Посвящается всем тем, кого я когда-то презирал. Кого я когда-то любил. Тем, кого я ненавидел однажды. И тем, кого я ненавижу сейчас. Конечно же, тем, кого я люблю сейчас. Несомненно, и самому себе я посвящаю это произведение. Короче, всем тем, кого я знал и знаю. Только Ваш Imperior.

     Солнце поднимается в небо и светит каждый день. Независимо от того, видно его за облаками или нет. Независимо от того, желает ли его кто-нибудь сегодня видеть или нет. И мы, мы живем каждый день — независимо от того, нужны ли мы кому-нибудь, или нет. А смерть — понятие настолько условное, что если даже окружающие не всегда замечают, что Вы умерли, что же говорить о Вас? Быть может, Вы уже давно мертвы. И я вместе с Вами.

     По сути дела, смерти нет. Она существует только для близких Вам людей, но для Вас, и тех, кто Вас не знает — её просто нет. Поэтому, все эти россказни о жизни после смерти — бред, так как самой смерти не существует. Жизнь продолжается, не смотря ни на какие обстоятельства, даже если все вокруг галдят, что Вы мертвы...

     Обо всем этом рассказала мне одна девушка, которую я встретил в метро. Или она меня встретила — так будет правильнее. В тот день у моего друга был день рождения, и все довольно крепко напились. Впрочем, я сносно держался на ногах. На «Курской» мы расстались, пожав руки, и свой дальнейший путь я совершал в одиночестве. В одиночестве среди толпы людей.

     Больше всего сейчас хотелось присесть и вздремнуть. Но в это время все скамейки в вагонах должны быть заняты. Я очень удивился, когда на «Третьяковской», пересев на свою ветку, я увидел пустую лавку, на которую никто не хотел садиться. Приглядевшись, я убедился, что на ней ни наблевано, ни нассано — всё чисто. Единственное, что на ней было — целлофановый пакет с пустыми пивными бутылками, как мне оказалось, и с пакетиками из-под сухарей. Я скинул его на пол, ловко ударив по нему своим пакетом. После чего сел и закрыл глаза.

     Я не спал — мне не хотелось засыпать совсем и уехать в депо. Когда поезд останавливался, я приоткрывал правый глаз и смотрел, кто входит или выходит из вагона. Почему-то никто не входил, а те, кто выходили делали это настолько незаметно, что казалось, будто они растворяются в воздухе.

     Она вошла на «Профсоюзной». Сначала она встала у двери напротив, дав возможность её разглядеть. Густые черные волосы. Лицо — может и не идеал, но зато не простое, притягивающее к себе мужское внимание. Запоминающееся: Красная курточка и шикарные ножки, затянутые до отказа в кожаные штаны. Как мне хотелось провести по этой черной коже рукой. Хотя бы разок!

     Поезд тронулся, и я прикрыл глаза. Наверное, я очень глупо смотрелся. На «Новых Черемушках» я увидел её сидящей напротив меня. Она тоже сидела одна на своей лавке. Про себя я отметил, что она не смотрит на меня. Поэтому я беспрепятственно смотрел на неё. Теперь её лицо казалось мне знакомым. Я снова закрыл глаза. Когда поезд подходил к «Калужской», я почувствовал, как кто-то сел рядом со мной. Этот кто-то дотронулся своим бедром моего. Но, решив не нарушать установленные самим собой правила, я открыл глаза только, когда поезд остановился. Напротив меня девушки не было, она сидела рядом со мной. Что заставило её пересесть? Это уже становилось интересным. Я повернул голову и мельком заглянул в её глаза. Серые, с огромными черными зрачками. Они олицетворяли собой бесконечность. Белки вокруг них были идеально белы. Я мигом повернулся назад. Я не хотел знакомиться с ней сейчас, потому что был пьян. Потом, когда я протрезвею, я не буду знать, что делать и какие слова говорить ей по телефону. Это ещё в том случае, если она мне его даст.

     Зато она, похоже, знала, чего хотела. Когда я в очередной раз закрыл глаза, она положила свою ножку на мою ногу. От неожиданности я дернулся и уже не смог следовать своему правилу. Я открыл глаза. В голове вертелась куча слов, которые следовало бы сейчас сказать, но как только одно из них приближалось, чтобы слететь с моих губ, остальные хватали его и утаскивали назад — в бурлящий водоворот. Поэтому я просто смотрел на неё, а она уже начала улыбаться. Теперь я точно смотрелся как придурок. Чтобы разорвать как-то происходящий ступор, я оглянулся. Вагон был пуст! Только два человека — я и она — сидели на крайней скамейке и не произносили ни слова. Я снова повернулся к ней и положил ладонь на ножку, обтянутую черной кожей. Сбылась мечта пьяного идиота! А она продолжала смотреть на меня, не мешая гладить её.

