От автора

     Этот рассказ, надеюсь, будет интересен тем, кто любит длинные сюжетные повествования. Потому что сюжет здесь на первом месте. Хотя сексуальные сцены, и весьма откровенные, присутствуют.

     Часть 1

     На Скалистый я попал случайно. Сломавшаяся там метеостанция относилась совсем к другому департаменту. Но их электронщик был в отпуске, и наше начальство между собой договорилось, что починю все я. Меня, само собой, никто даже не спросил. Но я все же поехал, и дело было так:

     Я как раз написал заявление об увольнении. Пришел с ним к шефу. Тот подписал с двухнедельной отработкой, которую я и должен был оттарабанить на Скалистом. Мои возражения шеф отбил красиво. Мол, тебе все равно 2 недели работать. И я могу тебя здесь оставить, и только руку на прощанье пожать. А можем подписать увольнение по соглашению сторон. И получишь тогда не только за эти 14 дней в двойном размере, но еще и оклад сверху. Умел он, сука, замотивировать! Но я все же поторговался. Попросил 2 оклада, и в итоге сошлись на полутора.

     В тот же день я получил все документы и расчет (не возвращаться же потом за ним!), и вертолет понес меня за горизонт...

     Метеостанция острова Скалистый была одной из самых старых. Открыли ее еще при Сталине. Потом дважды модернизировали. В середине 90-х — закрыли, а спустя 10 лет запустили в эксплуатацию вновь. Я знал, что живет и работает там женщина, которая попала в эти ебеня в 1990-м году после техникума. Тогда ей было всего 19. Поехала она туда с мужем за романтикой. Ну как же! Большой и теплый дом, приусадебный участок, и только они одни посреди бескрайнего сурового океана. Свежий морской воздух, рыбалка и практически полная свобода.

     Через несколько лет она родила муж двух дочек-погодков, и семья стала полноценной. Но потом финансирование прекратилось, снабжения практически не было, и муж подался на сейнер на заработки. Да так и сгинул в неизвестном направлении. Она уехать не могла: не бросать же своих коз и уточек. Осталась сначала с дочками, живя натуральным хозяйством. А потом, когда девочек забрали на материк в школу-интернат, совсем одна.

     Но сейчас, как мне рассказали, штат метеостанции был расширен до 4-х человек. С хорошей зарплатой и льготами вроде бесплатных путевок в южные санатории и богатой медстраховки Светлана Сергеевна, так звали эту мужественную женщину, была начальником станции, а ее вернувшиеся после окончания школы дочки — сменными специалистами. Не хватало только электромеханика, чтобы чинить оборудование...

     Я сошел с трапа, а затем помог пилотам выгрузить оборудование для ремонта и несколько ящиков с неизвестным содержимым. Винтокрылая машина легко взмыла в воздух и быстро удалилась в сторону материка, чтобы вернуться за мной лишь через 2 недели. Я огляделся.

     Остров был почти круглой формы и возвышался над водой метров на 20—25. Насколько я мог судить, со всех сторон его края круто обрывались вниз. Почва была каменистой. Тем удивительнее было видеть неподалеку ухоженный огородик соток на 20. Плантация была разбита на безукоризненно ровные грядки, проросшие сочной зеленью, и со всех сторон обложена насыпью из валунов. Между огородом и старым давно не действующим маяком располагалась группа капитальных каменных строений, сложенных из светло-серого, почти белого камня. Меня никто не встречал, хотя о моем прибытии здесь точно было известно. Не став дожидаться, я подхватил самый тяжелый ящик и пошел по огороженной хлипким кустарником дорожке в сторону приземистого здания под низкой двускатной крышей, бывшего, очевидно, жилым домом.

     Я был уже почти у самого порога, когда мне навстречу вышла молодая симпатичная женщина в голубом рабочем комбинезоне. На вид ей было лет 28—30. «Боже, — подумал я, — что же с ними тут суровый климат делает?!». Я решил, что это одна из дочерей начальницы станции. Зная, что девушке должно быть лет 18—19, я искренне посочувствовал ей из-за того, что выглядела она минимум на 10 лет старше. Поставив ящик на землю, я, как можно жизнерадостней, поздоровался:

     — Здравствуйте. Вы, должно быть, дочь Светланы Сергеевны? А где Ваша мама? Я электромеханик. Николай Павлович. Можно просто Николай.

     Девушка заразительно захохотала, продемонстрировав белоснежные зубы, и долго не могла успокоиться. Я же пребывал в полном недоумении, относительно причин такой реакции.

     — Не... не обращайте внимания, — давясь от смеха проговорила незнакомка, — Это... Ой порадовал... Не могу...

     Она пыталась вновь стать серьезной, но мой озадаченный вид смешил ее все больше и больше. На шум из дома выбежала совсем юная девчушка в легком светлом платьице. Ветер подхватил подол и начал нещадно трепать его, обнажая почти целиком стройные белые ножки.

     — Мам, что случилось?!

     — Мама?!, — вырвалось у меня.

     Женщина, наконец, взяла себя в руки и, вытирая рукавом выступившие слезы, объяснила девушке.

     — Знакомься, Настен, это нам механика прислали. Николай. Представляешь, Насть, за дочку меня принял!

     — А-а-а. Здрассте, — улыбнулась Настя, и тут же, заробев, убежала обратно в дом.

     — Это моя младшая. Мужчин редко видела, вот и стесняется.

     — Так Вы — Светлана Сергеевна?

     — Можно просто Света, — улыбнулась женщина и протянула мне руку.

     Ее руки... Они объяснили многое, но не все. Рукопожатие Светы было не по-женски сильным, а кожа на ладонях — грубая и мозолистая. Ясно было, что этим рукам досталось в жизни немало. Но зато все остальное...

     — Да уж, — грустно сказала женщина, прочитав по моему изменившемуся лицу мои мысли, — Руки не уберегла. Зато все, что Вы тут видите, вот этими самыми руками сделано.

     — Вы простите. Женщин не принято спрашивать о возрасте, но...

     — Мне 44, — не дала договорить Светлана, — Моложе выгляжу?

     — Намного!, — с неподдельным восхищением ответил я

     — Да уж верю, раз за дочку меня приняли. Еще раз спасибо. Польстили.

     — Но как?!

     — Алеуты сюда иногда заходят, рецепт подсказали. Здесь в августе тюлени стоянку устраивают во время миграции. Вот я и пользуюсь случаем, запасы пополняю. Крем делаю из смеси жира детенышей и спермы взрослого самца. Ну и еще кое-какие ингридиенты. Бью две туши, не больше. Так что вред минимальный. Зато польза, как говорится, налицо.

     — Не то слово, Светлана!

     — Ладно, заговорились. Скоро штормить начнет...

     — Откуда вы знаете?, — перебил я ее, глядя на мирное безоблачное небо.

     — Поживите тут с мое, тоже узнаете. Часа через полтора затянет. Так что тащите оборудование на станцию, — она махнула в сторону маяка, — а остальное — в дом. Помогать Вам, уж извините, не стану. Есть другие дела. Зато в качестве компенсации гарантирую вкуснейший ужин. Идет?

     — Само собой!, — согласился я и поднял с земли ящик.

     Пока я сновал туда-сюда, сгибаясь по пути наверх под тяжестью ноши, я все время замечал в окне дома две любопытные мордочки, с интересом наблюдавшие за мной из-за занавески. Вторая дочка, как я заметил, тоже была очень симпатичной, и мне не терпелось с обеими познакомиться.

     Я закончил как раз тогда, когда небо покрылось серыми рваными тучами, усилился ветер, и начал накрапывать дождик. Светлана все время, пока я работал, тоже не сидела без дела. Она копошилась на огороде, укрывая посадки от грядущего шторма дощатыми щитами, и закрепляя их здоровенными камнями. Дом встретил меня теплом, уютом и щекочущим ноздри приятным запахом еды. Ужин действительно был роскошным. Богатые дары моря дополнялись молодой картошкой и неимоверным количеством разнообразных домашних заготовок. А также очень ароматной крепкой настойкой, улучшающей настроение и развязывающей язык.

     — Спирт я сама делаю, из картошки, — пояснила хозяйка, — разбавляю дождевой водой и настаиваю на шишечках.

     — Каких шишечках?

     — Кусты тут видел? Колючие такие. Вот с них шишечки. Тут, кроме этих кустов, да травы пожухлой ничего и не росло раньше. А все деревья, что Вы видели, вот ...

  этими самыми руками посажены и выхожены.

     — Отличная настойка, — честно похвалил я, — дадите с собой бутылочку?

     — А зачем? Оставайся с нами, да и пей на здоровье.

     Настя с Леной прыснули в ответ на предложение матери. Но она, кажется, говорила серьезно.

     — А чего? Ты сейчас безработный. А у меня ставка электромеханика свободная. Зарплата большая, деньги тратить некуда. Только в отпуске. Спутниковое телевидение есть. Связь, интернет. По участку все здесь уже сделано. Поддерживать только, но это несложно, когда привыкнешь. Живи, да радуйся.

     — Я подумаю, — осторожно ответил я, чтобы не обидеть Светлану.

     — Подумайте. Время есть. Может, через 2 недели сам не захочешь уезжать.

     Она пристально посмотрела мне в глаза, вынудив отвести взгляд. Упал он на дочек. Девочки были свеженькие, как полевые цветы, и выглядели моложе своих лет. Как я уже знал, Насте, старшей, было 19. Лена была на год младше. Но не знай я этого, я дал бы им на 2—3 года поменьше. Тоже крем?

     Девушки были одеты в светлые цветастые ситцевые платьица самого простого покроя. Причем Лена, очевидно, донашивала свой наряд за старшей сестрой. К тому же она была заметно крупнее Насти, и платье ей было мало. Груди в нем было явно тесно, да и подол по длине был на грани приличия. Но девушку это ничуть не смущало. Складывалось ощущение, что она искренне не понимала, какое воздействие оказывает на мужчину своим внешним видом. Волосы у сестер были расчесаны на прямой пробор и убраны в две озорные косички по бокам. Нимфетки, да и только!

     Мне показалось, что Светлана заметила, какими глазами я пожираю ее дочек, но никакого недовольства по этому поводу я в ней не заметил. Зато я ощутил неловкость, и чтобы преодолеть ее, попросил добавки основного блюда.

     — Слушай, давай уже на «ты»? Я себя старухой чувствую от этого «Светлана Сергеевна», — непринужденно предложила хозяйка.

     — Ну давай...

     — Добавки я тебе не дам. Не хочу, чтобы ты объедался. Баня поспела, и на полный желудок туда идти не рекомендую.

     — Баня?

     — А ты как думал. Это моя гордость! Сама поставила. Сама печку сложила. И на улицу выходить не надо. Крытый коридор прямо из дома ведет. Иди первый, а потом мы с девочками.

     Баня была роскошной. Жар — фантастическим. Был даже настоящий березовый веник! Как я позже узнал, ради этих веников Светлана специально высадила за маяком, с подветренной стороны, небольшую рощицу. Деревья прижились, хоть и росли не прямыми, а фантасмогорически скрюченными. Но аромат был самый настоящий — березовый! Также позже я узнал, что ради того, чтобы порадовать меня банькой, Света извела изрядную часть всего запаса дров. Вообще, аборигенши могли позволить себе такое удовольствие не чаще раза в месяц. Но чего не сделаешь ради гостя?

     Я вернулся истомленный и распаренный. С удовольствием тяпнул предложенную рюмку настойки и в изнеможении растянулся в кресле.

     Дамы мылись очень долго. Видимо растягивали удовольствие. Первой появилась Света. Вся раскрасневшаяся, довольная и от этого выглядящая еще более молодой. Ее дочки подзадержались, и я решил, воспользовавшись случаем, расспросить о них поподробнее.

     — Как им тут? Не скучно?

     — А о чем скучать, если они жизни другой не видели?

     — Как так? Они же в интернате, на материке учились?

     — Нашел тоже цивилизацию! Это интернат для детей народов севера. На краю рыбацкого поселка. Только там рыбу давно никто не ловит. Половина населения бухает, а другая — на пастбищах оленьих круглый год. Они там единственными русскими были. Даже учителя, и те из местных.

     — А в отпуск ты их не вывозила разве?

     — Какой отпуск? А животину я на кого оставлю?

     — Ну в лагерь можно было отправить, или в санаторий какой-нибудь. Мне говорили, что с путевками сейчас без проблем.

