Урочище «Тигровая падь» если посмотреть по карте, через горы, напрямую, было километров в пятидесяти, ну а на машине туда наматывало на спидометре все сто пятьдесят. Дорога вилась змеей, то и дело пересекая горную речку, где броды доходили почти до кабины грузовика. Туда ездили только на большегрузных автомобилях, типа ЗИЛ-151, с двумя ведущими мостами и высокой проходимостью по пересеченной местности. Вот такой автомобиль, на котором отправились любители речной рыбалки, и подвел компанию замполита и Мацко: у него « полетели» оба кардана. Мичман Бабенко, как заядлый охотник и хорошо знающий местность, поехавший с веселой компанией, нашел неподалеку шишкарей, которые собирали кедровые орехи. Занятие это было интересное и не очень трудное. Обычно таких любителей из соседней деревушки (в пяти километрах от места сбора) было четверо. Двое мужчин и две женщины разбивали лагерь недалеко от бобровой запруды, где остановились наши рыболовы. Процесс сбора кедровых орехов был весьма занимательным.

     Выбирался кедр со спелыми шишками, к его кроне приходилось взбираться с помощью когтей электрика и кожаного ремня, который удерживал древолаза. На верху шишки сбивались длинной бамбуковой палкой, напарник внизу собирал их в мешок и приносил на поляну у речки, где стояла их палатка. Женщины высыпали шишки, перебирали их и наиболее спелые закладывали в горло артельной мясорубки, которая использовалась без сетки, перемалывали шишки и эту смесь размещали в металлических противнях, которые опускали в речку, чтобы освободиться от шелухи и пустых семечек. Шелуха уплывала по течению, а полные зерна откидывали на брезент, где к вечеру они подсыхали, как раз к приезду мотоциклиста с коляской, в которую грузили этот мешок и он спокойно увозил его в деревню. Вот тогда-то я и понял, как местным жителям, торгующими кедровыми орешками, удается так много их добывать. А продавали их почти на каждой автоостановке по 50 копеек стакан, что по тем временам было довольно таки дорого, так как обед в столовой из трех блюд с салатом стоил не более рубля. Шишкари на этом бизнесе не один дом построили в Приморье. Так-то: голь на выдумки хитра. Вот с таким мотоциклистом Бабенко и добрался до деревеньки, где из сельсовета дозвонился до дежурного нашего гарнизона и попросил помощи.

     В «Тигровую падь» отправлялись на машинах с кунговским кузовом. Короче: вместо кузова на машине была заводского изготовления металлическая будка во весь кузов, в которой спали ночью, так как коротать ночь у костра было жутковато. Тигр иногда пошаливал. Зуев, в первый день в «Тигровой... « был удивлен, почему Бабенко после ужина взял пачку соли, выбрал кусок старого брезента этак метр на метр, хорошо вымочил его в речке и крупно стал солить его, давая соли получше пропитать брезент. Потом взял три банки мясной тушенки, три буханки хлеба, которые порезал на куски, обильно смочил консервами, сложил все это в брезент и отнес этак метров на сто от нашего лагеря.

     Когда он пришел, Зуев спросил его:

     — Степаныч? Ну, хлеб с консервой мне понятен. Решил тигрят подкормить, но зачем брезент ты посолил?

     — А утром я его вам покажу, — ответил Бабенко, таинственно улыбнувшись.

     На следующее утро Бабенко повел всех к месту, где лежал брезент. Хлеба с консервой и след простыл, а брезент был вылизан, почти до дыр.

