Жил себе один купец,

     Денег было — ну, пиздец.

     Он не знал, куда их деть,

     Но старался не борзеть.

     Торговал он разной хренью,

     Хуетенью, дребеденью,

     Провозил и героин,

     И наварчик был большим.

     Было у него три дочки:

     Две — голимые заточки,

     Ну, а третью звали Настя,

     Та была большая фрастя.

     Собрался купец в моря.

     Он подходит к дочерям,

     Обнимает их, целует

     И с улыбкою воркует:

     «Дочки, что вам привезти?

     В рот бы вас троих ебсти».

     Две, что старше, — шубки, юбки,

     Ну, а Настя сжала губки

     И потёрлась об отца

     Прямо в области конца:

     «Папа, в рот тебя ебать,

     Заебал в натуре, блядь.

     Юбки, трусики, заколки...

     Никакого от них толку.

     На хуй срались мне они,

     Мне не надо той хуйни.

     Есть на острове одном,

     Ну, не знаю на каком...

     В общем, аленький цветочек.

     Привези хоть лепесточек».

     АРИЯ ОХУЕВШЕЙ НАСТЕНЬКИ

     Ну что ты, папа, снова гонишь пургу,

     Твое сватье нас уже заебало.

     Похоже, в этих тряпках я на каргу.

     Не говори ниче, забей ебало.

     Ты привези мне цветочек скорей,

     Тогда все будет о'кей!

     Папа! Меня задрали эти тряпки!

     Папа! Я словно пугало на грядке!

     Папа! Пиздуй скорее, цветочек привези.

     Ну что стоишь ты словно лох у дверей,

     Меня затрахала твоя заточка,

     Ты одевайся и пиздуй поскорей,

     И не дай Бог, вернешься без цветочка,

     Я дверь тебе не открою, козел,

     Ты меня понял, вафел?

     Папа! Меня задрали эти тряпки!

     Папа! Я словно пугало на грядке!

     Папа! Пиздуй скорее, цветочек привези.

     И разъёбанный купец,

     Почесавши свой конец,

     Быстро вышел за ворота

     И велел собраться флоту.

     Он затарился мехами,

     Валенками, потрохами

     И отчалил в дальний путь,

     Чтобы дельце провернуть.

     И задумался купец:

     «Да, задачка... Ну, пиздец!

     Где тот хуев островок?

     Где тот ёбаный цветок?

     Как найти его? Ебать!

     Хули... Буду, блядь, искать».

     АРИЯ ПРИПУХШЕГО КУПЦА

     Мой кораблик плывет по волнам.

     Я купец невъебенный,

     Я продам свой товар и гостинцев куплю до хуя.

     Только где мне найти,

     Мне найти тот цветок охуенный?

     Где же ебаный тот островок,

     Не ебу, сука, я.

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя,

     Пидор ебаный, алый цветок?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя,

     Пидор ебаный, алый цветок?

     Щас я водки нажрусь

     И тогда, может быть, я прозрею

     И узнаю, куда мне направить свои корабли.

     Но ебучий цветок отыскать

     Все равно я сумею,

     И для Насти его я достану даже из-под земли.

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя,

     Пидор ебаный, алый цветок?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя,

     Пидор ебаный, алый цветок?

     Я уже ебанул,

     И мысля в голове шевельнулась,

     Поплыву я туда, куда смотрят мои, блядь, глаза.

     Может дочка моя

     Головой об асфальт пизданулась,

     Отыщу, отыщу я ебучий цветочек, тебя.

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя,

     Пидор ебаный, алый цветок?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя?

     Где найти мне тебя,

     Пидор ебаный, алый цветок?

     Плыл он восемь долгих дней

     Через семеро морей.

     На девятый трудный день

     Приключилась поебень.

     Вот оно как дело было:

     Туча солнце затулило,

     Начался большой буран,

     Охуенный ураган.

     Корабли пошли на дно.

     Всплыло только лишь гавно.

