— И что, ты в самом деле думаешь, что я тебя найму?

     — Но... Вы же прислали мне приглашение... Выбрали мое резюме...

     — Ты идиотка!

     — Почему?

     — По двум причинам. Первая — твое лицо. Оно смазливое, а это значит, ты идиотка. Умных красавиц не бывает, как и красивых умниц. Кроме того, ты решила, что я отобрал тебя по другой причине, и тем самым подтвердила первую.

     — Вы отобрали меня... потому что вам понравилось мое лицо?

     — Ты не просто идиотка, а глухая идиотка! Я не сказал, что оно мне понравилось. Я сказал, что оно смазливое. Объективно смазливое — безотносительно меня или еще кого-нибудь. Вникаешь?

     — Пытаюсь. А надо?

     — Ну, хотя бы попытайся. Лучше поздно, чем никогда. В твоей красивой голове, как-никак, плещется один-другой миллиграмм мозгов.

     — И зачем тогда вам понадобилась моя красивая голова?

     — Полюбоваться. Красотки — необходимое звено жизненного цикла: они вдохновляют людей с мозгами. Что ты закончила, мисс Бюст?

     — Чикагский художественный. Я же писа...

     — Что-о? И какого рожна художница с сиськами подает резюме в один из самых популярных дайжестов Чикаго?

     — Я работала в университетской газете. У меня есть опыт. Я писала в резю...

     — Ты до сих пор думаешь, что я его читал? После того, как увидел твое фото? Ты знаешь, что с тобой хочется сделать, когда видишь твое фото?

     — Так вперед! — она была уже на пределе. — Делайте, чего же вы стоите! Мне раздеться?

     Шеф, прищурясь, смотрел на нее.

     — Вообще-то да, — сказал он. — Раздевайся.

     — И вы даже не стесняетесь говорить мне это? Вы, самодовольный циничный пошляк!

     — Раз я циничный и самодовольный — почему ты до сих пор здесь?

     — Потому что мне нужны деньги! — с отчаяньем крикнула она.

     — Деньги, говоришь?

     — Да, деньги! Я до последнего надеялась, что их можно заработать другим путем. Но если это не так, и — я наивная идиотка, — пусть лучше это сделает со мной кто угодно, но только не вы, мистер Пенис-Вместо-Мозгов!

     — Такой ты мне больше нравишься, — спокойно сказал тот, когда она умолкла, переводя дух. — Мозгами не пахнет, но характер налицо. Раздевайся.

     Она застыла, глядя на него изумленно, как на собаку с пятью ногами.

     — Это не для того, чтобы тебя трахнуть, — сказал шеф. — И не надейся. Это испытание.

     — Испытание?

     — Повторяя за мной, как попугай, ты подтверждаешь, что ты идиотка, а я и так это знаю. Да, испытание. Пройдешь его — возьму на работу. Раздевайся.

     Она открыла было рот, но тут же закрыла его, так и не издав ни звука. Метнув в шефа горящий взгляд, она гордо вскинула голову — и потянула с себя блузку.

     — Продолжай, — сказал он, когда она осталась в одном белье. — До конца.

     Она стянула с себя лифчик, обнажив великолепные груди, налитые, будто их надули изнутри.

     — До конца!

     Снимая трусы, она запуталась в них и чуть не упала.

     — Да, в стриптиз-баре ты явно не работала... Я был прав: ты идиотка. Такое тело высасывает из генов все соки, не оставляя мозгам ни капли. Вот тебе мое задание. Выйди в коридор, спустись на первый этаж, в холл, сорви цветок с герани, которая там растет, и принеси мне.

     — Вы извращенец, — прохрипела она. — И псих.

     — Ты ничего нового мне не сказала. Ну?

     Осторожно ступая, будто пол был усыпан стеклом, она прошла к двери, оглянулась на шефа, вдохнула, выдохнула — и скрылась за дверью. В воздухе, казалось, остался отпечаток тугих ягодиц.

     Шеф долго смотрел ей вслед. Затем вздохнул, взял со стола чей-то портрет в рамке и стал смотреть на него.

     Дверь открылась раньше, чем он ожидал.

