Серёга Бахин вернулся домой измотанным и возбуждённым.

      — Давай... — коротко бросил с порога своей домашней любимице, и по третьему году законная супруга его, Линка Бахина, привычно раскрылась, не встав даже с кресла, как морская раковина — жемчугоносец.

     Искать перлы в розово-росистых недрах своей юной пери было некогда, и без всяких прелюдий Серёга совершенно по-хамски влез по самое не хочу к мягкой крошке в нутро своим вывернутым из мотни обалдуем.

      — Ой! — пискнула Линочка. — Прикольно как! Серенький, ты маньяк! Щёки её запунцовели под белокурыми кудряшками, ротик чуть приоткрылся, и вся Линочка стала, как обычно в такие минуты, чертовски привлекательна и божественно хороша. Серёга почувствовал, что пролонгированный секс этим вечером ему не грозит: до низвержения в распахнувшийся перед ним прекрасный Мальстрим оставалось не более двух-трёх его сосредоточенных пыхтений.

      — Вот бля! Ууфхх!... — Серому показалось, что в пучину к Линочке провалился не только взорвавшийся жидким счастьем хуй, но и весь он сам, с головой и подтяжками. — Нет, Ли-крошка... Я не маньяк... И даже не мудак какой-нибудь... Я простой гинеколог... любитель...

     На этом месте по сценарию было положено с минуту целоваться страстно и вежливо в губы, но Серёга Бахин, как посчитавший себя обделённым временем полового акта, решил хоть в финале уж взять своё и приник в жарком засосе к жадно ищущим его губкам нимфоманки-жены всерьёз и надолго...

     * * *

      — Драсьте!...

     На пороге кабинета стояло нечто юное в сайкоделически расписном топике и в набедренной повязке лениво косившей под юбку.

      — Это вы психогинеколог, да?

      — Здравствуйте! — Серёга сделал вид, что отвлёкся от бумаг на столе и поправил очки. — Не психо-, а парагинеколог: лечение женских сексуальных депрессий альтернативной научной методикой. Проходите, пожалуйста! Присаживайтесь.

      — Ага, точно-точно — депрессий! — существо взмахнуло ресницами, приближаясь, и извлекло то ли из болтавшейся на плече мини-сумочки, то ли прямо из-за своего джинсового пояса медицинскую карточку, ставшую на недолгое мгновенье хоть каким-то прикрытием бесстыже выпирающего голого пупка. — Я в газете про вас прочитала. Только там ещё было, что это... Про дефлорацию.

     Серёга невольно поморщился: эти гавнюки — Кирюха с Ничипором — всё-таки сдержали данное ему слово опубликовать в жёлтой прессе объявление с его координатами и от его имени за то, что он отказался плясать голым на столе на той пьяной их вечеринке, проиграв в покер им три желания. Всё дело было лишь в том, что на званом вечере присутствовала его школьная любовь Ритка Матина, приходившаяся сейчас женой обоим его корешам, а при ней Серёга даже материться по-приятельски вслух прекращал. К тому же танцор из него был, как из пизды кролик...

      — Фамилия? — Серый строго упёрся очками в карточку пациентки, где фамилия была прописана чёрным по белому: впечатление складывалось, что он решил проверить свою потенциальную клиентку на склероз и выяснить не забыла ли она, как её зовут.

      — Анечка, — с состоявшегося перепугу полуголая леди вздрогнула на стуле и перепутала имя с фамилией, впрочем тут же поспешно догнав: — Лотова.

     «На что жалуемся?», захотелось почему-то рявкнуть в назидание её перепугу Серёге, но он вовремя сообразил, что это уже будет окончательным идиотизмом.

      — Слушаю вас, Анечка Лотова, со всем вниманием, — он с трудом входил в необходимую профессиональную норму поведения исполненного заботы и терпения. — Что вас беспокоит?

      — Меня... — пациентка привычно замялась. — Деф... дефлорация...

      — Вы хотите лишиться плевы? — запросто помог Серый.

      — Да, очень! — метнулось навстречу ему восклицание полное выношенного внутреннего напряжения. — Это моя основная проблема!

      — Вам надоело обременять себя девственностью в ваши зрелые годы, и вы пришли к твёрдому убеждению, что безопасней всего попрощаться с ней будет в кабинете профессионального доктора?

