ты помнишь, как это было в первый раз?

     толстые тюремные стены, кирпичи которых скрепляет раствор, замешанный на яйцах и сперме, побелка на потолке.

     в то утро ты уже знал, что это произойдет.

     часы на тюремной башне после полуночи вдруг пошли дальше, даже птицы не решались в эту ночь пролетать мимо окна твоей камеры и заслонять своими крыльями твое последнее небо.

      — не переживай.

     твой сосед по нарам, с которым ты делил махорку и утлые глотки ночного воздуха, заговорил, глядя в потолок.

     твои ладони в поисках поддержки и опровержения его слов накрыли твое сердце. Оно, барахтаясь под ребрами, признавало правоту сказанного.

     капли пота, покрывшие твой лоб, уже не могли удержаться на месте и, используя брови как воронку, стали одна за другой скатываться по носу. Ты жаждал ветра, но, посмотрев по сторонам, ты заметил, что все ветры уже разобраны более расторопными зеками. Они глазели на тебя, даже не пытаясь выскользнуть из татуированных ладоней.

     вся камера, все арестанты, сидя на матрасах, в которые по ночам сливали свое безродное семя, рассматривали тебя как путешественника в другой мир. В их взглядах не было никаких вопросов.

     ты прикрыл глаза, чтобы спрятаться от этих взглядов, но они находили тебя и в темноте и ощупывали липкими от не просыхающей спермы пальцами, проникающими сквозь одежду, сквозь кожу, куда-то туда, в какие-то такие твои глубины, куда ты сам еще не отваживался заглянуть.

      — пойдем.

     личный шестерка пахана камеры, парень, лишенный возраста и стремительности, свойственной людям, родившимся в час собаки, поманил тебя пальцем. Ты, даже не допуская мысли о неповиновении, поплелся за ним.

      — присаживайся.

     голос пахана был сух и элегантен, он напоминал коллекцию бабочек.

      — не мы тебя выбрали, и не судьба.

     пахан посмотрел на твои руки. Один глаз его был направлен на воду, а другой искал порнографические фигуры в линиях твоей ладони.

      — философия — это построение картины мироздания на дуалистической основе. Что правда для дерева, то ложь для топора.

     То же самое и с полами. Нет чистого мужского и чистого женского, они перемешаны и перепутаны, как волосы в колтуне. Есть люди, у которых верхняя половина женская, а нижняя мужская, и наоборот. А есть и такие, у которых мужчина лишь спереди, а спина у них женская...

     от этой фразы ты вздрогнул всей спиной.

      — есть много способов изменить это, но они лишь косметические. Лучше уж иметь красивую женскую спину, чем быть женщиной внутри.

     и поэтому, раз уж так случилось...

     Пахан пожал плечами, и с них посыпались ручьи застоявшейся перхоти, его шея освободилась, она оказалась алой, и на ней стали видны синие, выпирающие вены и широкие белые, словно смерь, шрамы — от тех ядов, которые довелось пахану выпить за несколько тюремных жизней.

     В твоем кулаке вдруг оказался его указательный палец, ты распрямил ладонь, и расщепленный на три части ноготь прочертил на ней несколько линий.

      — смотри, это складка нетопыря, ее обладатели живут лишь между ночью и днем.

     вторая складка — помет собаки, он говорит, что твоя верность будет обоюдной обузой.

     а третья — ведьмин круг. Он замкнут дважды; даже если ты сумеешь вырваться в первый раз, то во второй раз тебе все равно придется уступить.

     ты не понимал тогда очень многого, ты не знал, что не стоит верить людям с красными шеями, особенно если у них несколько ногтей на одном пальце, но чувства твои говорили, что пахан лжет лишь тебе и говорит правду всем остальным заключенным.

      — я вижу, ты готов.

     пахан встал, и мушиный нимб, кружащийся вокруг его головы, разлетелся.

     Подойдя вплотную, он водрузил ладони тебе на плечи и, без видимого усилия, приподнял тебя.

     Жители камеры, все, смотрели на вас. Они уже сжимали в кулаках свои гениталии, и по твоей спине неспешно поползли мурашки. Даже в бане ты не видел одновременно такого количества пенисов.

      — Чтобы услышать звук своей женской половины, тебе надо нагнуться:

     одним махом пахан сдернул с твоих чресел брюки с трусами и повалил лицом вниз на свои нары.

      — я буду в меру нежен и в меру груб. Женская спина — это прекрасное произведение природы, ее нельзя спугнуть, иначе она может спрятаться в позвоночник, как в раковину. Ее нельзя слишком сильно приманивать, ибо она может превратиться в ртуть и стать ничьей.

     ты смотрел в пол и видел стоящие на полу свои колени, стреноженные тканью брюк, между которыми уже пристроились колени пахана.

     обеими руками он развел твои ягодицы и плюнул тебе на анус. Все в тюрьме замерло.

     пенис пахана вонзился в твой анус. Зеки, выпустив проклятия и вздохи, камнями попадавшие на пол, принялись сосредоточенно работать руками.

     чужая плоть ринулась в твой кишечник, страшная, дерево пола и камень потолка скрестились вокруг твоих глаз. Сегодня был четверг — день лишних утрат. Он стоял довольный, получив причитающуюся ему жертву, и больше не собирался никого тревожить.

     мастурбирующие зеки орошали семенем матрасы, и когда оно кончалось в одном пенисе, тут же принимались за другой.

     ты, подчиняясь ритму движений пахана, понял, что твоя спина уже жила своей жизнью, а ты не мог даже посмотреть, что же там, за ней, потому что это было уже чужим тебе.

     вдруг пахан замер, его пенис, содрогнувшись, изверг обжигающую сперму, и в тот же миг завершившейся бесконечности ты понял, как женщина понимает, что беременна, что в тебе начал зреть плод...