Я люблю тебя очень — очень. Как та пьяная девушка, орущая в караоке о своей не воплотившейся мечте, как тот больной проказой бомж, вцепившийся в тебя взглядом в надежде обломаться стопкой денег. Я люблю тебя так, что Шуман, этот плаксивый сентиментальный нытик, отдыхает на фоне моего бриза. Все мужчины, которые были до со мной... до тебя, а сейчас только — ты...

     Я очень люблю Миллера, и его Аппассионаты любви, желания и страсти вводят меня в коллапс. Он выразил всю суть вожделения одной только фразой — дикая ослица, вынюхивающая наслаждение.

     Мне добавить нечего, ведь этот секс принадлежит нам:

     — Я люблю тебя и хочу!

     Когда ты это говоришь, весь мир замирает и только полет фантазий начинает свой бег. Причем, они начинаются с меня, будто не на ком зациклиться. Твои глаза с туманной поволокой, неопределенного цвета, смотрящие вглубь моих планет, взрывают их. Твой ток желания, проскальзывающий синими искрами через тебя и меня, через всех тех, кто был здесь до нас и кто будет.

     И эти птицы, эта холодная весна и цветы, которые скромно прутся наружу, боясь черствости и серости.

     Ты говоришь мне, что любишь, а я не верю, ведь замечательно иметь « смокинг, хорошую сигару и жену, которая может играть на рояле». Приятно и успокаивает нервы. В антракте можно покурить и подышать свежим воздухом.

     Я всегда смотрю на твой рот, и мне хочется покрыть его своим. До того он заманчив, влажен и блестящ.

     Когда ты прикасаешься своими сильными руками к моей киске, ты не представляешь, как вкусно чувствовать себя испорченной женщиной, которой ты помогаешь расцвести.

     Я прекрасно понимаю, что бабу с такой роскошной жопой нельзя забыть, это как спать с памятником. Можно ее поставить в аллею славы между Элтоном Джоном и Солженициным.

     Твои метания по квартире, как в клетке дикого зверя, сигареты, руки, хуй стоящий колом в боксерках, наколки, вязь иррационального для непосвященных на плече, и пузико, томимое пивом и мной. Смотрю на это, и легкость поселяется во мне; — неужели я это заслужила? Неужели ты мой? Такой голый, несуразный, мечущийся от своей любви.

     И когда мы ебемся, когда я теку только от того, что ты вставил свой хуй в меня моментально, не требуя предварительных ласк? Хотя, минет для тебя много значит. Это такая преамбула, от которой ты был освобожден.

     Жизнь, а тут внезапно тебе обломилось и ты не можешь насытиться этим до сих пор, будто власть пришла к тебе немедленно и ты обнаружил себя депутатом, на шикарном мерине с двумя теликами, не прилагая никаких усилий, даже не раздавая подарков приворотным барышням, с упоение грызущих семечки у подъезда.

     Я могла бы сказать тебе многое, как я это делаю, обладая словом. Но, думаю, ты меня не отпустишь никогда. И вся эта херь, эта вечная сага любви убьет нас у гранитной плиты... Хотя, может сделать себе пластику и мальчики еще моложе?

     И если описать весь секс, то он изначален, как Моисей, разверзающий хляби.

     Ты стукнул своей палкой, и я отдалась. Все знают, что женщина, — это не море, это такая блядь, которая затягивает тебя в трясину и высасывает как ей угодно. Пузырчато, нараспашку и медленно, передавая свой вкус и завершающим аккордом-; я тут была.

     И пусть вы не знаете кто я и что я сделала, но идете и принимаете правила игры. Это ли не заклание, которое описано? Это ли не любовь?

     И мне пох, что я не описала еблю в задницу, мне пох на «ножки», мне пох на все, потому что я люблю!

     И главное, мужчины, чтобы вам нег оворили, какую бы невменозину вам не несли, знайте, что если она пишет и зво6ит, то любит.

     Ну, а про еблю в другом рассказе)))