Поспешно убравшись и приведя себя в порядок, Андрея встретили чуть утомленная домашними делами возлюбленная и романтично накрытый деликатесами на двоих стол. Одарив девушку букетом, парень повез её в центр здоровья и отдыха; и в течение 3—4 часов они парились в красивой сауне, нежились под руками массажистов и косметологов на соседних кушетках, пели караоке и нежно любили друг друга на мягкой постели и белоснежных простынях. Андрей целовал замеченные синяки на теле любимой, которые она объяснила репетициями. Уже почти ночью, едва прикоснувшись к обильной еде романтического ужина, они заснули, переплетясь ногами и телами.

     Следующим вечером, отработав программу в клубе БМ, Лада не смогла вовремя увернуться от рэпера и поплелась за ним в комнату секьюрити поговорить. Выгнав охранника и усевшись на его кресло, рэпер посадил её верхом на свои колени и, обняв за талию, начал с поцелуев. Так как поблизости не было опасности и позволяло время, она не сопротивлялась и, обняв того за шею, послушно раскрывала рот. — Едем ко мне? — запросто предложил Максим. Лада вздохнула, снова беспредметные разговоры: — Ты знаешь, я не могу, у меня — Андрей. Мы же договорились... Когда есть время и мы далеко — иногда можно и... Ну ты понимаешь... Сегодня он ждет меня дома, мне нужно идти, пусти меня... Рэпер кивал головой в такт её словам и, как почудилось девушке, думал о чем-то своем, глядя куда-то за её спиной. Он нехорошо улыбнулся, погладил её ягодицы и сладким голосом произнес: — Значит, по-старому... Никому не отказывая... Актриса! Иди, расскажи ему это, если он ещё услышит тебя, — и он развернул её к монитору видеонаблюдения за клубом.

     Сначала она ничего не поняла, вглядываясь в экраны. Потом на экране наружной уличной камеры увидела, как несколько человек как будто топчутся на месте, вроде танцуют. Даже не разглядев, а догадавшись, она рванулась из его рук, громко крича, а он не отпускал её и смеялся за её спиной. — Он должен быть дома, он там ждет меня, — твердила одно и то же вырывающаяся, охваченная бешенством девушка. — Это ты, гад, его сюда... Свалив стул с ними и ударившись о него, не чувствуя боли, бежала по коридорам к выходу Лада, в концертном костюме, задевая плечами стены, натыкаясь на посетителей. Увидев её, выскочили наружу охранники, топтавшиеся у двери внутри клуба. Андрей был в сознании и неуклюже пытался подняться: у него не получалось, он вновь падал. Плачущая Лада тянула его за разорванную грязную офисную рубашку и не могла сдвинуть с асфальта его тяжелое тело. Она вытирала кровь с его лица, а та вновь проступала сквозь её пальцы. Оглянувшись, она крикнула охранникам: — Скорая! — и увидела в руках каждого телефон, прижатый к уху. Она смутно осознавала, что кто-то рядом, кажется, те же охранники совали ей в руки бутылку воды и, не дождавшись её реакции, сами лили ему на лицо воду, а она смывала кровь. Кто-то пытался накинуть ей на плечи кофту, и та падала, а она не чувствовала прохлады уже нежарким осенним вечером. Она все время звала его, а он закрывал глаза, не издавая ни звука. Приехавшая скорая забрала мокрого парня и замерзшую Ладу.

     В больнице дрожащая безучастная девушка долго не могла понять, что ей говорит администратор группы, приехавший позднее. Он много раз просил её переодеться из грязного концертного костюма в её одежду, привезенную им в пакете. Лада никак не могла сконцентрироваться на его словах, смотрела на него невидяще и не брала пакет. Не сразу, издалека до неё дошли его слова и, взяв одежду, она произнесла: — Андрей... (Специально для — ) Переодевшись, она застыла у двери приемного отделения, не присаживаясь и никуда не отходя. Администратор, малознакомый ей в сущности человек, неловко пытался утешить её. После долгих переговоров с врачами, он принес успокоительные вести: у Андрея — ничего страшного, избит, ушибы, вероятно, сотрясение — жить будет. Лада, судорожно вцепившись в его руки, не отводя взгляда от двери, отказывалась уходить, хотя тот впрямую намекнул, что лучше бы ей уйти домой, а то мало ли что, и выразил готовность отвезти её. Покачав головой, она уселась перед дверями в отделение. Мужчина снова говорил с дежурным врачом и, наконец, девушку пустили в палату.