     — Ох, Коль. Да они же у меня чистенькие, наивные. Были помладше — сами не хотели ехать. А сейчас я их не отпущу. Их же любой парень с материка, даже неопытный, раскрутит на что угодно. Они же поверят всему! Побалуется такой моей девкой и бросит. И это в лучшем случае. А в худшем — привезут в подолах из этих санаториев, как пить дать!

     — Свет, но так все равно нельзя! Ты же их не будешь всю жизнь рядом держать?!

     — Да понимаю я все, Коль. Но как их одних в мир выпустить?! Был бы мужик рядом — я бы его на хозяйстве оставила, а сама бы с ними поехала, чтобы объяснить, что к чему. Чтоб подготовить как-то. А так... , — она махнула рукой и залпом опрокинула рюмку настойки.

     — Да неужели они уж такие наивные? Телевизор же смотрят! Интернет есть, ты говорила.

     — Это есть, но не работает. Наладить некому. А наивные — это не то слово! Вот ты знаешь, что я им в бане втолковывала?

     — Откуда?

     — Что им нужно одеться после. Что в доме мужчина, и нельзя в дом после бани полуголыми шлепать, как они привыкли. А не сказала бы — запросто бы пришлепали!

     — Да ладно?!, — не поверил я

     — Вот тебе и «да ладно»! У них в интернате одни девочки были. И учителя тоже. Пацанов своих оленеводы туда не отдают. Это в совке обязаловка была, а сейчас...

     — Почему не отдают?

     — Во-первых, чтобы лишние руки были. Мальчики там сызмальства работают. А во-вторых, из-за армии. Парней раньше прямо со школьной скамьи туда забирали. А обратно уже никто не возвращался. Побывают на большой земле, хоть и в воинской части, посмотрят, какая жизнь вокруг, послушают сослуживцев, и оседают в городах. Не хотят уже обратно к оленям. Вот такие дела.

     — Мрак.

     — Не мрак. Такая жизнь...

     — Свет, ты не думала отсюда уехать?

     — 100 раз думала. Но я ведь тоже уже, как инопланетянка. На материке столько всего поменялось за эти 20 лет. Как я там жить буду? Да и на какие шиши? Это ж квартиру надо купить, машину...

     — Вот тут ты не права. Во-первых, в управлении есть программа отселения...

     — ... Ага! Квартира в Магадане?, — саркастически перебила она

     — ... А во вторых, этот твой крем. Да за него столичные муклы любые деньги будут готовы заплатить!...

     — ... И всех ларгов (вид тихоокеанских тюленей) истребят! Не хочу! Я одного детеныша в сезон забиваю, и то сердце кровью обливается! Ты бы видел, как их мамки переживают, плачут, ищут их потом по всему берегу... Ладно! Хватит о грустном. Девочки возвращаются. Добавки-то хочешь еще?

     — Расхотелось после твоих ларгов.

     — Тогда давай еще по одной и спать. Завтра работы много.

     * * *

     Ночью она пришла ко мне сама. Бесшумно скользнула под одеяло и прижалась своим податливым обнаженным телом. А потом зашептала в ухо, обдавая горячим влажным дыханием:

     — Ты не прогоняй меня, Коленька. Ты только ляг на спину, а я сама...

     Она сняла с меня трусы, и погрузила мой быстро твердеющий член в свой мокрый горячий рот. Она сосала так жадно, что было похоже, словно умирающий от обезвоживания путник, вышедший из пустыни, припал к источнику живительной влаги и не может оторваться. Однако, Света все же оторвалась. Но лишь для того, чтобы взгромоздиться на меня, и оседлать мой ствол с невероятной страстью женщины, у которой черт знает сколько времени не было секса. Она кончила почти сразу, но не остановила своей бешеной скачки, продолжая раз за разом насаживаться на меня с максимально возможной амплитудой. Она делала это почти молча, лишь коротко постанывая при каждом движении. И даже накрывший ее второй оргазм не заставил ее открыть рот. Она лишь протяжно замычала, сдавила мои бока своими бедрами и вцепилась в мою грудь коротко стриженными ногтями. Да еще ее вагинальные мышцы начали судорожно сокращаться, словно выдаивая мой член.

     — Ты... ты можешь еще? Я хочу еще!, — зашептала она немного погодя.

     — Могу, но...

     — Что «но», Коленька?

     — Я могу кончить...

     — Кончай в меня, милый. Не бойся. Ты не станешь отцом. Не со мной. Кончи в меня. Как ты хочешь? Хочешь сверху? Хочешь, я встану рачком?

     — Давай так, Свет. Ты так классно двигаешься....   ..

     Дважды просить ее было не нужно, и она продолжила. Я давно был близок к финалу, и мне не потребовалось много времени, чтобы начать изливаться в тесную мокрую дырочку. Почувствовав, как ее нутро толчками наполняется моей влагой, Света кончила в третий раз. Но сейчас все произошло по-другому. Женщина соскочила с меня и погрузила пульсирующий и еще исторгающий семя член в свой ротик. Она долго не выпускала его, желая высосать все до последней капельки. А затем объяснила:

     — Забыла этот вкус. Очень хотела попробовать...

     — Я понимаю.

     Света вытянулась по простыне и вновь прижалась ко мне, обвив руками и ногами.

     — Ты прости меня за мое поведение. Я не шлюха. Я живой человек. Просто с тех пор, как сгинул муж, я все время одна. Заходил несколько раз один морячок лет пять назад во время путины, и с тех пор — ничего. Ты не злишься, что я тобой так бессовестно воспользовалась?

     Мне стало искренне жаль эту несчастную обделенную женщину и, не находя слов, я начал нежно поглаживать ее по волосам. А она вдруг тихо засмеялась:

     — И мозоли на моих пальцах не только от тяжелой работы.

     — Ты удивительная женщина.

     — Я знаю... И еще могу быть очень извращенной. Хочешь?

     — Даже не знаю...

     — Мне лет 10 назад с одной шхуны видеодвойку подарили. И кассет кучу. А знаешь, какие кассеты у морячков?

     — Представляю...

     — Нет, там были и нормальные. «Любовь и голуби», Гайдая фильмы, боевики со Шварцем и все такое. Но штук 10 — порнуха. Я их до дыр пересмотрела. Уже ни цвета, ни звука не осталось. Так что теоретически я очень подкована. А вот с практикой — беда.

     — А тот, с сейнера?

     — Он приходил и просто брал меня раком в бане. Потом кончит за секунду, шлепнет по заднице на прощанье, и вся любовь. Но я и от такого кончать умудрялась, с голодухи-то.

     — Мда...

     — Коль, можно я... с тобой буду?... Ну, пока ты здесь?

     — Я не против.

     — И так, если захочешь... В любое время. Просто подойди и скажи... Да можешь даже не говорить! Просто сделай, что хочешь, и все. Я и в попу согласна, и в рот. Как угодно!

     — А дочки?

     — А я им объясню... завтра... Они поймут... наверное... может быть... Ну не поймут сейчас, так потом поймут!

     * * *

     Приставать к матери на виду у дочерей я все же постеснялся. Днем я чинил оборудование, а потом полночи кувыркался со Светой в постели. Любовницей она была потрясающей! И в плане жадности до секса, и во всех остальных планах. Невероятно ласковая, нежная и вместе с тем фантастически развратная. Она действительно позволяла мне иметь себя в любую свою дырочку, получая при этом неподдельное удовольствие от всего, что я с ней проделывал. Она не брезговала подолгу облизывать мой член после того, как я трахал ее в попу. Она восторженно принимала, когда я заливал спермой все ее лицо. Она сама придумала трахать меня в анус своим острым язычком, и делала это с радостью. К нашей третьей ночи она уже не стеснялась голосить от оргазма на весь дом, не заботясь о том, что ее услышат. («Девочки все поймут»). Она удивляла меня каждый день своей ненасытной похотью. Но на четвертое утро она удивила меня по-настоящему. Сделав мне утренний миньет (это, кажется, становилось нашей традицией), Света огорошила меня предложением:

     — Коль, останься с нами здесь, на Скалистом.

     Я хотел что-то сказать, но она закрыла мне рот ладонью.

     — Дослушай. Не перебивай. Я думаю, что мы сможем здесь жить счастливо. Вчетвером. Ну кто нам еще нужен? И что нам еще нужно? Ты — мужчина, и будешь здесь хозяином. Будем вместе работать. Построим хлев, заведем коровок, свиней. Причал построим, лодку заведем. С той стороны есть маленькая бухточка, и если руки приложить, ее можно бонами от любого шторма оградить. А в свободное время мы будем ухаживать за тобой, и ублажать тебя, как захочешь. Я и девочки. Они, если хочешь, тоже станут твоими женами. Они совсем невинны, и ты можешь сделать из них все, что захочешь. Как из пластилина можешь вылепить их под себя. Сам их всему научишь. А они тебе деток родят. Я-то уже не могу — застудилась давным давно. А если спрашивать будут — скажем, что от моряков проходящих залетели. Все поймут. Никто слова не скажет. Коль, ну пожалуйста! Останься!

     Я высвободился от ее удушающей ладони.

     — Свет, ты чего такое говоришь?!

     — А я дама с приданым, — не обращала она внимания, — Знаешь, какая я богатая? У меня счет в банке, где почти вся зарплата за 15 лет лежит. С компенсациями за отпуска и премиями. Я начальство попросила, они все в долларах перечисляют. Так что после кризисов там ваших ничего не пропало.

     — Причем тут деньги?!

     — Не знаю. Просто хочу, чтоб ты и это знал. Ты так из-за девочек противишься? Думаешь, я тебя испытываю? Нет. Может где-то на материке меня и назвали бы ужасной матерью, но здесь, на Скалистом, я лучше знаю, что лучше.

     Выскользнув из ее жарких объятий, я быстро оделся и выскочил из дома. Весь день я провел на верхней площадке маяка. Что только не передумал. Меня никто не тревожил. Понимают... Вернувшись в дом только к ужину, я улучил момент, чтобы сказать Свете:

     — Я останусь. Вот только дочек под меня подкладывать не надо. Неправильно это.

     — Как скажешь, — просияла хозяйка и радостно бросилась мне на шею.

     Позже я лежал в своей комнате с книгой, ожидая прихода Светы. Но вместо нее ко мне без стука заявилась Леночка. Села прямо на пол напротив моей головы, подперев коленками подбородок и бесстыдно светя белоснежными трусиками. Сидела она молча и просто смотрела на меня.

     — Чего тебе?, — наконец, не выдержал я

     — Просто так... Хотела тебе свои новые трусики показать, которые ты привез. Мама с материка заказала. Нравятся?, — ангельски улыбнулась она и немного раздвинула коленки.

     — Нравятся, — буркнул я, отведя взгляд.

     — Они такие мягкие и удобные. Хочешь потрогать?

     — Знаешь, Лен. Сдается мне, что ты совсем не такая невинная овечка, как мама тебя описывала, — раздраженно ответил я

     — Может быть... Зато ты — такой же козел, как и все остальные!

     — Почему «такой же»?

     — Да как все норовишь юным девочкам под юбку заглянуть, а потом залезть туда.

     — Я никуда не заглядывал бы, если б ты сама не показывала.

     — Какая разница? И чего в тебе мама нашла? Хотя, судя по тому, как она орала этой ночью, я знаю ответ.

     — Что ты можешь знать?

     — Больше, чем ты думаешь!, — она резко сомкнула ноги, — Мы с Настей не хотим, чтобы ты оставался!

     — Положим, это не вам решать, но все же интересно: почему?

     — Потому что все мужики — извращенцы! Вам только одно надо! Мы все слышали, что она тебе предлагала. Про нас с Наськой. «Можешь сделать из них то, что хочешь...», — довольно удачно сымитировала она Светин голос

     — Значит, не все слышали. Я останусь, но не ради вас. Именно так я вашей маме и сказал.

     — Да?, — недоверчиво переспросила девушка.

     — Представь себе.

     — Все равно не верю. Знаешь, скольких мы таких повидали? Мы когда в 11-м учились в Николаевске, Наська лет на 14 выглядела, хотя ей уже 18 было. Так старперы всякие, как мухи вокруг нее крутились. Мы их на бабки потом разводили. Наська заманивала, а я появлялась с фотиком в самый интересный момент. Ты бы их видел! Потели, блеяли, как овцы, и сами любые деньги предлагали...

     — В Николаевске? Это, который на Амуре?, — удивился я

     — Ага! А ты думаешь мы в той дыре пропадали, куда нас мама отправила? Да хрен там! Мы еще в 8-м классе в Николаевский интернат перебрались. Маме ничего не говорили, чтобы не парилась.