      — Да... я пришла... — оживлённо кивнула головой эта несмышлёная прелесть и уронила на пол сумочку, не преминувшую рассыпаться тут же мириадой искрящихся бесполезностей.

      — Совершеннолетие-то хоть достигнуто? — вздохнул Серёга, следя через стол за сбором её драгоценностей.

      — Вы что, доктор! — из-под стола на него вскинулся возмущённо-прекрасный порыв коричневых глаз. — Мне двадцать один!

      — Посмотрим... — Серёга листнул медкарточку в обратном направлении. — Ну двадцать один, не двадцать один, а восемнадцать всё же исполнилось... неделю назад... Ну и то хорошо — письменного согласия родителей, во всяком случае, требовать мне с вас не прийдётся... Снимайте трусы!

      — Так вот сразу? — сумочка была собрана и заброшена за плечо. — Но я думала...

     =» «»

     Что она думала по поводу моего предложения, эта почти полностью разоблачённая барби сообщить не успела. Дверь открылась, и на пороге не стереть нарисовался Ничипор в своих издёрганных панк-манатках наспех сокрытых врачебным халатом.

      — Привет, приболевшие! — он с ходу плюхнулся на тахту для предосмотра, беспардонно «заценил» всю неприкрытость красот моей клиентки и достал из кармана халата... видеокамеру. — Ну чё, Серый, дашь кино поснимать у тебя? Обещал ведь...

     Большего кретинизма они с Кирюхой, видимо, выдумать не смогли! У меня вначале всё перехватило внутри, а потом я просто махнул рукой:

      — Снимай! Двести баксов... Вы, девушка, тоже снимайте, пожалуйста, ваши трусы, — обратился я к клиентке. — Или вы хотели мне объяснить, что стесняетесь докторов и всю жизнь ищете гинеколога лечащего по глазам?

      — Нет, но... — это, конечно, стоило видеть: гамма переживаний на лице кареокой Анечки Лотовой не вместилась бы в технические возможности ни одной видеокамеры. — Я не думала, что сегодня... Сразу... Я думала в первый день консультация сначала...

     Можно было бы, конечно, обломать Ничипору кайф — так, для прикола! Но возможно за идеей косвенно стояла Ритка, а она обязательно нажаловалась бы на меня моей Лике. Поэтому я сделал вид, что нахмурился.

      — Анечка Лотова! Вы находитесь на территории жесточайшего врачебного диктата! Попытались представить? Попробуйте делать то, что вам говорит доктор, и возможно у нас с вами что-то получится!

      — Но я... — лепет исторгался нежной девичьей груди совершенно растерянный. — Я же не... не подготовилась... вы понимаете...

     «Уупссс!!!», мелькнуло, наконец, в моей до того не сообразившей башке, «Девочка не подмыта. Какой жутко-обворожительный нюанс!»

     Вообще-то, в таких случаях, действительно, положено не просто отпускать оплошавшую по неопытности пациентку, а отсылать её в обязательном порядке с напутствием больше никогда не допускать в своей жизни подобной бестактности в отношении лечащего её медперсонала. Но вот доктор, говорят, я хороший, а как мужик ведь крезанутый на всю голову — мне в женщинах нравится столь многое, что порой выходит даже за рамки их собственных о себе представлений. Я сочувственно качнул головой:

      — Вполне понимаю... Снимайте трусы и на кресло. Простынка в шкафу.

      — Я думала у вас уголок для переодевания есть... Или ширма хотя бы... — она встала со стула и теперь стояла в центре кабинета, озираясь по сторонам под пристальным сопровождением сосредоточенно снимающего «кино» Ничипора. — Ой! Зачем вы снимаете! Вы что!! Доктор, я не буду лечиться у вас! Можно я пойду?

     По ходу ...

 она лишь только что обнаружила Ничипора — как всё-таки люди умеют тормозить при малейшем волнении!

      — Можно! — сказал я. — Но никуда вы не пойдёте. Это — такой же доктор, как и я («Правда, физико-математических наук»). В его компетенцию входит съёмка научно-образовательных видеоматериалов для студентов медицинской академии. Не обращайте внимания на его неиспорченное интеллектом лицо — просто это мой друг, и в моём кабинете он ведёт себя гораздо хуже, чем в своём собственном.

      — А как же «за двести баксов»?! — резонно ещё один раз распахнула глаза пациентка.

