Сон в летнюю ночь
Смешно сидеть за компьютером и долбить по клавишам, набирая всякого рода чушь. Еще смешнее натянуть перед этим белые носки, и сидеть за компьютером в трусах и носках. Но куда более всего смешно то, что рядом лежит женщина: Девушка: Девочка: Настойчивое желание писать приходит внезапно. Это своего рода молния, которая мелькает в разрезе моего безумия. Когда ЭТО приходит, я не могу остановиться, оно заставляет меня поднимать мою толстую ленивую задницу с дивана и идти к клавиатуре, напоминая зомби из второсортного американского фильма ужасов.
Но, впрочем, я сел не затем, чтобы объяснять мой порыв. Я сел творить.
И кто сегодня я?
Этот вопрос я твержу день за днем, и каждый день о себе я узнаю что-то новенькое. Но нельзя зацикливаться только на себе. Вокруг нас миллионы людей, у которых своя судьба, свои мысли. Как бы мне хотелось узнать мысли всех этих миллионов. Может быть, мне грозило бы это очередной потерей большей части моего рассудка, но это того стоит. Она негромко посапывает. Хотя нет, — по моему, прислушивается к стуку клавиатуры. Во всяком случае, мерного дыхания спящего не слышно.
Я хотел ее... Полюбить? Трахнуть? Заняться сексом? Выебать? Какое слово не возьмешь — оно подходит. Пожалуй только за исключением «полюбить». По-моему, заняться любовью могут лишь влюбленные, а остальные имеют лишь дикий животный секс. Я сам такой же и ничем не отличаюсь от прочих.
Итак, я хотел ее. Правильнее будет... я Хотел ее. Вот так и будем говорить. Когда я увидел ее тонкое тело, очаровательное личико, у меня раздалось «Дзинь», и всякого рода члены тела отрапортовали о своей готовности. А теперь меня тянет блевать. У меня в голове мигом сложился План. Пригласить — напоить — прочее: Все как обычно. Кстати подвернувшийся Друг помог с местом и выпивкой. Да и девушек было двое. Поначалу танцы, музыка. Затем, фильмы: Легкие поцелуи, перегар изо рта. А я жадно рвался, чтобы пощупать это тело. Чтобы одеть его наКонец и испытать облегчение. А теперь меня тянет блевать. Когда Друг ушел с другой девушкой в соседнюю комнату — это был сигнал к немедленному наступлению, но Она дала неожиданный отпор, оставив на мою долю кучу сомнений и недопонимания. После моей настойчивости, она еще более заупрямилась и, развернувшись лицом к окну, уснула.
Я не оставил внимания сей факт и продолжил свои ласки. Она проснулась и опять остановила их. Затем, снова уснула. И тут меня озарило одно из тех откровений, которые настигают меня очень часто и в самых неподходящих местах. Я вдруг увидел не ее, а ангела, который лежал передо мною. Просто внешность этого ангела была человеческой. Я подумал о той инстинктивной борьбе за обладание женским телом, которое испокон веков ведет мужской род, и мне стало противно. Я вдруг понял, что все те, которые отрицают учение Дарвина, должны сначала взглянуть на те ужимки, гримасы, на тот словесный выпендреж и прочую канитель, которую представители рода человеческого изображают при виде особей женского пола. Я помню одну собаку из моего детства. Это был здоровенный кабель, и главной его особенностью было то, что при виде любой сучки он начинал очень смешно двигать тазом, будто свершая половой акт. Мы не могли тогда на него смотреть без смеха. А теперь я сам мало, чем отличаюсь от него.
Это новая грань безумия. Я хотел бы отречься от тех оков, которыми связывают нас животные инстинкты. Неужели я должен вилять хвостом и двигать в угоду инстинкта продолжения рода? В этом случае я должен признать, что я всего лишь собака Павлова, которая повинуется импульсам и отречься от гордого звания Человека. Это было первое мое откровение.
И, вдруг, когда я посмотрел другими глазами, глазами, которые, вместо «Хочу взять!», говорят «Хочу дать!», я увидел беззащитное дитя. Я ощутил редкостный порыв нежности, который заставил меня прикрыть одеялом ее обнаженное тело. Я увидел ребенка, которому совсем недавно было десять лет. Я подумал, что у нее ведь тоже есть свои желания, свои мечты и устремления. И я до безумия захотел узнать о ней больше. О ней и ее жизни. Кем она хочет стать? О чем она мечтает? Каковы ее идеалы? Я говорил ей об этом, и сам рассказывал о своих мечтах, о своих целях. Я подумал, какой бред я несу, и, что будет, если она вдруг проснется. Она лишь всхрапнула.
А я вдруг понял, что за то время, пока я видел в ней ангела, а затем ребенка, она превратилась в девушку. В ту, чье лицо, омываемое лунным светом, лежало на подушке. Оно было спокойным и светилось легким серебристым светом Я слегка обнажил ее плечо. Оно было для меня плечом любимой. Я понял, что я всем сердцем полюбил эту Спящую Красавицу. Я полюбил в ней все то, чем она могла бы стать. Я полюбил ее за ту частицу радости и света, которую она может принести в этот мир. Я искренне желал ей счастья. Я начал шептать ей признания в любви, склоняясь над нею. Я сходил по ней с ума. Неважно, что будет завтра, когда она проснется, но сегодня, пока она спала, я любил ее. Она всхрапнула.
Тогда я понял, что передо мной спит девушка, которая Священна, ибо ее тело будет возноситься на алтарь греха еще много раз, калеча и убивая ее душу. Я плакал и проклинал этот мир, умоляя дать ей остаться спящей, лишить ее возможности выбора. И я открыл новую грань безумия. Я понял, что лежащая девушка — это живая душа Бога, которую я гублю своими поступками. Я шепнул: «Прости меня. Я люблю тебя, но я так хочу тебя». Я дотронулся до ее Священного тела, и собачьи инстинкты заставили меня покрыть его ласками. Она проснулась и опять остановила их. Затем, снова уснула. Я почувствовал тошноту от факта своего существования и умер.