... А история у меня одна действительно была. Довольно давно, правда, но иногда вспоминается, екает серд-це, слегка «мутит», становится тепло в животе, а потом горько в горле.

     Так вот, у меня была подружка в инязе еще, из параллельной группы. У меня был день рождения «на носу», в выходные. А она (ее звали Оксана, то есть, конечно, и сейчас зовут), была из пригорода, и на выходные из Нижнего уезжала, и хоть заранее не принято поздравлять, все же решила меня поздравить. У нее не было, ка-жется, последней пары и она, оказывается, сбегала и купила бутылку шампанского (у нас в Нижнем, кстати, отличное шампанское делают) и торт. А после моей пары меня встретила, подмигивает и предлагает отметить.

     Во-от, значит... Поехали мы с Ксюхой ко мне, настроение было классное, всю дорогу в троллейбусе болтали без умолку, на улице солнышко, пташки щебечут, середина мая, и не такая как в этом году!

     Пришли мы ко мне (я второй год уже квартиру снимала), развалились на софе и стали с журнального стола торт есть и шампанским запивать. И так здорово нам сделалось!!! Как знаешь, бывает в апогей дружбы с кем-то, такая близость... Мы давай всякие случаи вспоминать, в основном, амурные, которые и мы с ней обе помни-ли, и по отдельности испытывали, раньше, до знакомства, парней всяких, — повздыхали, похихикали... Пузырь-ки уже в голову порядочно ударили... И она мне тут исподволь, косясь на меня, со смешочками, стараясь быть естественной, хотя все равно, зарделась слегка, вскользь стала рассказывать о том, как они еще в школе, классе в восьмом, наверное, с одноклассницей экспериментировали. Я несколько смутилась, она поняла это, мы пере-глянулись... и расхохотались. Мне кажется, смех оказался хорошим средством от смущения, барьеры были сня-ты. Мы налили еще по фужеру, и я уже совершенно с другим настроением, даже с залихватством каким-то (ме-ня на самом деле все это заинтриговало) стала намеками выпытывать, что да как. Высказывания были, в основ-ном, нераспространенные, типа: «ну и мы целова-а-ались, значит... а потом разделись...» и т. п.

     Свелось все, в конце концов, к тому, что мы, почти на уровне интонаций, пришли к согласию, что мы обе не прочь и сейчас... вот также. Дальше была ужа-а-асно длинная секунда или две, пока Оксана ставила наши бо-калы на столик — жест, сам по себе, очень красноречивый. Он означал, что сейчас что-то будет, и я почувство-вала, как я уже будто целую вечность лежу покрасневшая и голая, хотя ни того, ни другого еще толком не успе-ло произойти. Ксюшка ставила эти бокалы как бы ни в чем не бывало, хотя, я думаю, ей тоже было нелегко. Но она оказалась молодчиной, — не успели мы встретиться глазами, а этого, видимо, как раз и нужно было в тот момент избежать, как она буквально навалилась на меня, и с глубоким вздохом, взасос поцеловала в губы. Прошло долгих секунды две, наверное, прежде чем я что-то осознала. До этого мне было просто не до того. Я плыла по течению нашего разговора, подзадоренная пьяным куражом и любопытством. А теперь... даже не рас-скажешь... у нее такие были мягкие и упругие и умелые губы и язык! Мое смятение прошло, а скорее всего, потеряло значение, мне было уже все равно, кто это. Я ведь так люблю целоваться! А она так целовалась!

     Но когда я на секунду приоткрывала глаза, сознание ко мне немного возвращалось, я видела Оксану, слегка опять офигевала... и меня опять уносило. Я вдруг совершенно по-новому разнюхала запах ее духов, которые мы вме-сте с ней выбирали с месяц до того. И особенное чувство — это грудь... Она прижалась своей грудью к моей — мы обе были в каких-то блузках, кажется, или я уже в домашней футболке, не помню (она была, скорее всего, в мягком лифчике, а я и вовсе без), но помню, что грудь ее чувствовалась очень хорошо. Я впервые встретилась с ней так близко и так продолжительно. Она так мягко перекатывалась по моей... как морские волны — вот как. Я до сих пор иногда машинально ищу этого, прижимаясь грудью то к Митиным ягодицам, то к его животу. Хо-рошо, но далеко не то! Он у меня довольно плотный товарисч, жилистый. А еще — волосы. Они у нее были длиннее и шелковистее моих, хоть и похожие на мои, только посветлее. Они были как лен, и она меня ими про-сто укутала — еще одно незнакомое ощущение (в сочетании с поцелуями).