     Все товары, сундуки

     Тоже в них на дно пошли.

     Всех матросов буря сдула,

     Вкусный хавчик был акулам.

     Жив остался лишь купец,

     Повезло ему, пиздец.

     Он попал на островок,

     Весь побитый, без порток,

     Весь небритый и хмельной,

     Но зато он был живой.

     «Где я? — думает купец, — 

     Что за остров? Блядь, пиздец.

     Птички чвыркают вокруг...».

     Привязав на хуй лопух,

     Чтоб не лазить нагишом,

     Он попиздил напролом

     И увидел, наконец,

     Охуительный дворец.

     Он вовнутрь завалил,

     Руки к жопе притулил,

     Чтоб не въехали в очко,

     И спросил: «А есть тут кто?»

     Тишина ему в ответ.

     «Есть кто, сука, или нет?

     Я купец, ебать вас в ухо!» —

     Заорал он, что есть духа,

     Но немая тишина

     Отвечала: «Нет. Нема!»

     Вот за стол купец садится,

     Никого уж не боится.

     Коньячку он наливает,

     Тут же воблой заедает.

     И, пожравши с два часа,

     Покурить он вышел в сад

     И увидел в том саду

     Он какую-то хуйню.

     Она торчала из горшочка,

     Ну, в каких растут цветочки.

     Пригляделся: «Вот же, блядь,

     Как же мог я не узнать?

     Это ж ёбаный цветок,

     Ярко алый лепесток.

     Наконец нашёлся, гад,

     Как же я тебе, блядь, рад».

     Подошёл, сорвал цветочек,

     Нюхая, отлил в горшочек

     И, рыгнув, что было сил,

     Снова рюмку накатил.

     КАК ЖЕ Я ЦВЕТОЧКУ РАД

     В океане есть один, блядь, сука,

     Клевый островок,

     И есть на нем тот

     Невъебенно-охуительный цветок.

     Его нашел я сам

     И никому не дам,

     К нему добраться было, падла, нелегко.

     Мой флот уже давно

     В захлебе глубоко,

     А все виною этот аленький цветок.

     А я с цветочком во дворец,

     Сейчас блядь, сука, пойду

     Еще там жару с коньячку

     Я, падла, блядь, накачу.

     Там очень клево, заебись,

     Поляна крыта жратвой.

     И все на жару, на халяву,

     В рот ебать хуй мой.

     Там заебись,

     Там зашибись,

     И это место я ни с кем не буду, сука, делить,

     Там хорошо,

     Там весело,

     Ах, как же рад я, блядь, цветочку, в рот его ебить.

     И на радостях купец

     Вновь попиздил во дворец

     Ёбнуть коньячка, пожрать.

     Жалко, некого ебать.

     «Хоть бы тёлки были, сука.

     Тут без них такая скука».

     Вдруг услышал он: «Стоять!

     Ты куда собрался, блядь?

     На хуй ты цветок сорвал?

     Ну, пиздец тебе. Попал!

     На хуя сорвал цветок?

     На хуя насрал в горшок?»

     «Чьи, ничьи, — сказал купец, — 

     Ну, сорвал я. Ну, подлец».

     Так сказал. А сам трясётся,

     Аж сопля из носа вьётся.

     Он не видит никого,

     Слышит голос лишь его.

     «Может быть, всё это глюки?

     На хуя ж мне эти муки?

     Кто ты? Где ты? Это, покажись!

     На цветочек. Отъебись!»

     «Ни хуя! — ему ответ, — 

     Раз сорвал, возврата нет.

     Забирай себе, мудак,

     Но учти, не просто так.

     Дома у тебя три дочки.

     Две — голимые заточки,

     Ну, а младшая, Настюха,

     Пусть ко мне приедет, шлюха.

     Говорят, сосёт прекрасно

     И ебётся тоже классно.

     Я кольцо дарю тебе.

     Ты надень его себе.

