Рассказ Паши

     После сумасшедшей ночи и праздничного салюта мы с Лёхой уже почти две недели никак не могли уединиться. Член дымился от желания. Ежедневно видя своего парня, вдыхая запах его тела, слыша его голос, я не мог сорвать с него одежду. Не мог удовлетворить свою и его похоть, своё желание обладать сладкой попкой друга. По телеку я видел ломку у наркоманов, когда те могли убить за дозу, их выворачивало, плющило. Так было и с нами. Мы места себе не находили, желая друг друга. В субботу я пораньше закончил свои дела, закрыл машину, сдал зампотеху ключи, путёвки за неделю. Ломая голову, как бы организовать пару часов ебли, я слонялся по парку, ожидая своего ненаглядного с рейса. Грозный рык ротного вышиб из головы все мысли:

     — Так, шофёр-профессионал... Что, заняться нечем? Давай-ка, иди сюда.

     Мой командир стоял посреди парка в обществе пожилого прапорщика — начальника бани, и смотрел прямо на меня. С этим прапором я нередко ездил по вещевым делам. Я понуро склонил голову и поплёлся ловить задачу. Зная ротного, меньшее на что я готовился, так это на вечер глядя рвануть с прапором за каким-нибудь бельём за тридевять земель, с перспективой вернуться ночью. А если поездка светит на отдалённый полигон, то вернёмся уже завтра, в воскресенье. Прощайте выходные...

     — Значит так, у Семёна Андреевича жена в больнице с сердцем, я его отпускаю. Нужно его подменить, в бане срочников вымыть. Ясно? Вопросы есть? Нет? Ну так вперёд, в распоряжение прапорщика! — прорычал ротный и отвернулся, потеряв ко мне интерес.

     — Почти весь полк помылся, осталась только остатки роты после наряда и гарнизонный караул. Бельё чистое старшинам выдашь. Придут все после ужина, ты запустишь их по очереди в баню, соберёшь грязное бельё, наряд вымоет баню, ты всё закроешь. Я завтра утром, перед обедом прибегу к тебе в общагу ключи заберу, дальше сам разберусь... — прапорщик зачастил, не давая мне ни секунды опомниться. Связку ключей от бани он просто вложил мне в руку и бегом посеменил к выходу с парка.

     Я поплёлся в сторону хоззоны, где спряталась среди разных построек длинная солдатская баня. И вдруг меня осенило. Ведь мне дали до завтра в полное распоряжение уединённое помещение для свидания с Лёхой. Я схватил мобильник, пока летел к бане, проинструктировал по телефону своего ненаглядного, куда ему прибыть после вечерней поверки. Лёха ещё где-то был в пути, возвращался с рейса, но всё сразу усёк. Голос его радостно зазвенел.

     Баню я провёл со скоростью света.
Всех пришедших запустил скопом, постоянно подгонял.

     Потом стал торопить наряд, чуть сам швабру не схватил. К вечерней поверке всех выгнал из бани, закрыл, сделал вид, что ухожу в общагу. Как последние солдаты скрылись из виду, я украдкой прошмыгнул обратно, стал ждать своего Лёху. По сотовому он сообщил, что только что вышел с парка, идёт прямо ко мне.

     Только Лёха зашёл в баню, я закрыл засов на двери, стал срывать с него и себя одежду, бросая всё на пол. Поволок в моечное помещение, где в двух душевых включил до этого воду.

     — Я грязный, Павлик, — робко шепчет Лёха.

     — Поебать на всё...

     Грубо и резко я приставляю друга лицом к стенке. Он раздвигает ноги, хватаю его за ягодицы, развожу. Мой член ныряет к сладкой заветной дырочке. Берусь обеими руками за Лёхины бока у промежности. Мой парень сам подаётся навстречу моему колу, его попка уже увлажнилась от желания. Я медленно вхожу в него. Лёха не хочет ждать. Он хочет боли. Он выгибается, и я не выдерживаю, рывком тараню парню нутро.

     — Пашенька, мой милый... А-а-а... — стонет от сладкой боли и вертится насаженный на любимый им кол мой парнишка.

