Аня, увидев такое, извернулась, раздвинула ноги как можно шире, изящно прогнулась. Но долго так не смогла удержаться — упала обратно. Однако не оставляла попыток.

     У меня шевелилось в штанах, но сам оставался бездвижен.

     Что-то в этом есть, когда беспомощная, беззащитная женщина предлагает тебе себя. Показывает, что ты можешь ее взять и владеть. На уровне разума дико, но будоражит древние струнки глубоко в подсознании: «Ты моя! Не только телом, душой! Вся в моей власти!»

     Ох, прав был дедушка Фрейд! Миром правят секс, власть и влечение к ним. И одно растет из другого.

     Удовольствие через боль, через противоречие внутренних желаний и реакций на них.

     Любые ограничения — это насилие. Ты задыхаешься в рамках, пытаешься вырваться, дотянуться до приза, и побеждаешь в любом случае. Именно это игра, где выигрывает каждый.

     Жалкие лицемеры из олимпийцев! «Главное — не победа, главное — участие».

     Вранье! Кто помнит имена пятых-десятых? Все молятся лишь на чемпионов.

     А вот БДСМ, тут проигрыш может быть приятней победы, а путь к нему даже слаще.

     Запретный плод, вслух осуждаемый всеми. Ну, почти всеми.

     Нет, про него знают, готовы трепаться на тему. Можно кидаться картинками, комментировать очередные оттенки буковки «О», можно в разговоре с друзьями обсуждать как это здорово...

     Но...

     Но признаваться, что пробовал что-то серьезнее игры с наручниками и повязкой, не стоит.

     Признание, по меньшей мере, будет чревато.

     Эти ханжи хотят, но боятся сделать шаг дальше. Внутри ворочается, царапает, рвет сердце и душу нереализованное желание.

     Они жадно поглощают тонны низкопробного порно. Требуя еще и еще! Целая индустрия работает на этих жалких трусов. Выдавая каждый день кучи, столь же убогого, как и запросы аудитории, мусора.

     Максимум, на что их хватает — это на то чтобы снять проститутку, в анкете которой, стоит галочка «Услуги госпожи и рабыни». Жалкий эрзац!

     Не знаю, кого жаль мне больше после такой встречи. Того, кто, захлебываясь от отвращения к себе, вечером проведет три часа в душе, пытаясь соскоблить с себя всю грязь, что налипла на тело, на кожу, причем изнутри. Или того, кто, вспоминая, еще месяц, будет, дрожа от возбуждения пачкать одежду и мебель в квартире.

     Первый завтра же... Нет, сегодня! Спустит все игрушки в ведро. Моральная травма останется на всю его жизнь. А второй? Второй ничего не поймет, как подросток только познавший радость детского греха, не способен представить себе, что такое искренний секс.

     Ханжество проникло на все уровни жизни: в общение с посторонними, друзьями, семьей и даже в тебя.

     Ты не замечаешь, как годами общество твердит тебе что плохо, а что хорошо, диктует с малолетства поступать как ведут себя хорошие дети. «А почему?» — спросит ребенок, «Так надо! Заткнись и делай как все» — ответят ему. Никто не любит тех, кто выбивается из общих стандартов.

     Сколько всего нам приходится скрывать? Сколько постыдного в человеке? В самой его сути, в природе?

     Никогда не понимал, почему на пляже мужские сиськи до пола у толстяков — это нормально, а девушкам с нулевками без бюстгальтера — просто позор. Им то, он для чего?

     Кошку, с отклонением от породы — усыпят. А, человека? Человека — отвергнут.

     Причем дело не в сексе. Стоит серьезно увлечься наукой, компьютерами, филологией, играми, чем угодно. Главное чтобы увлечение было сильнее, чем у большинства. И все, ты — ботан, гик, задрот или тупой гуманитарий. Не важно, — ты девиант. А к девиациям сексуальным еще примешивается гадостный запашок морализма.

     Нет, я сам в чем-то тоже ханжа. Скажем, одна мысль о поцелуе с мужчиной способна вызвать рвотный позыв. В этом смысле Брежнев был гораздо свободнее и раскрепощеннее.

     Зачем нужны эти танцы морали со здравым смыслом? Я не понимаю.

     Мораль...

     Эрик Шмитт здорово в своей пьесе, посмеялся над Дени Дидро, когда показал что распутник не способен дать определение ни этике, ни морали.

