Своему достаточно сильному телу в женском облике, на которое обращал внимание каждый, кто видел её без одежды, Алексис была обязана в первую очередь вовсе не альчибианскому происхождению. Спортом Алексис занималась ещё в своей школе на Центавре, но прибыв на Марс, она обнаружила, что продолжать это делать ей мешают некоторые проблемы. Командные виды спорта оказались для неё закрыты: тренеры зависали не хуже компьютеров с устаревшими «операционками», пытаясь определить Алексис в мужские или женские команды. Занимаясь единоборствами, если для юношей и девушек были раздельные группы, Алексис и вовсе записывалась в обе сразу и ходила в ту и другую попеременно, в зависимости от того, в каком теле была в данный момент. Причём занимавшиеся в одной группе не знали, что Алексис ходит во вторую (правда, платить приходилось обоим инструкторам...). На первом курсе она занималась плаванием («И нечего смеяться над моим купальным костюмом!»), и ходившие в бассейн вместе с ней успели свыкнуться с её внезапными сменами пола... пока у Алексис не произошёл гормональный взрыв в мужской душевой. Но бросила плавание Алексис не из-за того, что её оттрахали всей толпой, а из-за того, что некоторые парни начали намекать на продолжение. Слегка покалечив наглецов, Алексис ушла из группы, пообещав себе никогда не возвращаться.

     В группе лёгкой атлетики то же самое произошло ещё быстрее. Алексис перевелась в женскую группу, но быстро осознала, что найти девушку для секса, чтобы стать парнем, ей гораздо легче (девушек-то у неё — всё отделение), чем найти парня, чтобы стать девушкой. Какое-то время она ограничивалась пробежками в парке и утренней гимнастикой, но быстро поняла, что заставить себя ходить на занятия под руководством тренера ей удаётся легче, чем каждый раз делать зарядку самой. (Плюс каждый раз, просыпаясь в постели не одна, Алексис предпочитала начинать утро с физических упражнений другого рода, но это случалось не так уж часто). Не то чтобы Алексис жаждала покорять сердца мужчин своим телом, но при её альчибианской физиологии секс был бы у неё лишь немного реже, даже будь она совершенной дурнушкой.

     В итоге Алексис записалась в фитнесс-клуб при университете. Посетители уже перестали удивляться её метаморфозам, но на всякий случай она выбирала для занятий самое позднее время, когда посетителей было меньше, и старалась уходить последней, чтобы не оказаться опять в центре внезапной оргии.

     В тот день Алексис (Алексис-парень), как обычно, занимался на тренажёрах допоздна, пока не уйдут последние посетители и тренер не скажет ему, что пора закругляться. Вспотевший, усталый и в приподнятом настроении, Алексис прошёл в раздевался, сбросил свою пропитанную потом одежду и направился в душевую. В ближней ко входу нише кто-то ещё домывался, но он был всего один, И Алексис спокойно прошёл мимо него к дальней нише. Включив воду, парень подставил своё тело тёплым струям, расслабляясь под ними и позволяя им смывать с него грязь. Вода словно ласкала его тело, и Алексис чувствовал себя безумно хорошо...

     ... Когда вдруг услышал из занятой ниши сдерживаемые стоны. Мывшийся парень решил, пользуясь тем, что он один, «снять напряжение»! Вздрогнув, Алексис сунул голову под струи душа, надеясь, что вода собьёт запах феромонов, и замер, прислушиваясь к стонам мастурбатора и ощущениям собственного тела. Первые постепенно становились всё громче, а вторые... Алексис понял, что его кровь уже насыщается гормонами, и удовольствие, которое он получал под душем, на самом деле было сексуальным возбуждением. Зажав ладонью рот, словно боясь сам застонать, Алексис вжался в нишу, молясь, чтобы парень кончил и ушёл, не заметив его, и чувствуя тёплые волны, разливающиеся по его телу.

     Вскоре неизвестный парень со стоном кончил, а через полминуты, домывшись, вышел из душевой, шлёпая босыми ногами по полу. Как только его шаги стихли, Алексис буквально рухнул на пол душевой, сползая по стене, — вернее, не рухнул, а рухнула: её грудь уже набухла, член втянулся, а половые губы раскрылись, истекая соками. И сразу же Алексис запустила пальцы в раскрывшуюся щель, остервенело лаская себя внутри, выплёскивая всё желание, которое накопилось в ней за время ожидания. «Только бы кончить поскорее и уйти домой... « — промелькнуло в голове девушки, пока она терзала свою киску.

     И тут внезапно в душевой раздались приближающиеся голоса. Несколько голосов — кто-то шёл в душ, и не один. Девушку охватил ужас — она сейчас могла бы наброситься на любого одинокого мужчину, зашедшего в душевую, но она не хотела быть изнасилованной сразу несколькими! Алексис уже несколько раз проходила через это — и ей не понравилось ни разу. Бежать было некуда, и Алексис сделала единственное, что она ещё могла, — съёжившись, повернулась к стене душевой, надеясь, что со спины её примут за парня.

