Ну, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец.

     Выудила с полки запыленную, исписанную почти каллиграфическим почерком училки русского языка, тетрадь с проволочным переплетом. Пролистала чуть пожелтевшие страницы. И... Третья история будет чем-то средним между первой и второй. Случилась она много лет назад. Но помнится до сих пор, как это ни странно.

     Тогда моя семья еще была полной, мелкий был еще совсем мелким, детсадовского возраста. Старший учился в средней школе. Мы как-то неожиданно решились выехать в деревню к их бабушке, моей свекрови. Я не любила эти выезды, так как не любила свекровь, да и дети ее не жаловали. Уж слишком она была правильной во всем, а на поверку это выходило совсем иначе. За 15 лет найти с ней общий язык я так и не сумела, мальчишки тоже предпочитали мою маму больше, чем ее. На что она дико обижалась...

     Почему мы поехали втроем, я уже не вспомню. Видимо, моему муженьку опять было недосуг (или не до суК), точнее, не до нас. Ехать недалеко — ночь на поезде. Заняли три полки в плацкарте. Малой мой, как обезьянка, излазил все верхние полки за час, пока доехали до следующей станции, он всегда любил это занятие, вечно норовил, куда повыше вскарабкаться. А в поезде он ехал первый раз. Обычно мы ездили в деревню на машине. Старший завалился на верхнюю полку и флегматично смотрел в окно.

     Я, как порядочная мамаша, сидела с книжкой в руках, одним глазом приглядывая за младшим. На столе бряками ложечками стаканы в жестяных подстаканниках. Я люблю поезда. До сих пор люблю. Этот размеренный стук колес, этот скрежет металла, скорость, не такая как у самолета, зато осязаемая, ощутимая, когда состав чуть кренится на поворотах, когда ощущаешь самое что ни на есть движение всем телом, да и душой тоже. Таких ощущений не дает машина.

     Засмотрелась в окно, а в голове вдруг всплыло стихотворение Кочеткова.

     «С любимыми не расставайтесь,

     С любимыми не расставайтесь,

     С любимыми не расставайтесь,

     Всей кровью прорастайте в них, —

     И каждый раз навек прощайтесь,

     И каждый раз навек прощайтесь,

     И каждый раз навек прощайтесь,

     Когда уходите на миг!»

     Пока созерцала внутренним зрением собственные ощущения, не сразу заметила, что вторая нижняя полка ознаменовалась новым постояльцем, точнее, попутчиком. Мое внимание привлекли голоса мальчишек, которые дружно здоровались с кем-то. Даже старший почему-то проявил интерес. А может, новый жилец его просто спросил о чем-то, а мой сын, правильно воспитанный, вежливо ответил.

     Вот сейчас, восстанавливая в памяти события, пытаюсь найти хоть какую-то зацепку на имя этого человека. А ничего, я его не помню. Зато я великолепно помню его внешность. Наверное, потому что он был полной противоположностью моего мужа. Невысокого роста, коренастый, явно моложе меня, но не намного. У него были какие-то интересные, живые глаза. Даже в полумраке уже вечернего плацкарта, они сияли почти кошачьим блеском. И он улыбался. Открыто, без ужимок, без заигрывания. Заметил, что я подняла глаза и, наконец, вынырнула из омута самосозерцания, сказал просто: «Привет, слушай, у моего сына сегодня день рождения, а я не успеваю, приеду только завтра утром, давай отметим со мной!»

     И ставит на стол бутылку коньяка. Мальчишкам достает шоколадку. Коньяк пьем из стаканов, молодой человек... (ай, назовем его Антон, должно же быть какое-то имя) рассказывает мне о своей жене, сыну его в тот день исполнилось три года, как он гордится им, гордится собой, вот только в командировке задержался, не успел на день рождения. Я рассказываю о своих пацанах. О них я могу говорить часами. Едем мы до одной станции, так что спешить нам некуда. Бутылочка постепенно пустеет, разговоры становятся фривольнее...

     Моих мальчишек укачал стук колес, они мирно сопят на своих верхних полках. Мы выходим в тамбур покурить. Вагон по большей части спит, за окном уже за полночь.

     — Лара, а знаешь, ты классная.

     — Да ладно, это коньяк в тебе говорит.

     — Нет, правда, классная!

     И подходит ко мне так совсем близко. А я знаю, что хочу его, знала еще тогда, когда он появился перед глазами. Но в поезде, в плацкарте? Как? Опираюсь спиной в стенку, чуть раздвигаю ноги и подаюсь вперед, навстречу руке, которая уже во всю шурудит по трусикам. Тогда для меня было странным летом не надевать под платье нижнее белье, это сейчас я проделываю этот фокус спокойно. А тогда я была примерной мамой, примерной женой. Конечно, замутненное коньяком сознание и выкуренная сигарета снимают тормоза, но чтобы вот так!