      — А за двести баксов это шутка такая. Внутрипартийная... — пояснил я. — Анечка, успокойтесь уже и снимайте смелей ваши трусики!

      — Да не ношу я их — ваши трусики! Пристали тоже... — она нервно вздёрнула ручками на поясе своей мини-юбки, и я только тут обнаружил, что это были, оказывается, мини-шорты: опознать их в многочисленных надрезах-лохмотьях было действительно проблематично.

     Шорты легли рядом с сумочкой на стул, а Анечка, наконец, взобралась на гинекологическое кресло. На лонжи её худые загорелые ножки укладывались как на раскалённый песок — в три попытки. Мне стало весело: борьба Анечки со своими внутренними устоями была похожа на стремление широко раздвинуть ноги, оставив их при этом плотно сомкнутыми!...

     =» «»

     Вопщето чего я хотела так это ебатца. Полноцено и не двусмыслено. Потому что драчить я уже не могла. Было стыдно перед родителями да и не удобно уже, я ведь выросла.

     А этих два чудака на букву «му» ничего не смогли мне поделать, полизали только один раз, вот и все. А я ведь можно сказать готова была полюбить на всю жизнь, хоть это и приятно когда лижут тебе только очень быстро все кончилось. Это было на берегу лунной реки в пионэрлагере. Димон обжёгся в костре как настоящий реппер и полез ко мне приставать уже ночью. А я пошла с ним на берег гулять и решила отдатца как женщина, потому что мне не хотелось ему бередить его свежие раны. Он залез на меня весь в бинтах и в трусах, стыдно, что ли было, ему, и с меня он тоже не снял приспустил только.

     Стал совать, а я ему говорю — Посмотри какая луна! Он хотел обернутца, но у него размаха шеи не хватило и хуй тоже не заходил, хоть мне и было уже как порядочной девушке больно немного от его всемогучего натиска. Я вскрикнула, как слышала один раз в порнофильме и у Димона сразу опал. Он полез в письку губами мне, потом пальцем, потом хотел мне потрогать дивичию грудь, но тут нас накрыла тень огромной луны. Дима отлетел от меня, как мой щенок, которого я отшвыриваю когда он кусается а не лижет меня. И тут я увидела как надо мною склонился физрук...

     Игорь был физрук молодой и очень накаченый. Все девочки «писались» когда он держал их на брусьях или за задницу на турнике. А он говорил им — Открой глаза твою мать упадёшь! А сейчас он стоял надо мной распростев надо мною объятия. — Ничего он сделать тебе не успел? — озабочено спросил меня Игорь-физрук и насильно взял меня на руки. Я закрыла глаза а он стал смотреть мне в промежность на мою развёрзнутую очень наверное к тому времени жаркую плоть.

     Фонарик зачемто достал, посветил потом как начал сосать! Я испугалась и вырвалась но не очень совсем а только трусы дальше съехали у него по локтям. И вдруг как понравилось, что я даже чуть не уснула. Он меня качал тихо на мощных руках и под низом живота становилось все больше тепло... Потом я всетаки вырвалась когда испытала первый в жизни совместный оргазм. И говорю — Я думала вы как врач, проверяете девственность мне, Игорь Орефьевич, но зачем же для этого нужно сосать??? А он мне отвечает — Просто я письки такой как у тебя не видел ни разу! По моей личной классификации это княгинина розочка.

     Ну тогда ладно думаю, но ему всеравно серьезно и строго сказала, что никому не скажу про его «педагогический подвиг». Вопщем ничего толком сделать они, как мужчина, со мной не смогли и заподозрила что окончу жизнь страрой девой. Поэтому когда в газете я прочитала «Псих. — гинеколог — лечение нервных депрессий и дефлорация» то подумала сразу, что это, то что, мне нужно. Хоть до этого я о такой профессии ничего не слышала и не подозревала.

     Но я подумать и не могла что там прикажут снимать мне трусы в тот же день при первом знакомстве! А когда я увидела, что меня, снимают на видео так я чуть не мочеиспустилась в канал сквозь трусы! Правда я трусы не ношу летом — в нашей среде это не принято...