     — Ну. Как? Видите, какой у этих котиков язычок? Все вылезали. А на завтра и брезент съедят. Животному в тайге без соли смерть. Теперь всем стало ясно, почему тигр по ночам шастает по нашим свалкам у домов: соль ищет и чего-нибудь поесть. В особенности это зимой чувствуется, когда везде снегу наметает, чуть ли не в человеческий рост. Бабенко никогда не спал вместе со всеми в кунге. Он одевал валенки, полушубок, брал с собой карабин и устраивался в кабине машины. Там он подремывал до утра, прислушиваясь к шепоту тайги, покуривал, опрокидывал пару рюмочек «шила», закусывая домашним салом, и посматривал по сторонам. Тигр, видимо чуял охотника и стороной обходил этот лагерь. Интересную байку рассказал нам Степаныч, как он стал свидетелем одного редкого случая встречи с тигром. Дело было в 1947 году. Послевоенное время было трудным, голодным. Америка прекратила поставки продовольствия по ленд-лизу, а в стране был неурожай в 1946 году, людям грозил голод. Но русский человек не привык сидеть сложа руки и испытывать судьбу на прочность.

     Тогда люди бросились на природу. Кто охотился в тайге, кто рыбачил, и голод отступил. В то время Бабенко жил в районе санатория на станции Океанская недалеко от Владивостока. И решили мужики сходить на залив для подледного лова корюшки. Рыбка, прямо скажем, замечательная, огурцом пахнет. Ее и варили, и жарили, коптили и каких еще только блюд не придумывали наши женщины, но добытчиками были мужики. Зима выдалась суровая, на бухте лед едва до метра не доходил. Вот и ринулась мужицкая армия на лед ловить корюшку на блесну. Заскрипели ледобуры, сверлящие лед, и вот она подледная вода. Не успеешь опустить «дергалку», как на крючке уже рыбка поблескивает. Мужики выловленную рыбку тут же у лунок складывали на лед, чтобы подмерзла. Везде слышался веселый говор, смех, рыбаки были довольны, что рыбалка обещала быть очень удачной. И вдруг сосед Бабенко, который наливал ему чарочку для сугреву, вдруг сказал:

     — Степаныч. Гляди-ка, никак с того берега к нам телок вышагивает, приблудился, бедняга. У Степаныча — охотника, глаз был острый, он только глянул и обомлел: к ним шагал по льду облезший тощий тигр. Видимо изголодался в прибрежном лесочке на той стороне. И тут и другие заметили тигра. Мигом были брошены удочки и трехтысячная масса людей в панике побежала на свою сторону поближе к железной дороге. Кое-кто стал рассматривать тигра в бинокль и комментировать его поведение: мужики, да он нашу корюшку жрет. И действительно. Тигр с голодухи стал есть выброшенную на лед рыбу и занимался этим делом до тех пор, пока не обошел все лунки, а затем так же невозмутимо направился обратно в ту сторону, откуда пришел. Когда он скрылся в лесу, мужики вернулись на лед, но настроение было испорчено, люди забрали свои снасти и вещи и не солоно хлебавши ретировались домой. На следующий день опять ринулись на бухту, кое кто привел своих собак, но тигр больше не приходил и рыбаки спокойно ловили свою любимую корюшку.

     ... Хлопотное дело было с приехавшей женщиной. Днем проблем не было. Она готовила на всех обед, грела чай, собирала и жарила на костре грибы, а к вечеру, Бабенко отвозил ее и замполита в поселок, где у одной одинокой женщины они снимали на ночь комнату.

     «Какая замечательная пара эти муж и жена. Она так ухаживает за ним, а он так любит ее, все целует и целует», — восхищалась женщина, всплескивая руками перед Бабенко, который улыбался в ответ, но дипломатично помалкивал.

     Да, Калинеская любила молчаливого замполита. В отличие от ее потаскушки Стаса, замполит ухаживал только за Каролиной, называя ее королевой. Он не выставлял своих чувств напоказ, хотя в поселке все знали, что они любовники. Но знать — одно, а видеть собственными глазами — совсем другое. Стас ревновал ее к заму, но ничего не мог поделать, так как сам утопал в любовных грехах. И вот здесь, под шепот тайги, вечером у самой реки, когда изрядно подпитые ребята, отчаянно резались у костра в карты, а Бабенко с карабином тихо обходил лагерь по периметру, он вдруг заметил зама и Каролину на песочке у реки. Они только что искупались и одевались, отгоняя комаров.

