Выпускной вечер начался у нас в школе так же, как, наверное, начинается во всех школах. Непонятное возбуждение, охватывающее не столько выпускников, сколько их родителей, бесполезная суета, но, самое главное (у меня, по крайней мере) — безумная радость от осознания того, что, наконец-то, заканчивается «вся эта бодяга». Со школой у меня мало было связано хороших воспоминаний и впечатлений. Большинство учителей меня недолюбливало (я им отвечал взаимностью), учился я средне, успевая лишь по некоторым предметам, наиболее близким моей беспокойной душе — русскому языку, литературе и физкультуре. Класс мой был достаточно разрозненным. Всех хулиганов, с которыми я предпочитал проводить время, повыгоняли из школы после 9-го класса, остались лишь пара ребят из «умеренных». С ними я и общался. Девушки наши являли собой образцы целомудрия и неприступности. На наши предложения пойти поесть мороженного (предложить им попить пивка, покурить на перемене у нас язык не поворачивался) они, как одна, заявляли нам о близости поступления в институт и необходимости занятий с репетиторами, важность которых не могла сравниться с КАКИМИ-ТО мероприятиями, предлагаемыми КАКИМИ-ТО одноклассниками. Параллельный класс был намного сплоченнее и веселее. Так что, понять мою радость от расставания со школой не сложно.

     Торжественная часть выпускного вечера тоже не блистала оригинальностью. Нам всем сообщили, что все мы, несмотря ни на что, очень хорошие, у нас огромные перспективы, и перед нами открыты все двери... Минут через 20 после начала церемонии стало безумно скучно. Все подсознательно ожидали начала неофициальной части, обещавшей быть несколько разнообразнее, чем утомительная процедура вручения дипломов об окончании школы. Кроме того, в моем дипломе умудрились переврать написание моего красивого восточного (но, на самом деле, достаточно простого) имени, что конечно тоже, в свою очередь, несколько смазало эффект для меня. Сами посудите, в течение пяти лет делать из человека «всесторонне развитого, образованного, эрудированно... и т. д.» и потом самым наипошлейшим образом переврать его имя, да еще и в дипломе об окончании... Неприятно, конечно.

     Ну, да ладно. Единственное что связывает плохое и хорошее, веселое и муторное — это то, что они рано или поздно заканчивается. Всем раздали дипломы и пожелали счастья, чем выдавили скупую слезу. У родителей. У некоторых. Особенно у тех, кто ожидал увидеть в руках у своего ребенка диплом, отличавшийся от остальных красным цветом. В том году таких дипломов выдано не было.

     После этого, все переместились в помещение, предназначенное для работы с первоклашками, которое было переоборудовано в «банкетный зал». Долго описывать убранство стола я не буду, скажу лишь, что оно было, так сказать, достаточно разношерстное. Все принесли, кто что мог, не советуясь ни с кем. Естественно, что после такого неуместного проявления самодеятельности, стол представлял собой некоторое подобие базара в ярмарочный день. Вобла в шоколаде, короче говоря.

     Про алкоголь хотелось бы рассказать поподробнее.

     Не знаю, чья это была идея, но к столу было подано «слабоградусное» игристое вино с каким-то идиотским названием, типа «Салют». Чем это было продиктовано, не знаю. Стоило оно не намного дешевле настоящего Советского Шампанского, которое, как мне кажется, было бы вполне уместно в ТАКОЙ день.

     Тем не менее, один из наших отличников, впервые в жизни попробовав на вкус алкогольный напиток, с двух бокалов, что называется, напился пьяным, и был отнесен, почему-то ногами вперед, в учительскую. Там его положили на диванчик, сооруженный из нескольких деревянных стульев, которыми обычно укомплектовывают стандартные классные комнаты, укрепили на лбу мокрый компресс и принялись отпаивать его крепким чаем. Вечер обещал быть веселым.

     Большинство родителей покинуло школу, оставляя своим чадам полный простор для фантазий относительно проведения последнего вечера в школе. Но были и такие, кто зорко следил за своими (и не только) детьми, отмечая, кто сколько бокалов «шампанского» выпил, и «шампанское» ли это, на самом деле.

     Мои родители относились к числу первых. Вернее, мама, с удовольствием бы осталась, но папа мой все понял «как надо» и настоял на необходимости покинуть «весь этот бедлам». Свобода!!! Гуляй — не хочу.

