«Их двери были рядом... Они были соседями...

     Даже — по прописке — не Он и Она, а Он и Ее мать.

     А Ей — хоть и была у них своя квартира в двух шагах — удобно было с матерью и сына ростить, да и на всем готовом мужа встречать.

     На всё про всё матери было лет шестьдесят, Ей — тридцать пять, а отец Ее, с которым Он — сосед и горькую пил, и сладкую, внезапно ушел на пороге шестидесяти, когда на стройке убил его инсульт.

     А и самому-то нашему герою — соседу — было «всего ничего» — около пятидесяти...

     И вот на похоронах Ее отца Они и погоревали, и пообщались в первый раз «тесно», потому как, выпив пару рюмок за усопшего, и Он и Она, встретившись глазами, что-то поняли, и потом долго избегали друг друга...

     Но семейная жизнь Ее не задалась, мужик Ее пошел в гору и для него бутылка шампанского и новая дама на каждый вечер были обеспечены...

     А Валька...

     Да, я еще не сказал Вам, что звали Ее Валентина, и была Она, даже родив сына, упругой в грудях, округлой в попке, отнюдь не полной, но полненькой, и талия всегда была при ней...

     Многажды задавал сосед себе вопрос: как можно от такой женщины гулять?

     Только ублажать Ее нужно, до предела значений возможных!!!

     Возможных???...

     Но, как я уже сказывал, промелькнула меж Ним и соседкой Валей искра...

     И на память оставила — «берегитесь, люди!!!...»

     Не убереглись, значит...

     Вдруг однажды ночью — звонок в дверь соседу.

     Тревога!!! У соседки вода в кухне хлещет, паника, дома из мужиков — никого, все на даче...

     Сосед в трусах, как был, воду в главном вентиле перекрыл, посоветовал трубы поменять с медных на гибкие, да с утра сантехника вызвать...

     И как есть был сонный, пошел восвояси...

     Только рано он так решил...

     Потому как в дверь опять звонок — а на пороге Она — Валентина.

     Он ведь и внимания не обратил, что Она рядом с Ним суетилась, практически в ничем. Так, в халатике...

     И глаза — долу...

     «Лёшка, — говорит, — пришла я...»

     А сосед, хоть — а может быть и потому — что немолодой был, восстал весь, и рука Его почему-то направилась к груди Ее...

     А там — сосочки твердокаменны...

     И пошла рука Его вниз...

     А у соседки и ножки-то подгибаются...

     А Она, соседка Его, только и бормочет: дескать, «нельзя, нельзя»...

     Но когда сосед усадил Ее в кресло, потом целовал колени Ее, постепенно приближаясь к животику, кончила Она в первый раз, как только дотронулся Он языком до губок Ее нижних. И только пробормотала: «давно мужика не было»...

     И Он, знавший тридесят женщин, ворвался в Нее, сидящую в кресле, и, прося прощения за то, что он сейчас... сейчас...

     Кончил...

     Но кончила и Она во второй раз вместе с Ним, бывшая без мужика долго и плохо...

     И сотряслись Они вместе... и целовала Она глаза его...

     А потом Она сказала...

     И понял Он, что это — всё...

     «Слушай, — сказала Она, — мне все равно, где Ты и с кем Ты... Главное — Ты...

     И если я позвоню к Тебе в дверь и Ты не ответишь, я за себя не ручаюсь...»

     А потом Она выцеловала и подняла член Его, и села на него, и, глядя, как поднимаются и опускаются губки Ее, кончила три раза.

     Они были, как это ни тошно звучит, «созданы друг для друга»...

     Не было речи ни о чем... только Они вдвоем...

     Он не был «суперменом», но Она вбирала Его, Они неслись в какой-то сладкой скачке, потом в последние секунды Она вдруг выгибалась, несколько раз прикасалась нутром своим к Его головке и взрывалась с криком «аааааааа» в приступе, который, как им казалось, сотрясал всю Землю...