     Андрей спал; поставив стул около его кровати в 4-местной палате, она промучилась до рассвета. Под утро задремала сидя; проснувшись, увидела, что на неё смотрит Андрей. Перевязанный, измазанный йодом, он серьёзно взглянул на неё, потом отвел глаза. Затем к ужасу Лады отвернулся и что-то тихо проговорил. — Что? Что ты говоришь? — переспросила охваченная тяжелым предчувствием девушка. Она отказывалась верить ушам, услышав с первого раза «уходи». — Уходи, не нужно больше... — не договорил он. Слезы потекли из ладиных глаз; сквозь них, как сквозь пелену, она смотрела на забинтованный затылок парня и молила про себя, чтоб он повернулся и успокоил её. Она не знала, сколько так сидела и беззвучно плакала. Она не замечала странных взглядов других больных, их разговоров; те вставали, ходили — она не двигалась с места. Временами ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него, но она не решалась коснуться ставшего вмиг чужим любимого.

     Какой-то чужой, измененный, трубный голос над её головой говорил о машине, о ключах, о выздоровлении; громко звякнув, на тумбочке оказались знакомые ключи, и сильные руки подняли Ладу и потащили прочь из палаты. Она послушно пошла, но на полдороге опомнилась и остановилась, вывернулась и повернула назад; её тянули за собой, но она села на корточки и пыталась вырвать руки из чьих-то настойчивых рук. Тогда её долго пытались поднять, но она слабо отбивалась, глядя вниз и отказываясь узнавать того, кто уводил её. Наконец её дернули вверх, обняли и потащили из отделения, почти неся. Все происходило в молчании и как-то замедленно, как в рапидной съемке в его клипах. Он что-то говорил в машине, пристегивая её ремнем безопасности, как тряпичную куклу, а она и была ею, безразличная, безмерно уставшая.

     Послушно войдя к нему домой, она вдруг встрепенулась, не разуваясь, пробежала в его спальную и стала выдвигать ящики, роясь в них. Встав в дверях, Максим озадаченно наблюдал за ней и впервые со вчерашнего вечера тихо заговорил: — Что ты ищешь, Лала? Успокойся, наконец! Все закончилось. — Дай мне их, дай твои таблетки, ну те, которые ты... я видела... дай... — бормотала Лада на одной тягостной ноте без перерыва. Вздохнув, он вышел. Вернувшись, протянул стакан. Не увидев у него то, что просила, девушка оттолкнула его, продолжив выворачивать содержимое ящиков. Сидя среди разбросанных вещей, она беспокойно оглядывалась, как будто потеряв что-то суперважное и не находя. Он вновь протянул ей стакан с жидкостью, и она отвернулась от его рук. Максим пытался напоить её, но она стала вырываться; тогда он, поставив питьё, нагнулся, встряхнул её за плечи, ударил по щекам, запрокинул голову и влил горьковатую жидкость в рот. Струйки потекли по её щекам, намочили футболку, и только теперь наступило прозрение. Плача, она вцепилась в его майку и пыталась из неудобного положения сидя трясти его за грудки. Он стоял, нагнувшись к ней, с пустым стаканом в руках и смотрел на неё со странным выражением лица. Потом поднял, бросил на кровать, лег рядом и придавил собой, удерживая бьющие его руки. Она недолго плакала — горько и жалобно; но бессонная ночь и общая обессиленность утомили её, вскоре Лада заснула.

     Проснувшись от громыхания, не увидев рядом девушку, Максим пошел на звук. Посреди кухни стояла плохо выглядящая, не отдохнувшая, но не болезненно-сосредоточенная на своих мыслях, а просто находящаяся не в духе его Лада. Она брала посуду, рассматривала её и бросала на пол, протягивала руку за следующей. Вокруг неё скопилась приличная груда осколков. Рэпер осторожно выдохнул и улыбнулся: она выздоравливала. — Какой сегодня день недели? — спросил он внезапно. — Зачем тебе? — не прерываясь,...