     Голоса звучали ближе: вошедшие в душевую парни, перебрасываясь словами и смеясь, расходились по нишам. Одна пара ног зашагала в сторону Алексис, которая с ужасом сжалась ещё сильнее, чувствуя, как бешено бьётся сердце, как пульсирует кровь в висках... и как ноет место внизу живота, жаждущее прикосновения мужчины вопреки всяким словам разума. Боясь обернуться, Алексис услышала, как шаги остановились рядом... а затем направились к ней.

     — Пацаны, тут кто-то есть! — услышала Алексис голос незнакомого парня совсем рядом. — Эй, парень, тебе плохо? — и девушка почувствовала, как он легонько трясёт её за плечо.

     — Не надо... не трогайте меня... — только и смогла прошептать она. Но парень, похоже, лишь удостоверился в том, что съёжившемуся в уголке «парнишке» нужна помощь, и, взяв Алексис за плечо, развернул её к себе... и уставился удивлённым взглядом в её полные ужаса глаза.

     — Блин, это не парень! Пацаны, тут девка голая!

     Алексис с ужасом смотрела, как за спиной парня к ней подходят её друзья, глядя на неё кто с удивлением, а кто уже с похотью. Почему-то в голове Алексис мелькнула мысль «баскетболисты»: пятеро, высокого роста, один темнокожий — настоящий негр, а не меркурианец.

     — И красивая! — добавил парень, в чьём взгляде вспыхнули огоньки похоти: Алексис с ужасом поняла, что она сама, повернувшись к стене, тем самым заставила его подойти ближе и вдохнуть её феромоны.

     — Парни, может, её тут изнасиловали и бросили? — с беспокойством в голосе попытался остановить товарищей самый здравомыслящий из парней.

     — Похоже, ей мало! — парень уже был разгорячён, и его орган принялся наливаться кровью на глазах у Алексис. — Она же тут вся течёт! Что, хочешь трахаться, сучка?!

     В голове Алексис вихрем пронеслись самые разные мысли, но из её губ вырвалось тихое:

     — Да... Да, чёрт возьми! — сказал она уже громко, вставая-падая на колени перед парнем, глядя на него снизу вверх. — Просто... трахните меня, и поскорее!... — и, не дожидаясь действий парня, она наклонилась и обхватила его член губами.

     Парень сам не ожидал, что девушка сделает первый шаг, и сперва он просто стоял, балдея от её ласк, но вскоре начал двигать тазом навстречу девушке, а затем схватил её за голову и принялся трахать её в рот. Остальные парни ошалело смотрели на это действо, но постепенно Алексис начала чувствовать и их возбуждение. Наконец, парень кончил ей в рот и, едва дав ей проглотить его сперму, вытащил её на середину душевой и, поставив на колени, крикнул:

     — Ну что, парни, удовлетворим эту шлюху?!

     Алексис смотрела на вздыбленные члены парней, чувствуя, как запах пяти возбуждённых мужчин ударяет ей в голову. Это должен был быть долгий, очень долгий секс-марафон, и прежде, чем её мозг отключился окончательно, девушка успела прошептать:

     — Да!... Возьмите меня!...

     Дальше всё было как в тумане: Алексис трахали во всех позах, какие только знали парни, и, кажется, каждый успел побывать и в её киске, и во рту и в попке, наверное, даже не по одному разу каждый. Редко меньше двух её дырочек были заняты членами — Алексис запомнила, как она прыгает в позе наездницы на члене лежащего ...

 на полу парня, ещё один трахает её в сзади, третий — в рот, и ещё два члена она дрочит руками, а затем не выдерживает и берёт в рот оба этих члена, а тот, что только что был в её рту, начинает скользить между её упругих грудок. Оргазм следовал за оргазмом, парни кончали раз за разом, выплёскивая сперму внутрь девушки и на неё. Под конец у неё уже не было сил стоять, но её похоть ещё не насытилась — Алексис распростёрлась на полу, раскинув ноги и отдаваясь парням, трахавшим её в киску и рот. Даже когда и у них уже не было сил, и они оставили её тело, оно было ещё не до конца удовлетворённым, и Алексис со стоном принялась ласкать себя между ног, и только от этого, наконец, кончила в последний раз.

     Девушка лежала на мокром полу, обессиленная и вся залитая спермой, глядя в потолок и тяжело дыша. Её разум постепенно прояснялся... как, похоже, и разум парней.

     — Блин... что мы наделали?! — услышала Алексис чей-то голос, полный ужаса осознания.

     — А что мы сделали-то? — спросил другой голос.

     — Мы её изнасиловали, придурок! Знаешь, сколько нам лет за это дадут? — это был уже кто-то третий.

