Утро красит нежным светом... дальше не помню, да и вообще не верю, что ранее утро может кого-то красить. Хмурюсь, глядя в зеркало. Из него мне отвечает не менее хмурым взглядом миниатюрная девушка с длинным хвостом непослушных рыжих волос. Хотя, казалось бы, его ей быть недовольной? Пусть рост и не модельный, чуть ниже среднего, но зато фигурка очень гармоничная. Ну, разве что грудь могла бы быть немного побольше... или нет — так даже лучше: третий размер был бы великоват. А так — честный второй, зато форма — идеальная. Да и попка — весьма и весьма аппетитная. На личике легкая россыпь веснушек, пухлые губки и огромные зеленые глазищи в пол лица. Маленькая ведьмочка. Ох, чую — родись я во времена инквизиции — гореть мне ярким пламенем. Но сейчас, к счастью, больше на кострах не жгут. Грустно улыбаюсь отражению.

     Так чем же я недовольна? Тем, что преподавать с такой внешностью высшую математику в колледже, где почти три четверти учащихся — юноши, это настоящее мучение! Сидят на лекциях и семинарах здоровые восемнадцатилетние лбы, ростом с пожарную каланчу, а перед ними расхаживает эдакое медноволосое чудо и пытается чему-то учить. Причем сразу видно, что она вчерашняя выпускница вуза (ну, может, и не совсем вчерашняя — уже почти пол года работаю), что она жутко волнуется (я работаю над этим, честно) и что от постоянных раздевающих взглядов мужской части аудитории она готова провалиться под землю от смущения. Интересно, эти озабоченные бабуины во время моих лекций вообще хоть на что-нибудь, кроме моей попки смотрят?! И ведь чем строже одеваешься, тем хуже... В общем — ад кромешный!

     А в последнее время добавилась еще одна... проблема. При воспоминании начинаю пылать щеки, а во рту становится сухо. Так, выбросить это из головы быстро! Показываю язык покрасневшему как свекла отражению, и начинаю быстро одеваться. Не дело опаздывать на собственный семинар.

     Влетаю в кабинет буквально за секунды до начала. Вся группа уже расселась по местам и вяло переговариваются.

     — Доброе утро, ребята.

     — Доброе утро, Дарья Олеговна!

     Направляясь к своему столу, невольно бросаю взгляд на последние ряды. Вот она, моя новая проблема. Большая, черноволосая, черноглазая, широкоплечая проблема. Павел Терехов собственной персоной почтил мое занятие своим присутствием, притом что обычно заявляется на учебу в лучшем случае ко второй паре. И что ему сегодня не спится? Наверняка ведь вылез из какого-нибудь клуба далеко за полночь, вон глаза какие сонные,... красивые,... завораживающие. Ловлю себя на том, что уже минуту молчу и пялюсь на собственного ученика, и поспешно отворачиваюсь. Настроение, и без того не радостное, падает куда-то в бездну. Пишу на доске задание — пусть группа решает и даст время одной глупой девушке пожалеть себя.

     Ну вот, все с головой ушли в расчеты — можно со спокойной душой заняться самоедством. И что я в нем нашла? Ладно, пусть красивый, сильный, веселый,... стоп-стоп, не увлекаемся. Но я во-первых на пять лет его старше, а во вторых — он ученик, а я учительница. А в третьих... в третьих — на фига я ему вообще нужна?! Во круг него как светлячки вокруг свечи вьются все ученицы нашего колледжа, а там есть такие принцессы... Куда уж до них одной рыженькой дурочке без всякого опыта в таких делах?

     Ну вот, проговорилась. Да, я девственница. Или, как сейчас говорят, целочка (не люблю это слово). Вряд ли кто-то поверит что в нашем мире почти в двадцать четыре года можно остаться нетронутой. А всего-то нужно быть «домашней девочкой», очень любить всякие романтические книжки и трепетно ждать своего принца на белом коне. А в итоге — просыпаться уже которую ночь мокренькой оттого, что в твои сны является без спроса один черноволосый нахал.

     Выныриваю из собственных мыслей, привлеченная странной тишиной в кабинете. Блин, в задумчивости я опять засунула в ротик кончик ручки и слегка его посасываю. С детства не могу от этой привычки избавиться. Бросаю ручку на стол, весь кабинет дружно выдыхает и начинает перешептываться куда громче обычного. Мда, со стороны это наверное выглядело... провокационно. Опять не удерживаюсь, и смотрю на последний ряд: черноволосая голова опущена, ручка так и порхает над листком бумаги. Не ужели не смотрел, как все остальные... козел! Давлю в себе желание запустить в него указкой.

