Был канун праздников, а зарплату нужно было выдавать сразу после них, поэтому необходимо было распечатать расчетные листки и сверить суммы отчислений в налоговые органы. Почти все сотрудники предприятия, предварительно хорошо посидев за столами и отметив очередную годовщину чего-то там, ушли домой, но в бухгалтерии остались Владимир Алексеевич и Женя. Женя распечатывала на принтере расчетные листки, а главбух Владимир Алексеевич сверял суммы налогов. Женя прошлась по коридору, удостоверилась, что со второго этажа ушли все, взяла пластиковую бутылку с водой, полотенце, и заперлась в туалете. Она сняла с себя трусики, подмылась, хотя условия служебного туалета позволяли это сделать с трудом, и вытерла полотенцем промежность, но не насухо, так как было жарко, и девушке хотелось, чтобы влага приятно охлаждала ее нежные прелести. Затем, не надевая трусов, вернулась в рабочую комнату, закрыла дверь на ключ, поставила на место бутылку и повесила на один из крючков на стене, сзади своего стула, полотенце. Крючки в свое время привинтил к стене Владимир Алексеевич, на одном из них всегда висело полотенце для рук, на другом — для гениталий. Полотенцем для рук пользовались чаще, для гениталий — реже. Иногда полотенца путали, но так как Женя регулярно стирала и меняла их, это не вызывало неудобств. Тем более что вагины, пенис и попы в бухгалтерии было принято мыть очень тщательно, так же, как руки перед едой. Мало ли, какие случаи бывают на производстве, например, генеральный директор вызовет на ковер, а он любил повторять, что в человеке, особенно — в женщине-бухгалтере, все должно быть прекрасно: и глаза, и грудь, и бедра, и попка, и киска. А на ковре у гендиректора киски и попки должны быть, на всякий пожарный, чистыми. Женя подошла к главбуху и поднесла трусики к его носу.

      — Это тебе, любовь моя! Ты ведь любишь их, не правда ли?

     Главбух жадно втянул ноздрями любимый аромат, взял из рук Жени ее трусики, сунул их краешек себе в рот, сжал зубы и начал трепать штанишки, как собака какую-нибудь вещь. Девушка погладила его по щеке, почесала за ухом и сказала:

      — Хороший песик! Кобелек, возьмешь свою сученьку?

     «Кобелек» с удовольствием погладил ее смачные ягодицы и ответил:

      — Я уже стойку на тебя делаю, но осталось работы на пять минут, подожди, пожалуйста.

     Женя отошла от его стола, включила вентилятор и направила его в сторону окна. Потом подошла к окну, задрала на попке свою мини-юбку, и выставила свой нежный задок так, чтобы струи воздуха от вентилятора приятно холодили ей промежность, и облокотясь на подоконник, стала глядеть на улицу. Округлости ее ягодиц дразнили главбуха, юбочка колыхалась от ветерка, вагина и анус как бы сами просили: «Заправь в нас!» Член Володи оттопыривал его брюки, но он стойко доделал работу. Принтер же, наоборот, совсем не волнуясь от вида Жениных прелестей, продолжал хладнокровно распечатывать расчетные листки. Главбух, возбуждаясь, снял брюки и трусы и направился к любовнице. В это время из главного входа здания вышли кадровички и заметили Женю, которая стояла у окна.

      — Женька, а ты почему домой не уходишь?

      — Надо работу доделать.

     Между кадровичками и Женей завязался разговор о погоде, дачах, детях и ценах на овощи — фрукты. Володя подосадовал вначале, мол, раньше поговорить не могли, а потом решил воспользоваться случаем и сделать с оголенной попочкой девушки то, что ему давно хотелось. Он присел на корточки и начал вылизывать ложбинку между Жениными ягодицами, налегая на звездочку ануса. Вдруг на язык его попали волоски. «Ну да, ей неудобно это место обрабатывать. Подбрею, пока разговаривает», — подумал Володя. Он взял из своего стола пену для бритья и бритвенный станок, которые всегда держал на работе. Безусловно, бритвенный станок на производстве необходим, то подбородок себе побрить, то лобок кому-нибудь подправить. Нанеся немного пены между округлостями девушки, он, раздвигая пальцами ее ягодицы, аккуратно сбрил волоски, мешавшие работать его языку, намочил салфетку, предназначенную для протирания компьютерного монитора, водой, протер Женечкину попку вначале влажной материей, затем полотенцем. Кстати, как всегда перепутал, и взял полотенце для рук. Женя во время и после бритья только ерзала от удовольствия своими милыми половинками. Проделав все это, Володя продолжил вылизывать нежные вкусности своей любовницы. В голове девушки, продолжавшей разговор, роились приятные мысли:

     «Я, как Жанна д'Арк на эшафоте в Руане, перед сожжением, говорю с народом, только сзади меня не палач, а любовник, который подбрил мне промежность и теперь вылизывает мой аппетитный зад. Оказывается, приятно разговаривать с кем-то, когда ты снизу вся обнажена, и невидимый для собеседников мужчина ласкает тебя своим языком».

     Володя встал, чуть согнувшись, чтобы оставаться невидимым для кадровичек. К счастью, они стояли на улице под таким углом к окну, что никак не могли видеть того, что он собирался сделать с Женей. Он немножко поводил головкой члена между ягодицами своей возлюбленной и попытался ввести ей свой инструмент между половых губ. Для того чтобы облегчить ему задачу, Женя навалилась на подоконник и отклячила до максимума свою прелестную попу, навстречу гостинцу. Главбух ввел член ей в киску и начал медленно овладевать своей подружкой. Кадровички заинтересовались:

      — Жень, что это ты, как будто подпрыгиваешь?

