Кто знает, как далеко бы зашло наше общение с моей Аленушкой, если бы не моя профессия? Или ее просьба о помощи — это был лишь повод сблизиться и разрушить те запреты, которые непреодолимой стеной стоят перед любым отцом и дочерью — кроме тех, свободных от предрассудков счастливчиков, которые нашли в себе силы и желание их преодолеть? Милая моя Алена, как же я тебе безумно благодарен — за то, что ты первой сделала шаг навстречу...

     Моя семья — точнее, то, что от нее осталось — мало чем отличалась от тысяч других неполных семей, где по какой-то причине не было обоих родителей. Я остался один, когда Аленушке, нашей единственной дочери, было не больше десяти лет. Моя Марина не нашла ничего лучше, как бросить нас на произвол Судьбы, и... Вот мой вам совет: никогда не отпускайте свою жену на курорт в одиночку.

     Марина вернулась с черноморских пляжей счастливая, загорелая, и затраханная до потери сознания: иначе трудно было бы объяснить ее последующий внезапный отъезд, больше смахивающий на бегство. Какой-то джигит накачал ее — кроме всего прочего — обещаниями и деньгами, и жена ушла по-английски, даже не попрощавшись. Сейчас она живет в одной из восточных стран: последнюю открытку на день рождения Алены мы получили пять лет назад из Эмиратов. Потом связь оборвалась: то ли с ней что-то случилось, то ли она попала в какой-нибудь гарем без права переписки.

     Огромного труда мне стоило поддерживать дочь на плаву — Алена очень тяжело переживала уход матери. Мне и самому приходилось не сладко, и дочь помогала, как могла. Я стал для нее и папой, и мамой, и бабушкой, и дедушкой: мои родители к тому времени уже умерли, а у моей бывшей их и вовсе не было — она была сирота.

     Прошло десять лет одиночества — я так и не встретил «девушку своей мечты». Иногда меня заносило на каких-то женщин, но все это носило временный характер: чаще всего моей верной подругой была правая рука. Так мы и жили с Аленушкой, бок о бок, в обычной трехкомнатной клетке, построенной еще в эпоху хрущевских перемен. Моя профессия давала возможность жить в достатке — я парикмахер-модельер в элитном салоне — нужды мы никогда не испытывали, но и звезд с неба не хватали.

     Я всю жизнь посвятил своей обожаемой малышке, и благодаря моим стараниям, дочка выросла в необычайную прелестницу. Моя внезапно свалившая жена была красивой женщиной, и — Слава Богу! — грацией и фигурой дочь пошла в нее, а не в меня. Ее ухоженное стройное тело вызывало у многих зависть, а шикарные волосы были предметом заветных желаний многих ее подруг, что не удивительно: папа — профессионал, и ухаживал за ее «гривой» постоянно.

     По просьбе моей девочки, я отдал ее заниматься в секцию художественной гимнастики, но в 14 лет она ее внезапно бросила — сказался переходный возраст. Навыки, приобретенные Аленой на гимнастическом поприще, пригодились в дальнейшем: когда она стала превращаться из угловатого подростка в очаровательную девушку с сексуальным телом, ее стали приглашать на различные показы и фотосессии. Окончив курсы моделей и научившись великолепно двигаться, она стала еще более востребованной: женские журналы наперебой предлагали ей участие в рекламных роликах и фотосессиях с показами одежды и белья.

     Я думаю, что в ее популярности сыграл свою роль еще один момент: живя с ней под одной крышей, в своем маленьком мирке, мы настолько были близки с ней по духу, что чувство стеснения и неловкости, по мере взросления, у нее так и не возникло. Поэтому она выросла совершенно без комплексов. Во время съемки она вела себя перед камерой естественно, обнажаясь настолько, насколько это требовалось по замыслу фотографа: говорили, что работать с ней было одно удовольствие.

     Дома Аленушка могла себе позволить ходить по квартире топлесс (это ее обычная домашняя «одежда»), и в маленьких трусиках, которые одеждой можно было бы назвать с большой натяжкой. Спала она, обычно, совсем без белья: в какой-нибудь старой футболке (иногда моей), и могла шарахаться в ней по дому до самого вечера — если ей в этот день не надо было на какой-нибудь очередной показ.