     — Как перебрались?

     — Да так же точно. Директор в старом интернате у нас был — похотливый ублюдок. Он физру вел по совместительству и все время девочек лапал за все подряд. Ну мы его с сеструхой прижали за это, он сам нам перевод и организовал. Еще в 8-м классе.

     — Мда... , — почесал я затылок, — А я вас чуть-ли не монашками представлял.

     Лена задорно ...   рассмеялась.

     — Не, ну так-то мы девочки порядочные. Но уж точно не монашки.

     — Школу-то хоть закончили?

     — Да у меня по ЕГЭ 230 баллов. А у сеструхи вообще под 250!

     — А чего вернулись сюда? Ради мамы?

     — Не-а. Хотели остаться. Она бы поняла. Но обстоятельства так сложились.

     — Чего так?

     — Перед выпускным на краже спалились. Хотели же, как все выгялдеть: платье-шматье бальное, туфли, клатч...

     — У мамы бы попросили. У нее деньги есть.

     — Ага! Она бы сразу поняла, что мы ни в каком рыбацком поселке, а в другом месте. Какой там нафиг выпускной бал в той дыре!

     — То есть платья хотели украсть?

     — Почему платья? Деньги. И почему хотели украсть? Украли. В дом к одному хозяину рыбзавода залезли. Но нас как-то вычислили. Хотели под суд отдать, но люди добрые нашлись в полиции. Замяли дело. Мы там такую жалобную историю рассказали, майор один аж прослезился. В общем вместо бала нас на ближайший вертолет, и сюда, на Скалистый. Спрятали, короче. И сказали 3 года носа не высовывать, пока срок давности по делу не пройдет.

     — Все равно не пойму: как вы с 8-го класса от матери скрывали, что вы в Николаевске?

     — Да легко! У мамы же только радиосвязь. А мы радиограммы ей исправно слали через Николаевский филиал управления. И на каникулы когда приезжали — лишнего не болтали.

     — Но она как-то по-другому могла узнать. Через пилотов, или из интерната могли сообщить.

     — Тут у нас все схвачено было. Наш инспектор из опеки, Галина Федоровна, душевная женщина была. Сама с управлением договаривалась. Типа мы только что на траулере приехали и нас домой надо вертолетом отправить. Там ни о чем и не догадывались. Да и кому оно надо? И письма, типа из старого интерната она сама писала.

     — Представляю, что вы ей наплели, раз она такое для вас делала.

     — Да уж. Наплели. До сих пор стыдно. Что мама наша — эгоистка. Специально не хочет, чтоб мы жизнь увидели. Чтоб не свалили к цивилизации, а с ней на Скалистом до старости тусовались. Эххх... Если бы не эта кража, сейчас бы уже в Приморском универе учились. У Галины там знакомые, обещала помочь...

     — Хочется учиться?

     — Хочется умотать отсюда!

     — Так учитесь, кто мешает.

     — Да как?! Нам еще два года тут куковать.

     — Дистанционно. Через интернет. Сейчас это возможно. Ничего сложного. Инет налажу и можно будет уже завтра курс выбрать и записаться. Документы почтой ближайшей вертушкой отправить. Есть еще кое-какие нюансы, но здесь можно на Галину Федоровну доверку оформить, и она все сделает, если вы с ней не поссорились.

     — Не поссорились, — я отметил, как восторженно загорелись глаза Лены, — Так точно можно?

     — Конечно можно, Лен!

     — И ты поможешь?!

     — Помогу само собой.

     — Кла-асс!, — радостно воскликнула она и принялась засыпать меня вопросами.

     * * *

     Прошло полтора месяца, наступил сентябрь, а вместе с ним — ухудшение погоды с холодными пронизывающими ветрами. Мои отношения с Леной и Настей совершенно наладились. А после того, как они получили в конце августа официальное извещение, что приняты в ВУЗ по программе дистанционного обучения — девочки вообще воспылали ко мне с самыми нежными чувствами. Правда, по моему требованию, им пришлось открыться матери, где на самом деле они заканчивали школу. А также повиниться в истории с кражей и ее последствиях.

     Света пережила это очень тяжело. Узнав, чем промышляли ее дочери в старших классах, она вбила себе в голову, что кроме всего прочего ее кровиночки занимались еще и подростковой проституцией. И лишь визит на остров бригады врачей развеял ее сомнения. Последние несколько лет такое мероприятие стало регулярным и проводилось дважды в год — в начале навигации и под ее конец. Среди докторов был и гинеколог. Он-то и сообщил обеспокоенной матери, что «плева у девушек не нарушена, а имеет лишь незначительные повреждения. Очевидно от мастурбации». Светлана успокоилась и теперь только радовалась тому, как рьяно ее дочки взялись за обучение.

     Наша с ней личная жизнь претерпела некоторые изменения. Утолив за первые две недели свою жажду безудержного секса, Света стала относиться к этому вопросу более спокойно. Полноценный секс у нас случался в среднем через день. Но одна традиция осталась неизменной, хоть и приобрела довольно пикантный оттенок. Ежедневный утренний миньет теперь назывался «кофе со сливками». Моя любимая женщина варила кофе и приносила его в постель для нас обоих. Сделав пару глотков, она погружала мой член в свой обжигающий от горячего напитка ротик, и выпускала его на свободу его только тогда, когда я изливался туда. Проглотив сперму, Света запивала ее кофе, и выглядела всегда при этом очень довольной.

     Мы усиленно готовились к зимовке. Для меня это было в новинку, поэтому я даже не представлял, насколько много нам надо было переделать. Но голова боится — руки делают. Мы несколько раз проверили все оборудование, прочистили печи и дымоходы, вокруг грядок соорудили из щитов систему снегозадержания, укутали каждое деревце на острове до самой кроны, утеплили амбар с живностью, собрали урожай и много чего еще. Мои руки огрубели от тяжелой работы, покрылись мозолями, и я даже опасался, смогу ли в дальнейшем так же ловко орудовать паяльником. Оставалось лишь одно большое дело — встретить последний транспорт, который должен был привезти запасы на зиму: топливо, продовольствие, оборудование и индивидуальные заказы для каждого из обитателей острова.

     Утром 5 октября нас разбудил низкий протяжный гудок с моря. Судно «Петропавловск» уже стояло в трех кабельтовых от берега, отдав якорь. По правому борту спускали катер, который и должен был перевозить грузы челночным способом. Капитан выделил нам в помощь 10 человек, из которых, почему-то, я видел работающими только 9. В поте лица мы таскали в расчищенный склад бочки, ящики, тюки, вязанки топливных брикетов. Женщины в это время готовили ужин, чтобы отблагодарить работников. Планировался жареный гусь. Нам привезли несколько этих птиц для подсобного хозяйства, но ушлые морячки согласились выгрузить клеть только при условии, что хозяйка приготовит для них одного, самого жирного.

     Катер ушел за очередной партией груза, матросы отдыхали на камнях, а я решил проверить своих девочек. Войдя в дом, я удивился невероятной тишине внутри. В коридоре мне попалась Настя, вся в слезах. Я пытался узнать у нее, в чем дело, но она вырвалась и убежала в свою с сестрой комнату. Я устремился на кухню. За столом молча сидел один из моряков, мужчина лет 50-ти. Света стояла у плиты и отрешенно мешала что-то в кастрюле. Заметив меня, она вздрогнула и побледнела. А потом опустила глаза и тихо сказала:

     — Коля, знакомься, это Виталий. Мой муж...

     Часть 2

     Драка была жестокой. Я не понимал, куда и чем я бью. Я не чувствовал боли от града сыплющихся на меня ударов. Главное было — удержаться на ногах. Но когда ты один, а твоих противников 5—6 человек — это очень непросто, если ты не Чак Норрис. Я им не был. Я упал, получил ногой в лицо, обхватил ее руками выше щиколотки и крутанулся всем телом. Нападавший упал, зацепив еще кого-то. Я ринулся в образовавшееся пустое пространство и снова поднялся на ноги. Но тут же меня опять свалили и начали пинать, куда придется. В моей ладони откуда-то появился увесистый булыжник. Со всего маху я ударил им в чью-то коленку, потом по взъему другой ноги, обутой в кед. Наградой мне был истошный вопль «бля-а-а!» и новая порция ударов в район спины. Сдирая ногти в кровь, я на четвереньках выскочил из свалки, снова поднялся и тремя длинными скачками оказался в нескольких метрах от толпы разъяренных моряков. Резко развернувшись к ним лицом, я поднял над головой камень, твердо намереваясь убить первого, кто ко мне подойдет. Видимо, это ясно читалось в моем взгляде, потому что порыв моих противников мигом угас.

     — Все, все, чувак! Ты победил. Положи камень, — торопливо сказал один из них. Кажется Олег.

     Остальные попятились ...   назад. Но Виталий, сжав кулаки, сделал шаг мне навстречу. Выстрел, прозвучавший у него за спиной, заставил мужчину присесть. Я посмотрел в сторону дома, и увидел бегущую к нам Свету с карабином наперевес.

     — А ну-ка отошли от него, ублюдки! Положу всех на хуй!

     — Э-э, хозяйка, ты чего?!, — испуганно прокричал тот-же моряк, что объявил меня победителем.

     — Пятеро на одного?! Герои хреновы!

     — Да ты успокойся, женщина! Мы за своего заступились!

     — За этого козла?! Который бросил тут меня одну с двумя грудными детьми, а теперь разводом грозит, и тем, что половину денег хочет забрать?!

     Новый выстрел. Пуля со звоном ударила прямо под ноги Виталия. Тот присел еще ниже, закрыв голову окровавленными руками, и я заметил, как спереди на джинсах у него начинает образовываться и расплываться темное пятно. Это же заметили и остальные.

     — Ах-га-га-га!, — заржал средних лет матрос с разбитыми губами, — Виталя обоссался! Во, баба дает!!!

     Остальные тоже заухмылялись, а опозоренный муж гуськом засеменил к катеру. Олег, видимо самый опытный и рассудительный, решил замять инцидент.

     — Хозяйка, ты извини нас. Мы ж не знали, что такое дело. Он сказал, что это ты, ну... вроде гулять начала, вот он и ушел.

     — Я?! Гулять?! С тюленями что-ли?! Он сам ушел и 18 лет почти ни слуху ни духу. А тут заявился. Гулять! Вы видите все это?, — она обвела рукой вокруг себя, — Тут гольные камни были, маяк, да дом недостроенный. А теперь что?! Вот тут я и гуляла одна с двумя детьми. Ублюдок! Денег ему давай! Да хуй ему на все рыло!!!

     Матросы дружно загоготали.

     — Все нормально, хозяйка, будет. Не боись. Мы Виталю на место поставим. Подпишет тебе развод и от всего откажется. Слово даю!, — авторитетно заявил Олег, — Живите тут спокойно.

     В знак примирения, он протянул ей руку, и Света ответила на пожатие.

     — А мужик у тебя классный. Правильный. Я в этом понимаю. Держись за него.

     Потом он повернулся ко мне, хотел что-то сказать, но просто тоже протянул руку. Остальные последовали его примеру.

     — Ну мы это... Пойдем тогда. Простите, если что не так...

     * * *

     Только когда «Петропавловск» выбрал якорь, ко мне вернулись чувства. Как же было больно! Я ощупал лицо. Оно было липким от крови и опухшим. Все тело саднило, как будто меня прогнали через камнедробилку. Резко заболела левая нога, так, что я не мог на нее ступить. Идти я мог, только опираясь на хрупкое с виду, но очень крепкое плечо моей любимой женщины. Уже в доме на помощь подоспели девочки. Последние метры меня уже буквально несли на руках. Затем уложили на койку и только тогда начались ахи, вздохи и причитания вперемешку с восхвалением моего героизма. Меня раздели до трусов. Было очень приятно чувствовать, как тебя обхаживают сразу 6 женских рук. Обмывают, обтирают, накладывают какие-то повязки и примочки. Как нежные Светины губы касаются каждой моей ранки и синяка. Очень приятно! Но еще больше — больно. Чертовски больно!