     Если вправо повертеть,

     Будешь дома ты сидеть,

     Ну, а влево повернёшь,

     Вновь на остров попадёшь.

     Дашь Настюхе. Понял, да?

     Пусть покрутит и — сюда.

     Но не вздумай наебать!

     Всех убью! Ты понял, блядь?»

     И купец, схватив кольцо,

     Пукнул, почесал яйцо.

     Он колечко нацепил

     И направо покрутил.

     Бац! Хуяк! Сидит он в хате.

     Дочки лазят в новых платьях,

     И довольная Настюха

     Шепчет ласково на ухо:

     «Ну, папаня, молодец!

     Я уж думала — трындец!

     Мне цветочка не видать,

     Ну, а ты привёз. Во, блядь!

     Мог придумать ведь отмазку,

     Мол, цветочек этот — сказка,

     Бред укуренной мечты,

     Да вообще,...

  пошла бы ты!

     Но ты ж меня не наебал

     И цветочек мне достал». — 

     «Ладно, Настя, не звезди.

     Ты в гостиной прибери,

     Попиздим в другой мы раз.

     Кореш мой придёт сейчас.

     Застели-ка нам поляну,

     Притащи марихуану.

     Будет долгая беседа,

     Так что торопись с обедом».

     Настя сразу поняла —

     Тут нечистые дела.

     Незаметно микрофон

     Она всунула под стол,

     В комнату свою влетела

     И наушники надела.

     Было слышно каждый звук:

     Звон бокалов, ложек стук.

     И когда купец нажрался,

     То базар у них начался.

     И услышала она

     Всю рассказку пахана.

     Батя пьяный спать свалился,

     Под себя чуть помочился.

     Настя в комнату вошла,

     Хвать колечко! И ушла.

     Прошептала про себя:

     «Я хочу, урод, тебя!

     И пускай такой ты страшный,

     Но, наверно, ёбарь... Страстный!»

     АРИЯ НАСТЕНЬКИ «В ЖОПУ ПУСТЬ ЕБЁТ»

     Батин я сейчас

     Слышала рассказ.

     Чудище хочу,

     Это просто класс!

     Я к нему приду,

     Ноги разведу,

     И пускай вонзит

     Мне свой хуй в пизду!

     Хуй в пизду!

     Хуй в пизду!

     Мне свой хуй в пизду...

     Раз меня он звал,

     То не просто так,

     Ведь, наверно, он

     Трахаться мастак.

     В жопу пусть ебет,

     Ну, а после — в рот.

     Я его хочу

     И кольцо кручу!

     Хуй в рот...

     Хуй в рот...

     В жопу пусть ебет!

     А чудовищу в ту ночь

     Ни хуя, блядь, не спалось.

     Он крутился так и сяк,

     Но уснуть не мог никак.

     Встал и «Кэмел» закурил,

     Крепкий кофе заварил.

     «Всё равно ведь не уснуть.

     Может, водки ебануть?

     Нет, нельзя. Придёт Настюха

     И заедет сразу в ухо,

     Скажет: «Ёбаный ишак!

     Ты нажрался как мудак».

     И ебаться мне не даст,

     Лучше вылью в унитаз.

     Вдруг тот гад купец

     Наебёт? Тогда пиздец,

     Мне Настюху не видать

     И, конечно, не ебать.

     Я мудиле угрожал,

     Что угроблю всех, сказал.

     Но его я брал на понт.

     Может, понял это он».

     Мысли скверные уже заебали.

     На душе было очень хреновато,

     Даже хуже! Хуевато!

     Он пошёл гулять по саду,

     Ведь заняться чем-то надо.

     Дёрнул косячок, другой.

     Сняло ломки, как рукой.

     Все сомненья растворились,

     Мысли глупые забылись.

     Он поверил, наконец,

     Что не наебёт купец.

     И, мечтая о пизде,

     Он гулял по темноте.

     Вдруг услышал стук шагов,

     Цокот женских каблуков.

     И страшидло испугался.