     На самом деле Дидро очень неплохо в этом всем разбирался. Хотя ровесник Екатерины Великой. Три века ему.

     Может тогда, в начале Века Златого, люди были честнее? Хотя бы перед собой?

     Забавно. Стоило признаться себе в «темных» желаниях, и эти желания стали светлее, выцвели, выгорели — стали нормой. Просто еще одной вещью, которую нужно прятать от общества. Это как ходить с застегнутой ширинкой или пользоваться только мужским туалетом.

     Звери естественны и последовательны в своих нуждах. Этика и мораль? Их нет у животных. Это такие понятия, которые родились в нашем мозгу. Так же как и возбуждение или оргазм.

     Нет, когда-то человек был подобен животным: только прямая стимуляция безо всякой фантазии.

     Но позже: возбуждающая обстановка, будоражащие звуки, запахи, прикосновения, слова от которых бушует фантазия. Это называется романтика. Именно переживания, накал страстей, преломление реальности через призму фантазии — вот рецепт настоящего, сильного оргазма. Когда возбуждение накатывает волна за волной, и тут важно уловить этот ритм, важно чувствовать партнера. Важно направлять эти волны так, чтобы возникал резонанс, многократно усиливающий ощущения.

     Если переиграть, дать партнеру почувствовать фальшь, то возбуждение схлынет, оставив только липкую стыдную пену неудовлетворенности и сожалений.

     Вот тут БДСМ нам становится, как никогда, интересен. Сначала тебя будоражит и манит запах запретного плода. И ты его пробуешь. Возможно, понимаешь, что — не твое. Что тебе интересней другое: закат над заливом Прюдс, секс в людном месте или арабский гарем. Тогда ты забываешь о нем.

     Но если из этого плода познания выпадет семечка и попадет в благодатную почву — ты влип.

     Тебя уже не отпустит.

     С одной стороны ощущение власти и обладания. Оно пьянит, будоражит и возбуждает. Мужчины выбирают эту сторону чаще, женщины реже. Все же женщина по своей природе хочет быть слабой.

     Сила и власть, то к чему стремится человек с начала времен: захватить, надругаться над беззащитной жертвой, подчинить, покорить и распоряжаться по праву. Какая из этих мотиваций сильнее — сложно сказать, но «надругаться» явно не на первом месте, хотя и не на последнем.

     С другой стороны — роль жертвы. Ощущение беспомощности, беззащитности, доступности. Когда ты полностью открыт для партнера, выражаешь ему максимальную степень доверия. Позволяешь распоряжаться не только лишь телом, но даже разумом. Все эти искусственные ограничения, между возможностями и желаниями. Пропасть между рефлексами, потребностью тела, твоими «хочу» и тем, что позволит тебе доминант, ощущается аж подсознаньем.

     Возбуждает? Заводит?

     Да, черт возьми! Сводит с ума!

     Прикосновение — это сложный процесс. Ты касаешься партнерши, ты хочешь чтобы она почувствовала что-то, поэтому касаешься особым способом: нажатие на затылок ладонью, росчерк ногтей по коже, сжатие пальцев на комочке соска или горячий шлепок всей ладонью.

     Но, помимо нее, это же прикосновение ощущаешь и ты. Больше того! Она касается тебя в ответ, на это отвечаешь своим прикосновением. Так из узора взаимных касаний строится танец прелюдии к сексу.

     А если ты связан? Ты не способен уже отвечать. Лишь принимаешь. Уже не думаешь ни о чем, да от тебя этого и не нужно.

     Ты полностью сосредоточен на ощущениях. Возбуждение нарастает, затопляет, сносит барьеры. И вот, ты — это уже и, как бы, не ты. Более того, даже не личность. В тебе осталось только одно: конфликт желаний и возможностей. И твоя партнерша это понимает. Она играет с тобой, поддерживая этот конфликт, подкармливая его, распаляя тебя. Ты растворяешься в ней, в ее воле, в ее желаниях. Нет ни времени, ни пространства. У тебя больше нет ничего своего. Никакой собственности. Кроме чувств и ощущений.

     Ну, а существенно позже, когда придешь в себя от оргазма, то тебе даже будет сложно вспомнить, что было. Останется в памяти лишь каркас событий, ...

  выхолощенный, лишенный памяти об переживаниях.

     Говорят, некоторые получают оргазм даже без секса. На себе не проверял, но способен в это поверить.

