— Так, девочки, дайте, нам хоть пятнадцать минут с Елизаветой Николаевной!, — громко сказал Олега, — ей, богу, раззадорила она меня, — не могу, больше.

     Женщины заулыбались. Мама, всё ещё немного очумевшая от пережитого недавно оргазма, полулежала на лавке и только беспомощно захлопала глазами.

     — Лизонька, вверяем тебе наших мужчин... , — со смешком, Лена буквально стащила маму за руку за пол. Но мама, отлично понимая, что её сейчас ожидает супротив пятерых мужиков, опять заартачилась, заупрямилась.

     — Ишь, ты, мы тут её, как королеву, вылизываем всю от макушки до пяток, а она ещё ломается!, — грозно надвинулась на неё Лена.

     — Неблагодарная сучка!, — поддакнула Катя.

     Пороли маму все женщины. По очереди. Кроме Светы. Та просто обеими руками пригвоздила голову мамы к нижней полке и так держала всю экзекуцию. Трость была одна. Менялись руки, которые её держали. Всё было как-то быстро, бледно, буднично и совершенно беспощадно, на сам процесс порки никто из мужиков, казалось, даже и не обратил внимания. Трость бойко и весело прогулялась по маминому телу. Но дважды в одно место не ударила ни разу. Мама снова плачет.

     Спустя короткое время, мама покорно стоит на деревянном полу, на коленях посередине парной.

     Макс и Дрон тут же поднялись со своих мест и потянулись к ней.

     Мама кротко ждала, что с ней будут делать теперь. А куда ей было деваться? Тем более, когда у тебя руки связаны за спиной. Думаю, ей сейчас было страшно. Мужики были жутко перевозбуждены и уже хорошо навеселе, — тут и у бывалой-то шалавы сердце бы дрогнуло, не то, что у моей мамы, за всю свою жизнь знавшей только одного мужчину, — собственного мужа.

     Макс махнул мне рукой.

     — Уговор дороже денег парень!, — он весело улыбнулся. Мама так жалобно посмотрела на меня, что у меня от стыда засосало под ложечкой. Но вздыбленный здоровенный член Макса уже тыкался ей в лицо. Мама стремительно заливалась краской стыда.

     — Соси, Елизавета Николаевна, соси, — Макс схватил её за косу и рывком подтянул её голову к своему члену, — уж мне-то, ты как бы должна! Уговор у нас с твоим сыном... Ну, ты сама всё видела, как он лихо драл мою жену за обе щёки! Так что, давай, — отрабатывай! Возвращай должок!

     Я готов был провалиться сквозь землю, но от мысли, что я увижу, как мама будет сосать, мой член просто разрывало от возбуждения. Вновь невыносимо захотелось мастурбировать.

     Впрочем, мама больше не сопротивлялась. Никак. Макс просто рывком насадил её голову на свою огромную изогнутую едва ли не полумесяцем елду. Мама даже поперхнулась от такого резкого напора.

     — Ах, хороша... , — блажено протянул Макс.

     Рядом с ним, вокруг мамы уже нетерпеливо, с возбуждёнными копьями наперевес, переминались с ноги на ногу Олег и Дрон. Колян и Виктор пока сидели на лавке и цедили пиво. Но по тому, с каким интересом они следили за происходящим, я не сомневался, — маме в скором времени предстоит познать и их тоже.

     — Лизавета Николавна, да вы пошустрее-то, обслуживайте этого охламона, — сказал Олег, — тут к Вам на приём уже очередь..

     И мама сосала. Конечно, жёстко ведомая Максом, который грубо сжимал её голову своими лапами и с нахрапом энергично трахал её в рот. Но сейчас было бы трудно сказать однозначно, что маму прям насилуют. Просто жёстко имеют в рот снятую для сауны шлюху. Той, конечно, не всё нравится, что с ней делают, но всё-равно исправно берёт в рот. Со стороны, непредвзятому наблюдателю всё показалось бы скорее именно так.

