Небо над городом начало светлеть. Скоро столица проснётся. Старший лейтенант Семенченко в последний раз за смену обходил свои владения. Казанский вокзал. Казанский вокзал, как и все вокзалы столицы — это гнойный прыщ на теле города. Бомжи, дешёвые проститутки, бродяги всех мастей. Не говоря уже о кражах, мошенничествах...

     Из своих невесёлых мыслей, старлея выдернуло чуть заметное движение, едва уловимое краем глаза. На земле, возле какой-то задрипанной кафешки, сидело некое существо, явно человеческого вида, но неопределённого пола и возраста. Подойдя ближе, Семенченко наклонился и присмотрелся. Это был конечно-же человек, вроде бы женского пола, не ребёнок, не женщина и не старуха. Девушка, заключил про себя офицер, имея привычку раскладывать всё по полочкам. На чумазом миловидном лице застыло выражение страха и отчаяния. Правая часть лица была припухшей, под глазом красовался бледный, но всё ещё заметный синяк. Короткие чёрные волосы торчат в разные стороны иголками различной длины, одежда явно нуждается в стирке. Была она весьма худой и небольшого роста.

     Бродяжка, отметил про себя Семенченко. Девушка напомнила офицеру дочь, которой у него никогда не было, как и сына. Могло быть всё, но, не сложилось...

     В тот день молодой курсант школы милиции рядовой Семенченко Игорь Николаевич вернулся домой раньше обычного. По дороге предвкушал, как обнимет свою молодую жену, поцелует, после ужина у них будет горячий, бурный секс двух молодых и безбашенных людей. Всё рухнуло в одно мгновение. Ещё подходя к двери, Игорь почувствовал неладное. За дверью ясно слышалось чьё-то присутствие. Открыв дверь ключом, курсант вошёл в квартиру, прошёл через коридор и осторожно заглянул в комнату. Их было двое. Серёжка Карпов, его товарищ, и Ирина. Его молодая жена. Оба голые. Стоят посреди комнаты, страстно целуются. Серёжкин член давно готов, она ласкает его рукой, а Серый запустил ладонь ей между ног и ребром ладони яростно массирует клитор. От её стонов, кажется, дрожат стены. Ира хочет повернуться к Серёге задом, поворачивается и видит мужа... Ну а дальше всё понятно, ни жены, ни друга... Так и прожил до пятидесяти лет один. Да и карьера, по сути, не сложилась.

     Пятьдесят лет и старший лейтенант — в линейном отделе полиции на транспорте — это обычное дело...

     Семенченко взял бродяжку под руку и предельно осторожно поставил на ноги.

     — И что же нам с тобою делать, красавица?, — без всякого ехидства, по отечески, произнёс он, обдумывая ситуацию.

     Он служил честно, насколько это вообще было возможно в наше непростое время. Не оббирал бомжей, не кичился своей властью — старался ко всем подходить по людски, по возможности, конечно.

     Девушка посмотрела на него так, что у того сжалось сердце. Сколько боли в глазах, сколько отчаяния! И чего-то ещё, чего Семенченко не мог определить.

     Сдавать её в приёмник старлей не хотел, не бродяжка это, тут что-то другое.

     — Пойдём со мной, — произнёс он, аккуратно увлекая её за собой.

     — Да не бойся ты, — удержал он вырывающуюся руку.

     — Всё хорошо.

     * * *

     Светлана смотрела в окно машины. Первые утренние прохожие, автомобили.

     Семенченко вёл автомобиль по утреннему шоссе, временами бросая быстрые взгляды на попутчицу. За всё время, что они ехали вместе, девушка произнесла одно лишь слово «Света». На вопросы «откуда она?», «сколько она здесь?» и «что случилось?», девушка не отвечала.

     Игорь Николаевич припарковал автомобиль возле подъезда типового девятиэтажного дома. Вышли из машины. Когда поднимались на лифте, он спросил себя, ради чего он всё это затеял. И не смог ответить себе. Вот этаж, дверь, квартира. Девушка не проронила ни слова.

     — Освоится, оживёт... , — думал полицейский, пропуская Свету внутрь.

     — Ванная, туалет там, — указал он рукой, деликатно намекая девушке, что ей не мешало бы помыться.

     — Сейчас найду что-нибудь из одежды и поставлю чайник...