      — Нравится? — наконец, спросила она.

      — Очень, — сглотнув слюну, хрипло ответил я. — Вы знаете, у вас самые красивые ножки, что я видел. Надеюсь, я не доставляю вам неудобства?

     Вух! Вроде бы всё нормально. Слова наконец-то попёрли из меня.

      — Ну что вы! — похоже, девушку это всё забавляло, хотя какое-то мгновение её личико приняло серьёзное выражение. — Хотите вторую?

     Она сказала это так искренне, что я кивнул автоматически. Тут же мне на ноги опустилась вторая ножка — такая же прекрасная, как и первая. Девушке пришлось прилечь на скамейку. А мне предоставлялась полная свобода действий. Сначала я гладил её бедра. От каждого прикосновения к ней я возбуждался всё сильнее. Потом, я разул её и слегка сжал в своих ладонях её маленькие ступни, обтянутые колготками телесного цвета. Они были холодные, и я попытался согреть их. Я тоже гладил их, а потом, перестав думать о чем-либо, стал покрывать поцелуями маленькие розовые пальчики, розовые пяточки и все ступни. Их обладательница что-то говорила мне, но я не мог разобрать, хвалила она меня или бранила. Похоже, я влюблялся в неё.

     Я очнулся только когда поезд остановился на «Беляево». Продолжая держать в руках её ножки, я смотрел — не войдет ли кто в вагон. Тогда, боюсь, мне придётся всё прекратить. Какой-то мужик зашел в дверь рядом со мной. Не глядя на нас и откровенно шатаясь, он прошествовал до следующей двери и вышел. Таким образом, и следующий перегон вагон предоставлен нам двоим.

     В это время девушка освободила свои заметно потеплевшие ступни от моих рук и села верхом на мои ноги.

      — Ты такой милый, — сказала мне она.

      — Знаешь, — я тоже решил, что пора перейти на «ты». — Похоже на то, что я в тебя влюб...

     Я не закончил, так как её губы оказались настолько близко от моего лица, что я не смог удержаться и поцеловал её. Этот поцелуй был очень коротким, но зато следующий... Мы, не переставая, целовались до самого «Конькова»! Сладость поцелуя разливалась по мне, и мне не хотелось, чтобы это всё заканчивалось. Сейчас мне доставляло удовольствие просто ловить своими губами её, чувствовать влагу её губ, видеть блеск в её глазах, ощущать учащенное дыхание, холодившее мои губы. Приятно было прикосновение её волос, когда они скользили по моим щекам. Я крепко прижимал её к себе, так как в какое-то мгновение мне показалось, что на самом деле я заснул, и всё это — сон. Так я пытался удержать ускользающее видение. Но она не ускользала.

     Когда объявили, что следующая станция — «Тёплый стан», девушка стала обуваться. Я спросил, могу ли я её проводить, на что она ответила, что именно этого она и ожидала.

      — Кстати, — сказала она, когда мы выходили из вагона. — Меня зовут Полина.

     Я тоже назвал своё имя. Взявшись под руки, мы отправились на выход.

     Пока мы шли по улицам, я заметил, что никого вокруг нет. Я обратил внимание Полины на это, на что она тихо усмехнулась и сказала, что её это не удивляет. А почему — она расскажет мне позже. Сейчас ей хочется побыстрее попасть домой. После мы шли молча. Я всё поглядывал на неё. А она смотрела на меня. Снежинки оседали на её ресницах, и она очень красиво моргала ими, пытаясь стряхнуть. Волосы тоже присыпаны снегом, что придавало её лицу особенную нежность и женственность. Легкая тень улыбки на её ...

 лице делала меня счастливейшим человеком.

     Ни в одном окне дома, где она жила, не горел свет. Я уже не стал спрашивать почему. Может, просто электричество отключили. Мы поднялись на лифте на восемнадцатый этаж, и Полина стала открывать дверь. Правда, ей не понадобился ключ. Она просто толкнула дверь и та открылась.

