Эта история началась 4 года назад, в уездном городе N. Я учился тогда в выпускном классе, вовсю готовился к экзамену. Мотивации у меня было хоть отбавляй: 18 уже исполнилось, так что в случае провала могли с легкостью загрести в армию, а в случае успеха — мне светил Санкт-Петербург, город, в который я мечтал уехать с 12 лет. Гранит науки оказался мне сродни прянику — учился я на «отлично», доставляя тем самым немалое удовольствие своим родителям и своей школе, в которой «в кои то веки появился такой ученик». Словом, репутация у меня была приличная, да и с головой вроде все было в норме.

     Как выглядят 18-летние юноши, едва постигшее полное среднее образование? Вы можете рисовать любую картинку у себя в голове и не ошибетесь. Я был таким же, как все. Разве что чуть повыше ростом, габаритнее (спасибо хоккею) и с осанкой проблем никогда не было. Меня даже поддразнивали интеллигентом.

     Где-то в середине мая весь наш дружный 11А собрала на классный час наша учительница, в миру «класснуха». Звали ее Юлия Борисовна, лет ей было около 35. Невысокая фигуристая женщина, с первоклассницей-дочерью и солидным мужем — он работал в начальстве на местном заводе. Мы нередко удивлялись, как ей удалось отхватить такой ценный экземпляр, ибо нарочитой сексуальности или вульгарности, тем более уж какого-то вызова в ней не было. Предметом воздыханий она ни у кого не была, что, впрочем, не отменяло ее подтянутого зада, осиной талии и умеренной, но уверенной груди.

     Юлия Борисовна, по привычке оглянув класс прищуренным взглядом, начала:

     — 11А, вы понимаете, что у вас через 2 недели экзамены?

     Риторический вопрос. В конце концов, она преподавала русский и литературу. Все согласно хмыкнули.

     — А что ж вы обленились все? Неужто терпения не хватает доучиться, все нормально сдать и начать достойную взрослую жизнь?

     Запахло жареным. Говорила она так, только когда готовилась кого-то отчитывать.

     — Да понимаем, — сказала Женя Филиппова, местная зубрила — вы всех-то не ровняйте.

     — И не собираюсь, Женечка, — проговорила Юлия Борисовна — просто Дудин и Бураков этого, кажется, не понимают.

     Ну, с ними долгая история. С Дудиным и Бураковым у меня связаны не слишком хорошие воспоминания. Ходили разные слухи, почему этих двоих «балбесов и раздолбаев» взяли в 10 класс. Многие говорили, что за них проплатили. Другие утверждали, что они едва ли не угрожали директору. Но это, скорее, как говорил наш учитель физики, из ряда научной фантастики.

     Юлия Борисовна пропесочила их, те, как гориллы в клетки, поухали, покивали и продолжили играть в морской бой на последней парте. Она, картинно закатив глаза, продолжила:

     — Яна! Да ты, Малиновская ты, что удивляешься? Думаешь, что Ларионов все за тебя решит? Ошибаешься. Он вообще-то литературу сдает, а не химию, если ты не в курсе. Так что, моя дорогая, ограничь себя в удовольствиях, пожалуйста, посиди за учебниками!

     Яна — это моя соседка по парте, симпатичная брюнетка. А Ларионов — это я. Так уж вышло, что у нас с ней вышло к концу 11 класса нечто наподобие отношений. Под удовольствиями Борисовна, конечно, подразумевала наши прогулки, да постоянные походы в кино. Родителей Яны накануне экзаменов это не устраивало и те доложили на нас класснухе.

     Малиновская, чуть зардевшись, исподлобья посмотрела на нее, а затем окинула меня ласковым взглядом. Эх, красивая все же она! Какие губы, цвета вишни, какие идеальные прямые ноги, а ум, черт возьми, она была не глупа, очень даже. Отчасти это компенсировало ее небольшую грудь. Хотя я в те годы был целомудреннее пуритан, поэтому тогда меня это не волновало. Первая любовь — она не ищет изъяны...

     — А ты, кстати, Федя, (снова я) не забыл, что у тебя в 16.30 факультатив по литературе? Обязательно приди, еще порешаем...