 

      ответила она. — Вспоминаю, нужно ли вызывать домработницу или она сама придет. Лада остановилась. Огляделась и застыла посреди разора. — Давай что ли завтракать, Ладка! — и Максим направился к холодильнику, лавируя среди черепков.

     Не сразу, но они поладили. Из них вышла неплохая пара, как и предвидел хип-хопер. Амбициозные, креативные, обожающие сцену, они прекрасно дополняли друг друга, несмотря на разницу всего остального. Шальному и увлекающемуся рэперу великолепно подходила уравновешенная, выдержанная Лада. Она, как и было подмечено его окружением, умела влиять на него и усмирять его выходки. Всё чаще он прислушивался к ней, вообще-то не склонный терпеть критику и сдерживать свои буйные порывы. Они и внешне чудесно смотрелись: здоровый симпатичный парень и выше среднего роста стройная девушка в эксклюзивных стилизованных хип-хоповских нарядах. Когда перед концертом, или вечеринкой, или презентацией, там где собирался шоу-бомонд, они выходили из лимузина и обнявшись, шли ко входу, окружающим казалось, что идеальнее пары не существует. Да и они сами были того же мнения, привыкнув друг к другу. Они были очень успешны и много работали над этим. Глянцевые журналы любили помещать фото их зрелищной пары на страницы и обложки. Они никогда не отказывались и от откровенных фотосессий и интервью: кумир молодежи и его подруга-танцовщица. В группе приняли как должное их новый статус гражданских супругов. Больше Лада не слышала насмешливого шепота за спиной, да и сочувствующих взглядов тоже: ей завидовали. Она, не сходясь близко ни с кем из танцоров, естественным образом стала лидером группы, наряду с БМ, постоянным лицом его клипов. Она не была склонна к командованию, к зрелищному руководству напоказ; просто любое её тихо сказанное слово имело первостепенное значение для труппы. Максиму нравилось её уверенное поведение, она сама ему очень нравилась. Все считали Ладу идеальной подругой звезды.

     Ничего не изменилось в их интимных привычках: они по-прежнему были захвачены друг другом сексуально. Не имея никакой третьей грани, когда-то драматичный треугольник исчез, и ничто не сдерживало теперь их страстных, пылких желаний. Их любовные занятия были наполнены азартом, неистовостью, сумасбродством. Когда в неудержимом стремлении утолить взаимную животную похоть они увлеченно боролись на скомканных простынях и алчно сосали перевозбужденную плоть друг друга, чтоб выжать до капли и унять колотящие их судороги, и ему, и ей верилось, что они имеют все, что только можно получить. Больше всего Максим любил анальный и оральный секс, и Лада полюбила их, получая не менее яркое удовольствие, чем от традиционного. Если ей хотелось классического совокупления, она сама овладевала лениво раскинувшимся парнем, покуривающим и снизу наблюдающим за её темпераментной скачкой на нем.

     Лада давно убедила себя, что это её настоящая желанная жизнь, которую она заслужила. Девушка твердо знала, что та, прошлая, казавшаяся единственно правильной, потеряна ей навсегда, и виновата в этом только она и никто больше. Она не заслужила тех идеальных отношений. И того идеального мужчины, не пожелавшего лицемерить и жить во лжи. Как удавалось ей. В том числе и сейчас. В её сердце навсегда образовалась дыра и за ней поселилась пустота. Лада это точно знала, потому что эта пустота иногда болела и ныла. Она заткнула её, как пробкой, работой, тусовкой, сексом, дружбой с БМ, и никогда не выпускала воспоминания оттуда в свою заполненную жизнь. А они никак не забывались. Отдалялись, тускнели, пропадали подробности, но не исчезали вовсе. Да, у Лады было все в этой жизни.