     Становилось все жарче, и я сама себе призналась, что у меня начинает сжиматься и разжиматься и свербить «там где надо», и это, на мгновение меня опять повергло во внутреннюю панику («что же делать?! как же это будет?»). То есть, я уже не боялась, а меня больше смущала моя неловкость при таком повороте — я так хотела заставить себя быть раскованной, быть достойной Ксюшки, я так ею восхищалась про себя в тот момент! У ме-ня уже немели губы, и она, как будто почувствовала это и перешла на мою шею — и меня, конечно, опять «на-крыло», моя обеспокоенность в очередной раз испарилась. «Вынырнув» в следующий раз я почувствовала, как она, обхватив меня ногами, практически, сидя верхом, и все еще лежа на мне, трется об меня. Она уже «далеко ушла» — это было видно. Когда она исступленно сосала мочку моего уха, я слышала как она сдавленно, в полго-лоса, стонет и всхлипывает. Я тоже закипала, и стала искать самовыражения, задвигалась под ней, заерзала.

     Мы стали крутиться, вертеться, хаотично гладя друг друга руками, до боли в суставах сплетаясь ногами, прикасаясь голыми животами из-под выправившихся рубашек/блузок или чего-то там, и яростно пытаясь добраться «друг» до «друга», прикоснуться «ими», прижаться. Оксана была в широкой юбке и колготках, ей было легче, и она, видимо, успела испытать больше чем я — в воздухе отчетливо запахло «любовью», просочившейся сквозь тон-кую преграду. А я, как дура, — закована в джинсы. Наверное, мне не хватало чуть-чуть, и было это из-за джин-сов. «Все!» — решила я, и отстранив Ксюху, дрожащими пальцами с остервенением стала пытаться расстегнуть пуговицу, — «будь что будет,... не знаю пока как это будет, но Ксюшка точно все хорошо сделает,... и я най-дусь... щщас взорвусь!» Да, Ксюша, знала что делать. Пока я, стоя, путалась в пуговице и змейке, она уже спус-тилась с софы на пол и присела передо мной на колени. Это я тоже вижу как в замедленном кино, она, тяжело дыша, машинально поправила прядь за ухо, ухо — ярко-розовое, щеки — пунцовые, блестящие пухлые губы при-открыты. Она подняла на меня свои затуманенные глаза. Смысла сейчас в них было маловато. В моих, навер-ное, тоже, поэтому мы так открыто и с наслаждением посмотрели друг другу в глаза, словно поцеловались взасос.

     ... И тут действительно взорвалось! Только взорвалось это у меня в голове. Молнией проскочила страшная мысль, порожденная расслышанным мной звуком, негромким по сравнению с гулом пульса в ушах, но из-за своей подозрительности привлекшим внимание. В замочную скважину, после секундного шороха прицелива-ния, входил ключ: «тр-р-рик!» Я пулей рванулась в прихожую, процедив: «Козззел!»

     У меня немного отлегло — попытки ключа повернуться не увенчались успехом: я, оказывается, машинально повернула замок на три оборота, когда мы пришли. И я, вымещая досаду, со всей дури грохнула по деревянной двери кулаком и заорала: «Подождите!» Не знаю, чего ожидал этот мужик, но явно не этого, и, наверное, силь-но вздрогнул по ту сторону двери.