     Я полагал, что она просто не воспринимает меня как мужчину: ведь я для нее был даже большим, чем просто отец. Но я ошибался... И наступил момент, когда мои представления об этом рассыпались, как карточный домик. И я ничуть не жалею об этом...

     Был обычный день весны 20... года, у меня был выходной, и я коротал время перед телевизором, сонно перескакивая с канала на канал: днем смотреть особо было нечего. К обеду из своей спальни выползла сонная дочь, буркнув на ходу «доброутро», и потащилась в душ. Я пошел готовить завтрак, и через полчаса ко мне присоединилась заметно посвежевшая Алена.

     — Пап, — сказала она, уплетая омлет с помидорами, — помнишь, скоро у меня будет юбилей?

     — Да, ты уже будешь старушка, — сказал я, — 20 лет, это не шутки. Разменяешь третий десяток...

     — Папа, прекрати! — Алена поморщилась, — не напоминай мне о грустном. — Она доела остатки и принялась за компот. — Я уже решила, как и где хочу его встретить! Но ты должен мне в этом помочь.

     Я вопросительно посмотрел на дочь. Больше всего настораживал вопрос «Где?» — обычно, ее дни рождения начинались у нас дома с подругами, и заканчивались в каком-нибудь ночном клубе.

     — На Мальдивах, — сказала Алена, выплевывая вишневую косточку, и внимательно следя за моей реакцией.

     — А, отлично! День рождения на островах — что может быть лучше! Мы были в Турции, потом в Египте, теперь — Мальдивы! Почему бы и нет? А потом куда? В космос?!? — сказал я, вставая из-за стола.

     — Ты куда? — спросила Алена.

     — Как куда? Собираться! Паковать чемоданы: акваланг... Скафандр...

     — Пап, я серьезно!
— Серьезно?!? И сколько стоит это удовольствие?

     — Десять тысяч Евро... «Ол инклюзив», на двоих, — поспешно добавила дочь.

     — Я так понимаю, что в цену путевки включен еще и остров? Или это только стоимость тура? У меня как раз не хватает десяти тысяч...

     — Да пойми ты, наконец, ничего покупать не нужно! Тур оплачивает журнал, куда меня сегодня пригласили на съемку. Это мой гонорар за участие.

     — Ты будешь сниматься в жестком порно с пятью неграми и одним жеребцом?

     Алена фыркнула, и бросила в меня полотенцем. Оно повисло на голове, придав мне некоторое сходство с арабским шейхом, но в домашнем варианте: я был в семейниках на босу ногу.

     — Никаких жеребцов, пап! Просто это очень солидный и преуспевающий журнал.

     — Гхм... Ну, не знаю... И в чем заключается моя помощь? Я должен кого-нибудь убить?

     — Мне нужна твоя профессиональная помощь, — подчеркнула она, и вдруг покраснела, чего с ней почти никогда не случалось. — У меня сегодня съемки в эротическом журнале в мини-купальниках... И я должна быть гладко выбрита... Везде. — Алена опустила глаза, и совсем стала пунцовой.

     — То есть, ты мне предлагаешь побрить тебя... Там? — Я сам почувствовал, как кровь прилила и к мои щекам.

     — Да, — чуть слышно сказала дочь, — я не достаю... Везде, где нужно. Съемка предполагает крупные планы. На кастинге сказали, что если я не выполню условия райдера, мое место на съемках займет другая девушка... А я очень хочу на Мальдивы... С тобой.

     Я не был готов к такой просьбе.

     Конечно, я видел ее голой с детства, бесчисленное количество раз моя ее вечером перед сном, и подмывая после каждой смены памперсов. Да и ее домашние «наряды» позволяли мне отслеживать все этапы ее взросления без утайки: от ребенка в прошлом, до девушки в настоящем. Но, одно дело, мельком лицезреть ее прелести, случайно промелькнувшие перед глазами, а другое — внимательнейшим образом исследовать и привести в порядок каждый изгиб ее интимного места — по ее словам это было необходимо.

