Они смотрели на это яблоко без страха и упрека, и оно смотрело на них, ласково улыбаясь своими разными боками.

     Если бы я было мужчиной, думало яблоко, я бы завалил эту женщину на непорочную траву, и, не дожидаясь пока утихнут колебания ее павшего тела, нежно пробежал, раскачивая хвостиком, — сначала по пухлым губам, затем поколесил бы вокруг молочно пушистых холмов, рискуя свалиться в душистую пропасть подмышек, чтобы, лихо оторвавшись, катить затем смелым катигорошком, слегка постукивая крепкой палицей, этой нежной долиной с потухшим вулканом пупка прямо к заветным вратам царьградским — взять их рукопашным боем, затопив округу потом, кровью, сладким медом.

     Если бы я было женщиной, думало яблоко, я бы игриво прыгнула нежным котенком на эти знойные плечи, затем, слегка царапая, спустилась к заветному прекрасному торсу приникнуть к источнику истинного наслаждения...

     Державший яблоко крепко в руках гадливый урод лениво уронил его женщине на грудь — опа — она внезапным взмахом руки завладела сокровищем жизни. «Теперь мы будем жить вечно», — почему-то рассмеялась она, обкусывая его бока...

     Когда яблоко досталось мужчине, женщина уже восторженно млела, несмело поглаживая плечи своего...

     Теперь они стояли перед тем, кто прежде казался им гадливым уродом, тупо слушая краткую лекцию по половому воспитанию. Мужчина одной рукой слегка смущенно гладил ее попу, а другой — заинтересованно перебирал вертикальные губки. Она тоже была слегка смущена, — одной рукой она пыталась обхватить его торс, а другой — удержать его дружка, назначение которого ей только что открылось господином лектором.

     И начали они плодиться и размножаться. Да, а с прежнего места жительства их выгнали за неприличное поведение. Зато они стали сами добывать пропитание себе и своему растущему семейству, включая абрамчика...

     Афродита Пандемос