     На следующий день внепланово пришла вертушка со врачом и умученным участковым, чей участок был, как пол-Франции. Их вызвал капитан «Петропавловска». Врач тщательно обследовал меня портативным УЗИ-аппаратом и констатировал, что повреждений внутренних органов нет (спасибо ватнику!), а все остальное «до свадьбы заживет». Потом он наложил повязку, фиксирующую сломанные ребра, передал коробку с медикаментами и назначил лечение. Участковый же был очень доволен, когда я наотрез отказался писать заяву (одним геморроем для него меньше). Вскоре оба отчалили в приподнятом бутылкой настойки настроении. Мы же остались здесь, на Скалистом, зимовать до следующей весны...

     3 дня я лежал пластом без движения, окруженный даже иногда назойливой свободой. Утром четвертого дня я проснулся от привычного ощущения, что головку моего члена обхватывают мягкие, теплые, влажные губки. Боль еще спала, и я блаженно приоткрыл глаза.

     — Какого черта?!, — воскликнул я, увидев перед собой склонившуюся Настю.

     Член, чпокнув, выскочил из ее ротика, девушка подняла голову и озорно посмотрела на меня.

     — Ветер ночью два щита сорвал на огороде, и мама попросила, чтобы я о тебе позаботилась.

     — Я не об этом. Что ты делаешь?!

     — Забочусь. Так же, как она. Знаем мы все про ваше «кофе с молоком». Какие могут быть секреты на нашей подводной лодке, — хихикнув, сказала Настя, а потом добавила: — Ты не дергайся, Коль. Я же в первый раз это делаю и сама боюсь. А дернешься — вдруг укушу.

     — Твоей маме это точно не понравится. И мне тоже!

     — А по тебе незаметно, — усмехнулась проказница, обхватив ладошкой мой окрепший ствол.

     А затем вновь обхватила его губами. Навыка у нее, похоже, действительно не было. Она делала миньет неумело, но очень старательно. И в соответствии со своими представлениями, как это нужно делать. Как будто перед ней был не мужской пенис, а палочка фруктового льда. Настя то облизывала член со всех сторон, то всасывала его в себя, смешно втягивая внутрь свои пухлые щечки. И я не стал тратить свои и без того слабые силы, чтобы остановить ее, а просто смотрел и получал удовольствие. Мой пристальный взгляд, в конце концов заставил ее покраснеть. Макушкой она что ли его чувствовала? Настя оторвалась от своего занятия и капризно спросила:

     — Я плохо делаю, да?

     — Плохо, но... очень хорошо.

     — Тогда не смотри на меня так!

     — Я не могу не смотреть. Прости.

     — Как хочешь, — надула она губки, но в следующую секунду снова опустила голову.

     Я долго не мог кончить. Но Настины самоотверженность, старание и терпение принесли свои плоды. Без предупреждения я выстрелил прямо ей в рот. Девушка, несомненно, ждала такого результата, но он все равно стал для нее неожиданным. Она поперхнулась от первой же порции моего семени и машинально отпрянула назад. Вторая струя попала на ее вьющиеся волосы и на лоб. Следующие порции легли каплями на щеку, губы и подбородок. Ее совсем юное, все забрызганное спермой лицо было чертовски сексуальным. И глядя на него, я сразу простил ей все.

     Света зашла ко мне минут через 20 после ухода дочери. Румяные от ветра щечки делали ее еще привлекательней.

     — Привет, милый! Проснулся? Настя тебя покормила?

     Я тщательно продумал до этого, что отвечу на любой ее вопрос. Однако сейчас, глядя в ее веселые и любящие глаза, я понял, что соврать этой женщине я не смогу.

     — Нет... Скорее я ее... Свет, прости.

     — Ты о чем? Не поняла...

     — Она сделала мне «кофе с молоком», только без кофе, и я... Я не смог ей отказать...

     Света опустилась на стул, сложила руки на колени и отвернулась к окну. По ее лицу я, сколько не вглядывался, ничего не мог понять.

     — Я знала... , — тихо сказала она после бесконечно долгой паузы, — Рано или поздно это должно было случиться.

     — Почему?

     — А ты слепой? Они же обе влюблены в тебя без памяти! Как и я...

     — Но...

     — Ха! Вот ведь зараза какая! Я должна была догадаться, когда она спрашивала: «То есть я как ты должна о нем позаботиться?». А у самой глаза хитрющие! Понравилось хоть?

     — Да, — честно признался я.

     — Что уж, лучше меня?

     — У нее это впервые было, как она сказала. Нет, Свет, не лучше. По-другому...

     Света еще сильнее вывернула шею и всхлипнула. А меня вдруг захлестнула такая волна эмоций, что я, подсознательно боясь передумать, выпалил:

     — Свет, я люблю тебя! Выходи за меня замуж!

     Не ответив, она вскочила со стула и быстро вышла из комнаты.

     * * *

     Прошло еще 2 месяца. Наш остров покрылся ровной снежной шапкой, прорезанной дорожками от дома до остальных строений. Море вокруг встало гладким слоем льда, без торосов и трещин. Я полностью оправился от полученных травм. То, что случилось с Настей, больше повторялось. Ни с ней, ни с ее сестрой, ни даже со Светой. Она не демонстративно, но настойчиво избегала оральных ласк, не лишая меня, впрочем, доступа к остальным ее дырочкам. Но ...   секс у нас стал еще реже: всего пару раз в неделю. Зато каждый раз громкий, бурный и продолжительный. Жена (а я мысленно уже давно ее так звал) не успокаивалась каждый раз до тех пор, пока я минимум три раза не доведу ее до оргазма. Но это было не сложно, учитывая ее страстную натуру.

     По отношению ко мне Настя и Света вели себя так, словно ничего не случилось. Словно не было того утреннего миньета и не было последующего признания. Но я был уверен: разговор насчет этого между матерью и дочерью все же состоялся. Результаты, правда, были неизвестны.

     В общем жили мы не тужили, как самая обычная семья. Пока однажды не получили радиограмму, помимо прочего сообщающую, что развод Светы с ее бывшим оформлен. В тот же вечер, в постели, Света, наконец, ответила на мой вопрос, заданный 2 месяца назад. Сразу, без преамбулы:

     — Вот я и свободная женщина. И... Я согласна, Коль.

     Я врубился не сразу.

     — Или ты передумал замуж меня брать?

     — Нет, любимая! Конечно нет!!!

     Я сгреб ее в охапку, страстно целуя везде, до куда дотягивались мои губы. Но жена вывернулась ужом и очень серьезно сказала:

     — Но нам нужно кое что обсудить... Это не изменит моего решения, обещаю, но мне нужна определенность. Ты будешь предельно честен?

     — Буду. Обещаю.

     — Речь о девочках... Мне тревожно... Ты знаешь, что они спят вместе?

     — В смысле?

     — В прямом. Думаю, они и раньше баловались, но тайно. А сейчас делают это почти открыто.

     — Да я что-то не замечал...

     — Просто ты не можешь, а я могу себе позволить зайти к ним без стука. Они любовницы, Коль. И это уже начинает выходить за пределы их комнаты. Ты вчера за ужином ничего странного не видел?

     — Эммм... нет.

     — Не видел, как Настя ела правой рукой, а левая... была в трусиках у Лены. Причем Наська поняла, что я вижу, но руку не убрала! Мстит мне...

     — За что?

     — Понятно за что! После того случая у нас состоялся разговор. Я прямо у нее спросила: почему она так сделала? И она так же прямо и ответила. Мол, она видит и слышит, как мне с тобой хорошо бывает, и что она не железная, и тоже хочет любви и ласки. И за Ленку то же самое сказала. И в любви к тебе призналась. И попросила: мол, если я в самом начале не против была, может я и сейчас не против буду. Чтобы они с тобой... иногда... ну ты понял...

     — Понял, Свет. И что ты ответила?

     — Психанула и запретила даже думать об этом. Вот она и показывает, что любовь и ласку можно и по-другому получить.

     — Да не верю я, что они любовницы! Шоу это все, чтобы тебя позлить.

     — Шоу? Пойдем со мной. Только тихо...

     Стараясь не шуметь, на цыпочках, мы прокрались к двери девочек. Стоны, раздающиеся оттуда, не оставляли сомнений относительно того, что там происходит. Но Света хотела, чтоб я все увидел своими глазами. Она мельком заглянула в замочную скважину, а потом жестом попросила меня сделать то же самое. Через плоское отверстие открывался вид на одну из постелей. По счастливой случайности, именно на ней все и происходило. В тусклом свете ночника я увидел два переплетенных обнаженных девичьих тела. Лена лежала на спине, а более миниатюрная Настя расположилась сверху в позиции «69». Головы девушек зарылись между ног друг у дружки, и по их характерным движениям было очевидно, чем сейчас заняты их язычки. Света тронула меня за плечо, и я нехотя оторвался от скважины.

     — Ну так шоу это?

     — Похоже нет...

     Мы вернулись в спальню.

     — Понимаешь, Коль... Я их не осуждаю. Они правда не железные. Но им здесь еще больше полутора лет жить. И я боюсь, что они привыкнут к этому и уже не захотят, не смогут вернуться к нормальным отношениям.

     — Что ты предлагаешь.

     Она тяжело вздохнула. Слова дались ей с трудом.

     — Им нужен мужчина, Коль. А поскольку ты единственный мужчина на острове, то... Понимаешь?

     — Понимаю... Но я не знаю, Свет. Они мне нравятся, да. Но я люблю тебя. И не хочу тебя потерять. Понимаешь, сейчас ты предлагаешь мне стать их мужчиной. Но потом, когда это случится... Я не уверен, что ты сможешь нормально к такому относиться.

     — Я смогу! Я клянусь, что если ты согласишься, я никогда не стану осуждать тебя. А если нет — я тоже пойму.

     — Ты станешь осуждать себя.

     — Может быть. Но это не изменит моего к тебе отношения. Я точно знаю.

     — Эх, Света... Трудно это.

     — Да. Я не прошу ответа сейчас. Но обещай, что ты подумаешь.

     — Обещаю.

     * * *

     15 ноября случился первый за зиму снежный буран. Здесь они были не редки, но этот был особо жестоким. В добавок ко всему, температура упала до минус 20 градусов. Ураган бушевал уже 18 часов, снег завалил наш дом почти под крышу, и мы даже носа не высовывали наружу.

     — Ничего, переждем, не первый раз!, — успокаивала меня жена, — Через пару дней закончится. Потом, правда, лопатой неделю придется махать, но это даже полезно.

     Но переждать не вышло. Из управления пришла срочная радиограмма, запрашивающая внеплановую сводку погоды. И ведь как некстати за два часа до этого ветер оборвал воздушку, прокинутую между маяком и домом! Таким образом мы не могли, не выходя из дома, получать данные с установленного на маяке метеооборудования. Света отстучала ответ, где сообщила ситуацию, и пояснила мне на словах:

     — В прошлом году такая же ерунда была. Я неделю данные не передавала, и ничего, никто слова не сказал. Буран утихнет — восстановим потихоньку.

     Но следующее послание из управления, полученное буквально через 5 минут, было категоричным: «Немедленно принять все меры к устранению неполадок. Сухогруз ледового класса «Симонов» зажат во льдах. Объявлена чрезвычайная ситуация. Сводка нужна для организации спасательной операции»

     Делать было нечего. Я оделся тепло, но так, чтобы одежда не сковывала движений и приготовил инструменты, перекинул через плечо бухту веревки и полез на чердак. Дверь была завалена, поэтому выбраться из дома можно было только таким способом. Снежный покров был уже всего на метр ниже козырька фронтона. Спрыгнув вниз, я провалился по самую грудь. Света сбросила мне конец кабеля, я обмотал его вокруг запястья, и начал медленно продвигаться в сторону маяка, барахтаясь в рыхлой белой снежной массе. Путь до цели занял у меня минут 20. Я потерял варежку, снег пролез везде, куда мог. Спрессовался в ледяные катышки в рукавах, отчего руки почти онемели, проник под воротник, забился за голенище левого валенка. Но я был уже у беленой потрескавшейся стены маяка, и дальше должно было быть проще, хотя предстояло еще проникнуть внутрь.

     Башню строили умные люди, и на случай как раз таких снежных заносов в ней были предусмотрены двери снизу доверху через каждые 3 метра. Причем между ними была устроена надежная стальная лестница. Ближайшая дверь была всего на метр выше, и я ухватился за перекладину. Через минуту я уже твердо стоял на приступке у порога, отодвинул задвижку и попытался открыть дверь как можно шире. Ветер позволил сделать это лишь сантиметров на 35—40, но образовавшейся щели хватило, и я протиснулся внутрь.