     В конце концов, я прогнал нескромные мысли прочь: моей девочке требуется моя помощь — причем, профессиональная! — и, если уж она решилась на это, будет верхом непорядочности отказать ей... Вдруг, в самом деле, она получит этот бонус с ...

  поездкой, и, если я не помогу ей в этом — она никогда мне этого не простит... Мальдивы на дороге не валяются.

     — Конечно помогу — в чем вопрос! — Как можно непринуждённее сказал я, — когда съемка?

     — Да? Правда? — Моя Алена просияла и бросила взгляд на телефон, — Ой! Через полтора часа уже!

     — Так что же ты расселась? Дуй в ванную, а я за инструментами схожу!

     Я достал из ящика свой любимый профессиональный набор для бритья фирмы Золинген (в комплект входила очень острая опасная бритва), и вошел в ванную комнату. Дочь расположилась на столике для пеленания, стоящий над стиральной машиной: когда-то я смастерил его для маленькой Аленушки, да он так и остался стоять в ванне: любая поверхность в стесненных квартирных условиях никогда не бывает лишней. На стол, где сейчас, положив ногу на ногу, сидела дочь с телефоном в руках, мы, обычно, складывали белье после стирки.

     Я налил в миску горячей воды, приготовил бритву, крем, помазок, и сложил все это на столик, рядом с Аленой. Потом вопросительно посмотрел на нее. Дочь опять порозовела, и раскрыла ноги, поставив их на край стола.

     — Шире, — сказал я, — иначе я никуда не доберусь.

     Тогда Алена съехала ко мне ближе, (ее футболка задралась, обнажив наполовину ее грудки), подняла и широко развела ноги. Она полулежала, упираясь одной ногой в стену, а другой — в бойлер, висящий на противоположной стене. Я скрутил банное полотенце в жгут и подложил ей под ягодицы: теперь бедра были подняты высоко, и у меня была возможность добраться до самых сокровенных мест. Щеки ее пылали, и она усердно что-то искала в телефоне, не поднимая на меня глаз.

     На ее лобке красовался выстриженный дельфин: ее интимная стрижка была мила и необычна, но млекопитающее тоже нужно было удалить по ее просьбе. Я привычно нанес крем кисточкой, раскрыл бритву и приступил к работе.

     Сначала я воспринимал ее плоть с профессиональной точки зрения — как место, которое необходимо с особой тщательностью избавить от волос. Но, постепенно, по мере того, как руки вошли в привычный ритм, и бритва автоматически совершала выверенные движения, я непроизвольно стал обращать внимание на волшебное тело своей дочери. Картинка, представшая моему взору, вызывала восхищение.

     Доведенный до блеска лобок красиво сужался, и переходил в нежную складочку, венчающую центр наслаждения. Отполированные моими стараниями губки были плотно прикрыты между собой — ее малые губы были действительно малыми, и ничем не выдавали своего присутствия. Если бы я не знал, сколько на самом деле лет моей Аленушке, я бы подумал, что передо мной в наивном бесстыдстве лежит девочка — нимфетка, которой не дашь и двенадцати лет.

     Еле отведя взгляд от возбуждающего зрелища (мое мужское достоинство напомнило о своем существовании, с глухим стуком ткнувшись в дверцу стиральной машины), я сосредоточился на самой дальней точке, куда не смогла добраться моя прелестница. Почувствовав, что я приближаюсь к самому сложному и ответственному моменту, Алена отложила телефон в сторону, и ручками раздвинула ягодицы, облегчая мне доступ к тайному девичьему проходу.

     Здесь я действовал с особой осторожностью, но все закончилось благополучно, несмотря на то, что мои руки стали предательски дрожать: спокойно смотреть на это восхитительное тело было выше моих сил.

     Я смазал места моего вмешательства специальным кремом, не вызывающим раздражения, и работа была окончена. Но мне не хотелось расставаться с ее прелестями, которые явились для меня приятной неожиданностью в этот, ничем не примечательный серый день. Да и Алена, прекрасно понимая, что дело было сделано, не торопилась уходить. Словно она чего-то ждала... Какого-то продолжения.