     — Пойдем в кунг. Попьем чайку. Там и стопочку тебе налью, — сказала Каролина, нежно обнимая мужчину.

     — Сегодня не поедем в деревню? — спросил зам.

     — Нет. Завтра утром уезжаем. Решили нам отдать на ночь наш кунг, а все остальные будут ночевать в кунге Зуева.

     Бабенко быстро намотал на ус эту информацию и тут же ушел в кунг, вынул из карманов верстака два солдатских матраса и четыре чистые простыни с двумя подушками и положил на матрасы.

     «Пусть порезвятся вдоволь», — решил мичман и пошел предупредить ...

  Зуева, что в его кунге будет ночевать замполит с Каролиной. Зуев ревновал ее к заму, так как считал Каролину своей королевой, но так не считала Каролина, так как мужчина с сединой на висках ей был более приятен, чем этот карьерного типа юноша, обладающий самой красивой и сексуальной женщиной в гарнизоне и претендующий на еще что-то...

     Когда они пришли в кунг, то были удивлены чистоте и прядку в нем. На обеих столах красовались матрасы с белыми простынями и подушками, на буржуйке стоял чайник и свистел свисток, сообщая о готовом чае.

     — О! И чаек готов! — всплеснул руками зам, довольный, что его «адъютант» так внимательно позаботился о нем. В столе нашли сахар и чайные сухарики. Когда Каролина стала разливать чай по кружкам, то ее поразил пряный запах. Она вышла из кунга и пошла искать Бабенко. Тот налаживал удочку на тайменя.

     — Владимир Степанович? А что за травка в чайнике? — спросила Каролина.

     — Это корень заманихи. Взял у вашей хозяйки из деревни. Просила вас угостить...

     — А он съедобен?

     — Я пробовал. Мне понравился...

     Успокоенная Калиневская вернулась в кунг, где замполит уже соорудил два огромных бутерброда с салом.

     — Ну, поехали? — улыбнулся он, чокаясь своей кружкой с кружкой Каролины.

     Попив чайку, они улеглись в постели и погасили свет. И тут зам почувствовал, как у него поднимается член. Ему страсть, как захотелось перебраться к Каролине, он приподнялся, как почувствовал, как та шарит рукой по его матрасу:

     — Я хочу к тебе, милый... Я так хочу тебя...

     — Иди ко мне, моя ты радость. Я тоже хочу... , — обнял он ее за талию и уложил прямо на себя. Каролина мигом нашла, то, что хотела найти и тут же наделась на него. Их секс не был еще никогда таким бурным и долгим. Наконец, под томные ахи и охи их одолел сильнейший оргазм. Каролина даже испугалась, но мужчина удержал ее на месте, пока процесс не закончился к их обоюдному удовольствию. Наконец, они уснули, как новобрачные после долгих сексуальных утех. Сколько раз он ее качал в эту волшебную ночь, он уже сбился со счета. «Молодец, Мария Филипповна, что вовремя подсунула нам этот волшебный корень страсти!» — думал он, обнимая спящую крепким сном свою ненаглядную королеву.

     Спустя месяц Каролина вдруг почувствовала первые признаки беременности. Она не поверила в такое чудо, но спустя некоторое время седой доктор армейского госпиталя, раздувая серебряные усы, авторитетно заявил ей:

     — Доигралась вы, радость моя. У вас будет ребенок...

     — Неужели это так?! Доктор! Я считала, что у меня никогда не будет детей...

     — Будет! Обязательно будет и по вашему виду скорее всего мальчик. Только не ревите, радость моя, а ну-ка утрите слезы...

     — Мне же уже тридцать пять...

     — Ну и что же?! У нашего начальника штаба армии жена в сорок родила, но только девочку, радость моя...