     — Никого мы не насиловали, она сама этого хотела! — возмутился тот парень, которому первым отсасывала Алексис.

     — Ага, на суде это расскажи! Проявят снисхождение: не в тюрьме тебя самого девкой сделают, а будешь на Европе киркой лёд колоть! — кто-то икнул, и было отчего: Европа находилась аккурат на границе магнитосферы Юпитера, удерживавшей радиацию как Солнца, так и самой планеты-гиганта, и эта радиация убивала человека на поверхности в считанные часы (правда, даже самых страшных преступников не заставляли в самом деле работать на её поверхности).

     — Блин, что делать-то? — испугался обладатель второго голоса.

     — Ничего... не делать, — слабым голосом произнесла Алексис, глядя в потолок. — Всё... в порядке... просто уйдите.

     — Так, может, как-нибудь... — осмелел второй парень, но Алексис его перебила:

     — «Как-нибудь» я тебе яйца оторву, — пообещала она, но добавила: — Если смогу встать, конечно...

     — Так, желание дамы — закон: вымелись отсюда! — прикрикнул на замешкавшихся товарищей третий парень.

     Повернув голову, Алексис увидела, как негр и первый парень сперва замешкались, но другие два парня вытолкали их из душевой а третий парень (высокий спортивный шатен — впрочем, высокими и спортивными были все пятеро) подошёл к ней.

     — Помочь? — спросил он пытающуюся приподняться девушку. Алексис кивнула, и он помог ей встать на ноги. — Прости... в общем, я сам не понял, что на нас на всех нашло! — Алексис не ответила. — Что с тобой случилось-то? Тебя что, возбудителем напоили?

     — Долгая история... но вроде того, — ответила альчибианка, решив не вдаваться в подробности. — Спасибо, — поблагодарила она парня (Алексис уже боялась, что не сможет встать на ноги до самого закрытия спорткомплекса) и нетвёрдой походкой направилась к ближайшей нише.

     — Мы... можем что-то сделать? — спросил парень ей вслед.

     — Просто... не вспоминайте об этом.

     Парень ушёл, а Алексис включила воду, выбрав самую холодную: вода обожгла кожу, но отчасти прогнала слабость. Девушка принялась смывать с себя следы безумной скачки, и только сейчас до конца поняла, как сильно она выжата. Истерзанное влагалище нещадно саднило — во время секса со стриптизёром неделю назад Алексис не испытывала и малой толики той боли, что чувствовала сейчас её бедная киска, и то была боль удовольствия, а не та, что сейчас жгла Алексис внизу. Ещё сильнее болел растраханный анус — девушка коснулась его пальцем и в ужасе отдёрнула руку, ощутив разверстую дыру. Неожиданно для самой себя она расплакалась под ледяными струями душа, уткнувшись лицом в стену.

     Сумев всё же взять себя в руки, Алексис домылась, натянула свою одежду и, пройдя через мертвенно-пустое здание спорткомплекса (сидевший на выходе охранник поторопил её, но девушка не обратила на него внимания), поплелась в общежитие.

     Голова девушки была забита невесёлыми мыслями. Это был уже четвёртый раз, когда Алексис из-за гормонального взрыва оказывалась изнасилована группой парней (и шестой, если считать и групповой секс с девушками). И каждый раз было одно и то же: сперва она хотела, чтобы её уже поскорее оттрахали, и это кончилось, потом безумно кайфовала под парнями, а потом хотела провалиться сквозь землю. А если раза после десятого ей начнёт это нравится? — с ужасом подумала вдруг Алексис. Она не хочет превращаться в шлюху! Но она не хотела и каждый раз съедать себя чувством вины... она просто хотела, чтобы этого не было вообще. Никогда. Но разве это возможно? Видимо, ей оставалось лишь привыкнуть к этому и относиться равнодушно... но как можно равнодушно относиться к тому, что тебя насилуют? Разве что ты мертва — но Алексис хотела быть живой.

     Мысли Алексис неожиданно перешли на самих парней, изнасиловавших её. Она заставила их чувствовать себя виноватыми — не всех, но некоторых. Сколько её предыдущих насильников чувствовали то же самое? Сколько раз она сама, во время гормонального взрыва изнасиловав какую-нибудь девушку, чувствовала то же самое? Виноваты ли эти парни? Нет. Заслуживают ли они сочувствия? Наверное. Виновата ли Алексис перед ними? Вопрос, заданный ею самой себе, показался ей издевательским. Но... а те, которые испытывали не чувство вины, а наоборот, — может ли Алексис найти оправдание для них? Не тому, что они изнасиловали её, а тому, что им это понравилось? Ей было сложно сделать это... и она с горечью подумала, что её тело не позволяет остаться чистым никому — ни её невольным насильникам, ни ей самой.