     — Вот! — тонкие пальцы вертели гроздь розоватых цветов. — Куда вам ее? В петлицу? Или за ухо?

     — Неплохо, — хмыкнул шеф, пялясь на ее гениталии. — Полторы минуты. А ну-ка иди сюда!

     — Зачем?

     — Трахать не буду, не надейся. Иди-иди...

     Медленно, как к тигру, она приблизилась к нему. Быстро вытянув руки, он схватил ее за бедра и, крепко удерживая, влез пальцем прямо в вагину.

     — Сухая, — сказал он, не обращая внимания на визг. — Рассказывай, как это было? Или лучше я тебе расскажу. Что ты нашла в коридоре? Портьеру? Завернулась в нее, как голубец, подошла к лифтеру и дала ему двадцать баксов?

     — Десять...

     — Вау! И тот, конечно, оказался рыцарем? Чистая работка. Ты наполовину принята.

     — Наполовину?

     — Да. Осталось еще одно испытание. Пошли.

     — Куда?

     — Туда же.

     Он вывел ее, голую, в коридор.

     — Будешь упираться — выгоню. Вот прямо так, как есть, и пойдешь домой... Слушай и вникай: я провожу тебя к лифту, ты спустишься вниз, САМА сорвешь там такой же цветок, САМА принесешь его мне... а я подожду у лифта. Что такое?

     — Я вас ненавижу, — простонала она.

     — Это хорошо. Пойдем, Ева без яблока.

     — Ага, все-таки запомнили мое имя! А говорите — резюме не читали.

     — Я... — шеф запнулся, — я с фильтром читал. Главное запомнил, мусор отфильтровал... Ну, как ощущения?

     Они окунулись в поток офисного планктона, хлынувший из лифта.

     Люди ахали-охали, улыбались, переглядывались, говорили «вау» и задирали брови до самой макушки, особенно мужчины. Шеф невозмутимо шествовал вперед.

     — Ребят, это у нас экспонат. Руками не трогать, — говорил он, оглянувшись на Еву, которая погибала от стыда. Губы ее скривились в невообразимой усмешке, соски набухли, как сливы.

     — Нет. Не могу, — дернулась она.

     — Сделаешь это и еще кое-что — возьму за 700 баксов в неделю, — спокойно сказал шеф.

     — Кое-что — это что?!

     — Увидишь. Пошла! — он втолкнул ее в переполненный лифт. Полюбовался на шок пассажиров, на пунцовый лоб Евы — и, когда двери закрылись, присел на диван.

     На лице его играла мрачная улыбка. Он сидел, глядя в одну точку, довольно долго, потом стал поглядывать на часы. Прошло семь минут.

     Заерзав, шеф наконец встал и нажал кнопку лифта.

     Дверь открылась, и оттуда с толпой возбужденных клерков выплеснулась Ева, малиновая сверху донизу. На лице ее застыла все та же усмешка — щеки держали ее, как розовый крем.

     — Что ты им сказала про меня? — спросил он, входя за Евой в свой кабинет.

     — Правду, — хрипло сказала Ева. — Что это новое требование при приеме на работу в ваш дайжест. Держите, — она сунула ему в петлицу ветку герани. Потом схватила его руку и сунула ее себе между ног. — Ну как, теперь не сухо?

     — Нет, не сухо, — протянул шеф, щупая маслянистый бутончик.

     Ева смотрела на него в упор.

     — Слово есть слово. Беру тебя на испытательный срок. Пятьсот баксов в неделю. Двести долой, потому что позорить начальство некрасиво. Даже правдой. За эти пятьсот баксов ты будешь исполнять любые мои прихоти, а я буду смотреть и делать выводы.

     Ева молчала, тяжело дыша.

     — Одевайся. Завтра придешь в десять утра и принесешь статью о деле Хопкинса. Две машинописных страницы. Побольше намеков, поменьше философии.

     — Почему вы думаете, что я в теме?

     — У тебя есть целая ночь для того, чтобы быть в ней. Да, и что у тебя за прическа? Шатенка, волосы до лопаток... Это не стиль «Йеллоу Дайжест». Чтобы завтра же покрасилась в лимонный цвет! Пару прядок можешь сделать зелеными. Свободна!