     Я не знаю, что на меня нашло (скорее всего, виной тому был вид женских прелестей, раскрытых передо мной во всей своей бесстыдной наготе), но я наклонился, и... Прикоснулся кончиком языка к месту, которое обрабатывал последним. Оно инстинктивно сжалось от моего прикосновения.

     — Пап, ты чего? — Спросила Алена, приподняв голову, и я заметил, что глаза у нее подернулись какой-то пеленой.

     — Просто... Хотел проверить... Качество бритья... Чтобы у тебя не было проблем, — я нес какую-то околесицу, стараясь не встречаться с ней взглядом.

     — Хорошо... Проверяй, — сказала она внезапно севшим голосом, и откинулась назад.

     Я уже плохо соображал, что делаю... Обхватив ее попку руками, я провел языком по всей внутренней поверхности бедер — по месту, где Богу было угодно их соединить. Дочь издала такой протяжный и сексуальный стон, что у меня внизу полыхнуло, и я сжал свое естество, чтобы не излиться прямо тут же, в трусы. Сказывалось отсутствие регулярной половой жизни: я уже был на грани.

     Я стал хаотично покрывать поцелуями всю выбритую поверхность, а мой язык, лихорадочно исследовавший каждую ложбинку и впадинку ее лона, заныл от усталости и непривычки.

     — Папка, Господи... Ну что ты делаешь... — Алена тяжело задышала, и вдруг, схватив мою голову рукой, прижала к себе, — Боже... Как это приятно... — она двинула бедрами мне навстречу, и я почувствовал вкус своей девочки: на моих губах остались следы ее возбуждения. Бешеные удары моего сердца пульсирующими кругами расходились от центра мужской силы и наслаждения, и отдавались во всем организме.

     Краем глаза я заметил, что дочь сжимает рукой грудь, и крутит сосочек между пальцами — я никогда не видел их возбужденными... В голове гудело, и я уже готов был перейти Рубикон, слившись с ней в одно целое... Как вдруг зазвонил ее мобильный, хлесткой пощечиной вернув меня к реальной действительности...

     Алена отпихнула мою голову, как будто телефон мог увидеть, как низко мы пали, скрестила ноги, и одними губами ответила: «Алло?». Ни звука не донеслось из ее рта, перекошенного от страсти — видимо, голос сел окончательно — и она повторила вопрос. Трубка что-то говорила, дочь кивала, и смотрела на меня испуганными глазами. Я стоял рядом и не знал, куда деваться от этой нереализованной неопределенности.

     — Машина редакции уже у подъезда, меня ждут! — Сообщила Алена, и спрыгнула на пол, задев ногой мой орган, так нелепо и некстати торчащий посередине ванной комнаты.

     — Ой, прости! — Сказала дочь, испуганно прикрыла ладошкой рот, и посмотрела вниз. Потом протянула руку, и пожала его, будто здороваясь.

     — Спасибо, пап! — Улыбнувшись сказала она и выпорхнула из ванной. Ее шутливый жест несколько разрядил эту жутко неловкую обстановку.

     ...

     Это было второй раз в жизни, когда дочь прикоснулась к моему мужскому органу. Я вспомнил: когда ей было около десяти лет (как раз в это время ее мамочка нежилась на побережье черноморских членов Кавказа), я забежал в ванную, чтобы помочиться.
Когда жены не было рядом, я обычно выпивал изрядное количество пива — и этот день не был исключением. У нас ванна совмещена с туалетом (который отделялся лишь полиэтиленовой шторкой), и я стоял над раковиной, в ожидании чуда облегчения. В унитаз я почти никогда не мочился: получается много брызг, и не всегда попадаешь точно в цель — снайпер из меня был никудышный. Вдруг дверь отворилась и что-то напевая себе под нос в ванную ввалилась моя малышка. Устроившись на толчке, она зажурчала, продолжая напевать.

