Когда я открыла по звонку дверь, то увидела там Лешку. Он тяжело дышал и был чем-то взволнован.

      — Лешь, что такое? — спросила я его с испугом.

      — Теть Лен, там, в саду, за гаражами, вашего Андрея хулиганы поймали:

      — Подожди, как поймали? Кто поймал?

      — Ну это пацаны из нашей школы, на год старше нас. Их двое. Издеваются над ним. Петь, плясать заставляют, а я сбежать успел.

      — Вов пойди, разберись, а? — обратилась я к мужу.

      — Двенадцать лет парню, а сам за себя постоять не может. Позор, короче! — ответил он, не отрываясь от телека с футболом и глотнул пива.

     «Задницу от дивана оторвать лень! Эгоист проклятый!» — подумала я про себя, но в слух промолчала — рядом был Лешка.

      — Пойдем, Леш, дорогу покажешь — вздохнула я одевая босоножки. Переодеваться уж не стала, так в халате и собралась идти, вроде недалеко ведь. Смотрю, когда ремешки на босоножках застегивала, и ногу на приступок ставила, Лешка на мои оголенные ноги пялиться стал.

      — Иди, — говорю, — лифт вызывай!

     Тоже мне, сопля зеленая, а туда же. Ну, едем мы с ним в лифте, стала его расспрашивать, как да что, а он и рассказывает:

      — Мы там яблоки собирали, а они приходят и говорят, мол, а ну иди сюда, стали по карманам шарить, потом видят — нет ничего, и ну давай издеваться. Пой, пляши в присядку, а потом вообще, это, «дрочи!» — ему говорят:

      — Чего? — спросила я оторопев.

      — Ну онанизмом его заняться хотели заставить, я тут и убежал, и сразу к вам. — смущенно разъяснил ситуацию Леша, глядя мне в район груди. Я молча застегнула верхнюю пуговицу халата, и мы вышли из лифта.

     Заброшенный яблоневый сад находился за гаражным кооперативом, идя через который, я чувствовала на своей заднице Лешкин взгляд. «Вот сорванец! Неужели у него там в штанах уже что-то шевелится? И не стыдно ему на мать своего друга так глазеть!» — думалось мне.

     Ну вот мы и прибыли на место. И что я вижу: Андрюшка мой стоит возле дерева без штанов, пипиську свою рукой мнет, а эти уроды малолетние стоят по бокам от него и ржут.

      — Это еще что такое? А ну прекратить сейчас же! — кричу я им на подходе, а один, тот, что слева стоял, верзила не по годам, оборачивается ко мне и говорит, обращаясь к Андрюшке:

      — Глянь, твой корешь мамку твою привел, как ты дрочишь посмотреть.

     Сказал он это и заржал вместе со своим толстым приятелем. Меня тут злость взяла. «Ах ты, мразь мелкая!» — думаю, да как размахнулась по морде ему врезать, только он руку мою перехватил и за спину мне ее завернул, я аж вскрикнула от боли.

      — А ну тихо, дура! — скомандовал верзила и добавил, обращаясь к толстяку. — Батон, веревка есть? Давай!

     Толстый, конопатый парень достал из кармана веревку и они стали привязывать меня к наклонившейся яблоне в положении полулежа. Видя такое дело, я, конечно, сменила тон, пыталась их по нормальному уговорить прекратить безобразие, но в ответ только услышала:

      — Ага, ишь как запела, сука!

     И вот я лежу спиной на стволе яблони, а руки мои крепко связаны сзади. Мои мучители тут стали растерянно шарить глазами по сторонам, похоже, не зная, что делать дальше.

      — Ребят, отпустите нас, а? А то увидит кто, вам самим стыдно станет, — пыталась я воспользоваться замешательством и урезонить хулиганов последний раз, но они не обращали на мои слова никакого внимания.

      — Слышь, Кирпич, — прервал молчание толстый, обращаясь к верзиле, — а давай тетку разденем.

     И глаза у них тут же загорелись. Здесь я перепугалась до смерти и давай орать, что есть мочи: «Помогите! Милиция!», но голос как то ослаб, а потом верзила прекратил мои вопли ударом в челюсть. Больше кричать у меня желания не возникало и Кирпич трясущимися от волнения руками расстегнул мой халат, его полы распахнулись, и я осталась лежать перед ними в одних трусиках. Мне было ужасно стыдно, я была готова провалиться под землю. Тут я вспомнила про Лешку и Андрея и приподняла голову, чтобы оглядеться. О, господи! Я думала, они уже убежали звать на помощь, но они стояли как вкопанные и глазели на меня, разинув рот!

      — Смотри, буфера какие! — сказал верзила толстяку, лапая мои груди своими сильными руками, но тот его не слушал, а стаскивал с меня трусы.

      — Ребята, не смотрите, пожалуйста, — взмолилась я, обращаясь к Андрею и Лешке.

      — Зырьте, разрешаю! Я сегодня добрый! — заржал Кирпич и добавил, взглянув на Андрея, — я твою мамку еще в прошлом году, на первое сентября, в школе заприметил. Думал, вот бы полапать такую бабу!

      — Кирпич, пощупай какие ляжки! — сказал толстый гладя меня по бедрам. «Когда же это кончиться?» — задавала я сама себе вопрос краснея от стыда и вдруг толстый говорит, раздвигая мне ноги:

      — Слышь, давай ей туда засунем чего-нибудь, а?

      — Ты че? — усмехнулся верзила — не знаешь как с бабой обращаться? А ну пусти!