     Первым делом я убедился, что генератор работает исправно, и запаса топлива хватит еще дней на 8. Затем зашел в аппаратную напротив. Там тоже все было в порядке. Оставалось осмотреть еще метеодатчики, и для этого пришлось подняться на самый верх, на смотровую, где был установлен контейнер с оборудованием. На площадке ветер дул, казалось, со всех сторон. Колючий снег моментально залеплял глаза, делая меня практически слепым. Контейнер был на месте, и мне оставалось только обмести его щели для доступа воздуха. Затем я подошел к краю площадки и перегнулся вниз. Света уже копошилась почти прямо подо мной, и я ее едва видел сквозь белую пелену. Она подняла голову и что-то прокричала, но ничего разобрать было нельзя. Мешали завывания ветра и уши шапки. Ее рот снова открылся в беззвучном крике. Ни фига не разобрать! Тогда я развязал тесемки под подбородком и поднял одно ухо. И в этот самый ...   момент мощнейший порыв сорвал с меня шапку и унес в никуда. Ну ничего. Сейчас уже быстро.

     — Кида-ай, — донесся до меня голос жены.

     Я снял бухту с плеча, размотал и бросил вниз конец. Тот долго мотался на ветру, пока Свете удалось его поймать. Она быстро подвязала конец кабеля и дважды дернула за веревку.

     — Иди в до-ом! Дальше я са-ам! — заорал я изо всех сил.

     Жена кивнула и, гребя в снегу всеми четырьмя конечностями, поползла к дому. Я же вытянул кабель и через специальный ввод, защищенный козырьком, просунул его внутрь маяка. С защитой от перетирания решил не заморачиваться. При таких погодных условиях это было просто невозможно. Неделю продержится — и ладно. К тому времени буран кончится и можно будет все сделать, как следует. Кое как откинув люк, я, наконец, убрался со смотровой площадки и нырнул в стылое, но безветренное нутро маяка. Первым делом ощупал голову, нет ли обморожения. Волосы сбились в ледяные иголки, щеки горели (это хорошо!), а вот ушей я не чувствовал. Растерев их меховым подворотом оставшейся варежки, я принялся за дело дальше.

     Втащил кабель внутрь, натянув его как можно сильнее, закрепил и оценил запас. Его как раз должно было хватить до аппаратной. Еще через полчаса все было готово. Летом, в тепле, присоединение кабеля заняло бы у меня максимум 5 минут. Но сейчас пальцы застыли и абсолютно не слушались. Щелкнув тумблером, я со страхом уставился на коммутационный пульт. Зеленая лампочка, сигнализирующая о наличии связи, вспыхнула почти сразу, заставив меня заорать от радости. Готово! Теперь обратно...

     Только ввалившись в жарко натопленный дом я понял, как сильно замерз. Мышцы стали деревянными, губы были словно чужие, а зубы отбивали дробь. Пальцы не двигались, и даже молнию на куртке мне не удалось расстегнуть без посторонней помощи. Света сразу поняла, что дело плохо, и начала торопливо раздевать меня. Я помогал, как мог, но моя помощь скорее мешала ей.

     — Быстро в постель!, — рявкнула она, когда я остался в одних трусах.

     Добравшись до кровати, как ржавый робот, я повалился на покрывало. Света за это время уже успела сбегать за спиртом. Девочки тоже уже были тут и с тревогой смотрели, как мама энергично меня растирает. Она переворачивала меня, как безвольную куклу, натирая шершавыми ладонями грудь, бедра, бока и спину. Я безропотно подчинялся, и даже когда она стащила с меня трусы, чтобы заняться задницей, не стал протестовать.

     — Готово, теперь нужно тепло!

     Жена рывком выдернула из-под меня покрывало вместе с одеялом и заботливо укрыла. Затем быстро разделась догола и нырнула под бочок, прижавшись своим обжигающе горячим телом. Но удовольствия мне это не доставило. Наоборот, тело начало отходить и возникло ощущение, словно все его части одновременно начинают пронзать сотни игл. Боль была настолько сильной, что я не удержался и застонал.

     — Черт! Забыла внутрь дать!, — встрепенулась Света и выскочила из постели, — Девочки, замените меня! Грейте его с двух сторон. Я отвар приготовлю.

     Они разделись до белья так быстро, словно только и ждали команды. Возникшая после этого заминка была совсем недолгой. Настя скинула с себя все остальное и нырнула ко мне под одеяло с правого бока. Лена немедленно последовала примеру старшей сестры и пристроилась слева. Они не прильнули ко мне, не обняли, они буквально обволокли меня с двух сторон своими теплыми телами. Но для меня ни о каком сексуальном подтексте в этой ситуации не было и речи. Я тупо смотрел в потолок, и еле сдерживался, чтобы снова не застонать от боли.

     Света вернулась минут через 10 с огромной кружкой в руках, над которой струился легкий парок. Она даже не потрудилась одеться, и во мне впервые что-то шевельнулось. Какая же она была красивая в своей наготе! Белая гладкая кожа, стройный стан с ярко выраженной талией, округлые и очень женственно широкие бедра. Налитые груди опускались вниз под собственной тяжестью и слегка расходились в стороны. Крупные темные соски отвердели от впущенного мною в дом холода, а ореолы вокруг них покрылись мелкими пупырышками гусиной кожи. Ямочка пупка очень гармонично смотрелась посередине круглого, чуть выступающего животика. Лобок был покрыт темной кучерявой растительностью, никогда не знавшей бритвы, под которой почти не было заметной столь любимой мною расщелины.

     — Помогите ему сесть.

     Дочери с готовностью выполнили просьбу, еще и подложив мне под спину подушки, чтобы было удобней. Одеяло, укрывавшее нас, соскользнуло вниз, обнажив их грудки. Удивительно, но несмотря на то, что девушки сильно отличались друг от друга, их сисечки были одинаковыми, как однояйцевые близнецы. Кругленькие, высокие, с маленькими сосочками. И как раз такого размера, чтобы тютелька в тютельку целиком уместиться в моей ладони. Света задумчиво посмотрела на дочерей, и по ее взгляду невозможно было понять, что она думает.

     — Догола раздеваться было необязательно, — сказала она совсем незлобно и протянула мне кружку, — На вот, выпей. Полностью.

     Основным компонентом отвара, судя по всему, была та самая настойка на шишечках. В кружке было грамм 400, и когда я допил ее, стены и мебель вокруг расплылись и приобрели сюрреалистичные очертания, как на картинах Дали. Жидкий огонь растекся по всему телу, наполняя его жизнью и теплом. Стало так хорошо, что мой рот сам растянулся в улыбку до ушей и почему-то захотелось что-нибудь спеть. Я повалился на спину. Девушки еле-еле вытащили из-под меня подушки, и мне это показалось очень смешным. Кто-то засмеялся, и смех был удивительно похож на мой. Я повернул голову и попытался сфокусироваться на Свете, но так и не смог выбрать, на какой. Потому что Свет передо мной стояло 2. Четыре руки протянулись к пустой кружке, магическим образом превратившись в 2 руки, и забрали ее у меня.

     — А ну-ка брысь!, — раздался далекий и одновременно близкий, знакомый и родной, но одновременно чужой голос Светланы, — Жене место освободите!

     Настя перекатилась через меня и легла за Леной, освободив место маме. Та легла, прижалась и положила голову мне на плечо. Ее рука начала поглаживать мою грудь, а другая рука, с другой стороны, легла мне на живот. Меня укутала нега, и я сам не заметил, как провалился в сон.

     * * *

     Я проснулся и первое, что увидел — милое лицо своей Светланки.

     — Привет, — ласково сказала она, и поцеловала, — Как самочувствие?

     — Нормально... Я долго спал?

     — Часов 10. И потел, как не знаю кто. Мы три раза постель меняли. Хоть выжимай.

     — Я ничего не помню.

     — Еще бы! Спал, как убитый.

     Она смотрела на меня с такой нежностью и любовью, что и меня охватили те же чувства. Только в несколько раз сильнее.

     — Свет... Я хочу тебя. Прямо сейчас!

     — Да-а... Теперь вижу, что действительно все нормально.

     Я повернулся к ней и попытался обнять.

     — Коль, здесь же девочки! Ты чего?!

     — Все равно! Я хочу тебя!

     Она высунула голову из-за моего плеча и посмотрела на спящих за моей спиной дочерей.

     — Ладно... Ишь какой нетерпеливый! Они умотались за ночь, не проснутся.

     Жена развернулась ко мне спиной, выпятив назад попку. Мой член уже был готов и лучше меня знал, что ему нужно делать. Он легко вошел во влажное отверстие на всю длину, заставив Свету негромко охнуть.

     — Тише, тише... Разбудишь, — прошептал я и поцеловал ее в затылок.

     — Угу. Только не останавливайся.

     Я начал методично и не спеша насаживать свою супругу, одновременно лаская одной рукой ее груди и живот, а губами целуя шею, затылок и за ушками. Она глубоко дышала в такт моим движениям, немного постанывая при каждом выдохе. Я заводился все больше, постепенно ускоряя темп. Когда что-то мягкое коснулось моего затылка, а чья-то рука протиснулась между мной и Светой и стала гладить грудь, я не сразу понял, что происходит. Когда Лена проснулась — я не знал, но то, что она решила присоединиться к этому празднику жизни — было очевидно. Думать, хорошо или плохо я поступаю,...   было некогда. Я извлек из-под себя свободную руку и сдвинул ее назад. Пальцы наткнулись на покрытый тонкими волосками лобок и сами полезли вниз. Лена чуть переместилась и впустила их в свое лоно. Я провел вдоль увлажненной складочки между губ, а затем нащупал едва выступающий клитор и начал легонько ласкать его. Лена застонала, а потом благодарно поцеловала меня в шею. Мурашки пробежали по спине. Я дернулся вперед, до упора входя в Свету и сильно сжал ее упругий сосок.

     — Да-а-а-а... !, — раздался ее протяжный возглас, жена затрепыхалась, а ее мышцы, обхватывающие мой член, начали судорожно сжиматься.

     Я уже изучил свою супругу, и мне стало ясно, что она кончила. Теперь нужно было как-то разруливать ситуацию с ее старшей дочерью, но Света сама подсказала ответ:

     — Возьми ее, Коль... , — прерывисто прошептала жена, не оборачиваясь, — Не мучай...

     Мозг уже не управлял моим телом, и оно действовало само. Я оставил клитор девушки, просунул руку под нее в районе талии и потянул на себя, одновременно переворачиваясь на спину. Лена сразу поняла, что ей делать. Она залезла на меня сверху, приподнявшись на коленях, сама взяла мой скользкий от Светиных соков член и приставила его ко входу в свою девственную дырочку. Вниз опускалась она очень медленно, по миллиметру, до тех пор, пока головка не уперлась в естественную преграду. Лена чуть задержалась в таком положении, а потом резко опустилась вниз. Член прорвался сквозь перегородку и погрузился в девушку до самого конца. Леночка лишь коротко, но громко вскрикнула, и тут же начала активно двигать бедрами вверх и вниз. Я открыл глаза и посмотрел на ее лицо. Оно выглядело немного напряженным, но вместе с тем довольным. Прикрыв веки и прикусив нижнюю губу, Лена была погружена в себя, видимо, оценивая новые для нее ощущения. Слева возникло какое-то движение. Я повернул голову, и в следующий миг мои губы встретились с тянущимися навстречу губками Насти. Поцелуй был легким, но очень сладким. Затем Настя отодвинулась чуть назад, улыбнулась мне и подмигнула. А потом резко поднялась и бесцеремонно столкнула с меня свою младшую сестру.

     — Теперь я!

     Лена не возражала, и перебралась на самый краешек кровати рядом с мамой. Настя же заняла ее место. Она лишила себя невинности с моей помощью быстро и решительно, не издав ни звука. Лишь мимолетно сморщила свой лоб в этот момент, и все. А затем устроила бешеную скачку, словно боялась, что ее тоже прогонят. Но прогонять было некому. Испытывающая раскаянье Лена, гладила и целовала свою мать, извиняясь за себя и сестру:

     — Мамочка, мамуля, прости нас. Прости нас, пожалуйста. Мы любим тебя, мамочка, очень любим. И Колю тоже. Прости нас, мамочка!

     Она шептала все быстрее, слова начали сливаться, превращаясь в невнятное бормотание. Эмоции в данном случае говорили больше, и я не удивился тому, что увидел, когда голос Лены замолчал. Мать и дочь целовались взасос, сплетая руки и ноги и лаская друг дружку.