     — Ой! Доктор! Вы не просто доктор! Вы доктор Ай-Болит...

     — Все. Поезжайте домой и обрадуйте мужа, радость моя...

     « Только этого мне нехватает. Он сразу начнет поиск отца ребенка». — подумала Каролина, но дома Стас даже не стал ее спрашивать о походе к доктору. Его лицо светилось необыкновенной радостью:

     — Слыхала новость, мать?!

     — Какую? — насторожилась Каролина.

     — На флоте большие организационные мероприятия. Создается «Стрелок» — новая военно-морская база у нас. А при ней будет и тыл базы, а при нем — отдел автотракторной службы, с должностью начальника-подполковника, на которую уже назначен я. Будем жить в поселке Тихоокеанском, в нормальном пятиэтажном доме со всеми удобствами. Там уже заканчивают свой Дом офицеров.

     — А наш тыл?

     — Расформировывается. Елшин с замом увольняются в запас. Хватит с них. В войну повоевали, тут покомандовали, пора уступать дорогу молодым.

     — Это ты — то молодой?

     — А что? Подполковникам теперь служба будет до пятидесяти...

     — А что же здесь оставят?

     — Будет объединенный склад, должность подполковника, текущее довольствие перенесут в «Стрелок», а здесь только имущество «НЗ» оставят.

     — Да солидные изменения. Жаль уезжать... Мы так неплохо жили в нашем гарнизоне.

     — А там будем жить еще лучше...

     — У нас знают об этом?

     — Конечно! Уже гудит весь поселок...

     Действительно. В штабе Елшина все вертелось колесом. Кадры готовили предложения по переназначению командного состава. На складах командование вместе с профсоюзом готовило предложения о переназначении гражданского персонала. Начальник службы в тыле Главной базы прибыл к Зуеву и выложил решение командования: Оставить на объекте только бригаду обслуживания имущества НЗ во главе с мичманом, а остальных перевести в Стрелок на склад, строительство которого заканчивалось только к концу года. Зуеву предлагалось принять зону готовых строений: управление части, караульное помещение для вводимой команды ВОХР, мастерскую, лабораторию, и административную зону с котельной, насосной, водонапорной станциями. На вопрос о зоне хранения строители давали невнятные ответы. Начальник Зуева ему прямо сказал: зоны хранения имущества пока нет... Это — вторая очередь строительства, на которую государством денег не отпущено.

     — Интересная картина получается: все предусмотрели, кроме зоны хранения. А это хранилища на сотни вагонов. Где же будем хранить имущество?

     — Сам построишь! Хозспособом. На это деньги дадут... — был ответ.

     — Но я же не строитель?! Я — эксплуатационник и хранитель специального имущества и вооружения?! — возмущался Зуев.

     — Я тоже не строитель... , — ответил начальник, разводя руками.

     — Все мы строители, — поправил его вошедший замполит начальника тыла подполковник Бакутис.

     — Какие мы строители?! — не сдавался Зуев.

     — Строители коммунизма! Понятно?! Товарищ старший лейтенант.

     — Понятно! — вытянулся офицер, иронически глянув на подполковника, который явно не тянул на строителя коммунизма. Когда тот ушел, начальник Зуева ядовито ухмыльнулся и сказал:

     — Когда во время войны мы с американцами и англичанами входили в Иран, то мы сначала ввели войска и стали обустраиваться, а те начали с дорог, котельных, зданий и сооружений, и только потом стали вводить войска. Они жили и служили, а мы все окапывались в собственной грязи, переложив на солдатские и офицерские плечи обустройство войск.

     — То-ж Европа и Америка. У них все делается со смыслом, а у нас?! — обреченно махнул рукой Зуев, которого явно не устраивала перспектива стать строителем...

     Жилья для офицеров и мичманов на новом месте службы тоже не было. На вопрос Зуева, как же быть?! — начальник только махнул рукой — ищите!...

