Я смотрел, как купается Татьяна Григорьевна, или Таня, как я ее звал про себя. Вода так соблазнительно стекала у нее с волос, солнце отблескивало по мокрой фигуре, очерчивая выпуклости груди и треугольник внизу живота.

     Пару раз я проплыл мимо нее и сумел заметить навершия сосков на ткани купальника. Из воды пришлось выходить спиной и быстро хватать полотенце — плавки раздуло так, что в них не смог бы укрыться даже пескарь.

     Я зашел в кабинку, снял плавки, отжал их и тут в голове моей родилась такая идея!

     Я шлепнулся на песок, стал смотреть на плескающуюся Таню, а сам в деталях стал продумывать операцию. Надо было все предусмотреть, потому что второго шанса мне бы никто не дал.

     На пляже в этот час — а было уже ближе к шести вечера — было не очень людно, что было мне на руку.

     Вот она вышла из воды, провела по купальнику руками, — просто сгоняя воду, но так она это сделала, что меня это еще больше завело. Зашла в кабинку, держа в руках полотенце. Я встал, но пока ничего не предпринимал. Вот на стенке кабинки появился купальник. Пора!

     Я с деланно спокойным видом прошел мимо кабинки и ловко подхватил синий материал. Так же неспешно отошел, присел. Маневра моего никто не заметил.

     Вот! Она вытерлась и потянулась за купальником. А его тю-тю! Она выглянула поверх стенки — и увидела меня, улыбающегося и с ее купальником в руках.

     — Вадик, — сказала она чуть смущенно, — что за шутки? Дай сюда.

     — Вы про что? — сделал я непонимающий вид.

     — Дай мне мой купальник, — она все еще ничего не подозревала, полагая, что это всего лишь шутка.

     — Да зачем он вам, Татьяна Григорьевна? Вы и так прекрасно выглядите! — тут я не лукавил. Она мне понравилась с того момента, как начала первый урок литературы в десятом классе. Время шло, школа позади. С ней мы больше вряд ли встретимся, так что... Надо ловить шанс.

     — Прекрати сейчас же! — она начинала сердиться. — Что ты себе позволяешь?!

     — Ничего такого, о чем бы впоследствии сожалел.

     — Я сейчас позову кого-нибудь, — сказала она.

     — И все узнают да и увидят, что вы стоите совершенно голая в кабинке рядом со своим бывшим учеником, — улыбаясь, выложил я.

     Она покраснела, инстинктивно взглянув вниз. Я не отказался бы сейчас поменяться с ней глазами.

     — Ты этого добиваешься? — спросила она, нервно озираясь.

     — Вовсе нет. Проблема имеет очень легкий путь разрешения. Он лежит на поверхности. У меня есть что-то, нужное вам. Значит, по закону замещения, у вас есть что-то, что нужно мне.

     Секунду она смотрела на меня, а потом лицо ее приобрело понимающе-презрительное выражение.

     — Тебе нужны деньги? У меня есть немного в номере. Надеюсь, на обратную дорогу ты мне оставишь? На это у тебя порядочности хватит?

     — Вечно вы, женщины, из всего делаете абсолютно нелогичные выводы, — я снисходительно покачал головой. — Ну разве мне деньги нужны?

     — А что?

     — А что может хотеть мужчина от женщины?

     Лицо ее мгновением спустя стало краснеть:

     — Как тебе не стыдно! Ведь я твоя учительница! Как ты вообще можешь такое мне предлагать!

     — Ну, во-первых, бывшая учительница. И потом — как будто учителя не люди. Им не чуждо ничто человеческое. А что вас больше возмутило: то, что я такое предлагаю, или то, что предлагаю вам?

     — Начитанность твоя совсем не к месту!

     — Вот, уже на стихи перешли. Начало романтичное.

     — Вадик, — она даже не усмехнулась, — все равно это ничем не кончится. Ведь тебе это ясно...

     — Жаль, — я встал, отряхнулся от песка и повернулся к домикам.

     — Ты что, уйдешь? — спросила она.

     — Ну да, а что такого? Вы против?

     Она замолчала. Лицо ее последовательно проходило всю гамму чувств: от возмущения до усталости.

     — Но ведь я старше тебя, прилично.

     — Старше — да, но не намного. И вы что, думаете, что не можете волновать меня как женщина?

     Она молча смотрела в песок. Потом подняла взгляд:

     — Хорошо, я выполню твою просьбу. Но с одним условием...

     — Каким? Учтите, Татьяна Григорьевна, даже при всем моем к вам уважении — никаких предоплат. Слишком велика ставка.

     — Я попрошу тебя о молчании, — слова давались ей с некоторым трудом. Еще бы — не каждый день договариваешься переспать с бывшим учеником! — Об этом никто не должен узнать! Слышишь, никто! Иначе... — Она замолчала. — Моя жизнь будет сломана. Ты это понимаешь?

     — Конечно понимаю, — я постарался придать лицу и взгляду максимум понимания. — Даю честное слово!

     Она помялась, потом сказала:

     — Ну... и где?