     Я чувствую, как давно отъехала в сторону полоска трусиков, и как пальцы Антона мягко ласкают ставшую уже мокрой дырочку между ног. Я прижимаюсь к нему сильнее и насаживаюсь на эти пальцы сама. А его рот жадно ловит мои губы. Дышим оба тяжело и неровно. Я уже готова развернуться лицом к стене, упереться руками и выставить попку, как скрежет открываемой двери тамбура прерывает нас на полуслове. Антон вжимает меня в стену, закрывая собой. Мимо пролетает человек в форменной одежде. И тут мы оба начинаем хохотать. Я аж присела на корточки от смеха. Вот ведь не раньше не позже надо было этому, блин, проводнику или кому там еще, пройтись вдоль поезда. Спал бы уже, бляха муха.

     Я поправляю трусики. Выкуриваем еще по одной сигарете. Все равно романтика уже испарилась, как и не было ее тут. Возвращаемся к себе. Проверила мальчишек, спят. Допиваем коньяк.

     — А вам куда, вообще, надо. Давай я довезу.

     — Так нам еще от города, в деревню.

     — В какую?

     — Знаешь Г... , это от КПП направо, недалеко от аэропорта.

     — Да, знаю, конечно. Утром сбегаю за машиной, у меня гараж рядом с вокзалом. И вас отвезу.

     — А как же твои? Ты же и так опоздал на день рождения?

     — Знаешь, два часа ничего не меняют.

     И мы ложимся спать... каждый на свою полку. Как думаете, сколько времени мы продержались? По моим ощущениям, минут семь с половиной. Я демонстративно сдвинулась к стенке, предварительно стянув трусики под простыней, а Антон быстренько скользнул ко мне за спину под нее же. Причем, я тут же ощутила расстегнутые джинсы и член, торчащий колом. Я поворочалась, пристраиваясь поудобнее, чтобы член нашел нужный вход. В мокрую щелку скользнуть нетрудно. Он обхватил меня руками, прижимаясь всем телом, и попробовал подвигаться. Напротив нас две боковые полки были не заняты. Это меня радовало. Но вот сверху заворочался мой старший. Это уже пугало. Замерли на минуту. Нет, все хорошо, вроде спит. И продолжили.

     Секс получился сумбурным, а точнее, скомканным. Да, кончили мы оба. Но подавленные внутри эмоции портили все ощущения. Зашкаливал лишь адреналин. Поезд прибывал на станцию чуть позже семи утра. Пару часов мы, кажется, вздремнули, но в поезде этого достаточно. Подняла мальчишек, сдали белье. Из вагона вышли все вчетвером. Антон показал место, где его ждать, и ушел. Прождали мы минут двадцать. Старший, со всем своим скептицизмом, уже тысячу раз повторил, да, не приедет он, пошли на автобус. Младший начал проявлять нетерпение иначе, дергая меня за руку, мама, ну уже поехали куда-нибудь. А я верила.

     Перед нами остановился микроавтобус. Из кабины вышел Антон. Сгреб младшего, подсалил в салон, подхватил сумку. Старший сказал — я сам. Я села на сиденье рядом с водителем. Но прежде чем меня туда запустить, он спросил: «Давай, завезем детей, а потом отъедем на полчасика?» — «Как ты себе это представляешь? Там же свекровь!» — «Придумай что-нибудь!» Всю дорогу я лихорадочно думала.

     Мы свалились как снег на голову, нас не ждали, сотовых телефонов тогда не было. Давать телеграмму в деревню глупо, не понять доставят ее или нет. В общем, я пошла в наступление с порога. Закинула детей, послушала охи-ахи и, сказав что-то невразумительно, добавив, что вернусь через полчаса, выскочила со двора на дорогу. Антон ждал.

     Уехали мы на озеро, известное, мы на него в каждый приезд купаться ходили. Он житель почти местный, знал все дороги. Раннее утро, никого нет. Наслаждайся! Но времени у нас все равно мало. Первым делом я опустилась на колени и заглотнула, наконец, его член. У меня странная фишка — первым делом я люблю пробовать мужчину на вкус, а потом уже позволять все остальное. В поезде такой возможности не представилось. Он был вкусный. Ну, размеры я еще ночью определила, поэтому знала, как подстроится.

     А вот выебал он меня интересно. Просто открыл пассажирскую дверь, упер руками в переднее сиденье и вставил сзади. Зато эмоций можно было не прятать, рычала я от души, и потому что поза для меня любимая, и потому что трахал он со страстью зверя. Единственное, что мне показалось странным — он реально был голодным в плане секса. Что это? Может быть, командировка? А может, жена не соответствует?

     Вернул меня к дому. Сказала, что пробуду здесь неделю, если что, милости просим. Но он не приехал. А я в глубине души ждала. Мальчишки остались у бабушки, забрать их должен был папа, а я через неделю ехала домой. Но ночь в обратном поезде выдалась скучной.

     А вот первый день в доме свекрови я проспала до вечера, так как колени дрожали, мысли отсутствовали, что является прямым последствием классного секса. Отговорилась тем, что в поезде не могла заснуть. Если свекровь что-то и заподозрила, то ничего не сказала. Ну и ладно.

     И почему я помню эту историю до сих пор? Может, потому что не было продолжения? Что осталась она в сердце, как недопетая песня, как оборванная на полуслове фраза. Иногда это тоже бывает стимулом. Для воспоминаний.

     Диана Тим Тарис