     Дальше Борисовна нудно объясняла рутинные вещи. Девчонки навострили уши, когда заговорили о выпускном, парни — когда пришло время рассказывать о «прощальной» поездке на турбазу, а я все любовался на Яну. Наконец, пресытив мозги всех 20 человек организационной информацией, к нам в класс ворвался какой-то школяр, каких Дудин и Бураков называли «шкеты поганые».

     — Тютин, тебе чего?

     В дверь пролез семиклассник Тютин. С ним у меня связан целый каскад воспоминаний и эмоций. Во-первых, Тютин якшался с Дудиным и с кавказцами на нашем районе. Пил и курил с ними. В 13 лет. Маленький, юркий, дерзкий, но при этом с удивительно правильными чертами лица и светло-голубыми глазами. За партой сидит — так и не поймешь, троечник он или отличник. А как в спортивке на улицу выйдет так все, прощай очередная магнитола.

     Веселые были годы.

     А во-вторых,...

     — Да, я блин это... Класс потерял... Они того... улетели.

     Юлия Борисовна под всеобщий хохот класса искривила тонкие губы в саркастическую усмешку:

     — И куда же они улетели без такого орла?

     Тютин невозмутимо отвечал:

     — В Австрию, куда ж, блин, еще. Я это, пытался за шоссе самолета зацепиться...

     Что за чушь он несет? Тут уже филолог во мне не выдержал:

     — За что зацепиться?

     Тот зыркнул на меня своим быстрым недобрым взглядом и ответил:

     — Ну за колесо самолета!...

     Борисовна вышла из-за стола и подошла к Тютину, сказав, что может отвести его в его же 7-й класс.

     — Или он может здесь посидеть? — обратилась она к нам.

     Дудин и Бураков загоготали, некоторые парни тоже:

     — Давайте, ведите его сюда, он нормальный типок!

     Но подавляющее большинство закричало:

     — Нет, ведите его в класс, уведите, пожалуйста, он мешать будет, приставать, он...

     Вот здесь и настало время для моего «во-вторых». Он был сирота. Из детдома. Отсюда и такие нравы и мат через слово и прочие увлекательные истории с Дудиным и гопотой. При нашей школе детдома не было. Тогда только вводилось так называемое инклюзивное образование. Теперь он и подлобные ему бедняги были обязаны учиться не только в интернатах, но и в обычных средних школах.

     Церемонно закатив глаза, Юлия Борисовна вышла вместе с Тютиным из кабинета. В классе зашумели:

     — Че вы не дали ему остаться, сцуки, а? норм же паря...

     — Ага, — заговорила Маринка Попова, весьма приличная, надо сказать, девочка, — ты не помнишь, что сама Юлия Борисовна про него рассказывала? Он куртки обворовывал, а его брата старшего посадили за... за... ну в общем...

     — Изнасилование, — закончил я.

     Яна обняла мою руку и спросила:

     — Наверное, это все равно неправильно, что мы так выгоняем его? У него же никого нет... Он же из... детдома.

     — Понимаешь, Яна, — отвечал я — у меня есть пара знакомых с детдомов. Они действительно достойные ребята, хорошо учатся, занимаются спортом, я сам с таким в одной команде играл. Но такие, как он... Вот увидишь, он через три-четыре года уже учителей лапать начнет.

     Как-то нам та же Юлия Борисовна рассказала историю, как Тютин клеил девочек. Он бесцеремонно хватал их за ягодицы, грудь или, что реже, руку, подводил к себе и наглым образом целовал. «У нас все по-взрослому,» говорил он.

     Вскоре класснуха вернулась и своим пронзительным сопрано завела:

     — Я разочарована, 11А, выгнать бедного ребенка! Вы же и сами видите, какой он озлобленный, зачем давать лишний повод проявить свою негативную сторону. Всегда есть место милосердию.

     Я надолго запомнил эти слова...

     — Вы знаете, это сродни фашизму так воспринимать Тютина... то есть, Олега.

     Ну тут уж я взорвался:

     — А демократично, значит, пускать таких бесстыжих пошляков и проходимцев в класс?

     — Вы просто должны не обращать внимания, Федя, только и всего. Не расстраивай меня, будь гуманным.

     Вот так она всегда. «Не расстраивай!». Ей можно, а мне нет.