     — Но в поселке Тихоокеанском уже сдают квартиры! — вскипел Зуев!

     — Кому сдают? — поднял на него усталые глаза начальник отдела.

     — Семьям офицеров и мичманов...

     — Вы забыли добавить — плавсостава боевых кораблей и подводникам, — поправил его начальник.

     — А мы что? Не люди?

     — Люди. Только третьей очереди. А пока ищите частное жилье на станции Линда, она в трех километрах от вашего объекта. Кругом деревья, лес, зелень, речка бежит прямо через территорию склада, Настоящий курорт, а не военный объект, — ехидно улыбнулся начальник отдела.

     Рядом со станцией был поселок дворов на пятьдесят. Тут жили в основном пенсионеры. Некоторые из них работали на станции, кое-кто у начальника перевал базы строительных и бытовых материалов подполковника Квитницкого, многие трудились на складе технического имущества капитана третьего ранга Воротынского,, а также у соседа Зуева — складе связи базы. И только в одной избушке оказалась свободная комната, которую хозяйка уступила офицеру за двадцать рублей в месяц. Зуев собрал вещи, все погрузил в кузов машины, посадил жену в машину и рванул к новому месту службы. Хозяйка оказалась очень приветливой женщиной и с удовольствием приняла новых квартирантов....  

      Конечно, по сравнению со Смоляниново, где все жили в военном гарнизоне подполковника Елшина, имея свой магазин и клуб, всем было веселее, но и тут люди жили своей маленькой, почти затворнической, жизнью. Но человек такое существо, которое и на новом, пусть даже диком месте, быстро пускает свои корни. Людмила быстро перезнакомилась с женщинами соседних дворов, произведя своим видом на них сильное впечатление. Ее фигура, и ножки из под короткой юбки, почти убивали наповал мужиков и местную молодежь. К ней стали часто забегать даже школьники старших классов с предложением помощи в тех или иных бытовых делах. Ей кололи дрова, носили воду из колодца, бегали в магазин за хлебом и прочей мелочью, вскопали хозяйке огород, где одну грядку под мелочь та отвела Людмиле, приглашали вместе с мужем на свежину только что заколотого кабана. Мужики были готовы укладываться перед ней в штабеля, а бабы в ненависти точили зубы. Все это очень развлекало Людмилу и делало ее идеалом в глазах мужчин и ведьмой, соблазнительницей в глазах их жен. Но счастье, как известно, не бывает долгим. Через месяц в их квартире как-то вечером появился подполковник Калиневский и сверкая золотом новых погон, вынул из дипломата бутылку армянского коньяка. Он приветливо потрепал по плечу Зуева, ущипнул за ягодицу Людмилу и нравоучительно сказал:

     — Ай. Ай. Ай! Такая красивая, молодая женщина и вдруг пропадает в таком захолустье. Вы должны быть украшением моей конторы. Вы не забыли, Людмила Андреевна, что числитесь у меня в штате старшего бухгалтера по учету материальных средств, а?

     — А что? Ваше управление уже переехало?

     — Конечно. И даже ремонт произвели в вашем кабинете. Поэтому прошу, любезная Людмила Андреевна с понедельника при всем параде быть у меня. Чтобы облегчить вашу доставку на работу каждый день за вами будет заезжать мой Петя, затем за мной, и потом вас довозить будет прямо к вашему столу. Как ты на это смотришь Федор Федорович? — Калиневский повернулся к Зуеву, который еще не очнулся от столь неожиданной новости.

     — Может быть тебе в чем-нибудь помочь, Федор? — Калиневский испытующе глянул на Зуева.

     — Помогите гараж организовать. У меня нет специалистов вашего профиля, товарищ подполковник.

     — Зачем так официально, Федор? Завтра же пришлю к тебе своего мичмана Черного, он большой спец по этой части. Твой Бабенко уже переехал?

     — Да.