     Она закрыла дверь и включила свет.

      — Наконец-то я дома! — воскликнула она. — Давай же, поцелуй меня ещё раз!

     Меня упрашивать не надо. Я снова крепко обнял ее, и наши губы слились в поцелуе. Время остановилось, только стук её сердца, бившегося в такт с моим, нарушал тишину, что так внезапно возникла. Не в силах разорвать столь сладостный поцелуй, мы пятились моей спиной назад. Так мы попали в следующую комнату, где было темно. Тогда Полина включила свет, и мы ещё раз поцеловались, сев на кровать.

      — Слушай, — предложила мне она. — А, может, ты сегодня у меня останешься?

      — Хорошо, — согласился я. — Только я позвоню, предупрежу своих, чтоб не волновались.

      — Ладно, — она опять усмехнулась как тогда на улице. — В таком случае, я пока приму душ.

     Когда я набрал номер, то в трубке раздались долгие гудки. Никто не поднял трубку ни через минуту, ни через две. «Странно, — подумал я. — В это время они уже все должны быть дома». Я снова набрал номер. И снова длинные гудки. Тогда я решил проверить и набрал пару номеров своих знакомых. Тоже никто не брал трубку. Тогда я успокоился, решив, что просто у Полины неисправен телефон, а с моими родственниками и знакомыми всё в порядке.

     За дверью в ванной раздавался шум воды. Я живо представил себе, как обнаженная девушка льёт на себя воду из душа. Крохотные капельки капают с её сосков. Тоненькая струйка воды пробегает между грудей и устремляется вниз, туда, где под аккуратным маленьким пупочком находятся черные шелковистые волоски.

     А на розовой попке замерли прозрачные капли воды. Но вот, девушка начинает поливать свою спинку, и капельки смываются потоком воды, который обволакивает её попку. Она снова поливает себя водой, а потом, закрыв кран, начинает вытираться.

     Нежное полотенце впитывает капли воды, которые на её великолепном теле смотрятся как роса, застывшая поутру на лепестках прекрасной алой розы. Посмотрев на своё отражение в зеркале, которое, разумеется, не разочаровало её, она накидывает на голое тело халатик. Такой симпатичный халатик с узором кофейного цвета и розовой каймой. Да, и так вот, она одевает его и решительно распахивает дверь из ванной.

     Дверь открылась. Белый халатик с узором кофейного цвета был явно ей к лицу. Да ещё эта розовая кайма! Да, я решительно теперь в неё влюбился. Пока я медленно поднимал взгляд с её босых ножек к лицу, она поправляла халатик.

      — Сходи, тоже сполоснись, — сказала она, показывая ровные белые зубки в улыбке. — А я пока чего-нибудь приготовлю поесть. Ты же, наверное, голодный.

      — Да, да, — я, похоже, растерялся, от такого резкого перехода фантазии в реальность.

     Я и на самом деле проголодался. Алкоголь, за время нашей прогулки от метро, почти выветрился, а его остатки просили есть. Полина направилась на кухню, а я разделся и открыл кран.

     Я всё думал, как я смог так четко предвидеть, что здесь происходило пять минут назад. И правда ли она играла с собой? Перед глазами снова поплыли эти изображения. Столь сладостные картины возбудили меня. Решив не довести всё дело до конца раньше времени, я намылился. Потом быстро смыл пену, вытерся и оделся.

     Из кухни уже доносились приятные запахи жарящейся картошки и котлет. Чувство голода стало от этого невыносимым. Но ещё более невыносимым был голод иного характера. Его я сдержать не смог. Я обнял стоявшую ко мне спиной Полину. Мои губы коснулись её шеи. А рука скользнула под халатик. И в моей руке оказалась нежная грудь. Не переставая целовать шею девушки, я массировал её грудь. При этом я инстинктивно прижался к ней, ощущая через джинсы тепло её тела.

      — Подожди, — Полина ласково отстранила меня.

      — Но я хочу, — попытался возразить я ей. — Меня нельзя столько дразнить.

      — Я тоже очень хочу, — успокоила она меня. — Но, — она показала на еду. — Сначала надо поесть. Тебе придётся потратить много сил.

     И снова её лицо озарила задорная улыбка.

     Мы сели за стол. Я старался есть быстро, но в то же время, соблюдая нормы приличия. И, несмотря на это, в голову лезли какие-то мысли. Сейчас она спросит, откуда я.