     Он подождал, пока хлопнет дверь. Потом сел в кресло и вдохнул глубоко, будто хотел втянуть в себя весь воздух кабинета.

     ***

     — Ты идиотка!

     — Где-то я уже это слышала, — издевательски протянула Ева.

     — И услышишь еще миллион раз, пока не станешь мертвой идиоткой. Пораскинь своими куриными мозгами: куда ты годишься с таким цветом головы?

     — Вы же сами сказали...

     — Я сказал специально, чтобы проверить тебя. Мне не нужны послушные паиньки без своего мнения.

     — А что, мне не идет? — Ева тряхнула лимонной гривой, красиво уложенной на одну сторону, как и раньше. В ней,...

  как травинки в стоге сена, зеленели тонкие прядки.

     — Тебя мы даже не обсуждаем. Оно не идет «Йеллоу Дайжесту». А ну-ка... ну-ка...

     Порывшись в столе, он достал электробритву.

     — Ну-ка... иди сюда...

     — Вы что, собрались выбрить мне голову?

     — А что с ней еще делать?

     — Нет!

     — Бззззз! — Он включил машинку и, жужжа вместе с ней, стал надвигаться на Еву, как киношный монстр. Ева отступила.

     — Нет! Нет! Я не могу...

     — Бззззз!..

     Ева хмыкнула — и откинула лимонную шевелюру с левой стороны.

     Шеф застыл. Жужжание прекратилось.

     — Охренеть. Кто это тебя так?

     — Не ваше дело.

     — Допустим, не мое. Но ты все равно идиотка, — говорил шеф, глядя на красноватый шрам, зиявший вместо ушной раковины. — Почему не сделала операцию? Пришили бы тебе протез — и брейся на здоровье. Такой красотке без уха — как Форду без трости...

     — А вы знаете таких, кто бесплатно протезы пришивает? — хрипло спросила Ева. — Потому что за деньги — не вариант, ибо у меня их нет. Пока.

     Шеф постоял, молча глядя на нее. Потом подошел к сейфу, достал оттуда какие-то бумаги, что-то написал — и протянул их Еве:

     — Держи.

     — Что это?

     — Счет, — сказал шеф. — Найдешь клинику доктора Боула. Здесь все реквизиты. Скажешь — пусть все расходы снимают с этого счета.

     Ева неподвижно смотрела на него.

     — Вы дарите мне операцию? — хрипло спросила она. — Почему? Это же тысячи баксов!..

     — Бери, пока не передумал. И давай-ка к делу. Принесла статью?

     Ева еще какое-то время смотрела на него, потом взяла сумку и достала оттуда мятые страницы.

     — Рыбу заворачивала? Ну-ну... — шеф погрузился в чтение.

     Пробежав глазами текст, он ухмыльнулся.

     — Так. Очень хорошо. Отлично.

     — Что, правда, что ли?

     — Правда — у Бога в раю. Переделай.

     Ева во все глаза смотрела на него.

     — Пишешь, что Хопкинс — жертва обстоятельств, и виновато общество? Отлично. Просто превосходно. А теперь напиши все наоборот: что Хопкинс — вонючий ублюдок, а общество терпело его, пока не стало невмоготу.

     — Но... Но ведь я же так не думаю!

     — Конечно, не думаешь: тебе нечем это делать. Я от тебя не думанья жду, а работы. Вперед, детка! И чтобы без уха не возвращалась. Сроку тебе — до понедельника. Аривидерчи!

     Она ушла, а он, выждав время, взял со стола фотографию в рамке, опущенную картинкой вниз, и кивнул изображенному на ней мужчине.

     ***

     В понедельник Ева вошла в кабинет и торжественно показала новенькое ухо, откинув лимонно-зеленую гриву. Оно было неотличимо от настоящего.

     — Это фокус такой, да? — спросил шеф. — Ты просто втянула его в себя, а потом развернула обратно, как антенну?..

     — Спасибо вам. Никогда не думала, что буду говорить вам спасибо, но... спасибо!

     — Спасибо будешь говорить, когда я сбрею твою ужасную траву с макушки.