     Семенченко порылся в шкафу, достал рубашку, спортивные штаны и пару шерстяных носков.

     — Вот, — постаравшись поаккуратнее сложить вещи, протянул ей.

     — Спасибо, — чуть слышно проговорила Света, прижимая вещи к груди и пряча в них вдруг выступившие слёзы. Это было её второе слово.

     Девушка закрыла дверь ванной комнаты на задвижку, включила воду, умылась. Сняла через голову замызганную водолазку, футболку, лифчик. Грудь у неё была небольшая, как у подростка, да и сама она какая-то худенькая, неказистая что-ли, скривилась Света. Сняла джинсы, носки, трусы — даже не стала в зеркало смотреться, одежду скомкала и бросила в корзину для грязного белья. Забралась в ванную, оставив на белой поверхности грязные следы, включила воду. Постояла под струями горячей воды, опустила взгляд вниз — чёрно-бурая вода, пенясь, убегала в отверстие слива. Опустившись по стене, девушка обхватила руками худенькие колени и горько заплакала...

     В тот день отец пришёл с работы позже обычного. День рождение друга — это святое. Немного пьян, но после смерти мамы он нередко бывал в таком состоянии. Света готовилась к сессия — завтра важный день. Встретив отца в прихожей, прошла на кухню. Готовя чай и ставя на плиту картошку, слушала рассказ отца о том, что Михалыч наконец-то накопил на новую машину, а Никитыч опять запил и не вышел на работу.

     — Дочь, а ты у меня совсем уже взрослой стала, — вдруг, прервавшись, выдал он.

     — Пап, ну... Я даже не знаю что сказать, — смешалась девушка, помешивая ложкой в кастрюле.

     — Совсем взрослая, — повторил он и Свете очень не понравился его взгляд.

     — Со-вер-ше-но-лет-няя, — по слогам протянул отец, прихлопнув по столу ладонью.

     — Пап, мой руки, ешь и ложишь спать, — с оттенком страха проговорила девушка и поставила перед ним тарелку с дымящейся картошкой.

     — Да, да, я сейчас... , — мужчина побрёл в ванную, чуть покачиваясь при ходьбе.

     Светлану затрясло. Что это такое? Может ей почудилось? Показалось? Было ли подобное раньше? Или она не замечала? Вдруг каждая клеточка её тела превратилась в частичку стыда, а вся она — вдруг стала одним большим и липким стыдобищем. Повернувшись к плите, девушка принялась накладывать картошку в свою тарелку. Она слышала звук льющейся воды в ванной комнате, слышала, как, умываясь, фыркает отец, её стало отпускать.

     Она не слышала, как мужчина, словно по волшебству, вдруг возник у неё за спиной. Не слышала она и прерывистого, хриплого дыхания. Пришла в себя, лёжа животом и грудью на столе, продолжая сжимать в правой ручонке ложку. У неё не было ни одного шанса хотя-бы вырваться — ни силы, ни веса.

     — Совершеннолетняя, — зло шептал отец, прижимая к столу несчастную всем своим немалым весом.

     В её попу упирался пах мужика, ещё сильнее увеличивая её неподвижность.

     — Папа, папочка! Не надо!!, — истошно закричала дочь.

     Она чувствовала, что отец расстёгивает ширинку своих брюк.

     — Надо дочка, давно уже надо!, — прошипел ей на ухо изверг, обдав тошнотворным перегаром.

     В следующий момент Света вдруг ощутила оголённость своих ягодиц. Она не видела и даже не могла представить себе весь ужас этой картины: вот её отец берёт и резко срывает с неё штаны и трусы... Она видела лишь тарелку с ещё дымящейся картошкой, стоящую прямо перед лицом...

     Но то-ли было много водки, то-ли человек ещё не до конца потерял своё человеческое обличие, да только не случилось того, о чём ты уже, наверное подумал, мой уважаемый читатель.

     Потыкавшись с пол-минуты вялым членом между ягодиц девушки, отец бросил своё бесполезное занятие, предварительно обложив дочь и весь мир отборным русским трёхэтажным матом. Затем оторвал её от стола и развернул к себе.

     — Ничего, сегодня высплюсь, а завтра поговорим, — прорычал он и залепил девушке звонкую пощёчину.

     Девушка перекатилась через стол и распласталась на полу у двери кухни. Мужик побрёл прочь, переступив через тело девушки, на ходу застёгивая штаны...