     Нет, можно конечно просто подойти и признаться, что я хочу его до дрожи в коленях и мокрых трусиков. Уверена, пусть до большой любви дело и не дойдет, но оттрахает он меня точно. Воображение тут же рисует, как сильные руки грубо стаскивают... нет, пусть даже срывают с меня блузку, расстегивают лифчик, высвобождая грудки, и, поиграв с ними, начинают спускаться все ниже. Залезают под юбку и...

     Титаническим усилием воли давлю зарождающийся стон и отворачиваюсь к доске, пытаясь скрыть предательски заалевшие щеки. Нашла место для мечтаний, извращенка чертова. Тем более знаю точно — никогда в жизни мне не хватит решимости подойти первой. Умру от стыда еще на подходе. Вот если бы он сам...

     Звенит звонок — первый час закончен.

     — Сдаем работы. Пять минут перерыв, после чего разберем решения.

     Весело галдя, ученики вываливаются из кабинета и устремляются в сторону лестницы, облюбованной курильщиками. Предстоит короткий перекур, с обменом последними сплетнями и обсуждением «прелестей» преподавателя. Как-то раз случайно проходила мимо — так уши потом целый день горели. Даже не знала, что такие... эээ... вещи возможны. Так что я лучше останусь тут — в классе, на своей территории.

     Неторопливо прохаживаюсь между рядами парт. А вот и его место. Конспекты, перьевая ручка, дорогой кожаный бумажник. Краем глаза замечаю, что кто-то остановился у входа в кабинет, незаметно вглядываюсь... Да, это он. Пользуясь тем, что «училка», как он думает, не замечает, довольно нагло разглядывает. Чувствую, как его жадный взгляд скользит по моему телу словно чья-то горячая ладонь. Может, сделать что-нибудь безумное, что его подтолкнет, даст понять, что все возможно...

     Будь я героиней фильма, сейчас над моим левым плечом висел дьяволенок и, нетерпеливо отбивая копытцами чечетку, нашептывал на ухо всякий берд. Не до конца еще понимая, что делаю, быстро подхожу к Пашиным вещам и подхватываю бумажник. Краем глаза вижу удивление на лице парня. Все еще не позволяя себе ни задуматься, ни ужаснуться, вытаскиваю все наличные, бросаю опустевший бумажник на место, и по прежнему «не замечая» ошалевшего Пашу, прячу «добычу» в сумочку. Почти сразу в кабинет вваливаются ученики и рассаживаются по местам.

     Все время, что разбираю решения задач, заставляю себя смотреть только на доску, но каждой клеточкой кожи ощущаю на себе внимательный взгляд. Быстро сворачиваю занятие.

     — Сегодня закончим пораньше. На лекции будет нова тема, не советую ее пропускать — нагнать будет очень сложно. До свидания.

     — До свидания, Дарья Олеговна! — довольные ребята быстро расходятся. Все, кроме одного.

     — Дарья Олеговна, мне надо с Вами поговорить, — жду этого, но все равно испуганно вздрагиваю.

     — Да, Павел, слушаю тебя. Не понятно что-то по теме семинара?

     — Не совсем, — он пододвигается ближе, почти вплотную. Взгляд холодный, изучающий.

     — Не понятно, зачем вы вытащили деньги из моего бумажника. Я видел, как вы это сделали.

     — Не понимаю о чем ты — от волнения мой голос предательски подрагивает, — Тебе, наверняка показалось.

     Он продолжает внимательно смотреть на меня, словно на интересное насекомое. Наверное, это была плохая идея. Нет, это точно была плохая идея, абсолютно точно! Иду на попятный.

     — Я... Мне... Это было недоразумение. Просто глупая ошибка. Вот. Вот они. Я все возвращаю, — выхватываю из сумочки смятые купюры и протягиваю их Паше.

     Он спокойно берет их из моих дрожащих рук, и от недолгого прикосновения меня бросает в жар. Покачивает их в ладони, словно прикидывая на ...

 

     вес — все ли здесь. Наконец, снова заговаривает:

     — Боюсь, этого не достаточно.

     «Не достаточно? Что значит недостаточно?!»

     Тем временем парень вынимает из кармана черную пластинку смартфона, что-то делает с ней, и в кабинете начинают звучать наши голоса. «... Вы вытащили деньги из моего бумажника... я видел... Просто глупая ошибка... вот они... возвращаю... «. Темные глаза снова поднимаются от дорогой игрушки к моему лицу.