     — О-ой-йо-о-о-о-й!!! , — вдруг закричала Настя, откинула голову назад, взметая волосы, а затем рухнула на мою грудь.

     Ее юное миниатюрное тело сотрясали судороги, и этот пароксизм передался мне. Я вцепился всеми десятью пальцами в ее ягодицы, и начал изливать в нее все, что во мне накопилось.

     * * *

     Девочки категорично были отправлены мыться, а мой перепачканный женскими соками, спермой и кровью член, Света тщательно облизала сама.

     — Это мои кровиночки, чего мне брезговать?, — немного виновато пояснила она, когда закончила.

     Но меня тревожило совсем другое:

     — Я кончил в Настю. Не смог удержаться...

     — Не бойся. С ней ничего не случится. И с Ленкой бы не случилось. Я с «Петропавловском» таблетки заказала. Ты не знал. Они их принимают.

     — То есть ты...

     — ... Я же говорила, что давно была уверена: рано или поздно это должно было случиться. Вот и подстраховалась. А им сказала, что это витамины. Помогают организму пережить зимовку.

     — А это не опасно? Таблетки?

     — Нет. Эти хорошие. Не волнуйся.

     Она снова занялась моим членом, отчего тот постепенно начал твердеть. Добившись нужного результата, Света ловко взобралась на меня сверху.

     — Хочу в попку. А то после них моя киска тебе тоннелем покажется...

     Девочки вернулись, когда у нас со Светой дела шли уже полным ходом. Жена стояла рачком у кровати, я сзади, а мой член энергично ходил в ее попке, как поршень. Они были голенькими, свеженькими и немного смущенными. Но их смущение мигом сменилось любопытством, когда они поняли, что происходит. Усевшись на корточки с двух сторон, они с любопытством наблюдали, как мой толстый ствол уверенно таранит растянутый анус матери.

     — Мам, а тебе не больно?

     — Охх, дочки... Нет!... Ох... О-охххо-орошо-о!!!

     Обе бесстыдницы так и смотрели до тех пор, пока я не кончил. Не отвели взгляд и после того, как я вышел из Светы. Завороженно смотрели на открытый, медленно сужающийся черный зев ануса, на вытекающую из него толчками сперму. Две порции уже вышло наружу, стекая вниз по бедрам. А третью каплю, поддавшись внезапному порыву, слизала язычком Настя. Четвертая же, и все последующие достались уже Лене, которая ни в чем не хотела уступать сестре. Та, в свою очередь, в это время страстно облизывала мой натруженный пенис.

     — Коль, я тоже хочу так!, — уверенным голосом заявила Настя, наведя чистоту.

     — Тебе еще рано. Порвешь еще что-нибудь, — ответила запыхавшаяся Света.

     — Ну, ма-ам, а чо все тебе-то?!

     — Есть у меня кое-что для вас обеих. Ты же, Лен, тоже захочешь?

     — Ага!

     — Искусственный член. Мой первый. Он тоньше, чем у Коли, но для ваших наглых задниц — в самый раз. Вот и тренируйтесь. Растягивайте.

     — А по-другому можно трахаться?, — задала очень волновавший ее вопрос Лена.

     — Только меру знайте! И помните: я все же жена, хоть и не законная, и моя очередь всегда первая! Если я сама не захочу — делайте, что хотите. Но не волнуйтесь. Мне уже не 20. Мне много не надо. Пару раз в неделю — и хватит.

     — А сейчас можно?

     — Нет! Во-первых, мужчина у нас один, и мы должны его силы беречь. А во-вторых, пусть сначала ваши раны там заживут. Дня 3 потерпите.

     — А мое мнение вообще не учитывается?, — с напускной сердитостью спросил я

     — А ты против что ли, милый?

     — Увы... нет!, — ответил я, и мы все дружно рассмеялись.

     * * *

     Для меня настали самые счастливые времена. И даже тяжелая работа в очень непростых условиях была не в тягость. Ведь я знал, что дома меня ждут 3 моих самых любимых женщины на свете. Всегда готовые обогреть и приласкать. Никаких оргий после той, которая положила начало нашей новой жизни, больше не повторялось, и моя интимная жизнь попеременно протекала в двух разных комнатах. Мне кажется, Света просто не хотела видеть, как я занимаюсь любовью с ее дочками. Как будто этого нет. И в нашей с ней спальне всегда были только мы вдвоем.

     Девочки учились очень быстро, и за полтора месяца освоили практически все, чем можно было заниматься в постели. В чем-то они даже превзошли свою мать, но это только потому, что их было двое. Ведь в комбинации одного мужчины и двух женщин есть где развернуться фантазии. Первое время они часто спорили, в кого я войду первым, но потом нашли интересное решение этой проблемы. Я ложился на спину, и мне завязывали глаза. Затем одна из девушек садилась своей киской мне на лицо, и я должен был определить, кто это при помощи только губ и языка. Угадал — и эта девушка становилась первой, а нет — тогда другая. Они всегда очень радовались, когда я ошибался, наивно полагая, что все решает случай. На самом деле я быстро обнаружил, что клитор Лены заметно крупнее, поэтому не ошибался никогда. И предпочитал оставлять их в неведении, что на самом деле это я выбираю, кого хочу первой.

     Вот только их растительность на интимных местах немного напрягала: постоянно приходилось извлекать изо рта волоски. И тогда я придумал хитрость....   Несколько раз подряд я безошибочно «угадал», кто на мне сидит. Это, само собой, вызвало подозрение в читерстве. И я «признался», что различаю девушек по неравномерности их волосяного покрова.

     Эх, надо было видеть их довольные мордочки, когда на следующий день они предъявили мне свои прелестные гладко выбритые писечки. Мол, теперь-то я ни за что не угадаю! Я не стал обманывать их ожиданий и, конечно, «ошибся», приняв Лену за Настю.

     Их попки по-прежнему были мне недоступны, но это с лихвой компенсировалось всем остальным.

     Наступил Новый Год, и еще за неделю до этого праздника мне намекнули, что меня ждет какой-то необычный сюрприз. Чтобы не ударить в грязь лицом, я тоже втайне начал готовить свой.

     31-го декабря я с утра начал топить баню, не жалея ради такого случая дров. Мои хозяюшки хлопотали на кухне. Главным блюдом был, конечно, гусь. Но и кроме него планировалось много всяких вкусностей.

     Мы попарно от души попарились душистыми березовыми веничками, а в 11 вечера сели за стол. Пили и ели, дружно провожая старый год. Потом Куранты, шампанское и поцелуи. Затем девочки попытались оставить меня в гостиной, а сами, с заговорщическим видом, куда-то засобирались. Но я поломал их планы, заставив одеться и выйти на улицу. Они сделали это неохотно, но уже через минуту орали и визжали от восторга, поочередно кидаясь ко мне на шею. Не зря, получается, я извел целый ящик сигнальных ракет, соорудив из них батарею и смастерив хитроумную систему запуска. Фейерверк получился почти, как настоящий.

     Но это были еще не все сюрпризы. Когда мы вернулись в дом, я усадил дам на диван и торжественно вручил Свете коробочку. Внутри, на самолично сшитой атласной подушечке лежали четыре обручальных колечко. Пусть оловянных, пусть не очень ровных, но зато с витиеватым узором по окружности. Для того, чтобы его сделать, мне пришлось переделать в гравировальную машинку дрель для сверления печатных плат.

     Они надели кольца с благоговением. Глаза девочек сияли от счастья, а Света даже заплакала, когда одевала кольцо на мой палец.

     — Ну, девочки, — сказала она вставая и увлекая за собой дочерей, — даже и не знаю: получится ли у нас затмить такой подарок...

     * * *

     Они вернулись минут через 20 и рядком выстроились передо мной. Их лица были немного взволнованы, а глазки знакомо блестели от возбуждения. Света стояла в центре и держала что-то за спиной. Но сейчас меня гораздо больше занимало не то, что она там прячет, а костюмы моих девочек. Все трое были в коротких шубейках на голое тело, изображая, очевидно Снегурочек. Наряды были сшиты из голубой ткани (так вот куда делся мой любимый комплект постельного белья!), вышитой причудливыми узорами и отороченной по краям белоснежным песцовым мехом. Света говорила, что песцы иногда забредали зимой на остров по льду, и она била их при случае, мечтая сшить дочкам шубки из шкурок этих животных. Грудь была полностью прикрыта, но зато края шубеек плавно расходились от пупков в стороны, открывая низ живота. На лобках у всех были приклеены маленькие аккуратные снежинки из фольги, придавая образу в целом законченный и очень эротичный вид.

     — Ух ты!, — только и смог сказать я, восхищенно глядя на своих любимых женщин.

     Они были явно довольны произведенным эффектом и радостно улыбались в ответ.

     — Лена предлагала подарить тебе нас, но мы и так твои. Поэтому мы решили сделать тебе памятный подарок. Чтобы когда нас не будет рядом, ты мог достать его и вспомнить, как нам было хорошо с тобой... , — с чувством начала Света

     — Да я вроде не собираюсь с вами расставаться.

     — Жизнь — штука сложная. Всякое может случиться. Но это... , — она вынула из-за спины прямоугольный плоский сверток и протянула мне, — ... Эта вещь... Нам было бы приятно, если бы она всегда была с тобой и напоминала...

     Жена всхлипнула, и по щеке ее покатилась слеза. Я взял сверток и бережно развернул. Внутри был распечатанный на фотопринтере искусно выполненный коллаж, вставленный в грубую, но очень милую самодельную рамочку. На картинке я возлежал на богатом ложе в окружении трех обнаженных красавиц. Судя по богатой окружающей обстановке в восточном стиле, сюжет изображал сценку из жизни гарема. Света стояла позади с опахалом в руках. Настя примостилась у меня в ногах, а Лена — у изголовья. Сразу стало ясно, почему девочкам вдруг захотелось пару недель назад сфоткать меня утром, лежащим на кровати.

     — Это мама придумала, — сказала Лена

     — А девочки все на компьютере соорудили. Картинки из интернета накачали, и в каком-то фотошопе все соединили и распечатали, — продолжила Света

     — А мама еще рамочку сама сделала, — добавила под конец Настя и спросила: — Нравится?

     — Очень! Даже слов нет!, — честно ответил я, — Это... Это всегда будет со мной. Что бы ни случилось. Спасибо вам, мои любимые.

     Переполненный чувствами, я вскочил и сгреб всех троих в охапку. Так, тесно обнявшись, мы молча стояли несколько минут. Говорить было нечего — все было ясно без слов.

     — Но Ленкин подарок мы все равно подарим!, — нарушила тишину Настя, — А то у тебя два, а у нас только один.

     Меня потащили в комнату сестер. Их кровати оказались сдвинуты в одну и накрыты одеялами в несколько слоев, образуя роскошное широкое ложе. Я понял, что сегодня Света изменит своему правилу, и меня ждет жаркая ночка в компании трех роскошных женщин.

     Впрочем, поначалу возникла некая неловкость. Никто не решался первым нарушить общее романтическое настроение и перейти к сексуальным утехам. Я сидел на края кровати, чересчур внимательно рассматривая свой подарок. Света расположилась с одной стороны, положив голову мне на плечо, а Лена — аналогично с другой. Настя мялась какое-то время, стоя перед нами, а потом уселась мне на коленки. И дальше все случилось само собой, когда моя рука легла на ее бедро, медленно продвинулась по нему и коснулась интимной расщелины. Пальцы сами скользнули вдоль нее, раздвигая складочку и нащупав маленький клитор там, где ему и положено было быть. Старшая дочка протяжно вздохнула и первой поцеловала меня. Затем ее губы сменились Светиными, затем Лениными...

     И вот я уже лежу склонившись над любимой женой и ласкаю губами ее крупные соски. Настя — где ниже, между нами, а мой ствол наполовину погружен в ее сладкий ротик. Ей неудобно, но она терпеливо и старательно сосет мой член, смешно сопя. Лена лежит навзничь за матерью. Они целуются, а моя рука настойчиво теребит сочную киску младшей дочери. Наша одежда разбросана по кровати и вокруг нее. В комнате тепло, но невозможно понять — то ли от натопленной печки, то ли от жара наших разгоряченных тел.