     — Вы немного опоздали, — с обаятельным злорадством сказала Ева, потянув себя за лимонную прядь.

     Шевелюра сползла прочь, обнажив розовый и блестящий, как полированная мебель, череп.

     — Ах ты... Ну наконец-то ты меня обставила! — всплеснул руками шеф. — Все, засунула своего босса в задницу, и он свисает оттуда, как невысранная какашка...

     Лысая голова сияла торжеством и оттого была прекрасна даже без волос, хоть их и было безумно жаль.

     — Я купила несколько париков. Не хотите так? А так? — Ева превратилась вначале в кудрявую милашку, затем в элегантную брюнетку-каре.

     — А где Хопкинс? — свирепо прорычал шеф. — Или, пока тебе пришивали новую антенну, ты отлынивала от работы?

     — Нет. Держите, — она протянула ему текст.

     Бегло просмотрев его, шеф скомкал мятые листы и выбросил в корзину:

     — Так... Блестяще! Великолепно! А теперь — новое задание. Знаешь Энтони Брюмора?

     — Того самого?

     — По всей видимости, да. Сегодня и завтра он в Чикаго. Любым способом вытяни у него интервью. Вот тебе диктофон.

     — Но... но как я... Он же такой, вы знаете... И о чем я буду его спрашивать?

     — Вот у него и поинтересуйся. К вечеру будет — выплачу восемьсот баксов наличными. Нет — только пятьсот, да еще и...

     — Что?

     — Немного косметики тебе не повредит. Вот это, — шеф взял что-то со стола, — вот это — несмываемый маркер. По-моему, на твоей лысине не хватает опознавательных знаков...

     — ... Это невозможно! — выкрикнула Ева, входя к нему вечером. — Он еще больший псих, чем вы. Предлагает такое, что и повторить стыдно. Гоните пятьсот и рисуйте на мне все, что хотите!

     — Но маркер несмываемый, — напомнил шеф, подходя к ней. — Сегодня я разрисую тебе голову, а завтра, если придешь без интервью, выкрашу чернилами всю тебя. Вот они, в бутылочке!..

     Сжав губы, Ева молчала, и тот изрисовал ей лысину надписями «Eva», пока они не покрыли ее от лба до затылка, наподобие волос.

     — Постой. Это еще не все. А ну-ка... — шеф достал электробритву и сбрил Еве ее роскошные брови, одну за другой.

     Евино лицо, обезображенное до неузнаваемости, горело улыбкой веселого отчаянья. Снова взяв маркер, шеф нарисовал ей тоненькие, как у Пьеро, брови дужками, а потом заставил ее закрыть глаза и сделал жирную подводку на веках. Грим завершился несколькими мушками на щеках и на шее.

     — Готово! Подойди-ка к зеркалу...

     Кабинет огласился визгом, перешедшим в истерический хохот. Никто никогда не сказал бы, что это эксцентричное существо — та же красавица, которая пришла сюда неделю назад, хоть на ней и была все та же голубая блузка.

     — Теперь тебе нужна новая одежда. Держи, — шеф вручил Еве, вздрагивающей от смеха-плача, несколько купюр. — И пошла вон отсюда, пока я не разрисовал тебе задницу. Придешь завтра ни с чем — выкрашу в черный цвет.

     Назавтра Ева швырнула ему диктофон:

     — Вот ваше интервью.

     — Ага! Я знал, что он клюнет на твою разрисованную голову! Ты была в парике?

     — Нет.

     — Молодец! И как тебе это удалось? Из него уже два месяца никто не может ничего вытянуть.

     — А вы послушайте. Там все понятно, — бесцветным голосом сказала Ева, устраиваясь на диване.

     Ее невозможно было узнать: вместо женственного костюма на ней были черные кожаные брюки, куртка и ботинки на высокой платформе. На шее и на запястьях красовались стальные цепи. Лысина и лицо по-прежнему остались разрисованными, ногти были выкрашены в черный цвет. Новый образ довершала кроваво-красная помада на губах.

     — Отличный вид, — кивнул шеф, включая диктофон. — Тааак, ну что у нас тут?