     Чуть со страху не усрался.

     Понял сразу — это Настя

     И раскрыл в улыбке пасть он.

     АРИЯ ОПИЗДОВАТОГО ЧУДИЩА

     Ты ко мне в тишине

     Постучалась в двери.

     Охуел я вполне,

     Верю и не верю.

     Может быть, галюны

     Или мне все снится,

     Только нет, это ты,

     Милая девица!

     ТАНЦУЮТ ВСЕ!

     Ты как вор заломишься в дверь,

     Все мне ясно стало теперь,

     Ты так сильно хочешь, пиздец,

     На большой корявый конец.

     У тебя такая пизда,

     Что мой хуй войдет без труда,

     Но надеть придется гондон,

     Я боюсь сифона!

     Я смотрю на тебя,

     Хуй в ширинке бьется,

     Не сдержу я себя,

     Щас конча польется!

     Но боюсь показать

     Я свою заточку,

     Станешь ты убегать,

     И сорвется ночка!

     Ты как вор заломишься в дверь,

     Все мне ясно стало теперь,

     Ты так сильно хочешь, пиздец,

     На большой корявый конец.

     У тебя такая пизда,

     Что мой хуй войдет без труда,

     Но надеть придется гондон,

     Я боюсь сифона!

     А купец, проснувшись утром,

     Отрыгнул и пёрнул круто.

     Почесал своё яйцо,

     Глядь на руку: «Где кольцо?

     Ведь его я не снимал.

     Неужели проебал?»

     Тут две дочки прискакали.

     «Вы, это, колечко не видали?» —

     «Нет, папаня, хуй нам в ухо.

     Может быть, взяла Настюха?

     Её тоже нигде нет.

     Может, спёрла и — привет!»

     Тут купец всё понял сразу.

     И, ругнувшись два-три раза,

     Он в ментуру побежал

     И про всё там настучал.

     Ну, а участковый мент

     Был ему пиздатый кент.

     «Разберёмся, — он сказал

     И дубинкой замахал, — 

     Мы найдём тот хуев остров,

     Хотя всё это непросто».

     До купца дошёл намёк.

     Он сказал ему: «Колёк,

     Я пиздато заплачу,

     Я вас всех озолочу.

     Только побыстрей найдите

     И Настюху мне верните».

     И ментовские войска

     Понеслись искать врага.

     Танки, пушки и пехота,

     Крокодилы, бегемоты.

     Всё! Чудовищу пиздец,

     Не сносить ему конец.

     Участковый разрывался,

     Громко матами ругался,

     Потому что он там был

     Охуенный командир.

     АРИЯ ХРАБРОГО МЕНТА

     А я мужик — пиздец,

     Чудовищу конец.

     Я самый храбрый в мире мусоришко.

     Найдем мы островок

     И превратим его

     В вонючую, протухшую отрыжку.

     Купец озолотит,

     Ведь сам же говорит,

     С лихвою он расплатится за Настю.

     А чудищу кранты,

     Дадим ему пизды,

     Чтоб рот не разевал на эту фрастю.

     А чудищу кранты,

     Дадим ему пизды,

     Чтоб рот не разевал на эту фрастю.

     Я самый храбрый мент,

     И завалю в момент

     Я этого вонючего урода.

     Здоровый очень я,

     Шварценеггер, то хуйня,

     А я, в натуре, родом из народа.

     Здоровый очень я,

     Шварценеггер, то хуйня,

     А я, в натуре, родом из народа.

     Настя в двери колотила:

     «Открывай скорей, мудила!

     Не скрывайся от меня.

     Я пришла, и я — твоя».

     И предстал он перед нею,

     То краснея, то бледнея.

     Настя сразу испугалась,

     Задрожала, обосралась,

     Но попозже, страх уняв,

     С криком: «Выеби меня!»

     Бросилась ему на шею

     И заохала, балдея.

     Ей чудовище всадил,

     Про гондон совсем забыл,

     А когда он вспомнил, блядь,

     Поздно было надевать.