     Я замер: совсем не хотелось попадаться ей на глаза в таком виде. Я еле сдерживался, чтобы самому не зажурчать — уж очень хотелось избавиться от излишков жидкости в организме. Справив свою маленькую нужду, дочь уже выходила из ванной, но вдруг замешкалась — что-то ее там заинтересовало. Держаться было уже невмоготу, и я пролился: и не зажурчал, а застучал, как дождь по крыше в промозглую ночь.

     Через мгновение штора откинулась, и моя любознательная дочка уставилась сначала на меня, потом на мой шланг, который когда-то принимал самое активное участие в ее появлении на свет. Она подошла вплотную к раковине, взялась за ее края, встала на цыпочки, и спросила меня, показывая пальчиком на центральный элемент композиции ...   «писающий мальчик»:

     — Что это, папа?

     Убрать его я уже никуда не мог: процесс был запущен, и остановить его было невозможно.

     — Это... Папина пиписка, — я, видимо с перепуга, принял твердое решение говорить дочери правду и ничего кроме правды.

     — Папина пиписка? — Переспросила дочь, глядя на член с каким-то, как мне показалось, совсем не детским интересом, — а почему она такая большая?

     Я не успел ничего придумать мало-мальски вразумительного, как моя дочка протянула свою детскую ручку и схватила источник своего возникновения. Я опешил от неожиданности, а она стала водить им по стенкам раковины, выписывая замысловатые синусоиды. Я почувствовал совершенно неуместное возбуждение и кран перекрылся внутренним клапаном, сработавшим помимо моей воли.

     Организм дал мне временную передышку, и я перехватил инициативу в свои руки. Выпроводив непрошенную гостью (я заметил, каким внимательным взглядом Алена провожала мое причинное место), я наконец-то закончил процедуру очищения. Больше об этом инциденте я не вспоминал — до сегодняшнего дня.

     ...

     Я потащился в прихожую провожать ее походкой парализованного инвалида. Быстро собравшись, дочь чмокнула меня на прощанье, и крикнула, убегая: «До вечера!». Я что-то промямлил нечленораздельное в ответ, и поковылял обратно в ванную — снимать накопившееся напряжение...

     Потом залез под душ и стоя под прохладными струями, думал о несовершенстве мира. О том, что мне больше никогда не представится шанс любить такое молодое тело (ведь когда-то я был отличным любовником!), о нелепых предрассудках, которое придумали люди — и ради чего, не понятно. «Что плохого в том, что, если любящие люди... ну и что, что они родственники... вон, в древнем Риме это вообще было в порядке вещей... Ведь, никто не сможет стать лучшим любовником для моей Аленушки, чем... Потому, что никто не любит ее так, как я... «.

     Пытаясь развеять грустные мысли, я пошел на кухню и выпил водки. Однако, желаемого облегчения это не принесло, и я завалился спать, забывшись тревожным сном...

     Я проснулся среди ночи от ощущения, что кто-то гладит меня по лицу. В комнате было темно и лишь призрачное лунное сияние, льющееся из окна, тускло освещало пространство вокруг меня. И в этом сказочном свете я разглядел темный силуэт, сидящий подле меня на кровати: то была моя девочка — моя Алена.

     — Пап, — горячо зашептала она мне в ухо так, что мурашки побежали по всему телу. От нее немного пахло вином, и я подумал, что они, видимо, отметили успешное завершение своей работы, — съемка прошла на «ура!», и мне дали путевку! — Алена пошуршала каким-то пакетом и сунула мне его под нос. Потом положила обратно на тумбочку и воскликнула, — я так счастлива!

     — Поздравляю тебя, моя девочка, — сказал я, папа тоже очень рад!... Что ты делаешь? — Спросил я, заметив, что она раздевается.

     Дочка быстро скинула с себя остатки одежды и юркнула ко мне под одеяло. Я замер. Она обняла меня, и прижалась всем телом.

     — Папка, мы кое-что не закончили, — прошептала моя девочка, и я почувствовал, как ее рука осторожно опускается вниз. Она добралась до бедер, замерла, потом нащупала и сжала мой орган, который стал оживать под ее прикосновениями.