     =» «»

     И у Серёги Бахина встал. Он бесшумно потянул ноздрями арома-амбре распахнутой перед ним девичьей прелести, и конфуз скрытый плотной тканью штанов и медицинским халатом не замедлил сказаться. «Ну почему у остальных гинекологов гениталии не реагируют сексуально на пациенток, а у меня как всегда?», вздохнул про себя Серёга. Несколько облегчило его муки напоминание мозга о том, что «остальные гинекологи» их консультации все без исключения — женщины.

     Но вдобавок к неожиданным прелестям у малоформатной красавицы оказался совершенно умопомрачительный баш — густые чёрные волосы вздымались примятыми девственно-пышными зарослями над лобком, спускаясь в два кудрявых потока до самого колечка задницы — и Серёге показалось, что у него расходится молния на мотне. «Как ещё в этих усечённых шортах умудряется ходить? Рискует же засветиться на первом же эскалаторе...», думал Серый, сжав свои побелевшие губы, чтоб не пыхтеть за работой, и раздвигая гинекологическим зеркалом преддверия Анечки.

      — Видите, доктор — это моя основная проблема! — почему-то решила принять участие в своём обследовании Анечка Лотова. — Такая твёрдая, что половой орган не входит!

      — А пробовала? — Серёга поневоле вскинул исполненный иронии взгляд поверх очков.

      — Да вы что, доктор! — даже испугалась, кажется, пациентка попытки заподозрить её в сексуальной неопытности. — Я с пятнадцати лет или четырнадцати даже ебуся! И с грузином, и с инопланетяном, и в зад! У меня братик знаете какой? На два года младше всего, но маньяком маньяк! Один раз так драчил на меня, что я только немного позволила иму, а он меня чуть не отымел. Так бы и дефолировал бы меня, если бы я была нормальною девушкой, а не пуленепробиваемой целкой!

      — Чего? — Ничипор-бродяга временем тем воспрял: подтянулся со своей цифровой ерундой в полный рост почти к самой пизде и норовил при малейшем удобном случае оказаться не снаружи, а где-то внутри женского полового органа; влагалище Анечки пугливо лишь вздрагивало, когда объектив с подмаргивающей подсветкой оказывался в непосредственной близости, щекотно касаясь прохладой металлического ободка объектива её нежно-розовых губок.

      — Перегородка из уплотнившейся ткани фиброзного типа, вот «чего», — Серёга сомкнул Анечкины губки перед самой видеокамерой и стал задумчиво поправлять резиновые напалечники гинекоперчаток. — Редкий, особенно в столь юном возрасте, случай, но по всей видимости, Анечка Лотова, нам с тобой придётся прибегнуть к оперативному вмешатель...

      — Ай! — восклицание рванувшееся из юной груди прервало Серёгу на полуслове и заставило даже слегка отшатнуться: «Вот дура!... «.

      — Ты что — сумасшедшая? Что ты орёшь? Я же тебе не потрахаться предлагаю, а сообщаю лишь выявленный факт: маловероятно, что современная медицина знает иной способ дефлорировать тебя — необходим даже не просто надрез, а полное удаление плевы, поскольку остатки могут доставлять тебе и партнёру неприятные ощущения во время вероятных в будущем половых актов.

      — Я не люблю вероятных — мне невероятные нравятся! — с ходу отреагировала клиентка и пояснила жалобно: — Я боюсь очень!... Это же, правда, больно-пребольно?

      — Нет,...  щекотно и всё! — Серёга отошёл к приборному столику и принялся готовить инструменты. — Наркоз в регистратуре оплачивали?

      — Н... нет... — лицо Анечки даже побелело слегка перед камерой.

      — Профессиональная шутка! Следующий раз не ловись... — Серый снял перчатки и принялся тщательно мыть руки. — Ничипор, студентам факультета гинекологии не обязательно знакомиться с орально-ланитными качествами объекта! Вымой руки и надень перчатки — мне понадобится ассистент.

     Через три минуты в кабинете было слышно лишь взволнованное дыхание Анечки. Серёга обволакивал её смуглые ножки в белые операционные пелёнки, Ничипор делал вид, что разбирается в лежащих рядом хирургических инструментах, а оставленная на столе видеокамера продолжала снимать общий Анечкин план.

      — Доктор, как вас зовут? — несчастная Анечка смотрелась окончательно жалобно.

      — Сергей Афанасьевич!

      — Сергей Афанасьевич... Серёженька... Вы же мне дадите по правде наркоз, а? А то я кричать буду ведь очень... Хотите покажу как?

