмент экзекуции был тщательно намылен и вымыт. Скрип закрываемого крана, шуршание полотенца, шлепки босых ног по кафелю, щелчок дверной ручки.
Шум воды.

     Он ведь именно так хотел.