     Были ли они верны друг другу? Лада — да, она не ставила целью уложить на лопатки всех глазеющих на неё мужиков. Ни один не затронул её мыслей, так зачем же? БМ — определенно нет: про большую часть его похождений она знала, про остальные — догадывалась. Приводя его в чувство после очередного загула уже днем (рано вставала только она), Лада беззлобно поругивала его за допущенные очередные излишества, помогая прийти в норму. Он устало обнимал её и признавался, что она у него — лучше всех, а не как те, умеющие только раздвигать ноги и требующие бонусов после. Лада посмеивалась и никогда не выясняла, лучше кого она там. Она совершенно не ревновала, прося только не связываться с несовершеннолетними и соблюдать меры предосторожности. Да, они хорошо ладили!

     Лада окончила вуз, и продюсер, по требованию БМ, назначил её хореографом группы. Та, прежняя, которая некогда принимала её на работу, уходила со скандалом, прилюдно назвав Ладу шлюхой и подстилкой. Девушка хладнокровно прослушала обвинения и, обратившись к группе, произнесла, что её зовут Лада и никак иначе, и если у кого есть ещё пожелания или, может, претензии... При полном безмолвии труппы она приступила к репетициям. Как тогда, в юности, она очень старалась, и у неё получилось не хуже. Желая набраться опыта, Лада втиралась куда только можно в мир шоубиза, и Максим, как мог, помогал ей. Она снималась в массовках различных танцевальных шоу и фильмов на ТВ, предлагала свои услуги хореографа клубам и коллективам и где-то устраивалась. Она была вечно занята, и у неё не было времени на глупости и посторонние мысли. Чего нельзя сказать о БМ, не оставившем свои повадки бесшабашного тусовщика. Насколько могла, Лада контролировала его досуг и выполняла функции арт-директора в его ночном клубе, но отлучить полностью от излишеств не могла.

     Только теперь, доверительно общаясь, она узнала о семье Максима. Родители были не так давно разведены, его мать — за границей, у неё — семья и маленький ребёнок, Максим редко видится с ней. Его отец — олигарх, по мнению Лады; владелец большой бизнес-империи. Он являлся спонсором всех начинаний единственного сына, скучный, по мнению Максима, человек. Они часто бывали в большом загородном доме Р. М., Лада была представлена тому. Она не составила определенного мнения об отце Максима, т. к. они мало общались: так, пара вежливых фраз. То, что отец не поддерживал разгульный образ жизни сына, Лада поняла, услышав пару разговоров родственников. Максим после посещений отца раздраженно высказывался Ладе о неуместной консервативности отца по поводу его пребывания в шоубизе, прибавляя, что тому нравится, чтоб вокруг по струнке ходили. Девушка в целом поддерживала вежливого, холодноватого, менее крупного, чем сын, мужчину к 50-ти.

     Р. М. с некоторым удивлением наблюдал тонкую, темноволосую, слегка азиатской наружности девушку рядом со своим шалопаем-сыном уже не первый год. Предыдущих пассий не удавалось запомнить, ввиду кратковременности их пребывания подле Максима, а эта задержалась. Её сын часто привозил в их дом, выстроенный им когда-то для семьи, пока она у него была. Теперь по большей части он один, сын не стремится к нему, несмотря на его настойчивые приглашения. У него — своя жизнь, малопонятная ему и вызывающая стойкое неприятие; от отца требуется только безоговорочное вливание средств на «проекты», которые окупаются иногда. Что редко случается в его рентабельном бизнесе. Правда, времяпровождение сына с этой, в целом нравящейся ему, благоразумной танцовщицей, по его мнению, ничем не отличается от досуга с предыдущими: секс нон-стоп. И стоит ради этого тащиться в такую даль от города, под предлогом посещения отца, чтоб везде, где только можно, безудержно удовлетворять друг друга. Ему даже стало казаться, что всюду, куда б он ни пошел в своем доме, он обязательно наткнется на них, совокупляющихся не реже кроликов. В самых противоестественных позах.

