В бытность студентом МГИМО со мной произошла такая замечательная история. Со мной в одной группе учился студент Виталий, сын больших родителей. Виталий постоянно проявлял ко мне повышенный интерес — я это чувствовал. Его взгляд, устремленный на мою попку, бугорок брюк смущал меня и завораживал одновременно. Однажды перед сессией Витька пригласил меня к себе домой. Я страстно хотел встречи с ним и поэтому пошел без раздумий. Витька открыл мне дверь, он был один в квартире. А квартира эта была шикарной — два этажа, восемь комнат, аппаратура... Мы прошли на кухню. Попили чаю с пирожными. Витька был немного смущен, я старался помочь ему. Но наша беседа что-то не клеилась, тогда я решил действовать прямо. Я сказал:

      — Витя, не мучайся, я же тебя люблю...

      — Да? Я тебя тоже люблю...

      — Давно?

      — Сразу как увидел. Мишка, у меня же не с кем еще не было. А я с детства так хотел парня, но...

      — Не надо объяснять, я тебя очень хорошо понимаю. Сам такой же. Ладно, пойдем посидим в твоей комнате.

      — Послушаем музыку...

      — И может быть еще что-нибудь, — усмехнулся я.

     Мы направились в комнату Витьки. Витька присел на диване, я осмелев рядом с ним.

      — А как же музыка? — спросил я.

      — А... сейчас...

     И он включил магнитофон. А там Веряскин пел «А помнишь тот вечер, и белый снег ложился на плечи тебе и мне...».

      — Ты любишь «Чернила»? — спросил я.

     Витька утвердительно кивнул. Он немного смущался.

      — Ладно, Витька, у меня же тоже это в первый раз. Давай, не смущайся меня. Хочешь разденемся до трусов?

     Его глаза загорелись. Я начал оголяться первым. Наконец, я остался в одних плавках. Витька с некоторым опозданием относительно меня также разделся. На нем были трусы от Лагерфельда. Да, одевался он очень хорошо, от кутюр, чему немало способствовало состояние семьи.

     Витька — удивительный человек. Он не похож на большинство представителей золотой молодежи, купающихся в богатстве и вседозволенности. Он другой. За это я и люблю его. Трогательная скромность, наивность... привлекают меня в Витьке.

     Итак, мы остались в одних трусах. Это очень возбудило нас. Угадывать в трусах член, яички — что может быть лучше? Витькин член поднялся до предела, он норовил вылезти из крошечных трусиков. Я наклонился к трусам друга, втянул носом их особенный аромат, лизнул языком ткань. Витя застонал. Я губами отодвинул ткань трусов и восхищенный уставился на член друга. Он не был гигантским, но все-же большим и толстым. Пухлая розовая головка, нежный ствол словно просили ласки.

     Я начал касаться члена Витьки кончиком языка, потом свернул язык в трубочку и вставил член друга в этот своеобразный сосуд. Острый запах мужского естества ударял в нос. Витя стонал, он говорил всхлипывая:

      — Мишенька, хорошо, давай еще!

     Я и не думал останавливаться. Новые ласки языком, сосательные и щекочущие движения, трение о небо... Казалось, Витька уже на небесах от счастья. И я был весь в восторге от ощущения любимого органа во рту. Это действительно восхительно: сосать, лизать, чувствовать и обонять писечку. Наконец, член Витьки запульсировал и выдал чудесный нектар. Я проглотил его весь.

     Витька обезсилел от секса и новых впечатлений. И тут в комнату к Вите заходит его отец... Мы даже не слышали как папа Виталика зашел в квартиру, настолько захватила нас страсть. Я был очень смущен тем, что отец Виталия увидел меня отсасывающим у сына. Виталик просто покраснел как рак. А что такого, я думаю теперь. Ведь это нормально!

     Тогда же отец Виталия, оказавшийся гомофобом, выгнал меня и сказал, что путь в этот дом мне заказан. А Виталику погрозил лишить его карманных денег.

     Я был не просто расстроен, а подавлен, как никогда до этого в жизни. Как же этот Аркадий Львович не понимает, что мы любим друг друга. Как можно выгнать меня и отсчитать сына за естественный поступок?

     Я пришел к себе и бросился на кровать рыдать... Через час звонок. Открываю — это рыдающий Витька. Я успокоил его как мог.

     Оказывается Витька сбежал из дому. Я сказал тогда:

      — Витя, ты взрослый. Если родители не понимают тебя, то оставь их... ради нашей любви. Любовь — это все.

     Он хныкал:

      — Отец платит 7 тысяч долларов за мое обучение и еще 1 тысячу дает мне в месяц на мелкие расходы. Как же быть теперь?

      — Я заплачу за тебя, заработаем. Ну, Витька, чем-то нужно пожертвовать. Зачем тебе такие большие суммы на карманные расходы? Зато теперь мы будем вместе. Вот ложись на постель, раздевайся.

      — Я украл у отца 100 тысяч долларов...

      — Зачем?

      — Ну... я...

      — Ладно, я схожу и верну...

      — Он убьет тебя!

      — Витя, я люблю тебя. Давай переведем эти 100 тысяч на счет твоего отца, позвоним ему и... он простит тебя, наверняка.

      — Нет, мой отец сволочь, он ничего не понимает. Да и 100 тысяч долларов для него пустяк, он даже не заметит их исчезновения. Дело не в этом... Он просто убьет тебя, чтобы я не... Витя зарыдал. Я понимал его. Этот Аркадий Львович — страшный тип. Надо сьезжать с квартиры и бросать МГИМО. Но любовь дороже.

     Тогда я сказал Витьке:

      — Витя, нам теперь опасно ходить в вуз. Придется бросить! Но купим просто дипломы МГИМО — это не дорого. Мы и так умны... Успокойся! Теперь никто не разлучит нас!

      — Отец выследит... на него работают пять контор безопасности и в каждой по тысячи человек!

      — Да кто он у тебя?

      — Ты не знаешь?! — ... Витя, хочешь послушать Веряскина?

      — Ты тоже любишь «Чернила»?

      — Очень... Ну, ладно, потом. Раздевайся, давай просто полежим рядом голышом.

      — Я... хотел бы... сверни опять язык трубочкой.