     Что же делать? — думала она. Решено: она получит только степень бакалавра и сразу же сядет на ближайший корабль до Центавра и улетит домой, чтобы никогда не возвращаться на родину землян. Межзвёздные перелёты — это не шутка, и она не может, перелетев расстояние между Центавром и Солнцем, потом бросить всё на полпути, но хотя бы полгода — вместо двух с половиной — она продержится. Четыре световых года, плюс года на разгон корабля и год на торможение... за то время, что она совершила путь туда и совершит путь обратно, всё её знакомые постареют не на те три года, что она провела на Марсе, а на целых пятнадцать лет. Но это будет всё лучше, чем быть чужой в чужом мире.

     Занятая такими грустными мыслями, Алексис сама не заметила, как добралась до своего общежития. Поднявшись на свой этаж, она вдруг увидела парня, который сидел, привалившись к стене коридора, — парень был в пиджаке и при галстуке, рядом с ним стоял пластиковый пакет, а на коленях он держал пышный букет. Похоже, он дежурил у дверей любимой девушки, и дежурил долго, — «Мне бы твои проблемы, парень,» — невесело подумала Алексис, идя к своей двери. Однако, подойдя ближе, она поняла, что цветы в руках парня — это декоративная сирень (в отличие от обычной сирени, цветущая круглый год), её любимая сирень, дверь, рядом с которой сидит он, — это дверь её собственной комнаты, а сам парень...

     — Алекс! — Виктор вскочил на ноги, машинально одёргивая свою парадную одежду. Он хотел что-то сказать, но словно забыл все слова, едва увидев девушку.

     — Вик? — спросила Алексис, отступив на шаг назад. — Что ты тут делаешь?

     — Жду тебя, — Виктор смущённо улыбнулся, держа букет возле сердца.

     — Зачем?

     — Чтобы сказать тебе... Чёрт, я сто раз передумал, что я хочу тебе сказать, но все слова вылетели из головы, как только я тебя увидел... — он виновато улыбнулся, затем вдохнул воздух и заговорил: — Алекс. Мы встречались десять дней, мы расстались неделю назад. Но мне хватило этого времени, чтобы понять, что мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Никто другой не мог бы быть лучшей девушкой и лучшим другом в одном лице так, как ты. Это была любовь с первого взгляда. Алекс, я хочу быть с тобой. Плевать на то, с какой ты планеты, плевать на то, что ты меняешь пол... плевать на то, с кем ты спала до меня. Алекс, я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.

     Это ... было слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы исстрадавшееся сердце Алексис не забилось быстрее, но слишком хорошо, чтобы Алексис могла поверить, что это правда. Виктор смотрел на неё, ожидая её ответа, а она смотрела на него, не зная, что сказать. Наконец, она вздохнула и заговорила:

     — Вик. Ты же сказал, что не хочешь встречаться с девушкой, которая раз или несколько в месяц под действием гормонов трахается с незнакомыми тебе мужчинами, — напомнила она, грустно посмотрев на парня.

     — Я так сказал? — искренне удивился Виктор. А затем он снова улыбнулся. — Окей, я правда так сказал. Но я имел в виду, что я не хочу, чтобы ты так делала, а не что я не хочу с тобой встречаться! Ты такая, какая ты есть... — он вдруг перестал улыбаться и вздохнул, — и я готов с этим смириться. Это ведь происходит не по твоей вине, верно?

     «Он не говорил, что не хочет со мной встречаться», — эхом отдалось в голове девушки. — «Господи, какая же я дура!» Ей хотелось обнять юношу и попросить у него прощения, но воспоминание о том, что произошло с ней сегодня, превращало радость в боль. Она не могла, не имела право скрыть это от Виктора, но она боялась, что он передумает, едва узнав о том, что её изнасиловала целая баскетбольная команда.

     — Теперь — всё ведь хорошо? — спросил Виктор, видя, что Алексис не отвечает, и подходя к ней.

     — Не трогай меня... пожалуйста! — выкрикнула Алексис, отшатнувшись назад. — Я грязная, — она обхватила себя руками. Виктор остановился, непонимающе глядя на неё, девушка несколько секунд молчала, пока не решилась сказать:

     — Значит, ты готов с этим смириться? — она посмотрела на парня с горькой болью. — Готов ли ты смириться с тем, что меня — сегодня — только что... — она сбилась на секунду, — изнасиловали пять парней? Оттрахали, как последнюю суку? — она чуть было не добавила: «Ну, чего стоят твои слова?» — она на самом деле хотела проверить, действительно ли Виктор сможет сделать то, что он обещал. Она боялась, что он бросит её уже на самом деле, но она уже решилась, что лучше всё пусть всё сейчас, чем жить во лжи и дальше.