     Как сладко ебать парня. Я никогда не был с девчонками, но теперь мне этого не надо. Головка члена сначала с трудом проходит сфинктер, потом погружается в горячую мягкость внутри крепкого мускулистого тела. Мой любимый поджар, его торс без капли лишнего жира, без оплывшей округлости. Головка члена прощупывает внутренности, егозит по простате, вызывая неописуемый кайф. Лёха закатывает глаза, хрипит от невозможности дышать полной грудью, он весь отдаётся запредельному чувству наслаждения.

     Я люблю краем глаза смотреть на сладкую агонию своего парня, когда он извивается на моём члене, улетев в прострацию от получаемого удовольствия. Мне это доставляет дополнительную радость за друга, за себя, за наше слияние тел и душ. Я доволен собой от увиденного, ведь он корчится в блаженстве от моих действий. Я люблю ебать Лёху с мгновенными переходами от кайфа к искрам боли, когда залупается и напрягается кожица на члене, готовая порвать уздечку. В остроте ощущений, в томительности ожиданий готовится взрыв в сознании, скручивающий в экстазе тело, посылающий в нокаут мысли.

     ***

     Когда мы лежали в сонной истоме в комнате, в период жизни вдвоём, Лёха мне рассказал о своём первом разе. Он был пацаном, росшим без отца вместе с матерью и бабкой в однокомнатной квартире. Лёха называл мать вечно работающей, а бабку вечно ворчащей. Наверное, он хотел полную семью, с отцом. Когда за матерью стал ухаживать дядя Слава, так он его помнит, Лёха очень обрадовался. Дядя Слава красиво появлялся, всегда с подарками, с конфетами; периодически оставался ночевать. Тогда бабка с внуком уходили в гости.

     Один раз бабка уехала к подруге на неделю, мать убежала в ночную смену на работу, а Лёха остался вместе с подвыпившим дядей Славой. Они легли вместе. Ночью Лёха проснулся от объятий и ласковых поглаживаний по спине и ниже. Незнакомое чувство приятных ощущений, чувство желания покрепче прижаться к мужчине который ему был симпатичен, захлестнуло Лёху. Дальше было как в сладком сне. Дядя Слава стащил с него трусики и майку, тот сам послушно помогал, разделся сам. Мужчина положил юношу на себя, стал ласкать и гладить. Впервые у пацана случился стояк, впервые испытал сексуальное наслаждение. В эту ночь попка Лёшки приняла в себя сначала пальцы дяди Славы, густо смазанные чем-то, а потом и необъятный, огромный, как показалось парнишке, писун мужчины. Ему было так хорошо с дядей Славой в начале, что он, стиснув зубы, стерпел дальнейшую боль.

     Из писуна мужчины всю попку юноши накачало какой-то липкой жидкостью, стекавшей из развороченной дырки пацана. Потом они помылись в душе, дядя Слава взял обещание хранить всё в тайне от мамы, бабушки, и всех-всех-всех. Через некоторое время дядя Слава исчез из жизни Лёхиной семьи, возможно, ему было стыдно за секс с Лёхой. Но в подсознанье Лёхи вошло желание быть с мужчиной, быть под мужчиной. Ему стали нравиться пацаны, парни. Он без памяти влюбился в меня.

     ***

     Я самодовольно скалился, зная, что лучше меня, сильнее меня никто никогда Лёху не любил. Вот и сейчас, стоя в душевой, он без чувств сползал на пол, прыснув своим семенем по стене, приняв внутрь себя очередную порцию моей любви. Сладкий мой. Мы сидели на полу под струями в меру горячей воды, приходя в сознание.

     — Люблю тебя... — опять Лёха начал шептать.

     Взял мои пальцы, стал их целовать и лизать. Да, парня в очередной раз шибануло кайфом по мозгам. Я поднял его:

     — Пошли в раздевалку, отдохнём. У меня две бутылки пива есть.

     — Спасибо тебе за всё, за то что ты есть... — продолжал Лёха признаваться в любви.