     В какой миг Макс расслабился, отпустил маму. А Олег, вдруг, одним мигом, схватил маму за голову, сорвал её с члена Макса и резко насадил мамин рот на свой член.

     Макс с улыбкой, выругался. А остальные мужики в голос заржали. Мама теперь сосала Олегу. Женщины тоже улыбались проделке Олега. Сами они расположились по лавкам и пристально следили за мамой, как кошки за мышкой. Не стесняясь, ласкали свои киски и груди, а то и друг дружку.

     Олег, войдя в раж, отпускал в адрес мамы грубые ругательства и шуточки и трахал её с таким темпом, что мамины щёки звонко ударялись о его бёдра.

     Его жена Лена, глядя на это, покачала головой:

     — Олег, ну, разве так можно с женщиной?, — вздохнула она. Она оказалась возле меня, села рядом. Гладила меня по голове, по щеке, утешала, что-то успокаивающе говорила. Я не слушал. Её грудь упиралась мне в плечо. Она мягко, словно жалея меня, поцеловала меня в щёку..

     Я и сам от себя такого не ожидал. Но я был уже снова крепко на взводе. Вид сосущей матери буквально завёл меня. Потому, я просто схватил Лену за голову и стал силой пригибать её голову к своему члену.

     — Вот это правильно, пацан! — одобрительно поддержал меня Колян, — нехай жена отдувается за своего муженька..

     Впрочем, казалось, Лену такой поворот событий нисколько не обескуражил. Она с готовностью насадилась на мой член и принялась неспешно делать мне глубокий до горла миньет. Её муж лишь мельком глянул на нас и показал мне кулак с оттопыренным большим пальцем, — типа, всё класс!

     Рукой я мял плотную грудь Ленки. Её голова мерно покачивалась между моих ног. Но я непрерывно смотрел на маму. Мама по-прежнему сосала у Олега. Но Макс и Дрон стоя по бокам от мамы, нетерпеливо тыкали своими возбуждёнными копьями ей в лицо и в щёки. В какой-то момент, в губы мамы упёрлись одновременно две разбухшие твёрдые головки. Какое-то время они соревновались между собой, кто из них теперь войдёт в мамин рот. Победил Дрон. И теперь мамины губы летали на его члене.

     Впрочем, скоро и Олег и Дрон и Макс как-то пришли к обоюдному согласию. И теперь просто засовывали в маму члены по очереди..

     На полу у моих ног откуда-то появилась Алина, жена Дрона. Пухленькая миловидная блондиночка. Она тоже гладила меня по лицу, утешала, а её мягкие большие груди прижимались к моим коленям. Потом, она стала очень нежно и сладко лобызать губами мои яички.

     А я всё также, неотрывно наблюдал, как мама поочередно сосала три члена. Мужчины с ней ни капельки не церемонились. Отпускали в ее адрес такие пошлости и непристойности, что даже у меня уши в трубочку сворачивались. А то и обыкновенно ругали её обидными словами. Впрочем, чувствовалось, что делали они это не со зла или из грубости, а скорее для куражу и больше соревнуясь друг с другом. Точно так же, каждый из них пытался засадить маме, как можно глубже, чтобы она подавилась или закашлялась. И когда это у кого-нибудь из них это получалось, то остальные в голос его хвалили.

     Женщины же громко поддерживали маму, неодобрительно качали головами, глядя на хамские проделки мужчин с моей мамой. Правда, никто из них ничем более не пытался облегчить участь моей мамы. Мало того, они, это было видно, с удовольствием следили за происходящим.

     Всё это сильно походило на их очередную игру.

     Макс ладонью шлепнул маму по сиське. Дрон тут же последовал его примеру и шлёпнул маму по другой груди. Они хватали маму пальцами за соски, теребили их, и до боли оттягивали их. При этом всё также, они старались загонять свои члены как можно глубже. Мама в очередной раз давилась, а они только весло ржали на это, перемигивались и отвешивали маме за это пощечины. Правда, не сильные, а так опять же, больше для игры и куражу.