     — Что не закончили? — Задал я тупой вопрос, не зная, как мне на это все реагировать. Мою скромную дочь (до сегодняшнего дня) словно подменили.

     — Ты хотел проверить, все ли у меня гладенько, — Алена терлась об меня своим обнаженным телом, — но нам помешали... Во время съемки, как только я вспоминала об этом, у меня сразу становилось мокро... Там. — Она обхватила мою руку, просунув ее между своих бедер, и стала медленно двигать задом. — Я им уделала все купальники, — она хихикнула, и бедрами сильнее сжала мою руку.

     Важная часть моего организма окаменела, и настойчиво желала продолжения «банкета». Алена вдруг откинула одеяло, передо мной мелькнула ее голая попка, и она с ловкостью цирковой обезьянки забралась на меня.

     — Я хочу, чтобы ты закончил это, — сказала она, и жарко поцеловала в губы.

     Потом развернулась ко мне спиной, нагнулась, и одним движением сняла с меня белье. Затем стала продвигаться к моему лицу, пока не прижалась лобком к моим губам. Я ощутил божественный аромат, который сводил меня с ума несколько часов назад. Что-то щелкнуло у меня в голове — и я откинул все сомнения в сторону. Моя Аленушка рядом, и опять хочет меня: чего еще можно было желать?!?

     Я обхватил ее бедра руками, и наши губы встретились. Я высунул язык, она легонько потерлась об меня, нащупала его, и плотно прижалась к моему рту, впуская его в себя. Я с наслаждением пил ее соки, которые она щедро дарила мне, возбуждаясь с каждой секундой все больше и больше. Я исследовал языком всю ее внутреннюю сущность, и она мягко двигала бедрами, обдавая меня ароматом любви.

     Я чувствовал ее горячее дыхание на своих бедрах, низ живота горел от желания обладать ею, но я ощущал лишь легкие касания ее дивных волос к своей неукрощенной плоти. Молнией промелькнула мысль, что надо бы обучить ее оральным ласкам — если судьбе будет угодно предоставить мне такую возможность.

     — Я уже не могу терпеть! — Задыхаясь воскликнула дочь, и сползла с меня, упав на кровать. Мы лежали «валетом» рядом друг с другом и тяжело дышали.

     — Возьми меня, — прошептал мой ребенок, и она протянула ко мне свои руки.

     Я развернулся и навис над ней: наши взгляды встретились. Алена скривилась:

     — Волосы, пап, — я «наступил» локтями на ее шикарные локоны. Я поспешно убрал их в сторону.

     — Ну же! — Нетерпеливо выдохнула моя девочка, подавшись бедрами мне навстречу. Она схватила мое мужское начало, и потянула к себе... В себя...

     Я мягко вошел в нее, и замер. Я хотел прочувствовать этот удивительный миг наслаждения: отец и дочь наконец-то слились вместе!

     Алена обхватила меня ногами, уперев пятки в ягодицы, и надавила. Руками она обняла мою голову и припала нежным поцелуем к губам. Она даже не целовала меня, а просто прижалась губами и прерывисто дышала.

     Я стал плавно двигаться, боясь причинить боль или неудобство: мне было тесно в ней, и это было невыносимо приятно.

     — Пап, — она на мгновение прервала наш поцелуй, повернулась к моему уху, и жарко зашептала, — хватит уже елозить во мне... Каждая девчонка любит жесткий секс. Как, насчет... Хорошей ебли?

     Ее непристойности повергли меня в ужас, и наполнили мое естество еще большим желанием, раздув инструмент моего наслаждения до невероятных размеров.

     — Ты хочешь, чтобы я... Взял тебя силой? — Спросил я, отрываясь от ее горячего тела. Передо мной лежало юное божество, которое я только что осквернил своим... Своим...

     — Я хочу быть выебаной родным отцом, — сказала Алена, глядя мне в глаза, — ты что-то имеешь против, пап?

     Я с тихим рычанием подхватил ее и поставил перед собой на четвереньки. Алена высоко подняла зад, и, убрав волосы, положила голову на подушку.