     Яна тихо прошептала мне: «Не связывайся с ней».

     Я и не стал.

     На том классный час закончился и все мы разбрелись по домам. А еще через месяц состоялся выпускной бал, на котором все обмывали прошедшие экзамены,...

 

      а Яна подарила мне настоящее волшебство в эту ночь. В небольшом парке, за школой, я прижал ее к дереву, с грехом пополам снял платье и получил то, чего добивался почти год. Ох, и бурная была ночь. А как она эротично постанывала, с какой томной страстью сплетались наши языки. Первый сексуальный опыт не забывается...

     Экзамены я сдал хорошо, да так, что по количеству баллов вполне мог претендовать на бюджетное место в питерском ВУЗе. Туда я и отправился. Отношения с Яной разбились вдребезги, та связалась с Дудиным, и к концу ее второго курса и его прихода из армии они, как говорил мне Мишка Синицын, мой старый друг, поженились.

     Ну а я стал тем, кем было назначено: журналистом.

     ***

     Прошло долгих четыре года. На дворе вновь стоял май. Я приехал в уездный город Nна майские праздники, к деду-ветерану, впервые за эти годы, а в промежуток между выходными в честь Дня Труда и Дня Победы я решил заглянуть в школу под конец второй смены.

     Вот она, четырех этажная П-образная красавица! Обожаю архитектурный проект своей бывшей школы. Я поднялся по ступенькам, прошел на первый этаж, поздоровался с охранником «вечным» дядей Васей, затем, перепрыгнув лестничный пролет, двинул на второй этаж, к учительской. Старые добрые тетки узнали меня, радушно встретили.

     — А где я могу найти Юлию Борисовну? — спросил я.

     — Она была в лаборантской, — последовал ответ.

     Таак, это на четвертом этаже. Сентиментальность, конечно, не в моем стиле, но какое-то почти радостное чувство овладело мной, и я быстрее прежнего понесся по лестнице. Вот я повернул налево, иду далее по коридору. Лаборантская находилась в самом конце продолговатого прохода между дверьми в классы и окнами, прямо перед поворотом налево, в туалет. Я замедлил шаг. Шестой урок только начался, в коридоре было пусто. Однако, приближаясь к лаборантской, я заслышал странные звуки в промежутке между дверью в туалет и лаборантской. Там камер не было, как сейчас помню, что там все списывали. Я затаился за углом. Выглянув, я увидел, шокировавшую меня картину.

     У стены в простенькой бежевой комбинации стояла Юлия Борисовна, прижатая... Тютиным? Его взяли в 11 класс? Быть не может! Как такое вообще может быть? Она и он... Морду ему мало набить! Хотя...

     Первой мысль была с праведным гневом расправиться с обидчиком учительницы и надавать ему таких хороших звездюлей, чтоб ходить не мог, но что-то меня остановило. Я присел, прислонившись к стене, как в фильмах про Бонда, чтобы меня не заметили и стал наблюдать.

     Подросший до роста Борисовны Тютин, мял ее юбку, гладил ноги, хаотично прикасался к губами к ее шее. Юлия Борисовна делала слабые попытки оттолкнуть его.

     — Олег, — шептала она — не здесь, не надо...

     Тот продолжал мацать ее за зад правой рукой, левую он запустил в ее волосы. В его штанах уже можно было разглядеть «парусину». Он плотно прижимал ее к стенке.

     — Олег... Это неправильно, это неправильно, так нельзя... — продолжала она, пытаясь, убрать его руки с себя. Тютин был в одной рубашке, выглядел спортивно, подтянуто, даже не скажешь, что он куряга и пьяница.

     Наконец, подал голос и он:

     — Но я так хочу тебя, так хочу, сильнее жизни...

     — Я замужем, отстань, Олег!!

     Она едва не закричала, но тот положил свой средний палец ей в рот, потом вытащил, а левой рукой стал мять сквозь бежевую ткань грудь моей бывшей класснухи.

     Их борьба продолжалась пару минут. Затем я смог увидеть ее строгое черное белье (чулок она не носила), а сама Борисовна уже просто закрывала глаза и лишь продолжала шептать:

     — Олежа, это неправильно,... не здесь Олежа...