     Серёга вздохнул вслух.

      — Ну зачем ты будешь кричать? Ты же у стоматолога не орёшь?!

      — Нет. Но я всегда ему говорю, что если будет больно — то я укушу!

     Серый с сомнением покосился на раздвинутую в салфетках пизду:

      — В данном случае, мне кажется, всё-таки нечем... Успокойся, Анечка. Эфира тебе, конечно, не перепадёт, не мечтай, но местный наркоз входит в мои служебные и нравственные обязанности. К тому же фиброзные уплотнения бедны нервными окончаниями, мучений не много. Больно будет только один укол — попробуй уж перетерпеть, ладно?

      — Ага...

      — Ничипор, зеркало и ланцет!

      — Пожалуйста! — друг с готовностью протянул скальпель и зажим.

     «Идиот!», полувслух буркнул Серёга и сам взял необходимое. Ничипор обиделся и ушёл от него к пациентке. Он погладил Анечку по голове и произнёс с прямолинейной душевностью: «Потерпи, Сергей Афанасьевич лучший псих-гинеколог всей области...»

      — Ничипор, как вас зовут? — Анечка с трепетом верхних, нижних, больших и малых губок своих смотрела на готовящегося сделать ей укол «Сергей Афанасьевича».

      — Николай Гаврилович! — отреагировал смирно Ничипор и полез к ничего кроме доктора не замечающей пациентке в отворот её миниатюрного топика.

      — Николай Гаврилович, что же мне делать!? — неожиданно обнаружила невесть откуда взявшееся своё знакомство с классиком Анечка и вскрикнула: — Ай!! — укол всё же был, оказывается, необходим.

      — Ничего-ничего!... — утешил, как мог, её тёзка раннего Чернышевского, со всей мягкой косолапою нежностью сжимая маленький шарик груди в своей лапе. — Тебе как раз ничего делать не нужно — пусть Серёга сам там пыхтит, а ты релаксни и расслабься по максимуму. Не заметишь, как всё и закончится!...

     Он нащупал крошечный выступ соска и, приподняв над ним палец, стал ласково тискать навершие мягкой подушечкой. Сосок стал нарастать, эрегируя.

      — Ой, всё заморозилось, кажется! — Анечка, наконец, похоже, вырвалась из цепких объятий страха и чуть ожила. — Доктор, Сергей Афанасьевич, я не чувствую письки! Что скажет любимая мамочка — куда мне ебаться всю жизнь?

      — Анечка, закрой рот до конца операции, ты мне мешаешь! — Серёга не любил издевательств над своею профессией: каждую операцию он переносил так, будто она совершалась на его собственном теле, и радовало сейчас его лишь одно — угомонившийся напрочь на время «стояк». Впрочем, сегодня действительно, похоже, везло. Фиброз плевы оказался настолько развитым, что даже крови почти не было. Серый без осложнений завершил операцию, сменил салфетки, вымыл руки и вновь вернулся к распахнутым створкам.

      — Необходимо полежать пятнадцать-двадцать минут. Мне нужно пронаблюдать выход из анастезии.

     Он придвинул одно из посетительских кресел чуть ближе, устроился в нём вполоборота к разверстой клиентке, взял свежий номер газеты со стола и с наслаждением, наконец, закурил.

      — А поцеловать!?! — тут же очнулась была притихшая под уже обеими забравшимися ей в топик лохматыми руками Ничипора Анечка и продолжила валять дурака: — Можно сказать, основное событие в моей юной жизни произошло! Лишили девственности и газету читать...

      — Ничипора попроси! — Серёга из всех новостей спорта узнал пока лишь то, что у него заново оттопыриваются всё сильнее штаны при каждом косом взгляде на волосато-розовый широко распахнутый «рот» пациентки. — Ничипор, будь другом, обеспечь там клиентке заботу и ласку!

      — Без проблем! — с готовностью откликнулся Ничипор и полез целоваться к экс-девственнице.

     Анечка замотала головой под озонированной одеколоном опушкой его двухнедельной небритости.

      — Ай, Сергей Афанасьевич, он кусается! Щекотно же знаете как!

      — Не знаю, я с ним целоваться не пробовал. Всё! Замерли! Анечка, успокой свой животик, не дёргайся! — Серый отложил газету и мундштук, придвинулся прямо со стулом и легко прикоснулся пальцами обеих рук к раздвинутым вздутым губкам. — Так не больно?