     На его вежливые замечания сыну тот только смеялся и просил не завидовать, подтверждая, что за городом, наверное, от свежего воздуха, на них и правда нападает безудержность и хочется без конца предаваться крайностям. Они и предавались вчера в зимнем саду, среди экзотических растений, стоя у стеклянной стены, опершись о неё руками, пока сын не увидел его, выходящего из машины, и смешком не указал ей, распростертой на стекле, со спущенным на бедра халатиком, с расплющенными грудями, с его руками внизу живота, с закрытыми глазами и полуулыбкой на лице. Они тотчас ушли вглубь оранжереи и продолжили, только видно уже было плохо, да он и не смотрел. Но картинка страстного, приносящего обоим удовольствие совокупления осталась в памяти и, разумеется, вызвала зависть, как и дразнил его сын. Он ещё вовсе не стар, и подобные сцены волнуют его.

     Увидев, точнее услышав впервые звуковое сопровождение их любовных занятий, Р. М., сам себе удивляясь, пошел на звук задорного смеха девушки. Уверенные в собственном одиночестве, не допускающие мысли о примитивных мерах скрытности, при открытых дверях парочка предавалась, на взгляд Р. М., разврату. Тесно прилипнув к ней, стоящей на коленях, сзади, на полусогнутых расставленных ногах ритмично толкался в её зад сын. Он что-то веселое говорил, а она озорно смеялась, весьма соблазнительно вращая бедрами ему навстречу. Они так шумели, что не заметили его, стоящего в нескольких метрах у них за спиной у распахнутой двери; и он, сначала стесняясь сам себя, потом уверившись в собственной незаметности, досмотрел пип-шоу до конца. По тому, как длинные яички сына хлопали её по промежности, и по их шуточкам, он догадался, что секс не вполне традиционен. Для него самого подобный способ был приемлем где-то в сауне с проституткой, но молодежь придерживалась более прогрессивных взглядов и не сентиментальничала понапрасну. Он мечтательно представил себе подобное занятие с бывшей женой — ничего, конечно, не получилось: они оба были излишне консервативны. И зря! — сам на себя разозлился он, только время упустил в раздумьях, что можно, а что нет. А молодежь не тратит даром ни секунды отпущенного и наслаждается друг другом без границ. И опять едкая зависть к обладателю сговорчивой, веселой девушки пронзила его. Уже мрачнея, он увидел, как сын выпрямился и, подхватив её ногу, закинул себе не плечо. Она повернула к Максиму лицо и потянула руку к паху. Не желая прослыть перезрелым подростком и просто-напросто быть застигнутым за неблаговидным занятием, он быстро ушел в ванную и довершил руками начавшийся процесс возбуждения.

     Ещё не раз он слышал из их комнаты знакомые звуки и искусительный смех, позже всегда следовал неизменный финал из сладострастных стонов. И его последующее самоудовлетворение у себя в одиночестве. Ему по-прежнему было неловко приводить в дом женщин при сыне. Он считал, что сыну ни к чему быть в курсе его интимной жизни. Что выставлял напоказ тот. Чудесный воскресный утренний сон был прерван их дразнящими криками. Что они там, так громко в пинг-понг играют? Она опять проигрывает и, не желая сдаваться, задирает его? Он вышел на балкон. Голубая гладь бассейна была пуста и манила прохладой, сейчас он спустится и окунется. Нет, не сейчас; поздно заснув вчера из-за работы и не рано встав, теперь ему не скоро попасть в воду. Она, похоже, проиграла партию в теннис и подвергалась сладкому наказанию, которое он с завидной регулярностью наблюдает у бассейна: сидящий на лежаке сын энергично нанизывал на себя её лежащую, с разведенными на шпагат ногами. Заливисто смеющуюся. Ну вот, хоть на балкон не выходи! Хотя впрочем, никого не заботит, видит ли кто или нет: голубки поглощены друг другом. Вот Максим, протянув руку, задирает её маленький купальный лифчик и, потрепав прыгающие грудки, вновь ухватывает за ляжки. Она, скинув символические треугольнички, прижимает руками дергающиеся соски и запрокидывает голову. Быстро-быстро толкаясь друг в друга, пара на миг замирает, потом здоровый оболтус поднимается, не выпуская её, сидящую верхом, из рук, и с громким визгом прыгает в бассейн. Купаться расхотелось: запах чужих любовных соков, как и ощущение собственной обделенности, не позволят ему получить удовольствие от плавания в собственном бассейне. Р. М. ушёл с балкона, махнув рукой только что заметившему его сыну.