     Самодовольный голос, искаженный динамиком, гудел, изрыгая непрерывный поток скабрезностей. Потом голос согласился на интервью — но только, если Ева прямо сейчас вставит себе в вагину новый вибратор «Sweet Pussy», выпущенный фирмой «Lacky Bruemor» в этом году.

     Дальше было собственно интервью. Ева задавала вопросы, проявляя незаурядную находчивость и чувство юмора; Брюмор отвечал в своем духе. Чем дальше — тем заметнее дрожал Евин голос, хоть она и пыталась совладать с собой.

     — Как ощущения, моя дорогая? — спросил Брюмор.

     — Великолепные. Не будем отвлекаться... ааа!... мистер Брю... Брюмор... Как вы ладите с организациями, защища... оооу!... защищающими нра... нравст... ааа... ааа... Ааааааааа!!! Аа! Аа! Аа!..

     — Эксцентричная юная леди испытывает сильнейший оргазм, дамы и господа! — благодаря эсклюзивному вибратору «Sweet Pussy» фирмой «Lacky Bruemor»! Лаки Брюмор — наслаждение за бесценок! Смотрите, как закатились ее глаза! Прямо сейчас маленькое чудо техники вибрирует в самой интимной части ее тела, исторгая из него новые и новые волны наслаждения... Мисс Ева, вам было хорошо? Расскажите о ваших ощущениях! Поделитесь тем, что вы пережили, с нашими покупателями!..

     ... Ева сидела на диване — нелепое разрисованное существо с оттопыренными ушами и кукольными бровями-ниточками. Она казалась абсолютно безучастной. Шеф внимательно следил за ней.

     — Ну, и как ощущения?...  

      — спросил он. — Ты так и не рассказала.

     — А то вы не знаете, — сказала Ева, глядя в потолок. — Ты кончаешь, а на тебя все смотрят.

     — Это штука все еще в тебе?

     — Нет, конечно.

     — Раздевайся.

     — Что?

     — Если бы ты не хотела этого, ты бы вышла, когда я слушал запись, — сказал шеф, подходя к ней. — Раздевайся.

     Не отрывая от шефа пристального взгляда, Ева сняла с себя всю одежду и через минуту была полностью голой.

     Шеф бесцеремонно сунул руку ей в вагину.

     — Мокрая, хоть выкручивай, — крякнул он. — Где эта штука?

     — Он у меня забрал.

     — Врешь! Сунь ее в себя.

     Ева усмехнулась, достала из сумочки розовый вибратор и, отвернувшись от шефа, вставила его в вагину.

     — Могла бы не отворачиваться. А теперь читай мне вслух... что ты там помнишь из поэзии? «Ворона» помнишь?

     — Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, над старинными томами я склонялся в полусне... — начала Ева, не отрывая от шефа странного взгляда. Вибратор тихонько гудел в ее раковинке.

     Когда «из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней» — ее голос задрожал, хоть она изо всех сил старалась сдерживаться и читать ровно. Каждое следующее «никогда» получалось все более надрывно, а на предпоследнем ее глаза вдруг закатились:

     — Никогдаааааа!... — взревела она. — Аааааа! А! А!... — и стала с силой тереть вагину, плюнув на стыд.

     Вибратор выпал и покатился по полу. Шеф подхватил его и выключил.

     — Могла бы дочитать, — сказал он. — Одна строфа осталась.

     Голая Ева корчилась на диване, терзая себя между ног, и умоляюще глядела на него. Тот отвернулся и отошел к окну.

     — У вас сегодня никого нет? — спросила Ева, когда отдышалась. Ее голос звучал слабо, как у больной. — Я себе иначе представляла будни «Йеллоу Дайжест». Где сотрудники? Где тысячи дел? Где работа, бьющая клюом?

     — Мой журнал — огромный организм, детка. Почки и печень работают на автомате. Мозгу не обязательно про них думать.

     — Почему вы так издеваетесь надо мной? — спросила Ева тем же тоном.

     Шеф повернулся к ней.

     — Почему все время оскорбляете меня? Унижаете, позорите? — спрашивала она без всякой злости, тихим, бесцветным голосом. — Почему вы подарили мне ухо, а потом изуродовали меня? Неделю назад я была красавицей, хоть и без уха, но это почти никому не было заметно. Сейчас я — чучело гороховое, и это заметно всем... И самое главное — почему все это мне так нравится? Я сошла с ума?