     Мы с любимой получали удовольствие от игры на любой стороне этого поля. Каждый по-своему.

     У меня, например, не получалось пороть. Выходило фальшиво и неубедительно. Наверное, потому что с детства твердо усвоил, что женщин не бьют. Аня за это иногда обижалась, но не сильно — я все равно находил способы ее удивить.

     Кстати, Аня! Она совсем уже выбилась из сил. Даже ворочалась вяло и редко, лишь лежала на спине и смотрела моляще.

     Тогда я поднялся с кровати. В глазах напротив загорелась надежда.

     Нет, я не стану обманывать, делать вид, что ухожу — неинтересно.

     Но это не повод, чтобы давать свободу сразу.

     Я присел рядом. Отвел в сторону прилипшие к кляпу пряди волос. Погладил по голове. По щеке. Поцеловал ее лоб.

     Ничего сексуального. Чистая забота.

     — Радость моя, ты устала?

     В ответ короткий кивок.

     Я провел по ее руке от плеча до запястья. Наклонился и поцеловал правую кисть. Только тогда отстегнул ее ноги. Чумазые пятки скользнули вперед по паркету. Из-под шарика прозвучал полувздох-полустон.

     Если встать во весь рост, то открывается замечательный вид — распластанная по полу прекрасная женщина наслаждалась полученной «свободой».

     Ведь если задуматься, как сделать человека счастливее? Это если его свободы лишить, а потом ее же вернуть. Даже пусть не ту же, пусть меньше, но ведь дышится легче! Человеческая память пасует перед ощущением контраста.

     А пол, пожалуй, все-таки твердый.

     У изголовья кровати на паркет ложится подушка.

     Расцепил Ане руки и ноги, помог подняться. Обнял. Приобнял за пояс . Правая рука скользнула вдоль позвоночника до лопаток.

     До чего же приятно чувствовать на шее руки любимой! Она подняла лицо, и мы слились в поцелуе. Пусть во рту был кляп-шар, но от этого поцелуй был лишь еще более страстным.

     Мои руки спустились ниже спины. Прихват за попку, и Анины ноги оторвались от пола. Она тут же обвила меня ими.

     Несколько шагов к изголовью кровати, и опускаю ее на подушку. Мы еще целовались, когда я пристегнул ее левую руку к перекладине спинки.

     Недоумевающий взгляд.

     Улыбаюсь. Поздно любимая! Пристегнул правый.

     Беру с кровати распорку метровой длины — очередь ног. Карабины манжет защелкнулись на кольцах металлической палки.

     Сделал два шага назад, полюбовался: сидит на полу на подушке, руки раскинуты в стороны, почти что распята, но свободы чуть-чуть для локтей остается. Кисти пристегнуты немного выше уровня опущенных плеч. Силится опереться на ноги, но распорка мешает — пятки бессильно скребут по паркету.

     И глазищи! Огромные, возмущенные, зеленющие.

     — Радость моя, я проголодался. Там внизу осталась куча всякого вкусного. Если бы не пирог, ты пошла бы со мной. Но...

     Позволяю себе злорадную усмешку. Она вздыхает.

     — А так, я пойду, перекушу. Подождешь меня здесь?

     Обреченно кивает.

     — Отлично. Ну а чтобы тебе было не так тут скучно, я приготовил сюрприз.

     В такой момент главное не переиграть.

     Присел рядом. Заглянул в лицо, улыбнулся и из-под покрывала вынул вибропулю — маленький, но весьма мощный вибратор из синего силикона. Аккуратно оттянул Ане трусики, и, стараясь не делать лишних касаний, вложил пулю точно между губ. Слегка притопил, прижав к клитору. Подумал секунду-другую и спустил вниз топ, прикрыв ей грудь.

     — Все, радость моя, я пошел.

     В спину мне неслось возмущенное мычание, но стоило нащупать в кармане пульт...

     — ***

     Первым делом я переоделся. Костюм и рубашка — это конечно неплохо, но за окном лето. Что же надеть? Шорты и футболку? Но тогда выпаду из образа «гнусного доминанта» совсем.

     Ох, на что не пойдешь, ради любви. Пришлось облачаться в белые брюки и поло. И туфли из парусины. Иначе образ будет неполон.

     Красиво, но жарко.

     Я вернулся к столу. Свернул продукты, перенес в холодильник, и, с тарелкой вкусностей, вернулся наверх.

