— Вот и я, здравствуйте, моя прекрасная Пенелопа!"Я пришел к тебе с приветом...»

      — «Рассказать, что солнце встало». Наконец-то! Солнце уже спит давно, я уж думала, что не придешь до второго пришествия.

      — Пришел до, приду после, я буду приходить всегда, даже когда Вы уже не захотите меня видеть.

      — Как же ты придешь, если я не захочу тебя видеть?

      — Вестимо, влезу в Ваш сон и буду Вас оттуда доставать.

      — Неслыханная наглость! Оказывается, от тебя невозможно никак избавиться?

      — Возможно, но не нужно, а?

      — Не обольщайся, еще подумаю. Я устала смертельно; как с работы пришла, бухнулась в кресло, так и сижу вот, жду тебя, даже переодеться нет сил, ноги гудят...

      — Можно, я послушаю, хоть одним ухом?... Ничего не слышу. Признайтесь, моя прелесть, Вы не переодевались не потому, что смертельно устали, а потому, что знаете, как мне нравится Ваша «спецодежда», и эти открытые туфельки на высоком каблуке.

      — Вот еще! Говорю... смертельно устала. А у тебя такое дурашливо-игривое настроение, будто в лотерею выиграл. И цветов не вижу?...

      — Ну, что мне в оправдание ответить? Я спою... «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить, но зато в эти ночи весенние я могу о любви говорить!».

      — Ну, что ж, тоже неплохо. Становись на колени, кладезь песенных цитат, проси прощения за опоздание и говори мне о своей любви!

      — Слушаюсь, Ваше величество!"Чуть свет — Вы на ногах, и я у Ваших ног...». Простите великодушно, не велите казнить, велите слово молвить!

      — Молви свое слово. Не иначе, какой-нибудь неприличный анекдот станешь рассказывать?

      — Как можно, сударыня?! Слушайте же...

     Летел я к Вам, как ветер,

     Меня послал к Вам Бог,

     В толпе я Вас приметил,

     И вот — у Ваших ног.

     Венера Боттичелли —

     Воздушней Вы берез.

     Вы — солнышко апреля,

     Вы — воплощенье грез.

     Ваш лик лучист и светел,

     И Бога я молю...

     «Позволь влететь, как ветер

     Прошелестеть... «Люблю!"»

      — И это все мне?!

      — От первого слова и до последней точки.

      — Мне таких стихов никто еще не дарил... А, знаю, ты, написал одно стихотворение и читаешь всем девушкам подряд?

      — Ну, как Вам могла прийти такая нелепая мысль? Разве можно написанное для одной женщины дарить другой? Разве можно подарить цветы одной, а потом отобрать и подарить другой? Это же нонсенс, любимая!

      — Ты меня убедил, я прощаю твое опоздание и большое спасибо за стихи. Я разрешаю тебе помассировать мне ноги.

      — А поцеловать?

      — Потом, если мне понравится массаж так же, как стихи.

      — Сомненья прочь! Вы же знаете, как я умею это делать?

      — Пока я только слышу пустые речи и обещанья! Ну же, я жду!

      — О, в каком прекрасном капризе искривились Ваши губки!

      — Господи, ну когда, наконец, ты обратишься к ногам?

      — Уже... Позвольте расстегнуть ремешок... Вот... и ножка прелести полна, она совсем обнажена, ну, почти совсем обнажена. Она еще покрыта вуалью нежнейшего капронового ажура, но пальчики уже чуть-чуть видны. Как устали наши пальчики!"Мы писали, мы писали, наши пальчики устали. Их немножко разомнем, и опять писать начнем». Так, разомнем все пальчики с боков. Какие они аккуратненькие. Вот сюда проведем мягко снизу вверх... Теперь подушечки... Какие они мягкие, эти маленькие подушечки... Теперь подошвы... Вам нравится так?

      — Хорошо... еще. Проведи кулаком по подошве от пальцев к пятке. Вот так... Чудесно. Вторую так же.