     Виктор стоял, ошеломлённый, державшая букет рука упала, бессильно повиснув вдоль тела. Алексис внезапно поняла, настолько жестокий выбор она заставляет сделать влюблённого в неё молодого человека, и это отдалось болью в её собственном сердце. Наконец, он спросил только:

     — И... тебе это правда понравилось? — он посмотрел на неё с грустью и болью в глазах.

     — Сначала — да, — горько ответила Алексис. — А когда всё кончилось — лучше бы я умерла.

     Виктор медлил лишь секунду — и решительно шагнул к девушке, обнял её, всё ещё держа в одной руке букет её любимых цветов, и нежно прижал к себе.

     — Алекс, — сказал он с нежностью и грустью. — Я не хочу, чтобы ты умирала. Я хочу быть рядом с тобой всегда, и если это будет в моих силах, я никому не позволю дотронуться до тебя.

     Алексис не ответила — лишь обняла юношу в ответ, прижимаясь к нему. Она не знала, как выразить словами нахлынувшие на неё чувства. «Это невозможно — но это происходит. Это невозможно — но пусть это будет». А ему не нужны были слова, чтобы понять её — он принялся левой рукой, в которой он не держал букет, поглаживать волосы девушки.

     Они стояли так, обнявшись, минуту или две, прежде чем Алексис сказала:

     — Я люблю тебя, Вик.

     — Я тоже люблю тебя, Алекс, — ответил Виктор.

     Ещё минуту или больше они стояли в объятьях друг друга, и, казалось, могли бы стоять так вечность, пока Алексис, наконец, мягко не высвободилась из рук юноши и робко не улыбнулась ему.

     — Пойдём? — спросила она его. Виктор кивнул, улыбнувшись в ответ.

     Когда они вошли в комнату Алексис, едва не забыв снаружи принесённый Виктором пакет, юноша протянул девушке букет, который он до сих пор держал в руках:

     — Вот. Это тебе, — он смущённо улыбнулся. — Твои любимые цветы.

     — Спасибо, — Алексис улыбнулась, принимая букет, и поцеловала парня в щёку. — Я пойду поставлю в вазу.

     — Хорошо, я пока накрою на стол, — кивнул Виктор.

     Войдя в свою комнату, девушка поставила перед собой на стол вазу — подарок одного из её предыдущих молодых людей, большую часть времени пылившийся на полке: Алексис не так часто дарили цветы. Сейчас в ней сиротливо стояли три когда-то розовые, а теперь засохшие розы, подаренные когда-то Виктором, которые у Алексис не поднималась рука выбросить — только отодвинуть вазу в сторону. Без грусти вздохнув, она вынула увядшие цветы из вазы, положила их рядом — выбросить их она снова не решалась — и с вазой и букетом сирени вернулась на кухню (где Виктор, уже без пиджака, раскладывал содержимое пакета на столе), набрав воды в вазу и поставив в неё сирень. Водрузив вазу с букетом на стол, она увидела, что на нём уже стоит бутылка вина, коробка трюфельных конфет, и юноша заканчивает выкладывать на стол разнообразные фрукты.

     — Всё ещё чувствуешь себя грязной? — улыбнулся он, заканчивая с фруктами. — Может быть, сперва пойдём в душ?

     — Вик... — улыбка Алексис потускнела. — Прости... я сейчас совершенно не настроена на секс.

     — А я ничего и не говорил про секс, — Виктор снова улыбнулся, подходя к девушке и мягко обнимая её. Алексис молчала, и Виктор продолжил: — Просто... позволь моей любви смыть с тебя любую грязь.

     — Ты ещё про философский камень вспомни, — слабо улыбнулась Алексис. Виктор рассмеялся в ответ. — С каких это пор астронавтикой занимаются поэты?

     — У нас, между прочим, самая романтичная профессия — ещё со времён Юрия Гагарина и Алана Шепарда, — с улыбкой ответил Виктор.

     Алексис ещё несколько секунд молча улыбалась, прижимаясь к парню, прежде чем ответила:

     — Пойдём, — и вместе с ним направилась в душевую.

     Закрыв за собой дверь, Алексис позволила Виктору освободить её от одежды, после чего принялась раздевать его в четыре руки с ним. С галстуком пришлось повозиться: если чего-то Алексис не умела, то это завязывать и развязывать галстук — в её гардеробе их просто не было («Выйду замуж — придётся учиться», — промелькнуло в голове девушки, но тут же забылось). Остановившись, когда на Викторе оставались одни трусы, а Алексис была совершенно обнажена, они вошли в душ, и юноша включил воду, направляя тёплые струи на тело девушки. В голове Алексис успела мелькнуть мысль о том, что она ведь только что из душа, но ей хотелось смыть с себя не физическую, а метафорическую грязь, почувствовать себя любимой.