     — Что ты давишься!? — выкрикивал маме при этом из кто-то из них, — млять, ну, уж не девочка уже давно! Уж давно бы пора уметь обращаться с мужским членом! А она давиться тут, млять... Да у бабы это в крови, в генах, умение сосать!

     Или что-то подобное, в том же духе.

     Лена целовала и облизывала мой живот, а мой член теперь был во рту Алины. Я даже не заметил, когда они поменялись. Алина была не менее искусна чем, Лена. Я смотрел, как её белокурый затылок опускается и поднимается над моими бёдрами. Я чувствовал её язык и дыхание на своей головке..

     Лена чмокнула меня в щёку..

     — Всё хорошо, Егорушка. Смотри на маму. Мы с Алиной ни капельки не обижаемся. Смотри на маму..

     — Ох,...

  Елизавета Николаевна, я ща кончу... — Макс обхватил мамину голову руками и стал яростно долбить рот матери. Я видел, как раздувалась мамина щека, когда в нее упирался член, видел, как мама давится, когда головка члена слишком сильно давила на горло.

     Вскоре Макс стал кончать..

     — Открой рот, Лиза!, — возопил он на маму, — язык! Высунь свой блядский язык...

     Подобное, раньше, я видел только в порнофильмах. Но теперь это делали с моей мамой. Она безропотно раскрыла рот и высунула язык, так далеко, насколько у неё это получилось.

     Макс яростно мастурбировал... Разбухшая ярко бордовая головка его члена касалась языка мамы. Он стал кончать и я увидел, как струи его спермы бьют прямо в мамин рот или её язык. Это было дьявольски возбуждающе.

     Напоследок постучав маму опадающим членом по губам, как бы стряхивая последние капли, Макс плюхнулся на лавку, отдохнуть.

     Правда, маме с его убытием из строя легче не стало. Место Макса тут же занял Виктор.

     А ко мне потянулась жена Виктора. Конечно же, тоже заботливо утешать меня и как бы извиняться за мужа, за то, что теперь и её муж, в свой черёд, так грубо и по-свински обращается с моей матерью. Невысокая худенькая Наташа уселась рядом со мной со свободной стороны. Она также что-то мне шептала нежное, успокаивала, мягко гладила меня по груди и волосам. И тоже прижималась к моему плечу своей небольшой грудью. Я чувствовал её твёрдый возбуждённый сосок.

     Алина оторвалась от моего члена и подняла голову. Она смеялась.

     — Слушай, Наташ, твой-то муженёк его маму между прочим не по волосам гладит... А ты тут..

     И вдруг, всё так же смеясь, она обхватила её за черноволосую голову и силой придавила к моему паху. Я почувствовал, как нежные губы с готовностью обхватывают мой член и медленно ползут к его основанию.

     Алина теперь улыбнулась мне:

     — А то треплется тут... Пускай лучше сосёт, да?, — она озорно мне подмигнула.

     Лена тоже улыбнулась. Но обе быстренько опять вернулись к ублажению меня. Лена водила языком по моему животу и посасывала мои соски, а Алина вновь занялась моими яичками.

     Мамино лицо и волосы было обильны залиты спермой. Как я понял, Дрон и Олег кончили почти одновременно. Они оба тоже теперь отдыхали на лавке и неспешно потягивали пиво.

     Теперь, только Виктор в одиночку с умопомрачительной скоростью таранил маму в рот. Мама, конечно, давилась. Но, видимо, уже после трёх мужиков она как-то приноровилась, что называется уже «набила руку» (или правильнее будет сказать «набила рот и губы?») принимать глубоко в горло мужскую плоть и теперь сосала гораздо лучше. Во всяком случае, Виктору уже почти не приходилось прерываться, чтобы дать матери глотнуть свежего воздуха или откашляться.