     — А где он живет?

     — Ему повезло. У Воронцова — начальника склада связи мичман Зорин уволился в запас и освободил квартиру. Она рядом с частью. Две комнаты и прочее. Начальник МИС под давлением начальника тыла базы отдал эту квартиру моему Бабенко.

     — Так это же замечательно, Федя. Черный его всему научит, а тому придется только исполнять. Идет? — Калиневский протянул Зуеву свою могучую руку. Тот с благодарностью пожал ее.

     — Ну. Ладно. Дело сделали. А теперь и по конъячку. А? — потер ладони Калиневский, открывая бутылку.

     После его отъезда Зуев, нахмурясь, посмотрел на Людмилу.

     — Этот сыч и здесь тебя достал? И чем ты обворожила его?

     — Ничем. Он же — настоящий мужчина, а таким нравятся настоящие женщины... — улыбнулась жена. — Его Каролина наконец-то забеременела. Слыхал?

     — Слыхал. Об этом в Смоляниново весь гарнизон знал...

     — Удивительно. Десять лет прожили, а детей все не было. Говорили, что она сразу после поездки в «Тигровую падь» забеременела? Не от тебя ли? — игриво вильнула задом жена.

     — Нет. Мы с Каролиной были только друзья. Может быть это замполит постарался? Он все время там ее обхаживал...

     — Так он же старый. Ему уже за пятьдесят...

     — Эх ты! Святая Людмила. Вон Чарли Чаплин и в шестьдесят детишек клепал... — рассмеялся Федор.

     — Так то же Чаплин. Кстати, а ты собираешься меня ребенком наградить? — Людмила в упор посмотрела на мужа.

     — Мне нужен сын. И родишь его ровно третьего октября. Даешь слово.

     — А это что за дата?

     — В этот день приказом министра обороны твой муж получил звание лейтенанта и стал морским офицером, вот только околачиваюсь я на берегу...

     — Ладно. Будет тебе сын — наследник... — Людмила подошла, наклонилась и крепко поцеловала мужа. Она при случае изменяла ему, но это не мешало ей любить его, уважать и по — женски жалеть, за ту бесконечную нервотрепку, которую испытывал Федор все эти месяцы становления новой части. Она помнила ту ночь, когда Федор приехал из «Тигровой пади» и угостил ее чаем с заманихой. А потом они трахались почти до самого утра. Федор впервые так жестко насиловал жену, словно мстил всему женскому роду за их неверность. Откуда было знать ей, что в ту ночь, когда Федор подслушивал все шорохи в кунге машины, сидя в кабине с надетыми наушниками, когда замполит и Каролина так резвились, что казалось у машины лопнут рессоры, в итоге чего она забеременела, не от него, молодого парня, боготворившего ее, а от этого старого кавторанга.

     Ему было жаль Каролину, и в то же время он ненавидел ее за ее связь с этим офицером. И что интересно. Наутро замполит, словно извиняясь перед ним, отдал ему пакетик с заманихой, сказав, что это ему больше не понадобится. Вот он и испытал это средство, когда, вернувшись домой, драл Людмилу, как дикую кошку, до самого утра, вымещая на ней свой прокол с Каролиной. Людмила тогда была удивлена такому напору, поняв, что у Федора что-то не сошлось с Каролиной, хотя она была убеждена, что именно из-за нее тот напросился на поездку в тайгу. В то памятное утро, проснувшись, Федор понял, что этот «шепот» тайги, заключенный в этом порошке, видимо действительно оказывал какую-то магическую силу на половые чувства людей. Людмилу он не угостил порошком, но его сексуальный пыл сам по себе передался ей, когда она впервые завизжала, вертясь на его члене, словно на вертеле.

     «Ах! Как хорошо в тайге! А какого тогда они выудили из реки тайменя килограмм на десять! А какая уха была!» — вспоминал Федор, понимая, что такие чудеса бывают только раз в жизни человека.