     Выпив для проформы несколько бокалов «игристого, слабоалкогольного», я вышел на улицу и завернул за угол школы. Картина, увиденная мною, была вполне обычной. Все, кто курил, собрались здесь для того, чтобы выкурить по «палочке здоровья» и поделиться, наконец, первыми впечатлениями о выпускном вечере. История с напившимся отличником была встречена с оживлением и понимающим сочувствием. Вывод был сделан однозначный — в этом виноваты родители, которые не удосужились познакомить взрослого человека, достигшего 16-летнего возраста и имеющего паспорт, с таким достижением человечества, как алкогольные напитки. Мне надо говорить, что из всех присутствовавших на «перекуре» не было ни одной девушки из нашего класса?

     Через пару минут подоспели «гонцы», и все, кто того желал, разбавили «игристое, слабоалкогольное» пивом или «горячительным напитком холодной святости», по вкусу. Честно признаться, пить мне совсем не хотелось. Не знаю, почему, но очень хотелось взглянуть на свой выпускной вечер трезвыми глазами. Тем более не хотелось уподобляться несчастному отличнику. Я вернулся в «банкетный зал».

     Войдя в него, я для себя отметил, что процесс первичного заглатывания еды прошел, и наступил логический момент для начала дискотеки.

     Дискотека была моей прерогативой. Как всегда бывает, все выпускники согласились с необходимостью проведения данного мероприятия, но категорически отказались не только брать на себя ответственность по проведению, но даже помогать мне в организации «танцев». Так что, накануне выпускного вечера пришлось побегать, по крупицам собирая все необходимое для того, чтобы обеспечить нормальный звук и достойный репертуар. По всем правилам, дискотека началась с «блока» быстрых, танцевальных мелодий.

     Танцующих было мало, так как некоторые не желали плясать, ощущая на себе бдительное око родителей, наблюдавших за танцполом издалека, а некоторые просто комплексовали по поводу своего неумения и неопытности в делах связанных с приведением в движение собственного тела. У меня с этим проблем не было, так как, в отличие от большинства моих сверстников, дискотека для меня была делом привычным. Да и родители ушли. В общем, кроме меня, танцевало еще человек восемь. Из сорока присутствующих.

     После «быстрых» танцев, которыми я пытался расшевелить непоколебимое товарищество «нежелавших-танцевать-по-каким-либо-причинам», вполне уместно было включить «медленный» танец. Что я и сделал. Реакция была, в общем-то, вполне прогнозируемой. Все танцевавшие немедленно присоединились к вышеуказанному сообществу и расположились, как говорится, вдоль стеночки, делая вид, что им вполне достаточно просто слушать. Уподобляться им я не желал, и по этой причине стал высматривать достойную кандидатуру для, так сказать, совместного «времяпрепровождения» на танцполе.

     И вот тут-то я увидел ее.

     Она училась в параллельном классе, звали ее Маша. Обладательница точеной фигуры, милого лица, она привлекала взгляды всех без исключения ребят из числа тех, кто уже начинал понимать, что может привлекать в девушках. Вела она себя, как правило, развязно, могла достаточно крепко выругаться, ну, конечно, курила, иногда пила с нами пиво. В одежде она предпочитала свободный стиль, нисколько не скрывавший ее стройных ног и великолепной таллии. Вполне, естественно, что подобное поведение ее не могло не сказаться на отношении к ней ребят. За глаза ее частенько называли «Манька-облигация». Так что, хлопнуть ее по упругой попке, проходя мимо, вовсе не считалось за дурной тон. Ну, и потом, реакция с ее стороны была, мягко говоря, не очень агрессивной. То есть она, конечно, кричала, и даже ...

 могла огреть «нахала» по спине сумкой, но в этом «возмущении» чувствовалась определенная наигранность. Хотя, несмотря на это все, распущенность ее была показной, девчонка она была очень даже не глупая, и поговорить с ней было всегда интересно. Мы частенько общались с ней на переменах во время совместных «перекуров».

     Твердой походкой, в душе, надо признать, безумно волнуясь (первый мой медленный танец в стенах школы!!!), я подошел к ней и протянул руку в предлагающем жесте.