     Он кончил маме глубоко в горло, в отличие о троих предыдущих маминых любовников. Когда он её отпустил, мама так и зашлась в кашле. Вместе с кашлем из её рта вылетали сгустки спермы и большими пятнами оседали на деревянном полу.

     Виктор довольно потянулся, усаживаясь на скамью.

     — Хорошо сосёт... , — проговорил он, — так-то талант чувствуется..

     Олег и Дрон согласно закивали:

     — Да, практика, у бабы безусловно есть.

     И только теперь с лавки поднялся Колян. Я скоро понял, почему он не пожелал давать маме в рот, что называется строем. Колян любил огонёк и размерность.

     Коля поднёс к маминым губам бутылку шампанского. К моему удивлению, мама стала жадно пить. Когда она отстранилась от бутылки,, Колян не моргнув глазом перевернул бутылку и то, что мама недопила вылил ей на голову и на лицо. А после тщательно обтёр мамино лицо и волосы полотенцем. Нет, он не пытался так унизить маму, или сыграть с ней очередную шутку, а просто убирал таким экстравагантным с неё остатки спермы своих предшественников.

     Потом поднял маму с колен. Вместо этого, он поставил её на корточки, велел ей раздвинуть колени широко в стороны. Я часто видел подобное, — в порнофильмах именно так часто сосут шлюхи. Видимо, мы с Коляном смотрели одни и те же фильмы..

     Колян не просто трахал мою маму в рот, он делал это с искоркой, затейливо как-то. Совсем не пытался быть грубым. И не гнал лошадей.

     Для начала дал маме неспешно вылизать свои яйца. Чудь погодя, велел маме, чтобы она вобрала его яйца полностью в рот и она так долго полоскала их ему.

     Одной рукой он заботливо поддерживал маму за затылок. Опять же, а попробуйте, без поддержки, со связанными за спиной руками, постоять на корточках, когда твои колени широко расставлены в стороны...

     После какое-то Колян время водил маме своим членом по губам. И только после этого, засунул член в ей рот. Медленно. Осторожно. Но тоже глубоко. Он мягко насаживал маму на себя. Но всё та же, не спеша. Вытаскивал член, бросал короткие команды и мама послушно облизывала ствол, посасывала губами, как леденец, возбужденную большую головку. Несколько раз Колян тёрся членом о мамину щёку. Об одну, о другую. Снова давал маме в рот. Несколько раз засовывал маме член за щеку.

     Иногда он тоже шлёпал маму по лицу. Но еле-еле. Просто, чтобы мама чувствовала кто тут хозяин. По-моему, мама даже была ему благодарна за отсутствие грубости, ругательств, оскорблений и больных пощёчин. Во всяком случае, ему она сосала по настоящему, кротко исполняя все его прихоти, и вообще, было заметно, что всеми силами старается Коляну угодить и ублажить его.

     А женщины за меня взялись всерьёз. Видимо, по непонятным мне правилам их игры, мне тоже предстояло кончить и, видимо, не позже, чем это сделает последний и пятый подряд мужчина, у которого моя мама брала в рот за последние полчаса.

     Губы Лены припали к моим губам и слились в долгом поцелуе. Её груди прижималась к моей груди так, что я кожей груди явственно ощутил её твёрдые соски. Язык Лены ворвался в мой рот и искусно теребил и играл там с моим языком. Мои яички были теперь целиком во рту у рыженькой Кати, жены Коляна. Она их любовно посасывала, — полоскала собственным ртом, — мягко мяла губами. Её язык настойчиво теребил мою мошонку.

     Мой член был в тесном плену между плотно прижатых к дружке дружке губ Алины и Наташи. Их губы синхронно летали по моему стволу, верх-вниз. Их язычки безостановочно ласкали кожу моего возбуждённого мужского достоинства.

