Мягкий вечер сменил яркий день. Потом уступил место бархатной ночи. Полная луна, красуясь, вышла прогуляться по небу в сопровождении свиты голубых звёзд. Волны засеребрились, отражая её круглый стан.

     Пигмалион и его Галатея сидели на берегу.

     — Теперь я поняла, чего ты хотел от меня, — прижавшись к любимому, шёпотом призналась Галатея.

     Она, приподняв головку, взглянула ему в лицо и неожиданно сказала:

     — Я давно сама хотела этого...

     — Но почему же ты... не шла мне на встречу? — удивился Пигмалион.

     — Я не знала, чего именно я хочу, — улыбнулась она. — Иногда ты так смотрел на меня, словно... — она смутилась, — словно пронзал меня насквозь, твой взгляд обжигал меня всю и... и я не могла его вынести.

     — Поэтому ты отводила глаза? — спросил он.

     — Да, — кивнула она. — А когда ты уходил, оставлял меня одну, я хотела умереть от тоски, как-будто ты уносил с собой частицу меня. Мне было так одиноко и горестно в такие минуты. Но ты возвращался, и мне становилось легко, будто солнце проглядывало сквозь грозовые тучи.

     Галатея улыбнулась своей мягкой улыбкой и дотронулась рукой до его щеки. Поцеловав её тонкие пальчики, глядя ей в глаза, Пигмалион с волнением сказал:

     — Любимая, прости меня!

     — За что? — удивилась она.

     — Я... должен был догадаться, должен был понять... А я, глупец, ещё и обвинил тебя!

     — Твоей вины в этом нет, — улыбка вновь преобразила её пухленькие губки. — Это просто было и всё... ни ты, ни я не виноваты.

     Нежный поцелуй художника был ей ответом. Он едва-едва коснулся её ротика, осторожно, будто боялся причинить боль, стал вкушать аромат мягких и тёплых губок. Слегка посасывая то одну, то другую, наслаждался их трепетом и беспомощной доверчивостью. У Галатеи закружилась голова, и ей показалось, будто какая-то неведомая сила приподняла её над землёй и заставила воспарить в воздухе. Закрыв глаза, красавица отдалась этой силе. Очнулась от прикосновения тёплых морских волн. Держа любимую на руках, Пигмалион стоял в воде. Оказывается это его руки были той неведомой силой, поднявшей её. Галатея обняла его шею и прижалась сильнее. Уже давно ощутив прилив страсти, Пигмалион с ликованием уловил ответный жар её тела.

     — Она любит меня! — воскликнул он про себя. — Она меня любит! Моя... навеки моя!

     Он опустил её на мокрый песок. Галатея застонала, раскинув руки, смотрела на него широко распахнутыми глазами, которые своим светом затмевали звёзды.

     — Счастье моё, — прошептал Пигмалион и раздвинул послушные ножки.

     В лунном свете и блеске воды её кожа казалась золотой, а распустившийся розовый «бутон» с набухшими лепестками стал почти алым. «Матуар» [1] Пигмалиона, казалось, уже существовал своей отдельной жизнью. Охватив его, художник осторожно коснулся «бутона», дразнящими движениями провёл между лепестков, словно играя с ними. Галатея застонала, выгнулась и обвила ножками спину любимого, приблизив свой «цветок» к его чреслам. Её тело забила лёгкая дрожь.

     — Пигмалион... — простонала она, как бы прося его прекратить сладкие мучения.

     Он улыбнулся ей и двинул «матуар» в узкий проход «бутона». Легко вошёл во влажную и мягкую сердцевинку, заскользил, всё ускоряя свой ход. (Специально для — ) То отступая назад, то проникая вперёд, придерживая упругую попочку Галатеи пальцами, Пигмалион продвигался всё глубже и глубже. Трепещущее тело Галатеи двигалось в его ритме.

     Последняя волна страсти разом накрыла их. Пигмалион закинул голову, издал странный звук раненого зверя. Галатея вскрикнула, выгнулась в его руках гибкой лозой и забилась от внутреннего толчка. Счастливо улыбаясь, он опустился на песок рядом с ней. Некоторое время они лежали, просто взявшись за руки, потом Пигмалион поднял её и, даря нежный поцелуй, понёс в дом.

     [1] Матуар — (франц. matoir) стальной пестик с округлым, усеянным шипами утолщением на конце.