     Он слегка стиснул губки в пальцах, чуть пошире развёл и стал мягко массировать нежную олохмаченную плоть.

      — Нет.

     Он раздвинул ещё чуть сильней, любуясь пугливо поджатым пониже колечком сфинктера ануса, прячущегося в кучерявых завитках тонкой шёрстки. Пальцы его всё оживлённей пробегали снизу вверх и обратно по набухающим на глазах створкам.

      — А так?

      — Н... нет.

     Он развернул пизду так, что из-под розовой кожицы наверху вылез острый бледно-розовый клитор, а на анусе расступились кудряшки.

      — Так? — два указательных пальца его поджали обрамление клитора и толкнулись чуть вверх.

      — А так вообще приятно! Ой... как хорошо...

     Анечка мечтательно прикрыла глаза.

     Через минуту Серёга гонял ей клитор вовсю, зажав его между средним и указательным пальцами левой руки. Правой он гладил Анечку по пристёгнутой к лонже ноге от лодыжки вниз до маленькой булочки. Анечку стало слегка прогибать в спине на гинекологическом кресле, дыхание стало непроизвольно задерживаться, а рядом с впадинкою пупка засеребрились крохотные росинки пота. Чтоб она не сильно дёргалась, рискуя сверзнуться с кресла, Ничипор удерживал её за подмышки, когда Серый положил свой язык в горячее устье и захватил верхней губой нервно-пахнущий клитор.

     «Княгинина розочка» оказалась столь явной сяповкой с тонкой лобковой косточкой, что его язык завернулся до самой шершавости области-G. Анечка вспискнула, и дыхание её перешло в один тихо подвывающий перекатами стон. По большим пальцам растягивающих задницу рук Серёги скатилось несколько горячих капелек. Он пропустил указательный палец в протекающее преддверие, чуть смочил его и медленно вставил на всю длину в податливо-жаркую попку. «Оу-в... о-о-о... оой!...», задёргалась Анечка всем своим маленьким тельцем и так сильно забилась пиздой, что Серёгино лицо отлетело на добрых полметра. От вида кончающей пациентки у него самого всё чуть не взорвалось в штанах...

     Когда Анечка Лотова возвернулась на землю, перед носом её раскачивался напряжённый «болт» охламона Ничипора. С минуту Анечка смотрела на вздувшийся фиолетовый шар его залупы, как на привидение непонятно с какой планеты.

      — Хуй сосать будем или глазки строить? — осведомился Ничипор, тыкаясь ей оголённой головкой в нежные алые губки.

     Анечка дурашливо хикнула и заморгала глазами:

      — Вы что, Николай Гаврилович, я не умею же! Я так не могу!

      — Зови меня ... 

     просто Ники, маленькая глупышка... — Ничипор тяжело вздохнул. — Ну ладно, на нет суда нет! Учись пока где-нибудь... Серый, а может мы ей всё-таки вдуем по разу, а? У меня с собой как раз лабораторные образцы по фармакологии! Оттестировали бы...

      — Какие ещё образцы? — дело было сделано, и Серёга уже, чувствуя возвращение к нему чувства юмора, отстёгивал ремешки лонжей, любуясь розово-смуглыми пятками Анечки.

      — Да вот... — Ничипор добыл из внутреннего ближайшего к сердцу кармана какую-то гламурную мыльницу и бережно извлёк из неё на свет «образец»: вакуумированный в плёнку розовый презерватив со столь чудовищными резиновыми рогами-напайками, что внешний вид его напоминал то ли противотанкового ежа, то ли морскую мину.

      — С двух попыток из трёх отгадаю, на что надеваются эти твои образцы при проведении «лабораторных исследований»! — ясно улыбнулся ему в глаза Серёга.

      — Ну не на палец же! — вполне согласился Ничипор и обернулся к Анечке: — Ань, ты как?

     Анечка, поджимая к животику, разминала чуть затёкшие навесу ноги. Ей, кажется, было действительно похер.

      — Через неделю, как минимум! — Серёга почувствовал, что хоть в чём-то он просто обязан обломать обнаглевшего в доску Ничипора. — Вам, Анечка, ровно на семь дней запрещаются любые формы вагинально-половых контактов. В пятницу придёте ко мне на обследование.