     Девушка пришла в себя ...

 

     уже далеко за полночь. Первое, что услышала она — был дикий звериный храп отца, доносившейся из темноты комнаты. На кухне, где, на полу она лежала, неестественно подогнув под себя ноги, горел свет. С трудом встав на колени и потрогав саднившую щёку, она, словно во сне, натянула штаны с трусами и так и осталась сидеть. Она знала, что это конец. Конец всей той жизни, что была у неё прежде. Даже если отец полностью раскается, она уже никогда не сможет жить с ним под одной крышей, да и вообще рядом.

     Ей пришло в голову единственное, как ей тогда казалось, правильное решение. Вытащив из ящика стола ножницы, она прошла в ванную и, стараясь действовать как можно более аккуратно, отрезала свои длинные чёрные волосы. Волосы утопила в унитазе, помыла ножницы и положила их на место. Теперь, если её будут искать, её будет сложнее узнать.

     Тенью проскользнула в свою комнату, взяла лишь самое необходимое: паспорт, деньги, минимум вещей и так же неслышно выпорхнула за порог.

     А потом были дороги, машины, поезда... Да чего там только не было...

     * * *

     Когда из ванной комнаты раздался истошный плач, переходящий в жалобный вой, Игорь Николаевич хозяйничал на кухне. Что-то тихонько напевая, раскладывал яичницу по двум аккуратным тарелочкам. Услышав, отбросил сковородку на плиту и пулей подлетел к ванной комнате.

     — Света! Что с тобой?! Открой дверь!, — кричал он, барабаня рукой по двери.

     Ответом ему были истерические всхлипывания Светланы, переходящие в новые приступы истерики.

     Опасаясь худшего, Семенченко ухватился за ручку двери и резко дёрнул на себя.

     Влетев в ванную комнату, Игорь Николаевич схватил с вешалки большое полотенце и, стараясь смотреть в сторону, принялся укутывать девушку, одновременно ставя её на ноги. Девушку била мелкая дрожь, зубы стучали не переставая. Он помог ей выбраться из самой ванны, укутал полотенцем.

     — Ну, ну, будет... , — осторожно обнимал он Светино худенькое тельце.

     — Всё хорошо...

     Светлана перестала дрожать и стучать зубами, лишь тихонько плакала и изредка всхлипывала. Неужели всё самое плохое осталось позади?

     Они сидели на кухне и завтракали. Большая мужская рубашка Игоря висела на девушке, как на палке. Её под нею почти не было заметно. Жуя яичницу, Света маленькими глоточками отхлёбывала чай, держа кружку обеими руками, её маленькие аккуратненькие ушки ходили в такт с желваками. Взгляд был устремлён в одну точку на середине стола. Смотря на неё, Игорь Николаевич еле сдерживал слёзы. Сколько же всего довелось пережить этой несчастной девушке... Девушки...

     Девушки в жизни Игоря Николаевича конечно-же были. Как правило, это были его сослуживицы, грубоватые прожженные девки, или надменные кадровички. Это был просто секс, не более того. Обычно всё происходило на службе, в ночное время. Зайдя с напарницей в туалет, он закрывал общую дверь, снимал с пояса пистолет, чтобы не мешался, и клан его на подоконник. То-же самое проделывал и с оружием напарницы. Затем, без лишних прелюдий, стягивал с девицы форменные брюки, трусы и, поставив раком перед раковиной, входил в неё, совершая каждый раз одни и те-же телодвижения. Кончал, и так каждый раз. Если во время такого соития он видел своё отражение в зеркале — ему всегда становилось тоскливо и немного гадко.

     Ещё была у него связь с майоршей из кадров. Её он приглашал домой, готовил ужин, после они проходили в комнату и предавались плотским утехам. Нередко дело доходило до орального и анального секса. Но дальше секса дело не пошло, хотя офицерша и была в разводе. Чего-то всегда не хватало.

     А с возрастом и секс как-то сошёл на нет. И вот теперь Семенченко Игорь Николаевич, старший лейтенант отдела транспортной полиции, вдруг понял и осознал, он понял всё...

     После завтра Игорь мыл посуду. Робкое предложение Светы помочь, незамедлительно отверг, отметив про себя, что девчонка то оживает! Закончив дела, ловко починил задвижку на двери ванной комнаты, принял душ, побрился, приготовился ко сну, после суток желательно немного поспать.