     Ни один мускул не дрогнул на лице. Наблюдавших за этим событием родителей. Хотя, по всей видимости, они не ожидали, что среди ребят, учившихся в одних стенах с их чадами, встречаются такие смелые...

     Машка улыбнулась своей очаровательно-ослепительной улыбкой, от которой у меня, как, думаю, и любого другого мужчины, в душе стало тепло и покойно, и взяла меня за протянутую руку.

     Моя вторая рука удобно разместилась на ее талии, ощущая ее стройность и приятный изгиб в том месте, где она переходила в попку. Мы танцевали, плотно прижавшись друг к другу, как будто делали это не в первый раз, а, по крайней мере, лет пять прожив в счастливом браке.

     От нее исходил нежный аромат каких-то дорогих духов, круживший голову и заставляющий наклоняться все ниже к ее открытой шее, ловя этот восхитительный запах. Одета она была в белую блузку со «смелым» декольте и короткую расклешенную юбку, по «смелости» не уступавшей блузке. Думаю, что мы хорошо смотрелись со стороны.

     Тем не менее, я чувствовал некоторый идиотизм происходящего. Тридцать семь человек (неопытный отличник все еще пребывал в состоянии прострации в учительской) стояли у стенки, с нескрываемой завистью разглядывая нас. Так часто бывает. Все хотят потанцевать, но боятся сделать первый шаг навстречу друг другу, тем самым лишая себя огромного удовольствия, почувствовать которое можно лишь один раз потанцевав с представителем противоположного пола. Так что, для них было проще стоять и завидовать другим в том, что сами были бы не прочь проделать. Тем более что второй раз приглашать девушку на танец намного проще, чем в первый. Это я понял на своем собственном опыте, когда впервые пригласил на танец девушку, будучи в пионерском лагере. Было мне тогда 10 лет.

     Совершенно неожиданно, сквозь музыку я услышал Машкин голос:

      — Ну и народ у нас...

     По всей видимости, она думала о том же, что и я.

      — Да ладно, — ответил я — Стесняются, просто. Дети.

     Она засмеялась. Ей, так же как и мне, было приятно осознавать, что в этот

     самый момент мы выглядим намного взрослее наших одногодок.

     Медленный танец закончился. За ним снова «пошел» блок быстрых. Народ нехотя потянулся на танцпол. Мы с Машкой вышли на улицу покурить.

     В метрах пятнадцати от здания школы, прямо напротив подъезда, стоял так называемый «белый дом» — электроподстанция, около которой обычно происходили перекуры. Рядом с «белым домом» росло большое, очень старое и ветвистое дерево неопределенной породы. Мы встали под это дерево и закурили. Пока курили, обсудили поведение непонятливых родителей и их «недоразвитых» отпрысков.

      — Ну на фига надо так делать? — удивлялась Машка — Сами же своим детям праздник портят. Сами что ли не были на их месте?

      — Дай нам Бог не растерять твоей рассудительности, когда доплетемся до их возраста, — ответил я, с благодарностью думая про отца.

      — Не боись, не растеряем. — уверенно произнесла она в ответ и снова

     улыбнулась той самой своей улыбкой, от которой внутри любого нормального гетеросексуально-ориентированного мужчины все переворачивается.

     Когда мы вернулись, на танцполе уже было больше народа. То ли в голову стукнул «Салют», вызвав приступ смелости, то ли они решили плюнуть на присутствие родителей (по той же причине). Даже оклемавшийся отличник выполз из учительской, нашел в себе силы спустится на первый этаж, где шла дискотека, прислонился к закрытой двери одного из кабинетов и, с блаженной улыбкой на лице, умиротворенно взирал на танцующих одноклассников. На самом деле, он был неплохим парнем. Однако, количества выпитого им хватило только на то, чтобы упасть со стула в банкетном зале, но никак не для того, чтобы осмелеть и присоединиться к танцующим.

     Я выбрал из имевшихся в моем распоряжении кассет ту, на которой были записаны одни только «медляки», поставил ее в магнитофон и объявил «белый танец», надеясь, что присутствующие знают, или, по крайней мере, догадываются, что это такое. Хотя бы по книге «Война и Мир». После всего ранее увиденного, я был готов ко всему...

     Как оказалось, этот ход был единственно правильным. К моему безмерному удивлению, девушки (некоторые) оказались несколько смелее ребят, и теперь танцевало уже несколько пар.

