Экзекуция
Взгляд снизу.
Энди исполнилось 17 лет, он окончил школу, и в конце июня приехал к тёте Клаве в другой город, намереваясь поступить в институт. Дом родственницы находился в квартале частных строений, в районе оврагов. Ранее Энди никогда не приходилось бывать здесь, хотя он знал тётю чуть ли не с младенчества. Она часто приезжала к племяннику, добродушная, здоровенная бабища.
Майкл, восемнадцатилетний юноша, стоял перед тремя взрослыми абсолютно голый. Он не особенно смущался, так как сие обстоятельство не выходило за рамки обычного порядка вещей. По достижении данного возраста все особи мужского пола этой местности проходили инициацию — обряд посвящения в воины. Они расставались с детством и становились мужчинами путём жестоких испытаний. Не выдержавшие — погибали. Отец тренировал Майкла постоянно с самого нежного возраста. Изнурительные физические упражнения, изматывающие пробежки и подводные заплывы, обливания холодной водой даже в снежное время. И ещё — порки. Они проходили в последний день недели. Отец выводил голого сына во двор, подвешивал за ноги к турнику и стегал его длинной серебристой цепочкой по всему телу, щадя только голову и половые органы. С каждым полугодием количество ударов увеличивалось. И дело вовсе не в провинностях — просто необходимость приучения к боли вынуждала применять столь крутые меры. Майкла привыкли видеть всегда исполосованным красными отметинами. Впрочем, подобное получило распространение по всей территории государства. Только так, приучив к физическим нагрузкам и терпению, можно было надеяться на благополучное прохождение обряда.
Их было трое. Они сидели в комнате и пили пиво. А она лежала раздетая в холодной ванне уже около часа с тряпкой во рту. Все конечности онемели. Ноги были прочно связаны вместе и руки тоже, веревка обвивала ее грудь, живот, проходила между ног и связывала ноги и руки вместе. Они оставили ее здесь подумать над тем, что она сделала. Ну настукачила, и что? Ей ничуть не жаль. Жаль, что они поймали ее. Как можно было быть такой самоуверенной? После двух дней после случившегося пойти по городу, когда уже далеко за полночь, одной? Она знала, что они ее поймают. Но она была слишком горда, чтобы прятаться от них. И вот, нарвалась...
Я долго думал, с чего начать бесхитростную историю о моей Долли. Но, поскольку Долли моя рабыня, моя собственность, начну с того, что представлюсь сам. Господа, я мразь. Говорю это без тени садомазохистского самолюбования, просто хочу сказать, что в этой истории решил быть откровенен до конца. Это история о моей девочке, и я играю в ней не лучшую роль. Вам бы и в голову не пришло, столкнись мы по работе, на банкете или, скажем, на презентации, даже подумать обо мне так. Если вы женщина, я завлек бы вас обаянием галантной нахальности. Если вы мужчина, вы бы назвали меня «дружище» после какого-нибудь разговора по душам. Все дело в том, что я «свой» в любой компании; тот, кого, поговорив всего каких-нибудь полчаса, дружески хлопаешь по плечу, увидев всего-то в первый раз. Это потому, что я, как и большинство из вас, ношу маску.
Это абсолютно реальная история была описана мне молоденькой девушкой, которая попала в рабство к своим работадателям. Но в итоге она получила то, о чем давно мечтала...
Несмотря на то, что законы гарема запрещали бить невольниц по подошвам, Ситт-Ханум приказала связать Эсму и приготовить к этому наказанию. Как смела она, презренная рабыня, в чьи обязанности входило услаждать султана танцами живота, принять участие в интригах против нее, неоспоримой фаворитки Сераля? Эсма была поймана доверенным евнухом Ситт-Ханум, Аюбом, с письмом к ее давней сопернице, возглавлявшей «материнскую партию» гарема, Айхан-Ханум. Эсма сумела перехитрить этого болвана Аюба, и съела письмо до того, как оно было прочитано. Доставленная пред очи Ситт-Ханум и допрошенная, она нагло отрицала свое причастие к готовящемуся заговору и наотрез отказалась говорить, что было написано в уничтоженном письме. Ситт-Ханум очень была взбешена, виданное ли дело: мало того, что эта девка схвачена с поличным, она еще и нагло врет ей в глаза. Нет, решительно настало время показать раз и навсегда кто истинная хозяйка гарема, иначе они тут совсем от рук отобьются.
И вот наконец эта гордячка поняла кто в доме хозяин на мой вопрос или готова она слушаться и выполнять мои требования она мыча сквозь кляп послушно кивает головой. Но в кружке клизмы ещё осталось пол литра воды и я открываю кран. Гримаса боли и мучения исказило это такое милое и недоступное обычно лицо. Она стала часто-часто дышать и я сжалившись над ней вытащил ей кляп но ох уж эти женщины вместо благодарности я услышал её дикий крик (неблагодарная) так возвращаем кляп на место и (повертьте я не сторонник напрасной жестокости но в целях воспитания...) резкий удар носком туфли в промежность надолго заставит её не совершать опрометчивых поступков. Еёкрасиво стриженная киска которой она так наверное гордиться в миг опухла и покраснела заставив на мнгновение даже забыть о боли в животе, ничего, то-ли ещё будет. Ну вот вся вода внутри и можно опоражняться но... я ей обьяснил что её поступок должен быть наказан и поэтому опоражняться она будет не здесь на месте, а подниметься и пройдет в туалет. Тут я должен отступить от рассказа, тот кто испытал на себе все прелести клизмы не нуждаеться в пояснениях а всем остальным я настоятельно советую это на себе испытать (не в таких обьёмах конечно) потому как сложно обьяснить всю гамму и глубину ощущений но я попробую.
Еще вчера я решила стать вещью своего Господина. Я должна во всем ему подчиняться. И утром он придет. Я не могла уснуть всю ночь. Рука постоянно находила клитор и теребила его. В голове стояли слова Господина.