      — Вытяните ножку, вот так, я икры разомну. Господи, какие у Вас ноги! Вот эта линия от колена к подъему стопы, как Кавказский хребет, только без снега и красивей. Как же прав Пушкин, говоря о Ваших ногах... «Они, пророчествуя взгляду...», — заметьте, какое слово подобрал... «пророчествуя»; не «обещая», не «суля», а именно «пророчествуя», как в Библии. «... неоцененную награду...», — то есть, не просто высокую, или даже бесценную, а именно неоцененную никем, потому что ее даже и оценить невозможно. «... влекут...», — опять, какое дивное слово, стервец, подобрал!»... условной красотой...», — нет, я просто схожу с ума от эдакого богатого словаря, ведь вот нашел же это слово... «условной», потому что нет никаких критериев, параметров, — нога красива и все тут, и красива какой-то ничем необъяснимой красотой. «... желаний своевольных рой». — Заметьте, какое опять слово... «своевольных». Оно неявное, контурное, отданное на откуп читателю. Вот ведь как писать следует! Но каблуки погубят Ваши волшебные ножки, хоть и длинней они выглядят на каблуках, и стройней. Каблуки полны коварства, и чем они длиннее, тем коварства в них больше.

      — Малыш, ты на Пушкине камня на камне не оставил, я даже стихов не поняла бы, если бы не знала. Одни твои комментарии. Прочти еще раз, и одновременно нежно поглаживай мне ноги, о которых так поэтично отзывался Пушкин.

      — Простите, я увлекся, у меня такое настроение, что хочется петь, читать стихи, целовать Ваши дивные ноги и подпрыгивать до потолка! Слушайте же, моя радость... «Они, пророчествуя взгляду... неоцененную награду... влекут условной красотой... желаний своевольных рой». О! Такие стихи обласкивают нежней моего массажа и даже поцелуев. Прислушиваясь к их волшебной музыке, уносишься мыслью в бесконечность, витаешь в необозримых ее просторах, устремляешься в эмпиреи...

      — Да, приятно быть обласканной двумя сразу... Пушкиным и тобой! Ты как раз сейчас вглядываешься в бесконечность, прикрытую юбкой и, кажется, мыслью в юбке запутался?

      — Нет, просто задумался, как-то. Взгрустнулось что-то... Подумалось о вечном, о нетленной красоте слова, рисующего красоту женского тела. Подумать только, ведь и тела не станет, а слово останется. Конечно, не всякое, но по-настоящему красивое — непременно останется.

      — Ты немножко лукавишь, ну, самую малость, ведь не о вечности ты сейчас думал, признайся! А если я чуть раздвину колени... Вот так, слегка, чтобы туда в мою бесконечность проник лучик света, ты же не совладаешь с искушением унестись мыслью в след за лучиком в эти эмпиреи?

      — Нет, прекрасная Госпожа, не совладаю. Я не могу противиться стремлению моих мыслей уноситься, куда им заблагорассудится, и желанию своих глаз созерцать неземную красоту.

      — А если я раздвину колени еще шире... и положу свои ножки тебе на плечи, разве не устремятся твои губы навстречу моим благоуханным лепесткам роз? Может быть, ты продолжишь свои рассуждения о нетленной красоте слова? Очень интересно послушать. Пока ты будешь говорить, я буду потихоньку сдвигать и раздвигать коленки в такт дивной музыке твоих слов. Начинай же, я жду. Видишь, колени раздвигаются... Расскажи мне, докуда умчалась твоя мысль, а я пока проведу рукой по бедру. Надо же, какой восхитительный контраст между моими белоснежными бедрами и черными ажурными чулочками, их нежно обволакивающими! Носочек потяну, чтобы продолжить эту линию «Кавказского хребта» от колена до кончика большого пальца. Я сегодня педикюр сделала... Что же ты? У тебя, кажется, капельки пота на умном лбу? Смотри, как пополз кверху подол моей деловой юбки... Медленно, но неуклонно, а ты все молчишь, словно все слова, какие в школе учил, забыл. Ты следишь?

      — Я... это... Вы так обворожительны!... Просто чудо как соблазнительны!

      — Ну, что ты там шепчешь всякую чепуху? Ты про слова мне говори, какие они нетленные, а я, пожалуй, сброшу верхнюю часть ...