Ночь. В открытое окно твоей комнаты в двухкомнатной «хрущевке» приятно веет прохладой, но ты всё ворочаешься и не можешь заснуть. Еще пару лет назад такая родная и привычная тебе постель сейчас уже кажется неудобной. Ты встаешь и тихонько проходишь на кухню. Наливаешь воды. Смотришь в темноту двора, в котором едва угадываются силуэты детских качелей и тропинка между ними, по которой ты когда-то ходил в школу.

     Щелчок выключателя. На кухне загорается свет.

     — — Не спится, сынок?

     Ты делаешь глоток воды.

     — — Да вот, всё стало уже таким непривычным здесь. Другим, что ли.

     Она кивает. Ей немножко зябко стоять босиком на полу, и она садится на стул. Она устало кладет руки на стол и глядит на тебя. Тебе неловко. Ты ведь знал, как она переживает, что ты уехал, переживает, что ты перестал ей часто звонить. Звенящая тишина. Ты ищешь и не знаешь, как прервать её. Чтоб убрать неловкость, ты говоришь какие-то дежурные фразы о детстве и о том, как трудно учиться в институте. В шестой раз описываешь ей свою комнату в общежитии. Потом ставишь стакан в раковину и уходишь к себе.

     Ворочаешься в постели какое-то время. Потом на кухне щелкает выключатель и узкая полоска света пропадает из-под двери. Дверь открывается, она заходит и тихонько садится на край кровати.

     — — Мам?

     Молчание. Она отвечает не сразу.

     — — У меня ведь больше никого не осталось. Только ты. Мне ведь даже и дома незачем...

     Она запнулась и не договорила. Ты почувствовал слезы в ее голосе. Прислушался. Она тихонько плакала.

     Ты привстал с кровати и приобнял ее за плечи.

     — — Мам, ты что?

     Ты остро чувствовал необходимость сказать что-то утешительное, но не мог придумать, что же сказать. Тишина мучительно тянулась, а мама плакала.

     — — Мне ведь так одиноко. Пойми, у меня ведь больше нет никого.

     Ты обнял её ещё крепче. Ткань ее ночнушки смялась под твоими руками и ты щекой ощутил тепло её кожи. Она чуть наклонилась и легла с краю на твою кровать.

     Тишина. Прохладный воздух струится из приоткрытого окна. Безуспешно пытаешься найти утешительные слова для нее и слушаешь её тихие всхлипывания. Беспомощные и жалобные. Словно мольба о помощи бездомной кошечки, которая осталась без еды и крова. Ты ощущаешь ее беззащитность. И ее дыхание прямо у себя над ухом.

     Эрекция в трусах скользнула по ее бедру и ты стыдливо отодвинулся от ее ноги. В ушах у тебя зазвенело от стыда и неловкости, и чувства вины сразу за всё без разбору. Стало жарко. От её теплого тела, от собственной неловкости. Хотелось что-то сказать в своё оправдание, но вместо этого только звенящая тишина в воздухе. И жар от соприкосновения тел. Мягкая тяжелая грудь касается твоего плеча. Избыток гормонов бурлит в твоём молодом мужском теле. Неугомонная эрекция уже во всю натягивает ткань твоих трусов.

     Её нога пододвинулась ближе и коснулась самого кончика. Ты вновь было постарался отодвинуться, но вместо этого услышал тихую просьбу:

     — — Не убирай.

     Всхлипывания стали реже. Стало жарко, как в бане. По твоему лбу проскользнула капелька пота. А потом мама медленно наползла на тебя всем телом и придавила эрекцию своим мягким животом.

     Прямо над твоим лицом сейчас была шея и плечо, выглядывающее из-под её ночнушки. От них пахло уютом и молоком. Было горячо. По твоим бокам скользнули ее колени.

     Тебе страшно хотелось женщину. И ты коснулся губами теплой кожи.

     Не шевелясь, ты испугано лежал, приятно придавленный весом её тела. Мягкая грудь словно растеклась по тебе. В то же время мама еле заметно двигала бедрами. Тихо и бесшумно. Словно сама боялась, что ты заметишь это. Мокрый кончик головки медленно скользил под трусами. Становилось все слаще и слаще от запретных движений. Ее ритмичное дыхание возбуждало ещё сильнее.

     Она явно не торопилась. Ей нужно было время. И ты дал ей это время, балансируя на грани оргазма: стараясь оттянуть этот момент.

     Когда она была готова, она двинула бедрами и сползла чуть выше по тебе. И чувствительная головка ощутила, что она теперь придавлена не гладкой кожей живота, а щелочкой между двух тугих, налитых кровью половинок. Ты осознал, что это за место и терпеть это больше не было сил. В голове помутнело. Ты почувствовал, что она тоже начала кончать.

     Когда она вышла из комнаты, ты остался лежать на спине в насквозь мокрых трусах от спермы и женских соков. Тебе было до боли стыдно и гадко от этого чувства.