     Что за вид! Я даже принес стул из лестничного холла и поставил напротив. Тут было на что посмотреть!

     Дыхание неровное, на лбу и животе крупные капли пота. Аня ни секунды не оставалась бездвижной: ее лихорадило от возбуждения, трясло. Для того чтобы кончить, нужно было всего чуть сильнее вжать вибропулю в промежность. Но трусики не могли прижать ее достаточно сильно. Аня елозила, искала возможность прижаться к чему-то. И, конечно же, не находила. Она зависла на грани оргазма.

     Пожалуй, кляп уже лишний. Расстегнул ремешок. Вынул шар изо рта, платком вытер все, что набежало на подбородок.

     Аня благодарно взглянула на меня, но, взгляд был затуманен, не это ее сейчас больше всего занимало. Я вернулся на стул.

     Она дышала рывками, сквозь силу, глаза полуприкрыты, периодически закатывались совсем. Ноги судорожно елозили по паркету, позвякивая кольцами и гремя по дереву блестящей распоркой. Аню то выгибало дугой, то расслабленно повисала на путах. Топ, влажный, промокший от пота, облепил бюст. Сквозь ткань возбужденно торчали соски.

     Какое то время в комнате было слышно лишь вздохи любимой, стоны, стук распорки, да я изредка звякал вилкой о тарелку.

     — Милая, салат из креветок у тебя получился просто бесподобно.

     Даже не слышит, сосредоточилась вся на себе.

     Рука в кармане нашарила пульт и Аня бессильно обвисла на спинке кровати.

     — Солнышко, я говорю, салат из креветок у тебя удался. Очень вкусно!

     Глаза закрыты, на губах шальная улыбка, но бормочет:

     — Спасибо.

     Интересно, за то, что выключил или за похвалу? А, впрочем, неважно. Пластик кнопки легко отозвался на нажатие пальца.

     Аня бросила укоризненный взгляд, но ничего не сказала — изо рта вырвался стон. Ее вновь затрясло. Несколько жадных вдохов, и стон вместо выдоха. Снова и снова.

     Я любовался.

     Аня то вытягивала вперед подбородок, будто надеясь им дотянуться, то пыталась свести бедра теснее. Подтягивала ступни к самым бедрам, чтобы через секунду конвульсивным рывком выпрямить их в коленях.

     У нее сейчас была одна только цель. Одно желание. Но я не давал ей возможности для его реализации.

     Она задышала шумнее, стоны стали чаше и громче, казалось, сейчас раздастся продолжительный крик...

     Но нет, что-то не срослось, опять дышит тихо, даже тише чем раньше.

     Пустая тарелка стукнула донцем о пол рядом со стулом, звякнула вилка. Я сделал пару шагов вперед и присел рядом с Аней.

     Она была как взведенная мина — тронешь, и может взорваться, хотя может, и — нет.

     Кто знает, что там сейчас происходит внутри?

     Я чуть-чуть наклонился и втянул носом воздух.

     Вдохнул полной грудью.

     Пахло летом, солнечным лугом, женщиной, разгоряченной и возбужденной. Отличный букет!

     Вновь щелкнул пульт, и Аня, вторично, обвисла.

     Звякнули карабины ножных манжет, задребезжала покатившаяся распорка. Еще секунда, и руки свободны.

     Первым делом, она засунула руку в промежность и вынула пулю. Осоловело сфокусировала на ней взгляд, и пьяным неверным движением откинула в сторону.

     Я помог Ане встать, помог снять топ и скинуть трусики. Обнял.

     — Пошли на кровать?

     Она только кивнула.

     В обнимку довел ее до постели, рывком сорвал покрывало. Оно улетело за спину на пол. Уложил любимую.

     Аня откинулась на подушку. Мои руки легли ей на бедра и двинулись вверх. Большие пальцы скользнули по животу, подушечки пальцев пробежались по ребрам. Ладони накрыли грудь, но не остановились, не глядя на стон, а двинулись дальше

     Прикоснулся к шее — ее рот приоткрылся, дыхание сбивается с ритма.

     Пальцы зарылись в волосы — Аня прикусила губу, протяжный стон.

     Целую, но продолжаю ласкать.

     Провел рукой по груди, погладил ребра,...  

      вернулся на грудь, ущипнул за сосок — дернулась и замерла. На секунду прервала поцелуй, чтобы после сладкого стона продолжить.