      — Нет!!! — вырвался у меня сдавленный стон, но Кирпич уже расстегивал штаны, пристроившись у меня между ног. Я пыталась брыкаться, но Батон потными рученками придерживал мои ноги. «Быть изнасилованной этим сопляком на глазах у сына? Только не это!» — промелькнуло у меня в голове. Была слабая надежда, что верзила не сможет сделать этого физически, но когда я краем глаза узрела его стоячий член, то поняла — мне не избежать изнасилования.

      — Я вас умоляю, отвернитесь! — взмолилась я рыдая, обращаясь к своим мальчикам, ответом мне было лишь Лешкино напряженное сопение, раздававшееся где-то сбоку.

     Кирпич не сразу смог войти в меня, но потыкавшись несколько секунд все же всадил в меня свой крупный не по годам инструмент. Сначала мне было больно, но потом боль отпустила, и верзила стал долбить меня резкими толчками. Я думала он быстро кончит, но не тут то было! Странные мысли лезли мне в голову, я размышляла о том, что мужчины, желая меня, дарили цветы, приглашали в рестораны, а здесь меня имеют вот так запросто, без всякого антуража, привязав к дереву. Да кто? Какой-то сопляк-малолетка! И тут он кончил, обдав мое нутро своим семенем. «Не хватало еще залететь от этого придурка!» — думала я в эту секунду.

      — А, зашибись! — выдохнул довольный Кирпич, кончая, и приподнявшись, я увидела, что Батон уже тоже снимает штаны, чтобы сделать со мной это. Но самое страшное, что я увидела, это были похотливые глаза Лешки и вставший, едва оперившийся член моего Андрюшки (он так и остался в таком виде, как я его застала — без штанов). Его член стоял на меня, на его мать! Я думала только об одном, как пережить этот позор и не свихнуться.

     Но вот толстяк уже взгромоздил на меня свое брюхо. Его член показался мне каким-то вялым по сравнению с прибором Кирпича, однако он без труда смог воткнуть его в мое разработанное верзилой лоно. Батон стал трястись на мне пыхтя как паровоз и тут я почувствовала, как предательская волна блаженства стала постепенно накатывать на меня под этим жирным и потным недоноском. «О боже, дай мне силы сдержаться!» — родилась мольба в моей голове. Но куда там! Я уже стонала от удовольствия, закинув ноги на толстый зад моего насильника. Мы кончили почти синхронно.

     Когда туман перед моими глазами рассеялся, то я увидела нависшую надо мной в недоумении конопатую рожу Батона.

      — Чегой-то она? — спросил он растерянно.

      — Кайф словила, шлюха — пробасил Кирпич и весело добавил: — следующий, сказал заведующий! Ну че, стукач, будешь телку драть или член не стоит?

     Это он видимо обращался к Алешке. Я уже боялась поднять голову. Меня била дрожь, то ли от отвращения к происходящему, то ли от похоти. И тут надо мной появился Лешка.

      — Лешенька: — начала было я, но он так посмотрел мне в глаза, что я не нашла в себе сил продолжить.

      — Теть Лен, вам ведь уже все равно, правда? А мне очень охота попробовать, ну это, вы только мамке моей потом ничего не рассказывайте, — тараторил Лешка, в то время как его руки гуляли по моему телу. «Какую чушь он порет!» — думалось мне. Я была полностью опустошена морально и никак не реагировала на его прикосновения к моему телу, а он старался во всю: теребил соски, лазил ко мне в промежность, раздеваясь на ходу. Наконец, ему это надоело, и он попросил дрожащим голосом:

      — Теть Лен, раздвиньте ноги, а то мне не удобно.

     За что мне было это наказание! Выслушивать такое от сына моей подруги, которого я помнила с младенчества, а теперь он кряхтя пытался засунуть мне свой «черенок», задавая окружающим пацанам дурацкие вопросы, типа «а чего она задницей не виляет?»

      — Погоди, сначала вставь ей как следует, а потом она протащится, — цинично и со знанием дела заявил Кирпич.

     Тут Лешка окончательно вошел в раж и, приподняв меня за ягодицы, засадил свое «орудие», так глубоко, как только мог в свои двенадцать лет.

      — На! Получай, шлюха! — завопил он кончая. Такое его наглое поведение было неожиданно для всех, даже для Кирпича, который прикрикнул на Лешку:

      — Ты чо, охренел? А ну давай слазь с нее, хорош тут выступать!

     И Лешка ретировался, подтягивая штаны. Но кто следующий?

      — Ну чо, будешь свою мамашу пялить? — с леденящим равнодушием в голосе спросил у Андрея Кирпич.

     О, нет!!! Я даже не могла подумать о том, что он может согласиться на такое, поэтому, когда Андрей навис надо мной, я зажмурилась и залепетала:

      — Нет, нам нельзя.

      — Со всеми можно, а со мной нельзя? — спросил он цинично.

     Тут я широко открыла глаза и увидела его лицо.

      — Андрюша, сынок.

      — Ну давай мам, тебе же нравится.

     И тут мы слились с ним в долгом поцелуе...

     Я не помню когда и кто развязал мне руки, но когда мы устав от объятий друг друга валялись голышом на траве, вокруг уже не было ни Кирпича, ни Батона, только голый Лешка со стоячим членом.

      — Давай, становись на четвереньки, я тебя сзади жарить буду! — заявил он, похлопав меня по бедру, а потом добавил — Ленка-Пенка.

     Да, теперь я была их игрушкой, «Ленкой», которую всегда можно трахнуть после школы, перед тем как начать делать уроки.