     Руки юноши принялись блуждать по её телу, оставляя мыльные следы, тут же смываемые струями воды. Сначала они гладили спину, заставляя девушку блаженно жмуриться, стоя лицом к стене. Затем юноша повернул её к себе лицом и принялся намыливать её живот и грудь — на несколько секунд он ощутил желание припасть губами к груди девушки, но подавил его, помня о её словах, и позволил себе лишь, вымыв её руки, поцеловать их. Алексис лишь млела, расслабившись под тёплыми струями и руками юноши, полностью доверившись ему, — и ей было хорошо от мысли, что у неё есть кто-то, кому она может настолько доверять.

     Тем временем Виктор принялся мыть ноги девушки — и тут он уже дал себе большую волю, принявшись целовать эти стройные ножки. Алексис чувствовала себя странно — будто полчаса назад она была грязной шлюхой, а теперь внезапно стала воплощением чистоты, — но это чувство было приятным. Меж тем руки Виктора двинулись к последнему оставшемуся не вымытым месту на её теле, скрытом между ног, и девушка тихо ойкнула, ощутив прикосновение к её всё ещё саднящим сокровенным местам.

     — Господи... что они с тобой делали? — тихо ужаснулся Виктор, остановившись, едва он почувствовал наощупь, насколько истерзаны были киска и попка девушки.

     Момент был испорчен — воплощение непорочности вновь вспомнило о том, кем оно было полчаса назад. На секунду девушке захотелось тихо заплакать на плече у юноши, но вместо этого она шёпотом попросила:

     — Вымой меня... там. Только осторожно.

     И у неё перехватило ... дыхание, когда она почувствовала ласковые руки, касающиеся её интимных мест, — так нежно, будто Алексис была даже не хрупкой фарфоровой куклой, а песчаной скульптурой, готовой рассыпаться от малейшего прикосновения. Девушка почувствовала, что теряет голову, а потом, испугавшись, что ещё минута таких прикосновений — и она будет готова отдаться своему возлюбленному прямо здесь, мягко остановила его, не желая нарушать невинность момента.

     Они вышли из душевой, и Виктор так же нежно, как он её мыл, насухо вытер её полотенцем, потом вытерся сам (так и не дав девушке увидеть, есть ли у него хоть какая-то эрекция)... а потом неожиданно для девушки подхватил её на руки и вынес из душевой. Алексис схватила шею юноши руками, чувствуя, будто поднимается в самые небеса — её, казалось, уже сто лет ни один парень не носил на руках — а потом Виктор бережно опустил её на кровать и сел на колени рядом.

     Они молчали с минуту: Алексис смотрела на Виктора, улыбаясь ему, а тот держал её за руку, любуясь её загорелым, сильным, но таким нежным телом на белых простынях — а потом девушка притянула юношу к себе и в первый раз за этот вечер подарила ему нежный поцелуй.

     С минуту или больше они наслаждались губами друг друга, а затем Алексис, разорвав поцелуй, прошептала:

     — Вик...

     — Да, любимая? — ответил Виктор.

     Вместо ответа девушка притянула его руку, державшую её собственную руку, к её груди. Она уже хотела не просто нежной заботы, а ласки. И Виктор, угадав её желание, отпустил её руку, и принялся сперва осторожно поглаживать её грудь, а потом всё смелее и смелее ласкать её. Влюблённые снова поцеловались, а потом Виктор встал над девушкой и, сперва снова поцеловав её в губы, двинулся ниже. Сперва его губы щекотали шею девушки. Потом зарылись в ямку ключицы. Потом коснулись плеча, потом прошли по ложбинке между грудей, над самым бьющимся сердцем девушки. Потом прошлись по груди, и, наконец, обняли сосок, вызвав у девушки стонущий вздох. Поласкав его некоторое время, эти губы двинулись нище, щекоча живот девушки. Потом язык юноши проник в её пупок. А потом его поцелуи двинулись дальше...

     — Пожалуйста... только нежно... — прошептала девушка, призывно раздвигая ноги. И застонала, почувствовав, как губы её возлюбленного обхватывают бугорок её клитора, а затем те же губы и язык принимаются ласкать её пахнущий любовными соками раскрывшийся цветок. Боль в этом истерзанном месте, преследовавшая Алексис последний час, наконец, отступила под прикосновениями любящих губ, и удовольствие, родившееся в сердце, а не в чреслах, широким морем разлилось по телу девушки.

     Внезапно Виктор мягко перевернул Алексис на живот, и та судорожно схватила ртом воздух, почувствовав, как язык юноши принимается облизывать колечко её разорванного ануса, а затем проникает внутрь. Последний островок боли таял в море удовольствия и вскоре растворился в нём совсем. А потом губы парня стали подниматься выше, лаская позвоночник девушки, уже не сдерживавшей громких стонов, выше... выше... ещё... Когда Виктор уже подбирался к едва прикрытому рыжими волосами затылку девушки, та внезапно перевернулась под ним, обняла его руками, и их губы снова слились в поцелуе.