     К не меньшей моей радости, сразу же после объявления «белого» танца, Маша направилась ко мне, как будто только и ждала этого. Ее походка, вообще весь ее вид не оставлял никаких сомнений в ее намерениях. Не скрою, я не был избалован женским внимаем к своей недостойной особе, и поэтому ее поступок не мог не тронуть моего чувственного сердца. А что бы Вы почувствовали на моем месте, когда Вас приглашает на танец самая красивая девушка школы?

     Песни на кассете медленных танцев были записаны в режиме «нон-стоп», то есть финал первой песни плавно перетекал в начало второй и так далее, в течение 45 минут. Маленькая такая моя гадость для всех присутствующих. Фишка проверенная, всегда действует безотказно. Танцующим приходится плясать все это время, так как непонятно, где же заканчивается танец.

     Как и в первый раз, Машка прижалась ко мне всем своим прекрасным телом, вызывая у меня ответный взрыв чувств. Остальные же танцующие избрали тактику так называемого «пионерского» танца, когда партнеры находятся друг от друга на расстоянии вытянутых рук.

     «Дурдом», — подумал я — «Так же неудобно танцевать. Взрослые же люди...»

     Что еще смешнее, они все не переставали с завистью смотреть на нас с Машкой. Находясь под таким откровенным рассматриванием, я уже начинал сомневаться в полном отсутствии во мне привлекательности, в чем был всегда твердо уверен — привык относиться к самому себе с изрядной долей самоиронии и критичности.

     Неожиданно я почувствовал, что Маша положила свою голову мне на правое плечо. Опустив глаза, увидел нежный изгиб ее шеи, от которого не переставал исходить все тот же тончайший аромат. Мало соображая в тот момент, что я делаю, я коснулся полураскрытыми губами ее шеи, сразу под мочкой уха. И тут же зажмурился, так как ожидал бури в отместку за свою бесцеремонность.

     Ничего подобного не произошло. Машка продолжала танцевать, только еще сильнее прижалась ко мне, и руки ее, до тех пор лежавшие у меня на плечах, поднялись выше и обняли меня за шею.

     «Ничего себе...» — пронеслось у меня в голове.

     Я еще раз, для проверки, поцеловал ее в шею, и так как Машка не сделала ничего такого, что могло быть истолковано мной, как нежелание продолжать испытывать мое изъявление чувств, стал водить губами по ее шее, постепенно поднимаясь все выше. Наконец я дотянулся до ее лица, и, как это пишут в упаднических романах, наши губы слились в долгом и страстном поцелуе.

     С этого самого момента, для меня не существовало ни выпускного вечера, ни школы, ни дискотеки, ни завистливых взглядов окружавших нас сверстников. Голова закружилась (ну еще бы, на глазах всей школы целуюсь с первой красавицей), по телу волнами разливалась приятная истома. Я нежно, но уверенно, прижал Машу к себе, руками лаская ее спину и шею, не отрываясь от ее мягких, чувственных губ. Она запустила пальцы мне в волосы и тянула мою голову к себе...

     Когда кончилась кассета, и заиграл быстрый танец, Машка оторвала свои губы от моих и тихо произнесла мне на ухо:

      — Я сейчас приду.

     Она упорхнула куда-то вместе с подружками одноклассницами,... 

      на ходу

     что-то оживленно обсуждая. Я подошел к своим приятелям, которые расположились около окна и снисходительно взирали на танцующих выпускников, среди которых преобладали девушки. Один из моих друзей, Димка, который непонятно как умудрился пройти на дискотеку (он был одним из тех, кого выгнали из школы, не дав доучится до одиннадцатого класса) одарил меня восхищенным взглядом и сказал:

      — Ну ты даешь...

      — А ты как думал? — отшутился я.

      — Прикинь, Леньку пригласила Яна потанцевать, так он, дурило, за один танец умудрился ей пять раз на ногу наступить. Танцор диско, тоже мне...

      — Да, фиг с ними со всеми, — задумчиво протянул я, полностью погруженный в собственные мысли.

      — Хочешь, новость скажу? — вдруг сказал второй мой одноклассник, Мишка.

      — Ну, скажи. — Меня в этот момент мало, что интересовало.

      — Через час это все закончится.