     Спускаюсь пониже, рука скользнула по наружной части бедра до колена, и затем обратной стороной, кончиками ногтей по внутренней вверх.

     Аня закатила глаза. Тело выгнулось.

     Милая, да тебя же трясет! Так продолжим.

     Ладонь с бедра легла ей между ног. Аккуратно начал ласкать губы. Не раздвигая, не проникая — только снаружи.

     Прикасался, теребил, гладил, прижимал, и наблюдал.

     Аня уже не могла целоваться. Глаза закатились, дышала урывками, каждый вздох был будто взахлеб. Начинался со стона на выдохе и переходил в стон на вдохе. Губы дрожали от возбуждения.

     Анечка, какое счастье, что я тебя нашел, что ты моя! Ты бы знала, как я тебя хочу! Прямо сейчас! Внутри меня беснуется зверь, животный, первобытный инстинкт. Рвется наружу, отдается в теле толчками таза и ноющим предвкушением в паху. Приходится очень напрячься, чтобы выдержать, чтоб не сорваться, чтобы сделать этот вечер и ночь для тебя.

     — Войди в меня — стон через силу.

     Я поцеловал шею, грудь. Рука в этот момент кругами гладила нижние губы, вдруг один палец нырнул внутрь.

     Ммм. Сколько тут влаги... Я просто тону.

     Кстати, Любимая, не знаешь, кто сейчас так сладко стонет?

     Я не дал ей опомниться, и вот уже безымянный и средний палец внутри, ну а дальше начинается гонка, кто первый: я доведу ее до оргазма, или она сможет сказать хотя бы слово.

     Пальцы прыгают вверх, как будто норовя хлопнуть в ладонь. Но ладонь то снаружи, на пути пальцев оказывается мягкая, нежная, влажная плоть. Очень податливая, и в то же время тугая.

     Плоть, которая на легкое касание отзывается дрожью во всем ее теле, я чувствую это не только всем телом, а прямо душой.

     Пальцы двигались в быстром темпе, все ускоряясь и ускоряясь.

     Анино лицо покраснело. Уже не хватало воздуха, рот судорожно дергался, пытаясь вдохнуть, пытаясь. Наконец вышло. Вдох и...

     — А-а-а-А-А

     Моя любимая буква.

     Не останавливаюсь. Пусть оргазм стих, но я продолжаю, сейчас главное не дать спасть напряжению.

     — Ну что ты делаешь? Хватит. Не надо.

     — Ты говоришь это тоном «Давай, продолжай»

     Она тянет руку, чтобы остановить.

     — Нет ну правда, не на-А-ах — фраза перешла во вздох, затем в стон.

     Ее рука бессильно упала. Сжался кулак, комкая простыню.

     Мои пальцы стремятся хлопнуть в ладошку, стремятся быстрее, и все быстрее...

     Аню колотит. Она подняла голову, чтобы тут же откинуться назад. Потянулась ко мне.

     Остановить хочет? Или погладить?

     Не дотянулась.

     Волосы разметались по подушке, накрыли лицо густой вуалью. Подняла руку, чтоб их откинуть, но лишь порывисто вжалась в ладонь лицом. Ноги заскребли по кровати, сбивая в комок одеяло, подтянула ступни поближе, приподнялась на пятках и...

     — АААААааа!

     Еще громче, еще сильнее!

     Солнышко, говори мне такое почаще.

     В этот раз я руку убрал, сидел и любовался Любимой.

     Кожа сверкает россыпью капелек пота. Волосы взмокли. Лица не видно. Из наметившихся кудряшек выглядывает шальная улыбка.

     Какая же ты красивая у меня! И как мне нравится, когда твои волосы вьются. Зачем только их выпрямляешь?

     Рот приоткрылся, дыхание стало ровнее, но чаще. Она явно приходила в себя.

     — Спасибо, Малыш. Мне сейчас так хорошо

     Не знаю, есть ли в русском языке слово, чтобы обозначить теплый, мягкий голос, голос счастливой женщины, когда она что-то говорит, при том искренне улыбаясь. Серьезно — не знаю. Но он был именно таким.

     Что в ответ мне сказать? Только улыбнуться и откинуть ей прядь волос, лезущую на глаза.

     Она протянула руки.

     — Иди ко мне! Только разденься

     Я скинул одежду и лег рядом с ней.