      — Откуда ты, — спросила она. — В смысле, где жил... живешь.

      — Из Ясенево.

      — А, так это недалеко.

     Странная оговорка. Ладно, спрошу её про телефон.

      — Полин, а что телефон не работает? Сломался?

     Теперь она задумается, но в итоге просто ответит «Да».

      — Да, — сказала она после непродолжительного раздумья.

     После разговор не клеился, так как у нас обоих на уме было одно и то же, а говорить об этом мы не хотели, чтобы ещё сильнее не распалять друг друга.

     Я доел и поблагодарил девушку за еду.

      — Иди в спальню, — сказала она. — Я сейчас посуду вымою, и приду составить тебе компанию.

     Я предложил свою помощь, но, получив отказ, вошёл в спальню и сел на белоснежное одеяло. Такое ощущение, что кровать здесь всегда наготове. Я даже огорчился, так как из-за этой мысли я начал плохо думать о такой симпатичной девушке. Решив не думать ни о чем, я стал осматриваться. В окне было темно-синее небо со звёздами. Странно, в городе их никогда не видно в таком количестве. А внизу, под этим небом черные квадраты домов. Высоток без единого огонька в них. Очень странно. Неужели так поздно? На часах было без пяти минут одиннадцать. Штор на окне не наблюдалось. Но это же неудобно, когда по утрам восходит Солнце. Да и Луна тоже может светить в глаза во сне. Пустой книжный шкаф. А зачем он тогда здесь? Вопросы копились, а Полина всё не шла. Я пошел предложить ей свою помощь ещё раз. Она как раз выходила из кухни.

      — Ты ещё не разделся? — её брови удивленно подпрыгнули и изогнулись, придавая лицу необычайный шарм.

     Я развёл руками.

      — Разденься и забирайся под одеяло, — сказала Полина. — Я приду через пару минут.

     Я послушался её. Вот я уже в одних плавках лежу под одеялом. А мысли всё лезут в мою башку. Хорошо, хорошо. А может... может она — маньячка? Я сейчас лежу под одеялом, уязвимый и голый. Сейчас из-за угла высунется её милая ручка и погасит свет. А потом войдет она. Пряча за спиной тесак, она приблизится ко мне, обнажив грудь для отвода внимания. И, сев рядом, она убьет меня!

     Раздались тихие шаги босых ног. Из-за двери в комнату проникла рука Полины. Без труда она нащупала выключатель, и свет погас. В лунном свете на пороге возник её силуэт. Она приспустила халатик, обнажив плечи. Я протянул руку и включил светильник на столике. Нежно-розовый свет наполнил комнату. Она приближалась ко мне, держа руку за спиной. Я съежился от всей той жути, что напредставлял себе до этого. Когда ей осталось два крохотных шажка до меня, я закричал:

      — Нет, не надо!

      — Что такое, — её лицо снова украсило удивление. — Ты уже меня больше не хочешь?

     С этими словами она убрала руку из-за спины. Увлекая за собой поясок от халата, она убедила меня в том, что все мои предположения — глупость. Халатик слегка приоткрылся, давая мне пищу для новых предположений, но уже совсем других.

      — Ну, так что же? — Полина недоумевала.

      — Да... , — я замялся, и как мне показалось, покраснел. — Я просто дурак. Но я по-прежнему тебя хочу. Даже ещё сильнее.

      — Вот и хорошо, — Полина подарила ... 

     мне ещё одну великолепную улыбку. — Возьми же меня.

     Снова наши губы соприкоснулись в поцелуе, полном нежности и страсти. А потом мой ненасытный рот сместился ниже — на шею, плечи, затем на грудь. Вот я уже стою на коленях перед этой девушкой, впившись ртом в самый сокровенный уголок её тела. А она избавляется от халата, оставаясь в полной наготе. Закрыв глаза, она гладит мои волосы своими ласковыми пальчиками и двигается всем телом навстречу мне. Я теряю равновесие и падаю. Зачем нам кровать! Уже на полу Полина стягивает с меня последний кусок материала своими непослушными пальчиками. А я, как могу, помогаю ей! А потом её нежные пальчики обвивают эфес, что уже наготове, и гладят его, доводя меня до исступления. И снова мы целуемся, пытаясь подняться и перебраться на кровать. И, в конце концов, это удается! Прижавшись обнаженными телами друг к другу, мы целуемся. А её влажные от страсти пальчики скользят по моей спине. Наконец, наши разгоряченные тела занимают нужное положение. Я ощущаю под собой её пылающее тело. Именно ощущаю, потому что видеть что-либо я уже не в силах. И дрожащие от возбуждения пальчики захватывают болванку и вставляют её в пышущую огнем домну...