     Я сглотнул. Мишка явно не пытался меня разыграть.

      — Ладно врать-то!

      — Честное слово, учителя говорят, что уже поздно, они устали, им еще домой ехать...

      — Ага, — поддержал его Димон — но не это самое главное. Родители собираются забрать своих детей домой, а продолжать дискотеку ради двадцати человек, оказывается, никто не намерен.

     Еще до конца не поняв, что нас самом деле происходит, я подошел к одной

     из «родительниц» и попытался выяснить причину, по которой они собираются так

     жестоко обломать кайф своим любимым чадам. Ответ поразил меня своей лаконичностью.

      — Некогда гулять, заниматься надо, скоро в институт поступать.

     Я хотел спросить, прямо ли сейчас, непосредственно по приходу с

     выпускного вечера, в третьем часу ночи, их дети засядут за учебники и начнут готовиться к поступлению в институт или побегут ловить машину, чтобы доехать до репетитора, но, взглянув в каменное лицо неприступной мамаши, понял, что все это будет бесполезно. Если человек идиот, как говорил герой Анатолия Папанова в известном фильме, то это надолго.

     Надо ли говорить, какой это был удар для меня. Однако, дальше было еще круче. Через пару минут выяснилось, что часть ребят из параллельного класса вознамерилась отделиться от всех остальных и пойти к кому-то из них на квартиру, чтобы продолжить веселиться там.

     Таким образом, нас осталось всего человек пятнадцать. Никакие мольбы, никакие убеждения не помогли изменить намерения преподавателей, решивших прекратить столь прекрасно начинавшийся вечер. Результатом того, что я встал на колени перед военруком, отвечавшим за закрытие школы после завершения выпускного вечера на колени, было то, что он, сжалившись надо мной, пустил скупую мужскую слезу (видимо, я был первым в его долгой жизни, кто просил его о чем-то подобным образом) и разрешил нам потанцевать еще полчаса.

     Догадываетесь, какую кассету я поставил? На первые же звуки медленной песни прибежала Машка. Я схватил ее с такой силой, что она поначалу даже испугалась.

      — Ты чего? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

     Я рассказал «чего». Она многозначительно промолчала, подняв брови. Мы

     протанцевали несколько песен, целуясь при этом еще жарче и страстнее, чем до этого. Украдкой посмотрев на часы и отметив, что осталось нам целоваться еще минут пять, я с огромным трудом оторвался от Машки и прошептал ей на ушко:

      — Давай уйдем отсюда куда-нибудь.

     Она молчала. Я испугано посмотрел ей в глаза и срывающимся голосом

     произнес:

      — Я тебя обидел? Извини, я, честное слово, не хотел.

      — Да нет, — произнесла Машка, подумав, — ты-то меня не обидел. Это скорее я тебя сейчас обижу.

     Я приготовился получить пощечину. Однако, произошло то, что было

     намного ужаснее, чем какая-то несчастная пощечина, полученная от самой красивой девушки школы.

      — Прости меня, — сказала она, — но я должна буду сейчас уехать. За мной приедет мой ухажер, и мы поедем в ресторан. Мы с ним договорились еще вчера об этом. Еще за мамой надо будет заехать...

      — Он точно приедет? — спросил я, еще до конца не поняв, что сегодняшний день можно смело отнести в разряд «обломных».

      — Должен, вообще-то, — задумчиво протянула Машка. — Но, вот если он не приедет, я сбегаю маму проверю и вернусь...

     «К тебе» она сказать не успела — ее прервал грохот, заставивший всех

     присутствовавших вздрогнуть. Наш дорогой шибко восприимчивый к алкоголю отличник не рассчитал крепости замка двери, на которую он опирался в течение последнего часа, замок сломался, и дверь открылась вовнутрь. Не меняя блаженного выражения лица, отличник ввалился в класс, издавая тот самый грохот, не давший Маше договорить. Вечер выпускников закончился.

     Слабая надежда на то, что Машин ухажер забудет про свою возлюбленную, естественно, не оправдалась. Он подъехал к школе на какой-то темной иномарке, взял Машку за руку и повел к машине. В темноте мелькнула ее блузка, Машка в последний раз взглянула на меня. Дверь машины закрылась. Они уехали.