     Вот как заговорили, «Олежа... «! Но Тютин все еще мял ее задницу, а губы теперь ласкали ее подбородок и щеки. Юлия Борисовна хотела еще раз отстраниться, задрала голову вверх, а вместе с тем свою левую ногу. Олег воспользовался этим и правой рукой водрузил ее себе на бедро. Юлия Борисовна даже приподнялась на цыпочках:

     — Что же ты делаешь, гад... Нельзя... нас могут увидеть...

     Я затаил дыхание еще сильнее. На моих глазах перли мою бывшую класснуху, а я был, словно парализован.

     Тютин выдохнул:

     — Пошли в лаборантскую, Юля...

     Каков нахал! Впрочем, он уже облапал ее, что еще можно сказать о наглости...

     Та сделала свою слабейшую попытку отойти от него, но Олег крепко держал ее ногу. В конце концов, она пошатнулась и навалилась прямо на него. Их губы слились, глаза Борисовны вновь закрылись.

     Так они стояли вечность. Под конец мне даже показалось, что она активно гладит его руками по спине и отвечает на его поцелуй. Вдруг Тютин оживился, прижал к себе Юлию Борисовну и потащил ее прямиком в открытую дверь лаборантской. Каким-то чудом они меня не заметили. Я занял позицию слева от двери и чуть приоткрыл ее, чтобы все видеть, но оставаться незамеченным.

     Новоиспеченные любовники со страстной яростью принялись сдирать друг с друга одежду. На пол полетела комбинация, рубашка, брюки, заколка, все это сопровождалось долгими страстными поцелуями. Тютин воскликнул тихо и хрипло:

     — Я люблю тебя!

     Юлия Борисовна лишь подставила ему свое приятное тело.

     Следующим полетели ливчик и трусы моей бывшей класснухи. Олег, также сняв с себя трусы, усадил Юлию Борисовну на стол и, не надевая презерватив, вошел прямо в нее. Та издала тяжелый вздох:

     — А... а... защита, — пролепетала она.

     — Все будет хорошо, — шепнул Тютин и занял ее губы поцелуем.

     Он медленно водил тазом около двух минут. Не спеша, размеренно. Юлия Борисовна обвивала его своими красивыми руками, глаза ее то закрывались, то впивались прямо в его. Однако Олег внезапно вышел из нее и, потянув за плечи, сказал:

     — На колени.

     Та, не мигая, смотрела ему в глаз и опускалась на колени. Я только сейчас заметил ее великолепную фигуру. Она практически идеальная! Тоненькая талия, красивая ровная грудь и плавный овал попы, до которого так и хотелось дотронуться. Юлия Борисовна открыла рот и приняла не очень внушительных размеров член Тютина.

     «Мой побольше будет» — вдруг осознал я.

     Она нежно обсасывала его, как нечто дорогое ценное. «И давно у них это?» подумалось мне. Она ласково гладила его черенок, вылизала яйца, а в конце Олег уже хищно и жестко насаживал ее «по самые гланды». Вскоре, видимо, Тютину надоела такая однообразная поза и он, смачно шлепнув Юлию Борисовну за округлую ягодицу, развернул к себе спиной, уложил на стол и начал трахать ее раком. Олег начал медленно, но затем темп его усиливался и стоны класснухи становились все более отчетливыми:

     — Да, да...

     — УУУх, — порыкивал Тютин.

     Мой член готов был выпрыгнуть из трусов. Сквозь джинсы я стал медленно поглаживать его, не опасаясь, что меня кто-то заметит, ибо камеры здесь уже ничего не видели, а примерные ученики сидели за партами и не слышали, как их учительницу пер нерадивый ученик.

     Руки Тютина блуждали по ее телу. Он мял ее сочные груди, зажимал и разжимал соски, доставляя Юлии необъяснимое удовольствие. Я не видел ее выражения лица, но заметил, что своей аппетитной попкой она уже стала подмахивать Олегу. Темп тот набрал уже существенный. Но через некоторое время он, грубо гладя ягодицу Юлии Борисовны, перевернул ее на спину. Она, так и не снявшая, туфель, обвила ногами его торс и ладонями пыталась дотянуться до его мощного пресса, что вызывало складки на ее небольшом животике. 40 лет ей все-таки...