     Аня тут же потянулась ко мне между ног

     — А что тут у нас такое стоит?

     — Не трогай, не для тебя.

     Ее глаза стали больше, бровь приподнялась.

     — Ты сказала, что я сегодня без секса. Так что вот.

     Аня проказливо улыбнулась.

     — Ну, нет — так нет. Не очень то и хотелось — она кокетливо отвела взгляд — я свое уже получила... Ну, не хочешь — как хочешь. Трогать не буду.

     После этого завалила меня на спину, а сама прижалась сбоку. Голова легла на мою грудь подбородком. Под него подложила ладошку. Вторая рука начала путешествовать по моему телу. Почти по всему, избегая лишь одной зоны.

     Смотрит. Внимательно, изучающе. Ловит взглядом даже не реакции, тень их, намек.

     Приподняла ногу, и словно случайно скользнула бедром по головке. Я дернулся непроизвольно. Злорадная улыбка в ответ.

     Нога идет вниз, стон удовольствия не удержать.

     И тут она с места, плавным, легким движением оседлала меня. Руки уперлись в грудь — вжимают в кровать, бедра движутся в темпе развратного танго. Я не внутри, она лишь прижалась и трется. Смотрит и млеет от того как я корчусь под ней, заходясь от нахлынувших ощущений.

     Наконец она откинулась назад, приподнялась, потянулась руками чтобы вставить. Но это в мои планы не входило.

     Поднимаюсь, подхватываю ее под поясницу. Переворот. И вот она теперь лежит на лопатках, я — сверху.

     Аня расплылась в улыбке и томно потянулась.

     Я подал таз вперед, следя за тем чтобы член терся о лобок, ходил между губ, но не проникал.

     — Войди в меня!

     Я не слушаю и продолжаю

     — Я хочу тебя почувствовать внутри!

     — Милая, ты сказала, что секса не будет. Я же послушный — сказал, а у самого руки едва не подгибаются от возбуждения, во рту пересохло.

     — Сука! Трахни меня! — глаза сверкают.

     Милая, возмущение тебе не поможет. Попытки воздействовать силой — тоже.

     Аня обмякла, когда я прихватил кисти ее рук. Губа закушена. На лице умоляющее выражение.

     — Ну, пожалуйста! Я так хочу!

     Член соскочил с лобка и при обратном движении ткнулся меж губ. Сместился ко входу и погрузился. Но не глубоко, лишь на головку и снова обратно.

     Я с интересом следил как, сменяются выражения ее лица: «мольба», «предвкушение», «истома», «удивление», «возмущение» и снова «мольба».

     Еще пару раз. Еще раз. Еще. Любимая, я жду «отчаяние».

     О! «Смирение и покорность судьбе» тоже подходит — в этот раз я двинулся дальше.

     Медленно, очень медленно, погружаясь все глубже и глубже.

     Отказали все чувства кроме одного — я чувствовал, как движусь внутрь нее, глубже и глубже, медленно, неторопливо. Все силы, все остатки воли уходили только на то чтобы сохранять эту неспешность. Бороться со всепобеждающим насаждением было сложнее с каждым мгновением. В глазах темно, в ушах, как сквозь вату, крик наслаждения. Кто кричит? Она или я? Похоже, оба.

     И мы слились! До конца! Невероятно! Немыслимо! Неописуемо! Нечеловеческое наслаждение! Разум смяло и унесло любовным безумством.

     Мы слились, стали одним существом. Двигались в такт, мы так жили. Синхронно бились сердца. Пульсация чувств, квинтэссенция страсти. Мир превратился в набор из фрагментов, отрывков, ошметков мыслей, кусочков ощущений:

     Рука на груди. Темнота. Поцелуй. Тихий вдох. Родная я в тебе просто тону. Ее ладони на моих ребрах. Вперед. Тихий вздох. Сладкая мука слияния. Назад. У нее приоткрывается рот. Вышел совсем. Умопомрачение входа. «Малыш, я хочу тебя». Приподнял ее на руках, продолжая, насаживая, раздвигая. «Сильнее! Сильнее!». Поплывший взгляд, губы искаженные наслаждением. Ее ногти впились в лопатки. И так близко, в упор и насквозь рождается крик! Сверхъестественно, непередаваемо! «Давай теперь ты». Ускоряюсь, тону и растворяюсь в ослепительном свете.