     Я повёл шатающегося парня в раздевалку. Там на мешках с чистым бельём я соорудил лежанку, мы плюхнулись. Я разлёгся, отдыхая после бурного начала нашей ночи. Сквозь закрашенные краской окна, так всегда в солдатских банях делают, пробивался свет уличных фонарей. Из звуков был только шум падающей в душе воды. Лёха лежал рядом в ночном сумраке помещения, повернув голову ко мне. Его аппетитная попка белела на расстоянии вытянутой руки. Я захотел снова приласкать парня:

     — Иди ко мне, ляг сверху на меня. Вот так. Чуть ниже, Лёшик. Положи голову мне на грудь. Щекотно... Молодец... Продолжай... — я похвалил, когда Лёха стал целовать меня, посасывать и покусывать соски, лизать шею.

     Лешик медленно опускался ниже и ниже, лаская моё тело. Я закрыл глаза, прислушиваясь к новым для себя ощущениям. До этого дня я ничем не проявлял, что хочу нового, чтобы Лёха поласкал губами и язычком мой член. Я никогда не знал оральных ласк. Нам за глаза хватало сладостного вторжения в Лёшкину попку, нежной ярости внутри горячей дырки, подсадившей нас на себя, как наркоманов. Мы сливались в любви, сливались в единый организм, познавая остроту и сладкую радость анала. Поэтому я замер, впервые ожидая, когда горячий язычок, сладкие губы парнишки возьмутся за восставший и ждущий, что будет дальше, самый главный сейчас мой орган.

     Лёшик губами ласкал каждую вену, каждую складку на кожице, старался поддеть уздечку. Он нежно засасывал и глотал яички. Кончиком язычка Лёшик проникал в отверстие на тщательно вылизанной головке. Я извивался в сладостных судорогах от ощущений наплывающего взрыва. Я корчился в нежных ласках и муках, прося не останавливаться, беззвучно рыдал, не имея сил вздохнуть от остроты блаженства. Мой парень сполна рассчитался со мной за все радости секса, которые ранее ему дарил я, когда моё тело извергнуло в Лёшин рот терпкую сперму.

     Пока я лежал в прострации, мой любимый собрал губами и язычком всё, вылизал и проглотил, теперь лежал сытый, довольно прильнув ко мне. Я крепко обнял Лёшика, так крепко, что захрустели кости. Он припал к моим губам, почуяв, что так я благодарю своего Любимого за испытанное мною.

     Эта ночь пролетела как одно мгновение. Утром усталые, но довольные мы покидали солдатскую баню, приютившую нас. Мы с трудом сохраняли разум, душа пела, счастливые глаза не могли скрыть нашу любовь. Лёшик шёл враскорячку, его вывернутый, но довольный анус ещё долго будет напоминать обо мне. Так же, как и мои ноющие опустошённые яйца, болью отдающий на прикосновения член.

     У входа в общагу я увидел вдали начальника бани. Послав Лёху в комнату, я подождал, лихорадочно прокручивая в памяти, всё ли прибрали после себя, не оставили ли каких следов, наводящих на левые мысли. Вроде бы мы добросовестно прошли по бане. Я успокоился, заулыбался, отдал ключи. Поднимаюсь к себе. Радостный Лёха выпаливает последние новости: сосед-прапорщик сдал свою технику, подписал акты и завтра катит восвояси, а сосед-лейтенант во вторник уезжает в отпуск к предкам на другой конец нашей необъятной страны, а сейчас побежал отвальную готовить.

     — Тогда ложимся спать, — строго говорю я, — сил перед вторником на ночь набраться надо.

     Лёха счастливо засмеялся. Я тоже заулыбался и толкнул его на кровать. Лёха уже и не стал вставать, вытянулся, вскоре уснул с блаженной улыбкой на лице. Я включил ноутбук, ввёл пароль и вот сижу, печатаю рассказ о нашей любви.

     Крепко спи, парень. Набирайся сил. Во вторник ты не уснёшь. Мы не дадим этого сделать. Мы: я и любящий тебя и любимый тобою член...
Продолжение следует.