     Олег продолжал яростно долбить мою бывшую класснуху. Его пах работал с неистовой скоростью. Легкие ахи и охи Юлии Борисовны переросли во вполне откровенные стоны, да так, что я даже испугался: не услышит ли их кто в классе? Время от времени Тютин накрывал ее поцеуями. Так продолжалось еще 20 минут. Боль перемешивалась с блаженством на лице учительницы. Я уже кончил в трусы, как возбужденный семиклассник. Начал даже переживать, что скоро грянет звонок и всю нашу контору спалят, но время еще было.

     Тютин, по шире раздвинув ноги Юлии Борисовне, наклонился к ней и что — то прошептал. Та, к моему испугу, почти крикнула «НЕТ», однако уже в следующее мгновения грубые руки Олега развернули женщину к нему спиной и Олег, прицелившись, вошел в ее жопу. Юлия Борисовна попыталась вывернуться, но ее усилия оказались напрасны. Олег зажал ей рукой рот и начал постепенно ебать ее в жопу. Когда училка попробовал куснуть его за ладонь он только сильнее сжал ей клитор и вошел максимально глубоко. Через считанные секунды отчаянной борьбы Юлия Борисовна обмякла и позволила делать с собой все, что угодно.

     «Каков наглец, думал я, и где это он только выведал про анальный секс... видимо, братишка то его уже вышел...»

     Сказать, что меня и бесила ситуация с Борисовной и Тютиным, значит, ничего не сказать. Но и возбуждало это меня тоже очень сильно. Я молча продолжал наблюдать, как Олег с бешеным ритмом колотит по анальному кольцу Юлию Борисовну. Я много чего испытал в тот момент: ненависть, похоть, злобу, желание, разочарование. Как так можно, чтобы опытная, сильная женщина отдалась какому-то шельмецу, негоднику, почти что бандиту? У нее ведь был состоятельный муж, дочь-подросток, а она отдается в учебное время этому Тютину? Что ж делать?...

     Я, ведомый неистовым животным инстинктом, с трудом достал из кармана джинсов телефон и сделал пару фото. Пригодятся, сказал я себе.

     К этому моменту стоны сквозь ладонь переросли в откровенный крик. Олег уже засаживал по самые яйца. Юлия Борисовна кончила первой. Внезапно убрав ладонь с ее рта, Тютин взялся рукой за волосы и с силой потянул на себя, прорычав:

     — Я люблю тебя, будь моей, я хочу тебя... Безумно...

     — И... и...

     — Доносилось в ответ.

     — Ч-что?

     — И... и... я тебя...

     Под эту реплику Тютин сделал последние рывки на грани первой космической скорости и не то крякнув, не то охнув излил свою сперму прямиком в анус Юлии Борисовны. И далее, когда я уже отчасти приходил в себя, произошло самое немыслимое. Она сама развернулась к Тютину, обняла того за шею смачно поцеловала его взасос, с языком.

     «Как она может, опешил я, целовать этого насильника, настоящего ублюдка, трахнувшего ее в жопу без стыда и совести!? Так страстно, с таким желанием, массируя его уменьшающийся член... « Акт совокупления казался в сравнении с этим чем-то несерьезным, почти нестоящим.

     В следующую секунду я осознал, что пора ретироваться, а то, чего доброго, заметят. Быстро спрятал телефон в карман и пошел в сторону туалета. Через пару минут раздался звонок, а сразу после него в туалет вошел одетый Тютин.

     Я не мог долго смотреть на его гладко выбритый бобрик, хищные синие глаза, худощавое тело, пусть и через рубашку. Сделав вид, что не узнал его, я отправился назад по коридору, опасаясь попасть на глаза Юлии Борисовне. Я намеревался пойти домой, все проанализировать и принять необходимое решение. Как вести себя дальше, как жить с этой историей? Отпиз*ить Тютина? У него полно дружков-гопарей, а не вернуться в Санкт-Петербург в конце четвертого курса не хотелось.

     Шаг за шагом, склонив голову, я выходил из стен школы. На все про все у меня оставалось пять дней.

     P. S. Всем спасибо за прочтение, желающие могут обратиться в ЛС за сотрудничеством и с вопросами о продолжении повести.