      — Да за обедом переела, вот, пока расчетные листки печатаются, буду физкультурой заниматься: пятка-носок-пятка, легкие покачивания.

      — Покажешь нам потом такие упражнения? Мы тоже так хотим.

      — Покажу:, непременно: покажу.

      — А что это голос у тебя прерывается?

      — Тяжело говорить даже: после: такого: обжорства.

     Женя продолжала разговаривать, полностью отдав инициативу Володе, разрешив ему совершать с нею развратные действия, ее мысли продолжали хаотичное движение:

     «Вот любовник вылизал зад Жанны д'Арк и воткнул в ее бутон свое пылающее жало. Народ продолжает слушать Жанну, а она испытывает сладость от прилюдного сношения. Киска течет. Впрочем, надо дать сладкого и второй дырочке».

     Она протянула руку назад и пальцем указала любовнику на свой анус. Володя знал все предпочтения Жени в сексе, баночка с гелем была наготове, главбух смазал анал девушки и легко ввел в попку свой карающий меч. Он нежно, не торопясь, со вкусом брал свою добычу. Кадровички окончили разговор с Женей и ушли. Девушка приказала:

      — Будь энергичным, даже грубым! Я специально разработала свой зад.

     Женя была на финише первой, Володя почти сразу вслед за ней. Девушка, пользуясь тем, что на этаже никого не было, отвела любовника в женский туалет, где они под ее руководством подмыли друг друга. Когда они, голозадые, вытеревшись полотенцами для гениталий и для рук (опять полотенце для рук было использовано не по назначению, оно превратилось уже в полотенце широкого профиля, оставалось еще только им же надраивать ботинки!), возвращались в комнату, из-за окна раздались крики:

      — Владимир Алексеич! Подойдите к окошку!

      — Подойти или нет?

      — Лучше подойди, а то еще сюда поднимутся.

     Главбух выглянул в окно. Слесари из отдела главного механика интересовались, нельзя ли получить деньги сегодня.

      — Нет, сегодня кассира уже нет. Приходите сразу после праздников, первыми получите.

     Завязался разговор о погоде, о дачах, об огородных вредителях, о футболе и ценах на стройматериалы. Девушка в это время сняла с себя остатки одежды, теперь на ней были только туфли. Она подошла к главбуху, руками начала раздвигать его бедра, он расставил ноги шире. Любовница сзади просунула ему руку меж ног и начала легонько ласкать, теребить, поглаживать его пока еще вялый жезл. Потом девушка пристроилась на корточках между стенкой и любовником. Она начала вылизывать его яички и член, затем добавила к лизательным движениям сосательные. К приятным ощущениям Володи добавились не менее приятные мысли:

     «Я стою, как Ильич на броневике и говорю с революционно-настроенными массами, а моя обнаженная любовница посасывает мой член. Нет, лучше не так. Я стою, как ЕБН у Белого дома в августе 1991-го, со мной рядом нет моих соратников, но зато прелестная девушка с голым задом сидит на корточках и вылизывает мое мужское и, вместе с тем, президентское достоинство. Нет, лучше совсем не так. Я, как Билл, стою в Овальной комнате Белого дома и разговариваю через окно с газонокосильщиком, а голопопая Моника делает мне минет. Интересно, в Овальной комнате есть окна, чтобы через них разговаривать с простыми американскими газонокосильщиками? И вот еще что интересно, кто лучше сосет, Женька или Моника? Жаль, что я не Билл, а то бы они мне обе отсосали, по очереди. Тогда бы я и решил, кто из них лучшая минетчица. Кстати, о газонокосильщиках. Судя по фильмам, они в Штатах не такие уж простые, а очень даже крутые».

     Слесари вскоре ушли, а главбух поднял с корточек Женю, отнес ее на стол, положил на спину поверх распечатки с расчетными листками, а ноги ее устроил у себя на плечах, и, стоя, вдул ей так, что она стонала и кричала. Он расчетливо заставил ее кончить первой, и только после этого спустил ей на живот. И все-таки несколько капель с его конца попали на отпечатанные расчетные листки. Жене пришлось перепечатать десять последних листков, любовники отдохнули как следует после трудов неправедных, пожелали друг другу хорошего отдыха и разошлись. Женя ехала домой и думала:

     «Самцы — вкусные животные, но мне почему-то в последнее время по душе самки. Говорят, теннисистка Мартина Навратилова — очень опытная лесбиянка. Вот бы попасть в ее сильные руки! Правда, она уже давно немолода, но зато очень опытна. Ладно, сегодня вечером Ирка приедет, привезет новые игрушки из секс-шопа, поиграем, я буду, предположим, Курникова, а она — Навратилова, будет меня соблазнять, а я буду вначале не даваться, а потом дам во все дырки, буду метаться под ней, стонать и подмахивать».

     Главбух ехал домой и думал:

     «Самки — прекрасный десерт, но мне почему-то в последнее время хочется поиметь молодого сочного самца, например, Сашку из сборочного цеха. Он такой изящный, прямо Рудольф Нуриев. А я бы стал для него Фреди Меркьюри. Надо будет как-нибудь нашептать ему на ушко нескромности, он тенями для век пользуется, можно и презент преподнести. Хочется войти в его маленькую мускулистую попку! Он, конечно, вначале будет ломаться, как женщина, а потом даст в рот и в зад, будет метаться подо мной, стонать и подмахивать».

     «О, сколько нервных и недужных

     Связей, дружб ненужных.

     Во мне уже осатаненность.

     О, кто-нибудь, приди, нарушь

     Чужих людей соединенность

     И разобщенность близких душ»

     (Евгений Евтушенко)