Седовласый человек в гражданском с интеллигентным лицом и внимательным взглядом под блестящими круглыми стёклами очков стоял у окна, заложив руки за спину. По крыше соседнего дома важно расхаживали голуби. Седовласый наблюдал за ними, потом снял очки и протёр стёкла мягкой салфеткой.

     — Товарищ Иванов, срочное донесение из Берлина, — вошедший капитан протянул ему радиограмму.

     «Райнер — Шиллеру. Совершенно секретно. Прибытие Гёте обеспечено. Операция прошла благополучно. Ждём дальнейших указаний», — надев очки, седовласый пробежал глазами донесение.

     — Ну, вот и замечательно... — задумчиво сказал он, продолжая наблюдать за голубями. — Передайте агенту Гёте, что мы ждём выполнения поставленной задачи.

     Майор госбезопасности Ругнов вальяжно раскинулся за письменным столом. Он изучал личное дело подследственной Кангун. Она числилась в группе профессора Бибикова. Профессора взяли, как немецкого шпиона. Вместе с ним по делу проходили несколько преподавателей и студентов. В числе их — София Кангун, двадцатилетняя студентка второго курса филологического факультета.

     Ругнов поигрывал пальцами по столу, время от времени делая карандашом какие-то понятные ему одному пометки на листке бумаги. Чёрт! Какая жара! Майор вытер потное лицо, встал и налил воды из графина, выпил жадным залпом. Стояла середина июля. Сейчас бы самое время махнуть на рыбалку. Так нет же! Сиди и разгребай это дерьмо!

     — Сибирцев! — громко позвал майор.

     И сразу в кабинете появился молодой розовощёкий лейтенант.

     — Привести ко мне Кангун... Ту, что по делу профессора Бибикова идёт... — распорядился майор.

     София, поджав ноги, сидела на жёсткой железной койке в камере-одиночке. Её привезли сюда ночью, вырвав из тёплого бабушкиного дома. Всё было словно в кошмарном сне. Вот она вернулась с лекции, села набросать план курсовой. Заснула прямо над книгами. Потом был громкий, нетерпеливый звонок в дверь. Люди в форме ворвались в квартиру, оттеснив перепуганную до полусмерти бабушку. Перевернули всё вверх дном, для чего-то забрали её записи, поздней ночью привезли сюда, в эту затхлую камеру без окон.

     — За что? За что? За что?! Это ошибка... Конечно, ошибка!... — металась беспокойная мысль, назойливым комаром сверля мозг.

     — Арестованная Кангун! На выход! — её мысли были прерваны скрежетом открывающейся железной двери.

     Послушно заложив руки за спину, София шла куда-то под конвоем. Коридор... Длинный... Бесконечный... Тусклый свет растекался противным тревожным туманом. Поворот, ещё поворот, чётвёртый, пятый, шестой... Она сбилась со счёту. Звук кованых каблуков конвоира колоколом отдаёт в ушах. Хочется забиться, спрятать голову под подушку и не слышать, не слышать! Не видеть этого туманного марева!..

     Вдруг её втолкнули в какой-то кабинет. От яркого солнечного света она зажмурилась, закрыла глаза и постепенно открыла их, вновь привыкая к ясному дню.

     — София Марковна Кангун... — чей-то строгий голос произнёс её имя, чётко разделяя слова, словно пробуя его на вкус, наслаждаясь его звучанием.

     Она увидела за столом полноватого майора средних лет с потным раздражённым лицом, на котором колюче поблёскивали маленькие серые глаза.

     — Садитесь, — почти вежливо приказал майор, указывая рукой на стоящий в центре комнаты стул.

     Девушка послушно опустилась на самый краешек, красиво поставив ножки и не сутуля плечи. Её растила бабушка, бывшая воспитанница Смольного. Женщина должна сохранять достойную осанку. София всегда сохраняет.

     Майор встал и обошёл её вокруг, сверля прозрачными глазами. Тоненькая, хрупкая фигурка в скромной белой блузке и чёрной штапельной юбочке в «татьянку», белые носочки на крошечных ножках. Длиннющая толстая коса ниже пояса. Волосы такие тёпло-каштановые, словно тёмный гречишный мёд, в лёгких завитушках на висках. И личико... Личико совсем детское... Да, типичная шпионка! Все они... невинными овечками прикидываются!

     Эх, развалить бы её прямо здесь! Чтобы знала, что такая же, как и все, самая обыкновенная. Интеллигенция паскудная! Строит из себя фыфу, а задери юбку, так ничего там особенного нет, кроме обычной бабьей норы.

     Майор вдруг ощутил сладкое подрагивание в штанах. Эх, как не кстати! Вот вчера, допрашивая крестьянку Дарью Пименову, он оттянулся на славу. Баба оказалась понятливой. Едва он подошёл вплотную, впериваясь жадным взглядом в большие дыни за блузкой, она выставила корму вперёд, приблизив её к его рукам. Майор без церемоний запустил ладонь под застёжку.

     — Погодите, гражданин начальник, — хихикнула баба и, расстегнув пуговки, выпростала свои фрукты наружу.

     — Иш, ты! Какая спелая, — засмеялся он и стал мять её груди, словно огромные комья сдобного теста. — Мужик-то давно что ли не пользовался? — спросил, от удовольствия закрывая глаза.