     — А прямо у вас! — я быстро шагнул к кабинке, отворил дверцу, зашел.

     Она инстинктивно прикрылась руками, но потом, осознав свой жест, убрала руки, даже слегка устыдившись, по-моему.

     — У тебя есть... — она помахала рукой, — ну, ты понимаешь? Ну, для мужчин...

     — Извини, — я развел руками и словно бы случайно зацепил ее грудь. — План родился недавно, подготовка была на скорую руку. А что — проблемы?

     — А как ты думаешь? — она качнула головой. — Ладно, можно и так.

     — Последствий не будет? — я решил расставить все точки. — Вам они совсем не нужны, из-за меня не стоит...

     — Сегодня можно, — она улыбнулась.

     Я воспринял это как сигнал к действию и положил ей руку на грудь, втайне ожидая шлепка по руке. Но нет, дорога была открыта. Я обхватил рукой всю грудь, второй рукой накрыл другую. Помял их, потрогал пальцем соски, которые торчали темно-розовыми кнопками. Таня смотрела в сторону озера, пытаясь делать вид, что ее это как бы и не касается, что было совсем уж глупо.

     Ну ничего, сейчас я тебя расшевелю, подумал я и повел левую руку вниз. Ладонь проехала по плоскому животу, — а ведь сын есть! — прошлась по бедру. Потом вернулась вверх и, оглаживая кожу, скользнула на внутреннюю поверхность. Поднялась выше, пока не почувствовала прикосновение волосков.

     Надо сказать, что на лобке волоски у нее были подстрижены в виде полоски, прикрывавшей щель. Остальная часть кожи была незагорелой, как и груди, что придавало коже такую притягательность — просто дыхание сводит!

     Я ладонью плотно накрыл весь лобок, сжимая упругое тело под пальцами. Потом ребро ладони двинул между ног. Таня все еще пыталась делать вид, что ей все равно, но давалось ей это уже с некоторым трудом.

     Я пальцем погладил ее губки и надавил, погружаясь вглубь ее тела. Второй рукой накрыл ее грудь, поймав между пальцами сосок. А пальцы в это время гладили ее изнутри, потом скользнули вверх, нащупали нужное, стали поглаживать. Татьяна Григорьевна перестала притворяться и превратилась просто в Таню.

     Я присел, раздвинул ей ноги и головой ткнулся в блестящие складки. Нащупал там росточек языком, стал его перекатывать, посасывать. А она мне голову обхватила, сама к стенке кабины привалилась и постанывает чуть слышно:

     — Ох... о-о... о-о-х...

     Я поднялся, скинул плавки. А оружие уже взведено и готово к бою. Она его руками берет и сама (!) подтаскивает к себе между ног. Но у меня другой план. Я захожу к ней сзади, прижимаюсь горячим членом к ягодицам, а сам тискаю ее груди. Она постанывает, да все громче — руки-то мои все еще шалят у нее внизу. Я ее голову поворачиваю — и целую. Поцелуй длится, длится... Я языком облизываю ее губы, встречаюсь с ее языком, посасываю его, губы...

     Татьяна Григорьевна вдруг как задрожит, стон такой:

     — А-а-а!... Я... о-о-о...

     Кончила! Вот так, а то голову в сторону! Нагибаю ее, она упирается руками в стенку кабинки. Чуть приседаю, пальцами раздвигаю складки — и вдвигаю член в блестящее отверстие. Ладони кладу на половинки попки, поглаживаю их и в то же время держу. А сам двигаюсь в ней, и уже с хрипотцой дышу.

     А Тане нравится. Она старается прижаться ко мне попой теснее в тот момент, когда я в нее вхожу. А когда член выходит, то у нее маленькие складки,...

 

      тесно обхватившие меня, тянутся за ним и блестят. И запах — запах возбуждения стоит такой, что мне кажется — все его должны чувствовать...

     Движения мои становятся все торопливее, резче, нарастает волна... И тут Таня начинает спускать во второй раз. Я зажимаю ей рот рукой, потому что крики ее уже слишком громкие. И — сам чувствую, что... ох! Ух ты! А-а-а!

     Прижимаю ее к себе, все так же стоя за ее спиной. Потом чуть приседаю, с влажным чмоканьем выхожу из нее. Она поворачивается ко мне, обнимает.

     — Спасибо, что обо мне не забыл. Повезет твоей жене. Такой, чтоб о женщине думал, как о себе, редко встречается. — И целует.

     Потом берет купальник, хочет надеть, а... В общем, то, что я ей «подарил», из нее выбегает. Таня смотрит на меня.

     — Ну, видишь, что ты сделал? — с шутливым укором говорит.

     Потом надевает купальник.

     — Надо будет в озере сполоснуться, — говорит. — Но вот что сказать...

     — Это беру на себя.

     Она смотрит на меня, потом кивает:

     — Давай, мужчина.

     — Ты права, — говорю ей. — Теперь мужчина.

     Таня, Татьяна Григорьевна, смотрит на меня:

     — Ты хочешь сказать...

     — Ты — моя первая женщина, Таня, — впервые называю ее так.