     Это был хозяин квартиры. Старый пердун иногда заявлялся за чем-нибудь (не очень часто, но всегда некста-ти) и всегда норовил открыть дверь своим ключом, — то ли тупой такой, то ли больной... Хорошо, когда я дома была. И то, иногда срочно приходилось накидывать на себя что-нибудь. А когда я в школе... Мне страшно представить было, что приходило это засаленное недоразумение и, не дай бог, трогало, да что там трогало, смотрело на м-о-и вещи, кряхтя и роняя капли с носа — б-р-р-р! Какие только картины не рисовало мне мое спровоцированное воображение. Обнаруживая признаки его посещения по приходе домой, я бросалась в ван-ную проверять не висят ли мои выстиранные вчера трусики на полотенцесушителе, и если я их утром не сняла оттуда и не положила в шкаф, то — «О, горе мне!» — тщетно пыталась выяснить висят ли они также, как я их по-весила или нет. И в итоге: «А черт их знает!», — в сердцах, бросала их обратно в стирку. Или: валяется ли в му-сорном ведре выброшенная накануне прокладка или нет? Валяется — плохо, он мог ее видеть, не валяется — ужасно, он ее взял! И ведь что характерно: когда приходили с женой — они всегда звонили, а когда один...

     Я обернулась на мою Ксюшеньку, она сидела, устало привалясь к софе и прижимала ладони к разгорячен-ным щекам. Да,... жестоко нас... Я, наконец, вышла из оцепенения, закрыла дверь в комнату и отперла замок. Это чудо, не глядя на меня, прошло мимо, пробурчав что-то про «взять на балконе» и пошлепало туда не разу-ваясь через кухню (Это же его кухня!). Возился он на лоджии минут десять, брякая какими-то мелкими желез-ками, хотел, что ли, выяснить, не прячу ли я какого-нибудь женишка у себя, больно уж непривычно выглядела закрытая дверь в комнату в тесном интерьере прихожей. Он даже проходил один раз туда-сюда мимо окна ком-наты («по делу, конечно»), но окно было занавешено густо сосборенным тюлем. Мы с моим «женишком» по-пробовали посмеяться, да как-то вяло выходило. Хмель как рукой сняло, на смену ему неотвратимо двигалась головная боль.

     Он уже ушел, а мы так и сидели... Вроде свои, близкие, а какие-то виноватые обе, хотя обе понимали, что, в принципе, все нормально. И может когда-то еще будет... А пока что? Чай с остатками (три четверти) торта? Ну, конечно же, Ксюх! Я обрадовалась, появился повод к активности, спасающей неудобное положение.

     А потом позвонил Виктор, мой тогдашний boyfriend, он приехал с юга области, от родственников, помогал сажать картошку во время майских праздников. Он был местный, нижегородский, довольно милый парень (да-же если сейчас вспомнить), и тогда, за неделю я по нему соскучилась. К тому же он сказал, что если сможет, то приедет ко мне на ночь, он тоже соскучился. В общем, я не имела оснований отказывать ему в визите. А назав-тра была пятница, и если бы не этот звонок, я могла бы убедить Ксюху не возвращаться в общагу, а сходить вместе за бутылкой вина, приготовить что-нибудь перекусить на ужин, потом, может быть... что-нибудь верну-лось бы... может быть... набрать горячую ванну, забраться туда вдвоем... Может быть. Могло бы быть. Если бы не этот звонок. А если бы не этот козел с ключом!!!... В общем, скоро Ксюха засобиралась в общагу («пока троллейбусы ходят»).

     А потом, нахлынула бешеная сессия, а потом — каникулы, я уехала домой, а потом, осенью практика в шко-ле. В общем, к этому вопросу мы с Ней уже не возвращались, иногда намеком вспоминали в шутку, смущенно улыбались. Может, она хотела забыть, а может, и я тоже хотела. Тогда. Сейчас иначе отношусь к этому. Мы обе уже несколько лет замужем: я подольше, она поменьше, дети у обеих, и т. д. и т. п. Почти не перезваниваемся, не видимся вовсе. Последний раз она звонила в мае, на мой день рождения.

     А тот самый Виктор в тот вечер не приехал. Не смог.

     5.10.2000