     Настойчивость Насти привела к тому, что я уже готов кончить. Но могу ли я взойти на вершину, еще не покоренную моими партнершами. Я высвобождаю член из волшебного плена, перебираюсь через девушку, закидываю на плечи ноги жены и уверенно вхожу в ее гостеприимное лоно. Вызванный эти действием громкий стон побуждает Лену посмотреть, что происходит. Недолго думая, она садится на лицо матери, и начинает тереться об него своей нежной раскрытой раковиной. Тут же в дело вступает Светин язык, заставляя теперь уже Лену стонать от удовольствия. Настя ложится поперек кровати и также рьяно, как и в случае с моим пенисом, начинает ласкать выкормившие ее груди.

     Света кончает первой. Я скидываю с себя ее ножки и быстро перебираюсь к Насте. Когда я, приподняв ее попку, вхожу в нее сзади, девушка резко поднимает голову вверх и начинает уже не стонать — кричать. Высоко и прерывисто — в такт моим ритмичным движениям. Лена покидает свое насиженное место и оказывается позади меня. Одной рукой она между ног теребит мою мошонку, а другой — ласкает спину и ягодицы. Потом прижимается ко мне и шепчет в ухо:

     — Возьми ее в попу...

     Мне уже давно не до сомнений — правильно я поступаю или нет. Я выдергиваю член и приставляю головку к анусу малышки....  

      До нее доходит, что сейчас произойдет. Я чувствую, как она на миг напрягается, но в следующую секунду, охваченная страстью, сама с силой насаживается на мой инструмент. Головка упирается в сжатое мышечное колечко, норовя сплющится, но затем рывком проскакивает сквозь него внутрь. Анус смыкается вокруг основания, сдавливая мой орган и даря новое, ни с чем не сравнимое ощущение. Крышу сносит окончательно. С хриплым рыком я двигаю тазом вперед, полностью погружаясь в невероятно тесное отверстие. Ухватив Настю за бедра, я начинаю яростно сношать ее, постыдно позабыв, что возможно доставляю ей боль. Но, к счастью, дырочка девушки была уже хорошо подготовлена к такому испытанию. Потому что Настя, хоть и кричала, но делала это не от боли, а от наслаждения. При этом она активно помогала себе рукой, мастурбируя в бешеном темпе и приближая себя к развязке. Я вновь почти кончил, но девушка опередила меня. Едва она начала судорожно сотрясаться от оргазма, как я, от греха подальше, вышел из нее. «Соберись! Сначала Лена! Ты не должен кончать!», — заклинал я себя и, чтобы отвлечься, начал думать о прокладке резервной линии передачи данных до маяка.

     Я думал об этом и тогда, когда Лена опрокинула меня на спину и оседлала сверху. И лишь когда я заметил, что она уже близко к финалу, я позволил себе вновь вернуться к событиям на сексодроме. Посмотрел налево: Света с Настей, обнявшись, смотрели на нас. Посмотрел на Лену. Закусив губу, она, как дикая, скакала на моем члене, а ее грудки смешно подпрыгивали. Я протянул руки и сжал их в ладонях: крепкие, упругие. Девушка тут же положила свои руки поверх моих, прижав их к груди еще сильнее. Настолько сильно, что я кожей ощутил частое биение ее сердца. А затем вибрацию ее грудной клетки, когда она закричала от оргазма.

     — Ты не кончил, милый?, — ласково шептала жена, целуя меня своими губами, имеющими столь знакомый вкус Леночкиной киски.

     — Нет... Я потом... , — тяжело дыша, ответил я

     — Кончи на нас. На всех троих...

     Собравшись с силами, я слез с кровати и встал перед нею. Мои девочки, прижавшись головами, приблизили свои похотливые личики к моему побагровевшему члену, открыли рты и высунули языки. Я обхватил его ладонью и начал дрочить. И всего через несколько движений из него с сумасшедшим напором вырвалась струя белесой жидкости. И сразу еще одна. И еще... Я забрызгивал их лица, а они жадно пытались поймать ртами вылетающее из меня семя. Но туда почти ничего не попало. И тогда, когда мой поток иссяк, девочки принялись жадно облизывать друг дружку.

     Наша ночь любви на этом не закончилась, а продолжалась почти до утра. Описать все, что было — не хватит времени. Да и вспоминаются эти события с трудом. В памяти все перемешалось: сплетения рук и ног, части тела, крики, стоны... Ясно помню только одно: после того, как я восстановился от первого раза, Лена потребовала, чтобы я уделил внимание и ее попочке. «А то несправедливо — Наську трахнул туда, а меня?!»

     И проспали мы после всего до самого вечера 1-го января. Я ожидал, что и следующая ночь пройдет в том же ключе, но Светик мягко обломала меня.

     — Хорошего по-маленьку, любимый. Пусть все останется, как раньше. А эта ночь — это был наш подарок. Мы же сказали тебе.

     Ну нет, так нет. Возражать я не стал...

     * * *

     Наступила долгожданная весна. Ломающийся с треском лед не давал нам спать по ночам. Но вскоре акватория вокруг острова очистилась, и сразу после этого на берегу появились тюлени-Ларги, использующие Скалистый в качестве одной из остановок по пути на север. Мы с удовольствием наблюдали за ними, укрывшись за скалами. А девочки даже начали снимать фильм об этих созданиях. Обе учились на экологов и планировали использовать материал в качестве основы для курсовой работы.

     Как то раз мы со Светланкой занимались нехитрыми домашними делами, когда в дом ворвалась до смерти перепуганная Лена:

     — Мам, Коль!!! Там это... Браконьеры! Ларгов бьют!!!

     Жена сориентировалась первой. Схватила висящий на стене карабин и устремилась к выходу. Я еле успел перехватить ее. Вырвал из рук оружие и грубо отшвырнул внутрь:

     — Дома сидеть!!! Закройтесь! И передайте погранцам радио. Настя где?!

     — Я тут!, — раздался сзади запыхавшийся голос старшей дочери.

     Ее я тоже пихнул в дом, выскочил наружу и с треском закрыл за собой дверь. До лежбища тюленей было метров 200, и я преодолел это расстояние за полминуты. Но добежав до края обрыва остановился, и осторожно выглянул из-за обломка скалы. На берегу творилась настоящая бойня. На залитых кровью камнях бились в конвульсиях уже побитые туши. А несколько человек метались с баграми между неловко расползающихся по сторонам еще живых тюленей и били, били, били. В хриплых криках Ларгов только глухой не услышал бы страха, боли и отчаяния. Это переполнило меня гневом. Я выскочил из-за скалы и пальнул из карабина в воздух.

     — Стоя-а-ать, суки-и!!! Наза-ад!

     Фигуры браконьеров замерли и синхронно посмотрели на меня. Судя по лицам, это были то ли китайцы, то ли японцы. И лица эти были совсем не дружелюбными. Я выстрелил еще раз, а затем навел ствол на самого здорового азиата.

     — Пошли на хуй отсюда, твари!!!

     Их было шестеро, и они распределились по берегу так, что я не мог охватить одним взглядом всех. Поэтому движение крайней справа фигуры я заметил слишком поздно. Когда же увидел направленный на меня пистолетный ствол, я даже не успел испугаться. А потом вспышка, толчок в грудь и чернота...

     Часть 3

     Первое, что я увидел, открыв глаза, было озабоченное лицо какого-то мужика на фоне белого потрескавшегося потолка.

     — И правда очнулся!, — сказал он улыбнувшись и обнажив ровные желтые зубы.

     — Где я?, — спросил я голосом, показавшимся мне чужим.

     — В больнице, где ж еще? И молчите. Вам нельзя разговаривать, — ответил доктор и начал светить мне в глаза фонариком.

     Я зажмурился и хотел отодвинуть в сторону этот назойливый источник света, но руки не слушались.

     — И не шевелитесь!, — строго добавил врач, — Вы еще очень слабы.

     — Где Света? Девочки? С ними все в порядке?

     — Какая Света?

     — Моя жена...

     — Жена?, — искренне изумился мужик, — Нет у Вас никакой жены. Мы наводили справки. И в управление Ваше запрос делали. Пришел ответ, что родственников у Вас нет.

     — Как нет?!, — дернулся я и попытался сесть.

     — Лежите смирно, любезный! Сестра!!

     Доктора я видел четко, а вот вокруг был сплошной белый туман. Но тут из него проявилась миловидная девушка в белом колпаке и со шприцом в руках.

     — Сделайте ему укол. Рано ему еще. Пусть поспит. И питание поставьте внутривенно.

     Руки коснулось что-то острое, но боли не было. А потом туман начал наползать и темнеть, вновь скрывая доктора и медсестру. Последнее, что я услышал, был казавшийся далеким мужской голос:

     — Удивительно, но судя по всему мозг не поврежден. И это спустя столько времени...

     * * *

     Потом я просыпался еще несколько раз. Звал людей. Ко мне подходила или та девушка-брюнетка, которая была с доктором в первый раз, или другая — блондинка. Со мной они не разговаривали и на вопросы не отвечали. Твердили все время одно и то же: «Не разговаривайте, не шевелитесь». Затем ставили новый укол, и я снова засыпал.

     На пятый или шестой раз меня впервые покормили. Какой-то теплой безвкусной жидкостью, которую брюнетка назвала бульоном. Бульон это был или нет — неважно. Но уже после следующего пробуждения я ощутил в себе силы шевелить руками. Уколов после этого мне больше не ставили, а кормить стали 4 раза в день. Но еще целых три дня держали в неведении, что со мной произошло. За это время я осмотрелся и изучил каждый предмет и каждую трещинку в палате, где я лежал. Я каждый раз требовал позвать врача, но желтозубый доктор пришел сам на 4-й день.

     — Как самочувствие, больной?, — бодро осведомился он

     — Хреново. Мне кто-нибудь скажет, наконец, что происходит?

...  

     — Скажут. Все скажут. Но для начала давайте познакомимся. Меня зовут Аркадий Петрович. А Вас?

     — Николай.

     — А по батюшке?

     — Павлович.

     — Очень хорошо. Так что Вы хотели узнать?

     — Где моя семья и что со мной случилось?

     — Хм... Странно. Но я отвечу.

     — Семьи, насколько мне известно, у Вас нет. А здесь Вы оказались после авиакатастрофы. Вертолет на остров Скалистый врезался в сопку почти сразу после взлета. Все погибли, а вот Вам, голубчик, повезло. Хотя мы уже и не надеялись Вас вернуть. 10 месяцев в коме — не шутка.

     — Что-о?!, — услышанное не укладывалось в голове.

     — Что есть, Николай Павлович. Что есть.

     — Но я долетел до Скалистого! Я жил там! Где Света, Лена, Настя?! Что Вы мне голову морочите? Браконьеры! Там были браконьеры! Они стреляли в меня!

     — Очень интересно, но я вынужден прервать нашу беседу. Я — нейрохирург. А о Вашей семье, и Вашей жизни на Скалистом Вам лучше поговорить с другим специалистом. Позже. Завтра. Договорились?

     «Другой специалист» действительно появился на следующий день. Пожилой мужчина, представившийся, как «Иван Иванович — заведующий психо-нейрологическим отделением». Он дежурно осведомился о моем самочувствии и вкрадчивым голосом начал беседу:

     — Николай Павлович, так Вы утверждаете, что катастрофы не было?

     — Конечно не было! Я долетел до Скалистого!

     — Я понял, не было... , — он задумался и начал что-то бормотать себе под нос, теребя свою жиденькую бородку, а потом продолжил: — Катастрофы не было. А что тогда было? Можете рассказать?

     — Да конечно!

     И я коротко поведал о всех событиях от моего появления на метеостанции до встречи с браконьерами. Интимные подробности, само собой, я опустил. Потом психиатр долго мучил меня расспросами о всяких подробностях. Просил подробно описать все здания на острове, внешний вид моей жены и приемных дочерей, природу острова, времена сеансов связи, «Петропавловск» и его матросов, Светиного бывшего мужа и все такое. Я подробно описывал, приводя Ивана Ивановича во все большее замешательство.

     — Удивительно!, — сказал он вставая, когда все вопросы были исчерпаны, — Мне срочно нужно кое-что проверить. Увидимся завтра, Николай Павлович. Отдыхайте и набирайтесь сил. До свидания.

     Но вновь я увидел Ивана Ивановича не завтра, а лишь через день. Он чуть не влетел в палату, находясь в каком-то лихорадочном возбуждении.

     — Вы не поверите, но все подтвердилось!

     — Что подтвердилось?

     — Ваши описания и прочие подробности! Я запрашивал Ваше управление. Там все в точности так, как Вы описывали!

