Оговорка: Описанные в рассказе события полностью соответствуют действительности, однако кличка собаки и ряд второстепенных деталей изменены. Автор не является геем и не приемлет этот вид отношений между людьми.

      — Ну вот, опять башка под тумбочкой! И что за привычка, Пушок?

     Из-под указанного предмета меблировки появляется лукавая чёрно-рыжая мордаха.

     Пятидесятикилограммовый ротвейлер встаёт и сладко потягивается с невинным видом — о-оо-опс, хвост кверху, морда книзу. Подойдя ко мне, он с размаху опускает голову мне на колени и невыразимо грустными глазами взирает снизу вверх, словно жалуясь на тяжёлую жизнь щенков в этом холодном, жестоком мире...

     Это мой Пушок. Больше трёх лет в моём доме обитает этот мохнатый лопоухий щен. И больше года из них я принадлежу ему без остатка.

     Я продолжаю работать за компьютером и слышу за спиной характерный скрип и пыхтение. Ага, на полу ему жестко, а вот мой диван — самое место для того, чтобы оставить там пару килограммов шерсти... Оборачиваюсь — меня встречает удовлетворённый вздох и довольный взгляд бесстрашных ясных глаз. Да, если я вздумаю прилечь, придется погодить...

      — Знаешь, Пушок, твои хозяйские замашки...

     Пушок ласково ворчит, прихватывая зубами покрывало. И вдруг — раз! — переворачивается на спину, поглядывая с этаким ленинским прищуром.

      — Ну уж дудки! Да свет не видывал ещё таких нахальных щенков...

     ... Да уж. Маленький смешной меховой комочек, получив в своё распоряжение целую комнату, быстренько обустроил её по своему вкусу. И в самом деле, что за пошлая роскошь — оклеивать стены обоями?..

     Нет, этих щенят пора призвать к порядку. Подхожу к дивану... да, здесь нужны решительные меры, иначе против этой улыбки до ушей я не сдюжу. Хватаю под мышки нахальную черную тушу и начинаю раскачивать вверх-вниз. Пушок отчаянно ухмыляется, болтая лапами в воздухе. Ох, не тот метод я выбрал...

     Я чувствую чуть сладковатый, приятный запах его чистой шёрстки. Он уже взрослый пёс, но когда я зарываюсь лицом в его черные космы, он еще пахнет щенком.

      — Так ты бунтовать? Ну давай, давай поборемся!

     Ох, пропала моя работа... Пушок, довольно урча и раскинув окорочка, радостно лижет склонённую над ним «суровую» физиономию. Одного взгляда чуть пониже собачьего пуза мне хватает, чтобы понять — ему эта борьба начинает нравиться. Ах ты жучок, да не затем ли ты и взгромоздился на диван? Ведь так и было в тот раз — наш первый раз...

     ... Ещё дрожа, я стою на коленях, уткнувшись лицом в диванную подушку. Эта поза наверняка никуда не годится с эстетической точки зрения... как и вся обстановка вокруг, и беловатые лужицы на полу, и царапины на моих боках и спине — ты всё же сделал мне больно, маленький, ты еще не знаешь своей силы... Но сейчас мне наплевать на всё. Наконец я твой, малыш...

     А черт с ней, с этой работой!...

      — Пушок, иди ко мне, маленький! (Muzzle, 1998)