     Короче, «утешали» меня женщины во всю.

     Лена возбуждённо и тяжело дыша, опрокинула мою голову, навалилась на меня сверху, так что я уже ничего не видел, кроме её лица. Наши языки яростно переплетались.

     Я почувствовал, как первая волна оргазма накатывает на меня. Чьи-то руки сжали мой член у основания. А в следующее мгновение чей-то рот, одной из моих любовниц, одним махом опустился до самого основания на мой член, до самого конца вобрав в себя мою плоть, так что возбуждённая головка снова оказалась глубоко в женском горле. Я почувствовал, как ёще раз женский нос с силой упирается мне в живот. Я тут же обхватил эту голову, дарящую мне такое блаженство, обеими руками, прижимая её к себе изо всех сил и стараясь войти в этот мягкий тёплый рот, как можно глубже.

     Лена меня больше не целовала. Она поняла, что я сейчас буду кончать. И не мешала мне.

     Накатило на меня гораздо сильнее, чем в первый раз. Что поделать, но вид сосущей матери возбудил меня неистово. В разы сильнее, чем когда женщины доводили её до оргазма. А может всё дело в том, что в этот раз меня ублажала не одна женщина, хоть и такая, как Светка, а целых четыре опытные и умелые шлюхи...

     Уже почти взрываясь вулканом семени, я поднял голову, чтобы увидеть ту, в которую я буду кончать.

     Мой член у основания длинными пальцами обеих рук сдавливала Алина.

     Потом я встретился глазами с глазами моей матери... Она взирала на меня с неприкрытой нежностью, как-то странно мягко и добро и, словно, просила прощения. Я не сразу врубился, что это её рот глубоко натянут на мой член. Света крепко держала её сзади за косу и придавливала, прижимала голову матери к моим бёдрам. В другой руке ... 

     Светы была её трость, и она тихонечко, не больно, медленно и очень показательно постукивала ей по маминому плечу. Как бы в назидание, что в любой момент, этот хлыст может обрушиться и со всей силой. Правда, увидев, что я уже и сам обнимаю голову мамы руками, словно, не сомневаясь, что я всё — равно кончу, пускай и в рот родной матери, Света убрала руку с маминой головы. И только хитро и игриво улыбалась мне. Мол, давай, не подведи..

     Значит, вот почему Ленка целовала меня ИМЕННО так. Чтобы я ничего не видел. Как мою мать ставят на колени на полу, между моих ног и просто насаживают ртом на возбужденный вздыбленный член её родного сына. Да...

     Вот так моя несчастная мамочка впервые познала вкус моей плоти, плоть родного своего чада.

     Нет, я не отпустил её головы. И я не оттолкнул её. Хотя, конечно, обязан был сделать. Но всё это было выше моих сил. Да и мама тоже, даже не пыталась вырываться. Замерла только. Чувствует, что сейчас из меня польётся ей прямо в горло. И не сопротивляется, застыла в ожидании. Не дёргается, послушно ждёт!

     Мне одновременно и дико, и жгуче стыдно и упоительно сладко смотреть сейчас в её глаза. Никогда, в своей душе я не испытывал ничего подобного, такую смесь самых противоречивых чувств. Но, впервые, за всё наше пребывание в этом сумасшедшем доме, я не отвернул стыдливого взора от глаз матери. Теперь я храбро смотрел в её большие голубые глаза, затуманенные безумием всего происходящего и подёрнутые поволокой слёз.

     Вот так мы и смотрели неотрывно в глаза друг другу, когда я стал кончать.

     И вот оно! Член дёргается у неё во рту и извергает и изливает горячую сперму. Выстрел за выстрелом плевал я в мамино горло густые потоки горячего семени. Кончал я бешено, бурно. Вулкан моего внутреннего неистовства так и бил из меня.