     Потом было хуже...

     Она пришла к Нему на всю ночь...

     Она была... как была...

     Она просто набросилась на Него и забрала всего Его в себя...

     И сказала — «теперь я спокойна...»

     И сказала — «ну, сегодня Ты отсюда никуда не уйдешь...»

     И кончала... вбирая Его всею своею сутью, животом своим, маткою своею...

     И падала на Него, и вгрызалась в Него, целуя, смеясь и плача, рыдая и рыча... и восставая... и вновь падая...

     Это длилось три года.

     Он умер в 57 лет от рака простаты.

     Она... после его похорон... походила по квартире... и исчезла...

     Ее не нашли.»

     ****************************************************************

     Они сидели в Его прихожей...

     Он ждал Ее весь день.

     Слышал, как Она вышла за покупками... потом вернулась...

     Он знал, что вот-вот возвратится с улицы Ее сын и скоро с работы позвонит муж...

     Он знал всё, но, наконец-то решившись один только раз в жизни, вышел, позвонил в дверь Ее и, когда Она открыла, пряча глаза, сказал, что хочет показать Ей что-то на компьютере.

     Иногда это было и раньше, Он показывал Ей и свои анимации, и фотоколлажи, а раза два в год и новые свои песенки...

     И всегда держал дистанцию...

     А у Неё еще горели глазки от покупок, наверняка Ей удалось сегодня купить что-то особенное...

     Они остались в его прихожей...

     Она села, Он присел на ручку того же кресла и молча подал Ей распечатанные страницы...

     Когда она закончила читать, то побледнела, выждала несколько секунд и подняла на него глаза свои...

     Он ждал всего, но не такого...

     Это была не ненависть...

     Это было гораздо глубже...

     Он... сполз с ручки кресла и вдруг... оказался стоящим перед Ней на коленях...

     Она тяжким, глубоким и знающим всё взглядом всмотрелась в Него и выронила из руки своей листки...

     И стала бить Его...

     Сначала кулаком, потом ладонью...

     По губам, по лицу, по бороде Его, подернутой сединой...

     Она била Его и повторяла лишь одно: «... зачем... ты... сделал... это...»

     А Он... попробовал уклониться, а когда понял, что это невозможно, пытался лишь целовать руку Ее...

     И вдруг, остановившись, Она даже не распахнула блузку свою, но, двинув плечами, будто бы вынырнула из нее, и, схватив Его за затылок, пригнула голову Его к груди своей...

     Никогда и ничего не целовал Он слаще и милее груди Ее...

     И полетели колготки Ее в угол...

     И маленькие трусики Ее...

     И когда Он вошел в Нее, Она не кричала «аааааааа», как в расказе, только сказала «... ой...»...

     И, прижимая Его пятками, Она не дотронулась, а прильнула к концу Его и содрогалась долго, жадно и пожирающе...

     Они были, как это ни тошно звучит, «созданы друг для друга»...

     Не было речи ни о чем... только Они вдвоем...

     Он не был «суперменом», но Она вбирала Его целиком, Они неслись в какой-то сладкой скачке, потом в последние секунды Она выгибалась, прижималась к Его головке и охнув, беззвучно взрывалась в оргазме, который, как им казалось, сотрясал всю Землю...

     Потом было хуже...

     Она пришла к Нему на всю ночь...

     Она была... как была...

     Она просто набросилась на Него и забрала всего Его в себя...

     И сказала тихо — «теперь я спокойна...»

     И сказала тихо — «ну, сегодня Ты отсюда никуда не уйдешь...»

     И кончала... вбирая Его всей своею сутью, животом своим, маткою своею...

     И падала на Него, и вгрызалась в Него, целуя, смеясь и плача, рыдая и рыча,... и восставая... и вновь падая...

     Это длилось три года.

     Он умер в 57 лет от рака простаты.

     Она... после Его похорон... походила по квартире... и исчезла...

     Ее не нашли.