     Алексис ждала, что сейчас мужское начало Виктора проникнет в её лоно, — она боялась, что это снова отзовётся болью, но хотела почувствовать его в себе. Но вместо этого Виктор оторвался от губ девушки и, прочертив языком линию от её груди вниз, вновь припал к её лону. И Алексис застонала, чувствуя, как волны страсти захлёстывают её с головой, плескаясь внутри неё, как она погружается в эти волны, не в силах вынырнуть — лишь стонать и отдаваться ласкам своего возлюбленного, сжимая пальцами простыню и бессознательно пытаясь раздвинуть ноги так широко, как это только было возможно. А затем эти волны подхватили её, закружили и вынесли на берег, оставив на нём без сил, проваливающейся в сладкое забытье.

     *****

     Сквозь сон в уши Виктора ворвалась бодрая мелодия хита пятилетней давности под названием Morning Love (название группы Виктор помнил хуже). Уже не первый раз просыпаясь в этой комнате, парень знал, что программируемый будильник подключён к биометрическим датчикам (которые должны были выключать свет, если хозяин заснёт, вызывать «скорую», если ему станет плохо, и делать другие подобные вещи) и, обнаружив в комнате более одного человека, будит их на час раньше именно этой композицией — с понятным намёком. (Будильник был ещё и с календарём, и по выходным позволял хозяйке спать сколько ей вздумается. Впрочем, будильники с биометрией имели привычку не срабатывать, если решали, что хозяин устал или не выспался, и ему нужно поспать, — функция, которую не любили начальники владельцев таких устройств, но сами владельцы почти никогда её не отключали).

     — Доброе утро, — громко произнёс Виктор, приподнимаясь на локте, и будильник, услышав условную фразу, замолчал. Протерев глаза, парень взглянул на лежавшую рядом с ним Алексис — та продолжала мирно спать с блаженной улыбкой на губах, лишь чуть-чуть пошевелившись во сне и обняв подушку вместо освободившегося из её объятий Виктора. Улыбнувшись спящей девушке, но, вопреки первому желанию, не поцеловал её, боясь разбудить, а укрыл девушку одеялом, осторожно поднялся с кровати и прошёл на кухню.

     Алексис окончательно проснулась пятью минутами позднее. Неприятные воспоминания вчерашнего дня рассеялись, как утренний туман, вместо них по всему телу была разлита сладкая память о прошлой ночи. Алексис улыбнулась, прижавшись к Виктору... и поняла, что вместо него в её руках только подушка. Девушка села на кровати. Рядом с ней никого не было, часы показывали начало седьмого, за окном были предрассветные сумерки. «Неужели всё это мне только приснилось?» — мелькнуло в голове девушки, но затем она увидела пробивающийся под дверью свет — на кухне кто-то был. Алексис тихо встала с постели и как была, нагишом (Алексис всегда спала либо в одних трусах, либо и без них тоже: если она спала одна, она никого не могла смутить своей наготой, а если не одна, то её сосед по постели уже не должен был смущаться её наготой), босыми ногами прошла к двери в темноте (датчики движения почему-то не включили автоматически свет) и выглянула на кухню. И сразу почувствовала запах свежезаваренного кофе, а когда перестала щуриться от электрического света, то увидела Виктора, по-прежнему в одних трусах, намазывавшего маслом тосты.

     — Я уже думала, что мне всё это приснилось... — со счастливой улыбкой сказала она.

     — Можешь подойти и потрогать — настоящий ли я, — обернулся юноша, тепло улыбнувшись ей. — А я-то хотел разбудить тебя запахом кофе, поданного в постель, — весело сказал он.

     Алексис рассмеялась в ответ и подошла к Виктору, обняв его и прижавшись обнажённым телом к его обнажённой спине.

     — Настоящий... — со счастьем в голосе произнесла она. — Слушай, ты же мне вчера уже принёс и вина и фруктов, — улыбнулась она, отпуская парня.

     — Извини, я вчера совсем про них забыл, — Виктор рассмеялся. — А сейчас... давай перенесём романтический ужин на сегодняшний вечер? Принёс бы свечи, как на Земле принято, но тут везде датчики дыма.

     — А почему только на один вечер? — лукаво улыбнулась Алексис. — А зачем свечи? — не поняла она.

     — Ну... это такой земной обычай... — неопределённо ответил Виктор. — Ладно, ты кофе будешь пить здесь, или тебе его всё-таки подать в постель? — он весело улыбнулся.

     — Какая же девушка откажется от кофе в постель? — засмеялась Алексис и упорхнула обратно в свою комнату. Там она залезла обратно под одеяло, щёлкнула кнопкой над кроватью, включая датчики движения обратно, и притворилась спящей — в полумраке комнаты не было видно её смеющегося лица.