     Ужасная бесстыдная мысль, но неимоверно упоительная в своей крамоле обожгла мой воспалённый разум. Испытывал бы я сейчас столь же острое наслаждение, если бы на месте мамы была бы какая-то другая женщина? Я не мог быть в этом уверен. Но меня многократно подстёгивало то, что своё семя я дарю ИМЕННО родной матери.

     Я увидел испуг в её глазах. На миг ей, наверное, показалось, что она не справится с этим потоком и захлебнётся спермой родного сына. Она заработала губами, шумно сглатывая меня в себя. Но проглотить всё, когда у тебя глубоко в горле лупит извергающийся брандспойт, конечно, не получалось. Уже потекло по губам, капает с подбородка, а у меня всё льётся и льётся.

     Она умоляюще уставилась на меня. Дёрнулась в моих руках, просясь слезть с члена. Но я крепко держал её, не отпускал. А у неё уж полон рот! Но ничего не могу с собой поделать. Возбуждение всё ещё переполняет меня.

     — Глотай! Глотай, мама!, — кричу я ей в исступлении, двигая бёдрами навстречу её лицу, уже почти окончательно иссякая.

     Моя сперма у неё во рту и мысль об этом снова и снова, как по кругу, сверлит мой разум и это сводит меня с ума. Мама вновь шумно сглатывает. Но поперхнулась, закашлялась. () Да так, что даже из носа обильно брызнуло моей спермой... Я всё же сжалился над ней. Вытаскиваю свой, ещё дёргающийся, член. Он выходит из её рта с громким чмокающим звуком. Ответом мне был её благодарный взгляд, но лишь мельком. Её долго сотрясает в кашле, она тяжело дышит, сплёвывает на пол, ей едва ли не рвёт моей спермой.

     И потом, чуть погодя, когда отдышалась, вдруг сама подняла голову и, сама потянулась к моим бёдрам, осторожно подхватила губами мой ещё подёргивающийся член и вобрала его в рот. Теперь, видимо, это уже ей было стыдно смотреть мне в глаза. Но зато, она невероятно нежно и трепетно обсасывала мой уставший и поникший член, осторожно перекладывала его за одну щёку, потом за другую, мягко щекотала язычком. Мне было очень приятно..

     А Света всё так же стоит над матерью и улыбается мне. Она задорно мне подмигивает:

     — Ну, я же говорила тебе, милый, что научу твою маму отсасывать у тебя...

     Она благодушно поглаживает маму по волосам. Как, наверное, хозяин гладит свою кошку, когда доволен ей.

     Уставшая мама, спустя какое-то время выпускает меня из себя. Она ложится щекой мне на живот, залитый моей же спермой, и мы вот так долго лежим. Дышим в такт друг другу. Просто молча лежим. Нас никто не тревожит, на какое-то время, предоставив нас друг другу.

     — Ты ни в чём не виноват... Ты ни в чём не виноват... , — слышу я её, еле уловимый шёпот, настолько тихий, что никому кроме меня услышать его никак невозможно.

     Проклятая совесть, тварь, тут же просыпается где-то в закоулках моей души и начинает меня грызть, падла, терзать изнутри. Мне не по себе от стыда. Перед моей мамой. Вот оно великое безграничное материнское сердце. Готовое всё и за всё простить своё ненаглядное единственное чадо.

     Я могу врать ей. Что, да, мама! Да! Я ни в чём не виноват! Принудили меня! Силой заставили! Но я не в силах врать самому себе. Ибо виноват я перед не ней, не менее, а получается, что и гораздо больше, чем все прочие её насильники.

     Я очень хочу просить у неё прощения. Но как-то язык не поворачивается попросить вот запросто у родной матери прощения, за то, что кончил ей в рот. И поэтому, я молчу.

     Мама прижимается ко мне щекой. Так же, едва слышно шепчет мне, что любит меня и что ни в чём, ни в чём меня не винит. Растроганный едва ли не до слёз, я нежно глажу её по волосам.