     — Давно бы... Так! — Последнее слово она выкрикнула, внезапно почувствовав всю силу отцовской любви.

     Я трахал ее тело, я терзал свою душу, я поднимался к райским кущам, я горел в аду — я ликовал!

     — Папка, любимый, как я ждала этого... Возьми меня... Всю... Боже... Как сладко!

     Я почувствовал, что неумолимо приближаюсь к финалу, и попытался выбраться из ее влажного чрева.

     — Нет! Не останавливайся! — Закричала Алена, — я хочу, чтобы ты... В меня... Не бойся... Люби меня! — Ее попка стала быстро двигаться мне навстречу.

     Я низвергался в родное существо, освобождаясь от тревог, страхов, и сомнений... И я был не один на вершине наслаждения: моя Аленушка застонала и вцепилась руками в простыни, стягивая их с кровати.

     — Это что-то... Невероятное, — простонала она и повалилась на бок, нелепо перебирая ногами.

     Я рухнул рядом, протянул руки, чтобы обнять свою дочь, но напряжение ...  

     последних часов совершенно выбило меня из колеи. Последнее, что я помнил, уплывая в сон — это Аленушку, которая целовала каждый пальчик на моих руках...

     Утром я проснулся от невероятно приятных ощущений, и довольно быстро установил природу их возникновения: в моих ногах, выпятив голую попку, стояла не четвереньках моя дочь, и... Сосала меня. Я понял, как сильно заблуждался ночью в отношении ее способностей: пожалуй, это мне нужно было многому поучиться у нее.

     Дочка помахала мне рукой, не отрываясь от процесса, и удвоила движения языком и губами.

     — Ночью я подумал, что ты не умеешь этого делать, — сказал я, наслаждаясь и зрелищем, и ощущениями, — я ошибся.

     — Да, папка, — она на секунду прервала эту сладкую пытку, — ты ошибся. Ночью я боялась, что ты быстро выйдешь из строя, а у меня были на тебя определенные планы. И ты не подкачал! Ты мой герой!

     Аленушка вернулась к прерванному занятию, и я довольно быстро почувствовал приближение оргазма. Вдруг Алена замерла, прекратив всякое движение. Она смотрела на меня, не вынимая член изо рта, и не шевелилась. Я уже не мог остановиться и, схватив ее за голову, с силой дернулся несколько раз, вплотную прижимая ее лицо к своим бедрам. Она спокойно все проглотила, и, облизав губы, восторженно сказала:

     — Папка, ты только что трахнул в рот свою дочь!

     — Нечего было останавливаться в самый неподходящий момент, — с наигранной обидой сказал я. И тут же пришло осознание: «Боже! Что я обсуждаю с собственной дочерью?!»

     — Я специально остановилась, — сказала Алена, высасывая остатки.

     — Зачем?!

     — Чтобы ты трахнул меня в рот! — Лукаво улыбаясь, сказала она, — теперь, с сегодняшнего дня, — продолжала она, вертя в руках отстрелявшееся орудие, — мы будем ежедневно заниматься спортом: тебе нужно держать себя в форме!

     — Каким еще спортом? — я недовольно поморщился.

     — Ежедневные упражнения по утрам на шесте — для меня, — она потрясла уже отработанным «шестом» — и упражнения на кольцах по вечерам — для тебя, — и она красноречиво повиляла оттопыренным задом.

     Не давая мне опомниться от услышанных радужных перспектив, Аленка вскочила с кровати и потянула за мое хозяйство.

     — Пойдем, пап, я покажу тебе, чем ты долен будешь заняться сегодня днем.

     Мне хотелось в туалет, но я потащился за дочкой, чтобы узнать: что там она мне еще приготовила?

     Мы прошли в ее спальню: на кровати лежала какая-то девица и смотрела на нас сонными глазами. Я хотел прикрыться, но Алена отпихнула мою руку, захватив мое орудие в плен.