     Она отводит глаза, потом выходит из кабинки. Оглядывается, делает мне знак рукой. Я подхожу, подставляю ей руку. Веду ее к воде.

     На нас оглядываются. Я говорю так, чтобы услышали:

     — Это вас на солнце так. Перезагорали, Татьяна Григорьевна.

     — Да, наверно, — «слабым» голосом говорит она.

     Я завожу ее в воду, заслоняю от берега, делаю вид, что плескаю воды ей на голову, а она тем временем совершает быстрый туалет. Потом шепчет:

     — Готово.

     Я вывожу ее из воды, говорю:

     — Вы полежите сейчас у себя, там тень, прохладней. Поспите. Я вас провожу.

     — Да, спасибо, — она хорошо играет роль, благо определенная усталость у нее имеется, пусть и по другой, кхм, причине.

     — Татьяна Григорьевна, как вы? — спрашивают девчонки.

     — Ничего, девочки, просто неудачно загорела. Вы сами долго не сидите.

     — Да мы привычные! — девчонки рады, что их не выгоняют с пляжа. А пацанам вообще дела нет — Женька с Вовкой рыбачат, Андрей в лодке дремлет, Орлик-маленький кассеты перебирает у магнитофона, а Димка с Орликом-большим у девчонок бадминтон сторожат.

     Я довожу Татьяну до ее домика, комната у нее на втором этаже. Я помогаю ей подняться, а сам украдкой уже поглаживаю ее ягодицы. Она шепчет:

     — Ты что? Увидят же!

     — Да не, я обзор закрываю.

     Она открывает дверь, опускается на кровать. Смотрит на меня, смеется устало:

     — Утомил ты меня, Вадик...

     — А ты меня — нет. — И руку ей на грудь кладу.

     Она смотрит на меня, улыбка сползает с ее лица.

     — Ты же получил свое.

     — Если ты скажешь «уходи» — уйду, — отвечаю.

     — Слово джентльмена? — улыбается.

     — Слово мужчины.

     Эти слова я сказал так, что она притягивает меня к себе, обнимает, целует в щеку, в шею. Я стягиваю с нее лямку купальника, обнажая правую грудь. Целую ее кожу, влажную, чуть прохладную. Ловлю сосок губами. Посасываю его, ощущая всю теплоту, мягкость тела женщины.

     Она откидывается на спину и смотрит на меня таким взглядом влажных, желающих ласки глаз...

     Я стягиваю вторую лямку, обнажаю груди полностью. Целую их, чуть сжимая соски.

     — Откуда ты все это знаешь? — Таня спрашивает это между постанываниями. — Если никого у тебя еще не было...

     — Книжки читал, — смеюсь. Стягиваю с нее купальник полностью, бросаю его в угол. Снимаю с себя плавки, отправляю их туда же.

     — Правильные книги читал, — смеется Татьяна Григорьевна. Потом разводит ноги, показывая мне темную полоску на лобке, ведущую к влажным складкам и розоватому отверстию, манящему своей глубиной...

     — Вот так бы вечно смотреть на тебя, — говорю негромко. — Трогать тело, узнавать наощупь его мельчайшие детали, складки, впадины...

     А сам провожу ладонью, перебираю пальцами, погружаю один внутрь...

     — Ты просто с ума сводишь такими разговорами! — Татьяна хватает мою руку, тянет меня на себя.

     — Подожди. Согни колени, а ноги разведи. Вот так. Ты бы знала — как это эротично выглядит! Так и хочется — вонзиться в тебя и пронзать, как копьем!

     — Ну так вонзи! — она уже не может, просто исходит желанием.

     Я опускаюсь и одним движением вхожу в ее влажное лоно. Толчок — и упираюсь в самое дно. Таня вскрикивает, сжимает мои плечи. Потом смотрит мне в глаза, шепчет:

     — Ну же, давай, покажи мне свою силу! Заставь меня задрожать под ударами твоего могучего клинка!

     — Книжки романтические почитывала? — улыбаюсь. — А вот так? — продвигаюсь вперед.

     — А-а-а! — она откидывает голову. — Продолжай!

     Я упираюсь на локти и начинаю медленно, словно маятник, раскачиваться в ней. Туда, сюда, а влажные губы тянутся за мной и можно видеть, как член ныряет и выныривает из отверстия.

     Я качаю свое тело вперед, назад, — и целую ее грудь, целую лицо, мягкие губы, глаза, полузакрытые от наслаждения.

     И вот — мы оба начинаем вскрикивать, сжимать друг друга. Вспышка!

     Я перекатываюсь, ложусь рядом с ней. Поглаживаю ее бедро.

     — Ты как хозяин, — усмехается Таня.

     — В смысле? — смотрю на нее.

     — Рукой гладишь меня так спокойно, с осознанием своей власти надо мной.

     — А она есть, эта власть? — смотрю на нее.

     — Конечно, — она обводит пальцем контур моего лица. — Любой мужчина, любивший женщину, имеет над ней власть. И ты.

     Я накрываю ее ладонь своей и закрываю ее губы своим поцелуем.