     Долго трахались они,

     Пролетали ночи, дни.

     Наконец, они устали

     И ебаться перестали.

     Им хотелось отдохнуть,

     Ёбнуть водки да курнуть.

     Настя говорит ему:

     «Я тут чё-то не пойму.

     Ведь тебя я целовала,

     Только не расколдовала».

     Отвечает ей страшила:

     «А, не тут-то оно было!

     Чтоб меня расколдовать,

     Тебе надо отсосать».

     Настя вмиг припала к хую,

     Громко чавкая, смакуя.

     А чудовище балдел,

     Выл от счастья и пердел.

     АРИЯ СОСУЩЕЙ НАСТЕНЬКИ

     Он такой огромный,

     Длинный и нескромный,

     Твердый, волосатый,

     Хер корявый твой.

     Ща к нему я просто

     Припаду с засосом,

     И тогда ты станешь, станешь ты другой.

     В две ладошки

     Яйца положь ты,

     Мне их ты поднеси,

     А потом скажи ненарочно:

     «Ну-ка скорей соси!»

     И только я, только я буду раком,

     Я буду раком стоять до утра,

     И только я, только я буду раком,

     Сосать корягу твою дотемна.

     «И только ты, только ты будешь раком

     Ты будешь раком сосать до утра,

     А только я, только я буду рядом

     Совать корягу тебе дотемна».

     Он такой мохнатый,

     Толстый, волосатый,

     Теплый и пушистый,

     Но зато весь мой.

     И хуйня, что в гланды

     Волосня залазит,

     Главное, что скоро станешь ты другой.

     Я в ладошках

     Буду немножко

     Яйца твои ласкать.

     И губешками осторожно

     Писю твою смакать.

     И только я, только я буду раком,

     Я буду раком стоять до утра,

     И только я, только я буду раком,

     Сосать корягу твою дотемна.

     «И только ты, только ты будешь раком

     Ты будешь раком сосать до утра,

     А только я, только я буду рядом

     Совать ... 

     корягу тебе дотемна».

     Настенька, блядь, так старалась,

     Что от радости уссалась.

     А у чудища мгновенно

     Изо рта полилась пена,

     Шкура старая слетела,

     И Настюха охуела:

     Стал красавцем невъебенным,

     Принцем необыкновенным.

     И, обнявшись, молодёжь

     Свой затеяла пиздёшь.

     Но не тут-то оно было!

     Вдруг пехота привалила,

     Танки вдруг затарахтели,

     Самолёты загудели.

     Появился, блядь, купец.

     И воскликнул он: «Пиздец!

     Где тот хуев педераст?

     Замочу его сейчас».

     Настя сразу подскачила,

     Бате тему разъяснила,

     Мол, нормально всё, отец:

     «Вот жених мой, молодец.

     Ёбарь просто хоть куда.

     Скоро свадьба у меня.

     Так что можешь без понтов

     На хуй отсылать ментов».

     СКОРО СВАДЬБА, ЛЯ, ЛЯ, БЛЯ

     Я открою тебе, папа,

     Охуеннейший секрет:

     Я сегодня чуду-юду

     Ночью делала миньет.

     Я его расколдовала,

     Скоро свадьба будет, блядь,

     Ну, а ты своею шоблой

     Хочешь все нам обосрать.

     Не перебивай меня,

     Не перебивай,

     Я устала охуенно,

     Не перебивай меня,

     Не перебивай,

     Мои губы как полено,

     Не перебивай меня,

     Не перебивай,

     Завтра будем делать свадьбу,

     Не перебивай меня,

     Не перебивай,

     Невъебенную гулятьбу.

     А еще скажу я, папа

     Вот волшебное кольцо,

     С ним гостей ты можешь за день

     К нам доставить ко дворцу.

     Так что родню скорее

     Приглашай на островок,

     Ну, а я пока подмою

     Свой намыленный лобок.

