Он выскочил в подъезд абсолютно голым и бросился по лестнице на первый этаж, где находились почтовые ящики. На бегу его колбаса билась о замерзающие бёдра. Из щели ящика он вытянул газету, внутри которой пряталось ожидаемое письмо. В тот самый момент, когда он намеревался таким же метеором броситься наверх в свою нору, открылась дверь квартиры на площадке первого этажа. Из неё выглянула соседка Нюра.

      — Батюшки! Генка, что это у тебя? — воскликнула она, как-будто даже не удивившись тому, что я голый.

     Я не успел ответить, как она ухватилась рукой за мою колбасу и потянула в квартиру. С газетой в одной руке, и с колбасой в другой (но не моей) я от неожиданности не успел отреагировать, и был втянут в чужую квартиру.

     Нюрку, здоровенную аппетитную бабу лет 50-ти, я знал давно, но никогда не был в её квартире. Она жила с мужем, который был старше её лет на 16, и по всему видно, давно не мог затушить пожар в её пещере. А пожар всё разгорался и разгорался. И тут ей на глаза попался я со своей болтающейся колбасой.

     Захлопнув за нами дверь, прямо в прихожей Нюрка бухнулась на колени передо мной и губами ухватилась за край моей колбасы. Не успел я глазом моргнуть, как она заглотнула её добрую часть и принялась сосать. Колбаса моя принадлежит к сорту «выскочка», и от движений нюркиного языка и

     массажа губами она не преминула «выскочить» эдак сантиметров на 25.

     От такой нюркиной прыти у меня аж колени задрожали. Я не знал, куда девать газету с письмом, и, не долго мучаясь, бросил их на пол в сторону двери. Мысль не забыть бы письмо, когда буду уходить, была последней в моём отлетающем мозгу.

     Я наклонился и сквозь майку стал щупать Нюрку за груди. Ох, что это были за груди! Давно я заглядывался на них и не раз сдрочнул в своей спальне, представляя, как они раскачиваются, когда Нюрку ублажает муж, в собачьей позе. И надо ж, теперь они были в моём полном распоряжении!

     Я потянул Нюрку вверх, и она поднялась с колен. Но с моей колбасой не рассталась, сменив рот на ладошку. Зажав в тёплую ладонь треть колбасы, она потащила меня за собой. Видимо это была их с мужем спальня.

      — А где муж-то? — только и успел я спросить.

      — В поликлинику уехал, — быстро ответила она и толкнула меня навзничь на кровать, отпуская на секунду мою колбасу. В другую секунду она уже оседлала меня, и колбаса была пущена в дело, погрузившись в недра её пещеры.

      — Ух ты, — крякнула Нюрка, — как пробирает. Ну и колбасина у тебя! Порадуй же меня!

     Я не возражал. И против того, что у меня, действительно, колбасина, и против того, чтобы порадовать.

     Я радовал Нюрку, а она радовала меня. Волосы на наших лобках сплелись, казалось, навеки. Мне было мало двух рук, чтобы насладиться блаженством её полной, красивой груди, сосками и кружками вокруг них.

     Мы забыли обо всём: я — о письме, она — о муже, пока звонок в дверь не вернул нас в реальность.

     Продолжение следует.