     — Я пойду немного вздремну, встану часа через четыре, — оповестил он девушку.

     — Я лягу на диване в гостинной. Я приготовил пастельноё бельё, застели себе кровать в маленькой комнате, отдохни, в общем, чувствуй себя как дома, — произнёс он, не зная о том, какую боль причиняли Свете мысли о доме.

     Девушка сидела на кухне и смотрела в окно. Повернулась, сказала «спасибо вам за всё».

     Мужчина отвернулся, пряча влажные глаза.

     Он спал и ему снился всё тот-же кошмарный сон, который преследовал его уже много лет...

     Его жена стоит посреди комнаты. Голая. Соски напряжены, влагалище приветливо приоткрыто, лобковые волосы мокрые от страсти. В воздухе чуть уловимо витает запах секса, который струится из её блядского лона. Чуть дальше неё и немного левее, стоит его лучший друг, его член, как жезл гаишника, стоит уже не вверх, но ещё весьма сносно, ровно вперёд. Они ему что-то говорят, объясняют, Ирина делает шаг вперёд, покачивая своими грудями и бёдрами...

     И тут происходит нечто необъяснимое, у Игоря начинается эрекция. Такого не может быть. В этом сне он всегда либо падал в обморок, либо со всех ног убегал прочь, и резко просыпался, обливаясь потом. А тут эрекция...

     С трудом открыв глаза, Игорь Николаевич обнаружил, что он лежит на спине, его трусы спущены и его член теребят две девичьи ладони. В ужасе он повернул голову влево и увидел Свету, полностью голую, стоящую на коленях перед диваном. На её лице играла безумная улыбка, тонкие губы разошлись в стороны, открыв ряд белых, мелких зубов. Вдруг девушка ловко, в один прыжок, запрыгнула на мужчину и села на него верхом.

     — Хочешь меня, да? Хочешь?, — как заведённая твердила она и тёрлась своим маленьким чёрным кустиком о мошонку мужчины.

     Его член вставал, Игорь Николаевич был не в силах усмирить его. Света взяла его в руку и прижала к своему животу.

     — Что ты делаешь, малолетка сраная?!, — в ужасе закричал мужчина и одним резким движением скинул девушку на пол.

     Света ловко вскочила на ноги и предприняла новую атаку. Игорь Николаевич резко встал с дивана, оттолкнул её, быстро вышел за дверь комнаты и закрыл дверь на замочек.

     Девушка подбежала к двери и замолотила в неё кулачками.

     — Привёл, накормил, отогрел, да?!, — тонко крикнула она, ударив в дверь босой ногой.

     — Иди сюда, смелее, давай... !

     Стукнув в дверь ещё пару раз, девушка без сил опустилась на пол.

     * * *

     Она ему всё рассказа вечером. Про отца и про всё остальное.

     — ... я давала себя трогать пассажирам за еду, — чуть слышно рассказывала она.

     Они сидели на кухне. Он обнимал её за плечи, она положила голову ему на плечо. За окнами было темно.

     — Мы уходили куда нибудь, за кассы, например. Я давала им потрогать себя за грудь, запустить руку мне в штаны... Они мне давали булку, или немного денег, — шептала она.

     — Иногда сама показывала им что-нибудь... Проводники разрешали мне ехать в служебном купе, а сами всю дорогу пили и тискали, трогали меня везде, а один смотрел на всё это и без конца трогал и трогал свой член... Но я никогда, никогда, понимаешь...

     Она замялась, не зная как лучше сказать.

     — Никогда не трогала член, не брала его в рот и не давала в попу, — продолжила она, залившись густой краской.

     Она замолчала, ком встал у неё в горле.

     — И я девственница, — закончила она и посмотрела на мужчину.

     Он не стеснялся. Он просто плакал.

     * * *

     Спустя месяц, Игорь сделал Свете предложение.

     Карьера у Игоря Николаевича наладилась. Теперь он начальник смены в ОВД на Московском метрополитене, капитан. Я иногда вижу его на «Алексеевской», общаемся. Видел я и Свету, теперь это уже не запуганная девчонка, а вполне себе молодая женщина, и кажется, она ждёт ребёнка.

     Дай им, Боже, всего. Они этого заслужили.