     Не перебивай меня,

     Не перебивай,

     Ты, папуля, в самом деле,

     Не перебивай меня,

     Не перебивай,

     С ручника снимись скорее,

     Не перебивай меня,

     Не перебивай,

     Завтра сделаем мы свадьбу,

     Не перебивай меня,

     Не перебивай,

     Мировую, блядь, гулятьбу.

     Папа гаркнул: «Всё о'кей!

     Эврибади! Йес! Тудэй!

     Будет всё, как скажешь, дочка,

     Хитрожопая заточка.

     Счастья ж я тебе хочу.

     Сто хуёв тебе в пизду».

     И, сказав сии слова,

     Настю он поцеловал,

     Слёзно всех пообнимал,

     Принца сыном обозвал,

     Пожелал им сто детей

     И, как можно, поскорей.

     Вскоре свадьбу отыграли,

     Гости прыгали, плясали,

     Веселились и смеялись,

     Громко чавкали, ширялись.

     В общем, хули, расслабуха.

     Наша ж хитрая Настюха,

     Пока принц в умате спал,

     За партьерою блевал,

     Отдавалась всем подряд,

     Говоря: «А хули, блядь?

     Перед жизнею семейной

     Надо малость погулять».

     Вот и свадьба пронеслась,

     Настя вдоволь наеблась

     И была довольна, сука,

     Ненасытная гадюка.

     Все съебались наконец.

     Тут подходит к ней отец,

     С пьяной, пухлою заточкой,

     Говорит он: «Слушай, дочка,

     Круто мы повеселились,

     Обожрались и напились.

     Только срок уж вышел мой,

     И пора уже домой.

     Надо замуж выдавать

     Ещё двух, ебёна мать.

     Только, думаю, они

     Никому, блядь, не нужны!»

     Дочки рядом с ним стояли

     И всё это услыхали.

     Возмутилися они:

     «Папа! Не гони хуйни

     Не нужны нам женихи,

     На хуй срались мужики.

     Лесбиянки мы, понятно?

     Нам друг с дружкой быть приятно».

     И, обнявшись, две сестры

     Поскакали под кусты.

     Крики, стоны раздавались,

     Сёстры еблей занимались.

     АРИЯ СЕСТЁР-ЛЕСБИЯНОК

     А нам все как-то по хую,

     Ведь мы кобылы, хоть куды.

     Тебя, сестричка, я люблю,

     Все от башки и до манды.

     И нам с тобою поебать,

     Что люди думают о нас,

     А если будут наезжать,

     Дадим с размаху в левый глаз.

     А мы зажмемся втихоря,

     Друг дружке пизды теребя,

     Нам губы, руки, языки

     Заменят всякие хуи.

     А мы спокойные всегда,

     Ведь никогда не залетим,

     И самотыком или ртом

     Друг друга удовлетворим.

     А мы не хиппи и не панки,

     А мы сеструхи-лесбиянки.

     Нам на хуй срались мужики,

     Друг друга будем мы любить,

     А их вонючие хуи

     Мы будем саблями рубить.

     И кто придумал мужиков,

     Они такие подлецы!

     Мы ненавидим их с тех пор

     За их вонючие концы.

     А мы не хиппи и не панки,

     А мы сеструхи-лесбиянки.

     И купец, покачав головой,

     Попиздячил на яхте домой.

     Настя с принцем остались одни,

     Но совсем не скучали они.

     Они трахались ночью и днём,

     Охуенно им было вдвоём.

     Захуярили кучу детей,

     Ведь толпой было жить веселей.

     И счастливой была та семья,

     Это говорю вам точно я,

     Потому что у них я гостил

     И Настюхе не раз засадил.

     Вот и сказочке нашей конец,

     Кто не слушал её — тем пиздец!

     Я её рассказал вам, как есть.

     Ни хуя не придумано здесь.

     СТРАХ / НЕ ИСПУГАТЬ ВАМ ВЕДЬМЫ МЕНЯ