     — Я должен сообщить о произошедшем. Уверен, так будет правильно.

     А вот теперь пугаюсь уже по настоящему. Если он с этой записью пойдет к директору колледжа... Нет, в полицию никто обращаться не станет, зачем сор из избы выносить. Но увольнение и «волчий билет» мне обеспечены.

     П... паша, подожди, не надо... — бледнею и едва сдерживаюсь от того, чтобы схватить его за рукав, — Это просто ошибка,... Не надо никому сообщать! Пожалуйста... Я... я очень тебя прошу.

     — Просите? — Паша пребывает в раздумьях, — Очень просите... А готовы ли вы кое-что сделать для того, чтобы это... происшествие осталось в тайне?

     — Сделать? — облизываю пересохшие от волнения губы, — Все что угодно. Только...

     Он делает шаг вперед, и я невольно отступаю, прижимаясь спиной к стене. Мы стоим так близко друг к друг, что наши тела почти соприкасаются. И отступать больше некуда.

     — ... Только тебе, Даша, придется сегодня же придти вот по этому адресу. Ко мне, — пальцы легко, словно лаская, скользят по моей щеке к подбородку, и заставляют поднять стыдливо опущенную голову. Встретившись с изучающим, слегка насмешливым взглядом темных глаз, замираю, словно кролик перед удавом.

     — Возможно я тоже смогу кое-чему научить нашего любимого преподавателя, — он улыбается, — Чему-то более полезному, чем мелкое воровство.

     Его рука отпускает мой подбородок, и начинает неторопливо расстегивать пуговицы на блузке. Что он творит?! Мы же в аудитории. А если кто-нибудь зайдет?! Надо остановить это безумие, но прежде, чем я успеваю возмутится, Паша склонившись еще ближе, закрывает мне рот поцелуем. Весь мир с его запретами и страхами улетает куда-то в другую галактику. Нет, мне и раньше доводилось целоваться, не совсем же я «синий чулок», но это отличается от моих подростковых опытов как лесной пожар от китайского фонарика. Кажется, я собиралась прекратить это безобразие? Глупая мысль.

     Поцелуй все длиться. Сильные руки буквально вжимают меня в тело юноши, и даже через одежду, я чувствую, что он тоже... неравнодушен к происходящему. Наконец, он отрывается от моих губ. Пытаюсь перевести дыхание: это не так-то просто, с учетом того, что тебя по-прежнему прижимают к твердому как сталь мужскому телу, а чья-то ладонь уверенно устроилась на твоей попе. А это не мои ли пальчики утопают в его густых черных волосах? Поспешно опускаю руки, нет — наверное показалось, точно не мои. И надо потребовать, чтобы убрал ладонь с попы. Сейчас обязательно это сделаю, только еще пара мгновений...

     Но Паша снова целует меня, на этот раз легко, словно дразня, и — отпускает. Разочаровано вздыхаю. Туман в голове начинает рассеиваться, из него выползает мрачный ангел, усаживается на правое плечо и хмуро помахивает передо мной воображаемым зеркальцем. А в нем — некая рыжеволосая особа с растрепавшейся прической, алеющим от смущения личиком, в расстегнутой почти до конца блузке. И все это прямо на рабочем месте в присутствии собственного ученика... и с его деятельным участием. Загляни сюда кто-нибудь, и никакие записи не понадобятся — вылечу мгновенно. Судя по лицу Павла, выводы он сделал примерно те же.

     — Урок придется прервать, — ловкие пальцы начинают застегивать пуговки на моем одеянии, легонько задевая грудь, — В целом, неплохо для начала. Но есть куда расти.

     Пуговицы закончились, и теперь Паша просто поглаживает меня. Не могу на это смотреть, но и поднять взгляд, тоже не решаюсь — там его внимательные, чуть ироничные глаза и плотоядная улыбка. Может, зажмуриться... и будь что будет.

     Его ладони становятся все настойчивей, и я уже не могу сдержать стон. В отчаянии, хватаю его за руки, но вместо того, чтобы оттолкнуть, еще сильнее прижимаю к своим грудкам. Но, словно этого и ждал, он отступает, мягко высвобождая ладони.

     — Сегодня вечером, — он снова улыбается, — И не опаздывай, а то получишь неуд по поведению. Придется отрабатывать.

     Продолжение следует.