     Первый раз прошел очень быстро. Даже незаметно. Мы выключили свет, так как он стал раздражать. Тем более Луна давала достаточное освещение для нас. Грудь Полины высоко поднималась от вздохов. Переводя дыхание, мы целовались, не забывая ласкать наши тела. В каждом прикосновении — целая жизнь. Целая жизнь целой Вселенной.

     А, отдохнув, мы продолжаем ломать кровать. Несчастная, она скрипит под нами! Я перестал думать о странностях окружающего мира, метро, этой квартиры и её хозяйки. Теперь я знаю, где живет самая лучшая девушка на свете. И сегодня я у неё в гостях.

     Мы снова отдыхаем. Я иду на кухню, чтобы принести воды. И опять непродолжительный перерыв окончен, и я ощущаю прикосновение её бархатной кожи. Её горячие губы целуют мои. И опять вырываются вздохи. Я глажу её бедра, которые нежны, как весенняя листва. Открываю глаза и вижу в свете Луны её красивое лицо в центре осьминога из её черных волос. Она улыбается мне. И я улыбаюсь ей в ответ! А усталости — её нет. Нет, как и всего окружающего мира!

     Только первые лучи Солнца заставили нас задуматься о времени. Мы с головой улезли под одеяло и заснули, чтобы яркие лучи не попадали в глаза

     К часу дня мы проснулись. Тело ломило от сладкой истомы. Не накинув на свое прекрасное тело ничего, Полина вышла умыться. Когда она вернулась, я решил расспросить её обо всём.

      — Что ж, — совсем серьёзно улыбнувшись, сказала она. — Если ты готов узнать всё, я расскажу.

     Она выдержала паузу. Сейчас она наконец-то скажет, что я...

      — Ты мёртв, — сказала она.

      — Как? — меня это ошарашило.

      — Ты умер, — совершенно спокойно говорила девушка. — Пакет, что ты сбросил в метро. В нем, наверное, была взрывчатка. Тебя мгновенно перенесло в этот мир, причем на то же самое место, что и в предыдущем.

     Я не мог говорить, а Полина рассказывала мне всё. Оказывается, когда человек умирает, его переносит в один из бесконечного (как ей кажется) множества миров. При этом человек не замечает произошедшего, так как переход происходит за доли секунды до смерти. Если человек был тяжело болен, то он после этого начинает выздоравливать, хотя для тех родственников и докторов, что остались в прежнем мире — он скончался. Мало того, все люди, перемещающиеся по этим мирам, живут строго определенный срок. После этого они перемещаются в следующий мир, предварительно омолодившись до состояния эмбриона. Миры похожи друг на друга, за редкими исключениями. Мир, в который я попал, мало населен. В Москве этого мира жило пока не более десятка человек. И нам не было никакого желания их искать. Сама Полина здесь уже три с половиной года. За это время она не встретила никого. Я первый — и, причем случайно встреченный ею.

     Еда тоже непонятным образом появляется в магазинах. И её можно просто так брать. Возможно, это когда-нибудь и закончится. Так что надо быть начеку.

     Как правило, память человека, переместившегося в другой мир, сохраняется. Исключение составляют те случаи, когда происходит омолаживание. Правда, со временем память стирается под влиянием нового мира. Полина уже ничего не помнила из того, что с ней происходило в прежнем мире.

     Пока что я счастлив, что «умер». Действительно, горевать не от чего. Со мной рядом любимая девушка, которая любит меня. Я могу достать еду, чтобы накормить её. А больше ничего и не надо. На этом я закончу этот удивительный рассказ, сказав напоследок только вот что.

     Все рассказы о загробной жизни — выдумка святош и попов, для того чтобы выманивать из нас деньги на строительство их храмов и разврат, что они учиняют там. После смерти Вы просто перейдете в другой мир. Причём Ваши поступки в предыдущем мире не влияют на выбор нового мира. Так что если хотите — воруйте, убивайте. Единственный судья, что может судить за это — Ваша собственная совесть. Только лучше просто — любите друг друга.

     Imperior. Апрель 2003.