     Ничипор делано осердился, сложил гандоны на место и демонстративно взялся за вздыбленный хуй.

      — Но «лётчик — хочит — кончить!», — продекламировал ценитель отечественного панка и направился к раковине умывальника дрочить.

      — Одевайтесь! — Серёга не выдержал и сжал стоящую перед ним в ожидании голую Анечку за поджатую булочку.

     Анечка зажала между ножек выданный ей тампон-прокладку и натянула свои мини-шортики. Сунув лапки в расшнурованные кеды, она прошлёпала к содрогающемуся в ожесточённой мастурбации над умывальником Ничипору.

      — Хорошо, да, Николай Гаврилович? — она с интересом заглянула в его перекашивающееся постепенно лицо.

      — Пиздец, как хорошо! — согласился «Николай Гаврилович». — Ань, подёргай за яйца, а?

     Анечка неожиданно смело взялась за мошонку кулачком и потянула вниз. Ничипор охнул и содрогнулся всем телом — в кафельный пристенок над раковиной ударила в несколько млечных сгустков струя...

      — Серый, вам спермодоноры не нужны часом? Я бы пошёл на полставки... — стряхивая последние капли в рукомойник, поинтересовался Ничипор.

      — Ты бы, Ничипор, лучше на хуй пошёл, а? — добрым советом лишь отреагировал Серёга на его интерес. — Устроили с Кирюхой тут клоунаду из заведения для прекрасного пола!

      — Эт всё Ританька... — спокойно, как всегда, подставил вместо себя под выдвинутое обвинение «прекрасный пол» Ничипор, — ... говорит «Сними нам кино про Серёгу, сними нам кино про Серёгу... «. Вот я и...

      — Ничипор!... — протягивая из-за стола медкарточку Анечке, строго предупредил его Серый взглядом — малейшие посягательства на честь своей школьной любви он предпочитал пресекать в корне.

      — Сергей Афанасьевич! — встряла Анечка, дошнуровав свои кеды и вынимая из протянутой ей руки карточку, — А вы всем пациенткам зализываете?

      — Нет, только особенно одарённым! — Серёга почувствовал готовность рассмеяться внутри. — Вы, кстати, Анечка, можете уже быть свободны до пятницы, досвиданья!

      — Да? — Анечка Лотова почесала голый пупок и поддёрнула на плечо свою сумочку. — До свиданья тогда... До свиданья, Ничипор! До свиданья, доктор!

      — Погоди! — Ничипор приостановил её у дверей и сунул Анечке в разрез сумки свою визитку: «Вечером заходи...»

     «Ники, мне доктор не разрешает...», в тон ему полушёпотом сообщила Анечка в подставленное ухо.

     «Эт ничего!... Дяди Серёжи не будет, и нам никто не будет мешать, аккуратно попробуем...»

      — Я вам попробую! — Серёга вскинул блеснувшие очки над заполняемым журналом посещений и вынужденно потянулся под стол рукой — срочно сжать вновь изо всех сил дующийся в штанах хуй. — А то ещё постельный режим пропишу! Не раньше, чем через неделю!

      — Вы что, Сергей Афанасьевич, я неделю не выдержу! Я Ничипора уже очень сильно люблю! — сообщила Анечка Лотова и скривила обиженно губки: — Пропишите мне постельный режим вместе с Ничипором!...

     * * *

     «Работа такая, Лин, сама понимаешь...», объяснялся с женой Серёга Бахин в постели по вечеру, «Люди как люди, а я вот тебя три раза выебал уже и ещё хочется! Пизда эта крошка припёрлась сегодня — Анечка Лотова называется... Да Ничипора ещё нанесло... В общем до дома еле донёс. У неё баш выше крыши и створки надутые... Давай по четвёртому, а?»

      — «Скотина ты, Серж!», Линка Бахина страстно куснула его за плечо, «Не мог сфоткать — сейчас бы позырили! Полезли в качели?»

     «Там фоткать не требовалось — там видеорепортёр свой старательный очень нашёлся! Завтра с утра позвоню, стребую диск у Ничипора побыстрей, а то вечно неделю провозится, кружок «умелые руки»... Удобно? Хорошо пристегнулась уже? Ну ага, полетели!...»

     Возможное продолжение и развитие произведения на сайте «Ластонька» — http: //lastonka. narod. ru)

     e-mail автора: [email protected]