     Ко мне подошел Димка и молча, наверное, хорошо понимая мое состояние,

     похлопал меня по плечу. Подошедший вместе с ним Мишка подмигнул и сказал:

      — Да ладно тебе... Пойдем лучше накатим.

     Была темная ночь с 21 на 22 июня 1993 года. Через два двора от нас

     находилась еще одна школа, там дискотека только началась. Музыка была слышна даже возле нашей школы.

      — Нет, ну почему, все, как нормальные белые люди, отмечают самый счастливый свой день в школе, а мы... как... , — я был зол не на шутку.

     Музыка из соседней школы еще больше подливала масла в огонь.

     Из школы вышли последние выпускники с родителями, и, как будто так и

     надо, сели в машины и разъехались по домам. Димка с Мишкой сплюнули. Мы вышли на Кутузовский и в палатке, на последние деньги купили бутылку водки. Сесть решили в соседнем со школой дворе, где располагалась детская площадка. Справедливо решив, что в третьем часу ночи мы навряд ли помешаем проводить досуг невинным детям, мы сели под навесом на лавочку. Тут встал вопрос о закуске. Мы с Димкой уговорили Мишу сбегать домой (он жил в соседнем со школой доме) и принести что-нибудь «занюхать». Тут, как назло, стал накрапывать дождь. Мишка взял мою куртку, накрыл ею голову и побежал за закуской. Через десять минут он вернулся, принеся в клюве грамм двести сыра и краюху бородинского. Стаканов не было — пить пришло из горла по очереди. Водка на меня не действовала, впечатления от прошедшего вечера были намного сильнее даже некачественного алкоголя. Я ошарашено таращился в черноту ночи, вспоминая и заново переживая все, что случилось в последние два часа. Ребята догадывались о моем состоянии и, как могли, пытались успокоить меня. Все было бесполезно — я их даже не слышал. И вдруг, с того берега Москва-реки раздался грохот салюта. Небо над нами осветилось. Впервые за долгие годы в Москве с такой помпезностью отмечали выпускную ночь. Отмечали весело, задорно. Отмечали все, кроме нас. То есть, конечно, мы тоже отмечали, но по-своему, по-семейному, так сказать. Ребята, решив, что меня лучше не трогать, разговаривали о чем-то, что-то весело обсуждали.

     Через полтора часа, когда бутылка была допита, сыр с хлебом доедены, мы встали со скамейки и пошли гулять по ближайшим дворам. По пути нам попадались ребята, которых не пустили в их школы на празднование. Как правило, они занимались тем же, чем и мы на скамейке в детском дворике, но с заметно большим успехом. Мои друганы о чем-то с ними говорили, а я ходил, как во сне, ничего не видя и не слыша, практически ничего не соображая, несмотря на то, что был абсолютно трезвый. Дурман в моей голове имел иное происхождение.

     По прошествии нескольких лет, совершенно случайно я встретил Машку на остановке. Мы присели на ближайшую лавочку и стали вспоминать про школьные годы. Конечно, я не мог не напомнить ей про выпускной. Мы долго ходили «вокруг да около», наконец, я собрался с духом и спросил Машу, глядя ей в глаза:

      — Слушай, зачем тогда все это было?

     Несмотря, на некоторую кажущуюся абстрактность вопроса, Машка

     поняла, что я имею в виду.

      — Понимаешь, — задумчиво сказала она, как будто стараясь вспомнить все детали тогдашнего нашего короткого общения, — просто мне было очень хорошо, и мне захотелось, чтобы ты почувствовал то же самое, что и я.

     Сначала мне показалось, что она просто издевается надо мной, но в ее

     глазах так неприкрыто светилось «прости», что для меня стало ясно, что она не врет.

      — Знаешь, — улыбнулся я, — а ведь тебе удалось.

     Мы засмеялись.

     Прошло уже шесть лет с того дня. Что я испытываю сейчас, вспоминая

     свое прощание со школой? Да ничего плохого, что удивительно. Что я чувствую по отношению к Маше? Только чувство благодарности. Мне действительно было хорошо, по крайней мере, намного лучше, чем тем, кто в тот вечер праздновал выпускной вечер, в моей школе.

     Да, и еще, дерево, под которым мы курили с Машкой, в ту ночь упало, не выдержав своего собственного веса. Внутри оно было совсем гнилое... 12/10/99