Спрашиваю это я у литовцев:

      — Мужики! Че ж вы такие заторможенные?

      — Это еще что, — говорят они, — видел бы ты наших эстонских знакомых...

     Вильнюс. Старый город. Каждая девушка похожа на Брунгильду, каждого юношу хочется назвать Олафом. Скандинавия — да и только. Чинные компании ведут неспешные беседы в маленьких кафе. Аромат кофе щекочет ноздри. Мои знакомые, даже тот, у кого фамилия была Петров, разговаривали, не повышая и не понижая голоса, почти не меняя интонаций и темпа. Наша беседа текла в каком-то гипнотическом ритме, успокаивая и приводя в состояние полудремы. Отдохновение души, так сказать. И самые бессмысленные слова исполнялись глубокого смысла, и бармен, похожий больше на миллионера в своей тройке и бабочке, напоминал какого-то известного прибалтийского артиста.

     И вдруг в эту умиротворенность врывается девушка, произносит: «Привет, живчики!», щелкает кого-то по носу, кого-то по уху, чмокает еще кого-то в щеку, окидывает меня взглядом опытного оценщика ювелирного магазина и садится рядом.

      — Ты кто, о светлое виденье, трепетный мираж, свежий ветерок в этом засыпающем мире? — спрашиваю у нее я.

     Еще один оценивающий взгляд:

      — А ну скажи еще что-нибудь!

      — Пожалуйста! — улыбаюсь. — Кто ты, о дева? Уж не валькирия ли ты и где тогда твой конь? Неужто щиплет траву там, за углом, на омерзительно правильном и ухоженном газоне?

     Она, полу прикрыв глаза:

      — Сыровато, но ничего. Для первого знакомства сойдет. Я Света, а тебя как зовут?

      — Алексей, — я застенчиво ковыряю ладошку указательным пальцем.

      — Очень приятно...

      — А мне то, мне как приятно!

      — Как? — интересуется она.

      — Словами не передать!

      — Где вы его взяли? — спрашивает Света у присутствующих.

      — Да вот, приехал, понимаешь, — отвечают ей.

      — Светлана, ничего, что я не спросясь? Ты мне телефончик черкани и я в следующий раз обязательно тебе звонить буду, прежде чем приезжать! А ты уж меня на белой лошади встречать приезжай.

     Вот так сидим, общаемся. Гляжу, прибалты мои сникли совсем, за ходом беседы еле поспевают, и молчат.

      — Откуда ты такая здесь-то? — интересуюсь. — Прям луч света в темном царстве...

      — Да вот к бабушке приехала из Днепропетровска, да и осталась. Нравится мне тут. Красиво.

      — Это правильно. Красивые девушки должны жить в красивых городах.

      — Не подлизывайся!

      — А я и не подлизываюсь!

      — А зачем эти комплименты про красивых девушек?

      — Комплименты? Да я же хамлю. Я думал, ты рассердишься, что я употребил словосочетание «красивая девушка» во множественном числе. Ведь глядя на тебя это можно произносить только в единственном.

      — А вот теперь — хамишь!

      — Хамлю? Да я же просто недоговариваю. Словосочетание ведь должно звучать: «Божественно прекрасная девушка!»

     Слово за слово, мы со Светой остались в гордом одиночестве. Компания наша разошлась по домам, устав от бешеного, почти итальянского, темпа разговора. И тут я умолк. Сижу, смотрю на нее, любуюсь — откровенно говоря. И слова все куда-то подевались

      — Чего замолчал? — спрашивает Света.

      — Боюсь...

      — Чего?

      — Глупость сказать боюсь...

      — Ты уже все сказал, которые мог!

      — Нет. Не все еще.

      — А что не сказал?

      — Да вот, думаю, попрошу у тебя руки и сердца и потом всю жизнь жалеть буду!

      — Не будешь, я не соглашусь.

      — Вот именно поэтому и буду...

     Выпили мы коньячку какого-то местного. Я уже вовсю разошелся, руку ее в своей держу и даже целую иногда. Уже и темнеть стало. Пошел я Свету домой провожать. Подходим к ее дому, а на скамеечке у подъезда юноша с цветами. Увидел ее и просветлел весь. Летит к ней с букетом в протянутой руке. Я себя лишним сразу же почувствовал и тихонько так, бочком, за угол нацелился.

      — Стой, где стоишь, — уголком рта говорит Света мне, а потом ему:

      — Здравствуй, Роберт!

      — Здравствуй, Света! — и лучится весь радостно и смотрит загадочно.

      — Как всегда, Роберт?

      — Как всегда, Света! — целует ей руку и... уходит.

     «Мама миа, — думаю, — это прям заговор какой-то. Ща этот Роберт с топором из кустов выскочит и меня прямо по пустой башке...»

      — Это кто? — задаю я хорошо завуалированный вопрос.

      — Роберт?

      — Угу...

      — Жених!

      — А то, что я здесь?

      — Не ты первый, — говорит Света, — не ты последний... Да и он тоже не первый. Он меня каждый день встречает, а я все время с кем-то... В гости зайдешь?

      — Так он же тебя любит, — искренне говорю я.

      — А ты, — поворачивается ко мне она.

      — А я нет! Уже нет!

      — Ну и катись!

      — Ну и пока! — руки в брюки и куда глаза глядят.

     Выхожу на улицу. Камушек перед собой ногой подфутболиваю и вдруг из — за кустиков — Роберт собственной персоной. Правда, без топора.

      — Здравствуй! — говорит. — Ты почему так быстро ушел?

      — Не понравилось...

      — Что не понравилось?

      — Ничего не понравилось! Отстань, без тебя тошно...

      — Ты не сердись, она ведь хорошая, — продолжает идти рядом со мной Роберт.

      — Ты что, уговариваешь меня вернуться?

     Роберт молчит, но не отстает.

      — Вот что, Роберт. Ты это, наплюй на нее...

      — Нет, я так не могу. Я ж ее люблю...

      — Тогда иди и сиди там, на скамейке пока не разлюбишь...

      — Слушай, — говорит Роберт, — идем со мной. Посидим там, пива выпьем.

     И так мне жалко Роберта этого стало, что я иду с ним на ту злополучную скамейку, прихватив ящик какого-то пива по 1 литу 10 центасов. И мы сидим там до утра, глядя на августовские звезды и рассказывая друг другу о своей дурацкой жизни.

     Видели бы вы лицо Светы, которая с утречка застала нас за вторым ящиком... Алексей Ковалев