     — Познакомьтесь! — Весело сказала дочка, — Кристи, это папа, папа — это Кристи! Она моя подружка по курсам манекенщиц, — продолжила Алена, обращаясь ко мне, — у нее сегодня съемка и я пообещала, что ты приведешь ее в порядок... Как меня, — добавила она, и чмокнула меня в щеку.

     Подружка села в кровати и сладко потянулась. Одеяло сползло с ее тела, и у меня захватило дух: такого размера грудей я не видел вживую. Ее кожа, в отличие от моей смуглой Аленки, была белого цвета, и на ее фоне различались небольшие розовые соски.

     — Она тоже будет участвовать... в спортивных мероприятиях? — Поинтересовался я, чувствуя, что вырастаю в размерах, зажатый в дочкиной ладошке.

     — А как же! — Утвердительно кивнула Алена, отвечая мне пожатием, — художественная гимнастика, помнишь, пап? Сначала — упражнения с мячиками, — она кивнула на Кристи.

     — Да, детка! — кривляясь, томно сказала подружка. Она сжала свои невероятные груди руками и поиграла ими, не отрывая взгляда от метаморфозы, происходящей со мной в руке дочери.

     — Потом, упражнения со скакалкой, — продолжила Алена, и ткнула свободной рукой себя в грудь, — на твоей булаве, — добавила она, сжав меня еще сильнее. — Как только ты приведешь Кристи в порядок, мы тебе скажем «спасибо». Вдвоем.

     В эту секунду я поверил, что существует Рай на Земле.

     — А сейчас — в душ! — Скомандовала Аленка, и потащила меня за собой. Я побрел за ней, как слон, которого водят за хобот по улицам в ярмарочный день.

     — Залезай! — Сказала дочь, легонько подтолкнув меня в ванну, забираясь туда вместе со мной.

     — Погоди... — Сказал я, — я хочу... В туалет, а то мой пузырь сейчас лопнет!

     — Что тебе мешает это сделать здесь? — Удивилась Алена, и присела передо мной на корточки — смотри... Ничего сложного.

     Дочь немного помедлила, потом раздалось журчание, и я почувствовал под ногами горячий ручеек. «В самом деле, чего я теряюсь!», подумал я, и, отвернувшись в сторону, прицелился на стенку ванны. Мгновение, и я с наслаждением составил ей компанию. Алена протянула руку, взяла мою самописку, и стала водить ею по стенке ванны.

     — Папина пиписка, — сказала она, и улыбнулась.

     — Ты... Помнишь?! — я был в шоке от ее слов.

     Алена внимательно посмотрела мне в глаза, потом медленно развернула меня к себе, и направила струю на свое тело. Капельки отскакивали от ее грудей, теплые ручейки стекали по ложбинке между ними, и я с пронзительной ясностью понял, что совсем не знаю свою дочь... Но то, что открылось мне за последние сутки, я не променяю ни на что на свете! Я полюбил ее еще больше. И теперь уже — как женщину.

     — Я помню все, — сказала дочь, прижимаясь ко мне, — я хотела еще тогда сделать это, но ты выставил меня, — ее губы обиженно надулись, — все эти годы я мечтала лишь об одном: чтобы ты любил меня... Как мужчина.

     Я ошарашено слушал свою дочь, не веря собственным ушам.

     — Как ты думаешь, почему у меня до сих пор нет постоянного парня? Почему я все время ходила почти голая перед тобой? Я хотела тебя больше жизни! Но ты был такой... Правильный, такой неприступный... К счастью, теперь это все — в прошлом.

     Дочь поднялась и поцеловала меня в губы.

     — И я никогда не брошу тебя, не уеду, и не оставлю в одиночестве, — она прижалась ко мне, и спрятала свое лицо у меня на груди. Я почувствовал, что она плачет.

     Я крепко обнял свою девочку и молча включил душ. Горячие струи воды, смешиваясь с ее прохладными слезами, стекали вниз по нашим обнаженным телам.

     — Я люблю тебя, девочка моя, — сказал я, целуя ее заплаканные глаза.

     — Я тоже люблю тебя, папа, — сказала Алена, — я же папина дочка!