     Шеф пристально смотрел на нее. Затем подошел и присел к ней на диван.

     — Я думала, что терплю вас из-за денег. Я думала так совсем недавно, пару дней назад. И даже когда я кончала под прицелом камер, я так думала. Думала, что ненавижу вас. Видите? — она раздвинула ноги. На левой складке вагины краснела ссадина. — Это было дома, после того, как я для вас герань носила. Почему вы мучаете меня? Почему? Почему? — с тихим отчаяньем повторяла Ева.

     Шеф молчал. Потом заговорил, тщательно подбирая слова.

     — Когда-то у меня был друг. Лучший друг. Он умер. Незадолго до смерти он влюбился в одну очень красивую девушку. Он был мягким, нерешительным типом. Девушке он тоже нравился, но что-то у них с самого начала не ладилось. Ее, видно, раздражала его мягкость, то, что он всегда с ней соглашался и был ласков, как теленок. И девушка изводила его капризами. Так, во всяком случае, я думал.

     Однажды он с горя напился. Девушка зашла к нему, и они повздорили. Он кричал ей, что она его ни во грош не ставит, а она кричала ему, что он тряпка. Она сказала — «если бы ты мог ударить меня, отрезать мне что-нибудь... « Она завелась и изводила его, как умела. Так, во всяком случае, я себе это представлял.

     Тогда мой друг схватил нож, отрезал ей ухо и выкинул его в окно. Он был сильно пьян. Было много, очень много крика. Девушка, обезумевшая от страха и боли, кричала, чтобы мой друг немедленно нашел ее ухо. И тогда он влез в окно и выпрыгнул с шестого этажа. Через три дня он умер, а до того успел все это мне рассказать. Девушка несколько дней провалялась в больнице и пришла только на похороны. Она захлебывалась слезами, но я ей не верил.

     Прошло время. Мой «Yellow Digest», прогорел, я продал его за бесценок новому владельцу, и тот открыл новые вакансии. Совершенно случайно один из конвертов с резюме попал мне в руки.

     Это была судьба. Черт, как же я хотел отомстить!... В моем распоряжении было все: офис (новый владелец въедет сюда только послезавтра), время, деньги — немного, но достаточно, чтобы выглядеть толстосумом в глазах нищей девчонки, слишком белокожей для того, чтобы зарабатывать так, как это делают все...

     Он взял Еву за руку. Та плакала.

     — Вы очень любили Дэйва, да? — спросила она сквозь слезы.

     — Да.

     Шеф подержал ее пальцы. Потом нагнулся к губам...

     Через минуту их тела сплетались в клубке истерических ласк.

     — Как... тебя... зовут... — хрипела Ева.

     — Нехорошо... забывать имя своего босса... — шамкал шеф, не отрываясь от ее сосков.

     — Ты... не мой... босс... Аааа! Так как?

     — Дэйв.

     — Что? Как это? Тебя тоже?..

     — Вот так. Вот так! — повторял шеф, вламываясь багровым колом в Евины внутренности. — Вот так! Вот так! Вот так!..

     Их бедра прыгали с такой быстротой, что слились в сплошное вибрирующее пятно. Ева улыбалась блаженной улыбкой наркомана.

     — Ты... идиотка... — хрипел Дэйв. — Ни одной женщине не понравится, если ее так грубо трахать... Я ебу тебя, как конь...

     — Ааааааа! — взвыла Ева, прогнувшись мостиком. — А! А! А!..

     Дэйв уже ничего не говорил. Упав на Еву, он лежал ничком, а она гладила его по спине.

     — Скажи еще раз, что ты со мной сделал...

     — Я выебал тебя, как конь. Я влез в тебя огромным хуем и заебал тебя нахуй...

     — Иииииыы... — ныла Ева, ерзая бедрами.

     — Хочешь еще?

     — Даааа...

     Кряхтя, Дэйв целовал ее в губы, в соски, и вновь и вновь трудился над красивым ненасытным телом.