     Ждать ей пришлось недолго — вскоре в комнате зажёгся свет, и в дверь вошёл Виктор с подносом с кофе и тостами. (Поднос — совершенно лишний на студенческой кухне предмет утвари — когда-то вместе с Алексис купил для неё тот же парень, что подарил ей вазу, ... 

     — специально для таких случаев, которые, увы, бывали реже, чем хотелось бы).

     — Доброе утро, любимая, — сказал Виктор с нежной улыбкой и смеющимися глазами.

     — Доброе утро, любимый, — Алексис потянулась, играя роль только что проснувшейся, и поцеловала юношу. — Ты мой самый лучший, — улыбнувшись, она выбралась из-под одеяла и с ногами села на кровати.

     — Прости, если я не настолько хорошо умею варить кофе, как ты... — извинился Виктор, ставя поднос на кровать и садясь рядом.

     — Вик... — Алексис рассмеялась, — если я когда-нибудь начну парню, который только что принёс мне кофе в постель, говорить, что кофе плохой, значит, в наших отношениях что-то глубоко не так.

     Виктор рассмеялся в ответ, и некоторое время молодые люди только улыбались друг другу, добавляя в кофе сахар и сливки. А потом Алексис с хитрой улыбкой сцапала кусочек сахарина из сахарницы и со словами «А это на десерт» провела этим кусочком по своим половым губкам, раздвинув ноги, чтобы Виктор мог видеть всё. Провела раз, другой, а затем пальцем аккуратно задвинула кубик сахара внутрь.

     — Вот такую Алексис я люблю! — засмеялся Виктор, поднимая взгляд от нижних губок девушки на её лукавые глаза. — Дикую орхидею инопланетных джунглей, а не ту хрупкую надломленную лилию, что была вчера. Живую, а не «лучше бы я умерла».

     Алексис засмеялась в ответ и поцеловала юношу. Потом они пили кофе и хрустели тостами, потом поднос с опустевшими чашками был поставлен на стол и отодвинут в сторону («Отодвинь его подальше, а то вдруг мы опять с кровати упадём»), и Виктор, подмигнув девушке, спросил:

     — Я могу получить свой десерт?

     — Только достань его сам, — лукаво улыбнулась Алексис, раздвигая ноги и открывая юноше доступ к своей киске, уже достаточно влажной. Виктор не замедлил наклониться и, вдохнув аромат девушки, сперва попытался достать сахарок одним только языком. Как он ни старался, он только глубже проталкивал вожделенное лакомство в пещеру любви — впрочем, смеявшейся Алексис нравилось именно это, эти ощущения языка внутри неё. Да и самому Виктору тоже нравилось как бы случайно ласкать девушку, поэтому только когда он случайно затолкнул кусок сахара настолько глубоко, что уже не мог достать до него языком, он осторожно погрузил в девушку два пальца и вынул ими сахарок, напосредок потерев его о клитор. (Специально для — ) Снова подмигнув девушке, он отстранился от неё и сунул липкую от её выделений сладость в рот.

     На самом деле не то чтобы вагинальные выделения как-то сильно улучшали вкус сахара, но Виктор балдел от самого осознания того, что лакомство в его рту только что побывало в киске его любимой девушки. Он мог бы отдаваться ощущениям от этого «непрямого куннилингуса» ещё долго, но Алексис, почувствовавшая возбуждение, ещё когда просто сидела с куском сахара между ног, и ещё сильнее возбудившаяся, когда Виктор доставал его оттуда, внезапно наклонилась вперёд и спустила с юноши трусы. Виктор едва не подавался сахарком, когда Алексис принялась ласкать губами его уже довольно твёрдый член. Когда же тот полностью окреп в её рту, девушка оседлала Виктора, опустившись своей киской на его член, и готова была начать скачки, но юноша притянул её к себе и поцеловал в губы, а затем языком перебросил сахарок из своего рта в её рот.

     Не было никаких бешеных скачек — были размеренные, но полные страсти движения вверх и вниз, и страстный поцелуй, от которого влюблённые буквально задыхались. Кусок сахара оказывался то во рту девушки, то во рту юноши, оставляя на губах вкус сахарного сиропа и даря обоим самый сладкий поцелуй в их жизни. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, и сахар растаял, но влюблённые всё ещё продолжали целоваться. Пока, наконец, Алексис, со стоном оторвавшись от губ юноши, не ощутила долгожданный оргазм, а через несколько движений Виктор не излился внутрь неё, и они не остановились, переводя дыхание.

     — До занятий ещё почти час, — Алексис бросился взгляд на часы за её спиной и улыбнулась. — Как думаешь, успеем ещё раз?

     — Как ты смотришь на то, чтобы сегодня опоздать? — улыбнулся в ответ Виктор — и тут же опрокинул засмеявшуюся девушку на кровать, оказываясь сверху.

     — Положительно! — улыбнулась Алексис, обнимая возлюбленного.