     — Что подтверждает, что я там был!, — с легким торжеством ответил я

     — Увы, мой друг! Но Ваш случай просто поразителен! Я советовался с коллегами из Москвы: с подобным никто ни разу не сталкивался! Скажите, Вы точно раньше не бывали на Скалистом?

     — Да нет, конечно!

     — Но Вы расспрашивали о нем кого-то? Что Вы о нем знали до того, как полетели туда?

     — Ничего. Метеостанция на острове. Начальник — Светлана Сергеевна. И все.

     — А Вы давно в управлении работаете? 15 лет, кажется?

     — Да.

     — Вот это многое и объясняет, голубчик.

     — Что объясняет?!, — вспылил я

     — Ну, давайте по-порядку... Что мы знаем точно? Что Вы впервые в жизни полетели на Скалистый, чтобы что-то там починить. Что Вы думали, что ничего не знали до этого об этом острове и его обитателях. Еще мы точно знаем, что вертолет потерпел катастрофу. И что Вы провели в коме здесь, в этой больнице, около 10 месяцев.

     — Но...

     — Не «но»! Это факты, Николай Павлович. ФАКТЫ! А теперь предположения. Вернее, оно всего одно. Я, наверняка, сильно огорчу Вас, если скажу, что Скалистый Вам, скажем так, приснился. Это был сон, но очнувшись, Вы приняли его за реальность. И этот сон спас Вас, скажу я! Именно он! Видите ли, 10 месяцев коме — огромный срок. Большинство пациентов после столь длительной комы возвращаются, если возвращаются, не совсем в нормальном состоянии. Это еще мягко говоря. А у Вас все функции мозга в норме. И знаете почему? Потому что Вы были в коме, но Ваш мозг продолжал работать! Поэтому я и говорю, что эти видения спасли Вас!

     — Но я же все помню, доктор! В деталях!

     — Это и есть самое поразительное. Но и этому есть объяснение. Я не зря спрашивал, сколько Вы проработали в управлении. Понимаете, есть мнение, что наш мозг ничего не забывает. То есть Вы за время работы могли услышать что-то об этом острове, например, из постороннего разговора в курилке, или в порту, или еще где. Могли мельком увидеть где-то фотографии метеостанции. Эта информация была в то время для Вас неважной, и Вы не обратили на нее никакого внимания. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Но она не пропала, а запечатлелась в каких-нибудь глубоких анналах памяти. А потом всплыла, когда Вы спали. Улавливаете?

     — Возможно. Но есть такие интимные подробности, которые я нигде не мог услышать или увидеть. Форма груди моей жены, к примеру. Как Вы это объясните?

     — Я Вам отвечу. Вы знаете, чем мы отличаемся от животных?

     — Много чем...

     — Нет. По сути — ничем. Кроме того, что умеем фантазировать и мыслить абстрактно. Вы просто придумали себе все эти подробности. Мозг формировал картинку, но она была неполной. Не хватало деталей. И Ваш разум дополнил эти детали, включив фантазию. Вот и все!

     — Звучит, конечно, убедительно, но в голове все равно не укладывается. Ведь я там был словно вчера!

     — А я о чем?! Поразительный случай! Поразительный! Московские коллеги, кстати, очень Вами заинтересовались. И готовы даже сами прилететь в Николаевск...

     — Погодите-ка, — перебил я, — Мы в Николаевске-на-Амуре?

     — Да. А Вы не знали? Ближайшая нейротравма была здесь. Сюда Вас и доставили.

     — Да как-то забыл сразу спросить.

     — Не страшно. Так на чем мы остановились? А-а... Вот! Вы согласны задержаться здесь и поработать с москвичами?

     — Нет!, — твердо ответил я, — Не хочу быть подопытной крысой.

     Иван Иваныч начал горячо переубеждать меня, разглагольствуя об уникальности моего случая и о той пользе для науки, которую можно извлечь, изучив его. Но я был непреклонен. Тогда он перешел к завуалированным угрозам, намекая, что он может и изменить психиатрическое заключение не в мою пользу. Пришлось пойти на уступки и согласиться, чтобы он поизучал меня лично. На это доктор пошел охотно. Сыграло тщеславие ученого. Кому ж не хочется стать первооткрывателем нового явления психиатрии!

     Так что последующие до выписки 3 недели мне пришлось ежедневно по несколько часов общаться с психиатром, проходить предлагаемые им тесты и отвечать на бесконечные вопросы. Параллельно я утряс и более жизненные проблемы. Дело в том, что в момент катастрофы я числился сотрудником управления. И написанное мною ранее заявление об увольнении значения тут не играло. А значит, мне полагалась предусмотренная трудовым договором компенсация, зарплата за 10 месяцев, да еще и страховка. В сумме выходило чуть меньше трех миллионов рублей. И всего за пару недель мне удалось эти деньги выбить. Не обошлось, правда, без помощи того же Ивана Ивановича. Он очень помог мне в этом деле, подключив свои обширные связи. Ведь он был кровно заинтересован, чтобы у меня все было хорошо. Лишь бы я продолжал с ним спокойно работать и не думал о посторонних вещах.

     * * *

     И вот, наконец, в середине мая я выписался из больницы, провожаемый практически всем медперсоналом. На вопросы, типа «Куда Вы теперь?», я отвечал неопределенно, хотя точно знал, что буду делать дальше. Благо времени на составление плана было предостаточно.

     Первым делом я наведался в Николаевский филиал управления, чтобы осторожно выудить максимум информации насчет Скалистого. Выяснилось, что по целому ряду причин, через месяц после моей авиакатастрофы метеостанцию закрыли. Такое уже бывало раньше, но на этот раз Светлана Сергеевна не захотела там оставаться, и ее вместе с дочерьми ...

  эвакуировали на большую землю. Там им выделили квартиру во Владивостоке, куда они переехали в конце ноября. Правдами и неправдами я добыл и адрес, но поехал туда не сразу.

     Сперва я решил найти инспектора опеки девочек Галину Федоровну, работающую, как я помнил, в Николаевске. Она оказалась дородной жизнерадостной женщиной лет 50-ти с густой шевелюрой крашеных хной волос. Я представился моряком, который часто бывал на Скалистом. Сказал, что мне очень нравится Светлана, что я уволился и хочу ее разыскать. А еще — что я очень переживаю за судьбу ее дочерей. Женщина охотно мне рассказала, что когда закрывали станцию, Светлана потребовала, чтобы все претензии к Лене и Насте были сняты. И начальник управления лично занимался этой проблемой. Что все решилось наилучшим образом, и сейчас девочки учатся в Приморском университете и заканчивают первый курс.

     — На экологов?, — уточнил я

     — Откуда Вы знаете?, — изумилась Галина Федоровна, — Вы же сказали, что последний раз со Светланой Сергеевной в июне прошлого года общались?

     И действительно: откуда? Гипотеза Ивана Иваныча трещала по швам.

     — Ну-у... Света давно говорила, что хотела бы, чтобы они именно на эту специальность пошли.

     — И Вы знаете? Была права!, — совершенно удовлетворилась моим ответом женщина, — Девчонкам очень нравится. Они звонят иногда. А меньше месяца назад даже заходили в гости проездом. Представляете, они там такую активность развили, что им даже дали грант на изучение ларгов! Знаете таких?

     — Тюлени вроде.

     — Да. И им оплатили поездку на Скалистый, чтобы они могли снять фильм о миграции этих ларгов! Удивительно талантливые и целеустремленные девочки! Я всегда знала, что у них все будет хорошо.

     — Ох. И у меня прямо камень с души.

     — Вы знаете, как их найти?

     — Да. Адрес в управлении дали. Завтра полечу.

     — Передавайте им привет от меня, и... , — она полезла в стол и вытащила коробку конфет, — ... и вот это. Я конфет не ем, а посетители дарят иногда. А девочки — еще те сладкоежки!

     — Обязательно передам!

     Мы тепло попрощались, и я помчался покупать билет на ближайший самолет до Владивостока.

     Часть 4

     — Кто там?, — раздался из-за двери знакомый и столь любимый мною голос.

     — Это Николай. Я от Галины Федоровны, из опеки.

     Защелкал замок, а мое сердце замерло от волнения. Я надеялся, что она меня узнает, но все надежды рухнули, когда наши глаза встретились. Она смотрела на меня так, как смотрят на незнакомого человека. Приветливо, но настороженно.

     — Проходите, — жестом пригласила она меня.

     — Да я на минутку, — срывающимся голосом ответил я, — Привет передать и презент небольшой.

     Она отодвинула рукой протянутую коробку конфет и настойчиво повторила просьбу:

     — Проходите, не стесняйтесь. Девочки еще в универе. Дождетесь их, и сами передатите. Как у нее дела? Святая женщина!

     — Нормально. Жива-здорова. Очень рада успехам Лены и Насти. И ждет в гости при случае. Скучает по ним очень.

     — Они тоже. Мне грустно, конечно, от этого, но она им практически меня заменила, когда они в интернате учились. И неизвестно, как бы их судьба сложилась, если бы не Галина Федоровна.

     — Да, я знаю эту историю. Про кражу.

     Светлана удивленно подняла брови:

     — Она Вам рассказала?

     — Ну да.

     — Хм. Странно. На нее это не похоже. Она любит поговорить, конечно, но это не тот случай.

     — Так получилось, — пожал я плечами, решив впредь быть осторожней.

     Она пригласила меня в маленькую уютную кухню.

     — Сейчас чай будем пить. Хотите?

     — Не откажусь.

     — А Вы мне пока расскажите: как там в Николаевске? Вы там живете? Работаете?

     — Работал. Сейчас уволился.

     — А где?

     — В управлении...

     — Ого! А в каком департаменте?

     Я ответил

     — Ох!, — всплеснула она руками, — Это же у вас эта жуткая история случилась? Ваш электронщик должен был на метеостанцию лететь, где я тогда работала, и вертолет разбился?

     — Да.

     — Ужас. Там же все погибли, кроме одного. Но он, говорили, тоже не жилец.

     — Оказался жилец, — грустно улыбнулся я, — Я был в том вертолете.

     — Вы-ы?!

     — Собственной персоной. На этой неделе только выписался.

     — Но... но... , — она не находила слов.

     — Знаете, говорят, что бог дает таким, как я, еще один шанс, если у них есть незаконченные дела на этом свете. Я должен был погибнуть. И я должен был встретиться с Вами, Света. Но я выжил. И потому я сейчас здесь. Мне кажется, что это и есть мое незаконченное дело. Вот такая история... А точнее — ее начало.

     — Вы меня не разыгрываете?

     — Могу документы показать. У меня все с собой. Выписки, заключения, акты...

     — Не нужно. Я верю. А почему Вы сказали, что это начало истории?

     — О-о. Это долгий разговор. И боюсь, что Вы не захотите меня слушать.

     — Почему же. Я люблю слушать. Я очень долго жила одна и...

     — ... Вам не с кем было поговорить. И Вы просто садились за рацию и слушали эфир. Часами.

     — Откуда Вы знаете?

     — Я все про тебя знаю, Света. И даже то, что вот ты сейчас нальешь себе чаю. Без сахара. Но все равно возьмешь ложечку и будешь долго помешивать перед тем, как начать пить.

     Теперь она глядела на меня с испугом.

     — Кто Вы?! Откуда Вы... ?!

     — Не надо меня бояться. Я не причиню зла. Тебе — никогда! Просто позволь мне все рассказать...

     Рассказ получился действительно долгим. Света слушала меня не перебивая. Я начал с того, как очнулся на больничной койке. Как начал звать жену. Как не мог поверить, что никакого Скалистого в моей жизни не было. Как объяснял этот феномен Иван Иванович. А затем начал рассказывать о нашей совместной жизни на острове. Говорил прямо, без утайки. Рассказал про Новый Год. Про то, как нам было хорошо вместе. Хотя все же не решился упомянуть о моих отношениях с Леной и Настей. Закончил я встречей с браконьерами и снова больничной койкой.

     — Ты мне не веришь?

     — Я... я не знаю, — тихо и устало ответила она.

     — Я сам себе не верю. Доктор сказал, что мозг извлек всю эту информацию из «анналов памяти», а остальное додумал. Но откуда я мог знать о том, что девочки поступили на экологов? И о том, что они снимали фильм?

     — От Галины Федоровны может?, — осторожно предположила Света.

     — А о креме из спермы и жира? А о том, как ты пьешь чай? Я могу назвать кучу таких подробностей, о которых я никак не мог узнать! Я помню каждый сантиметрик твоего тела, Света! На левой груди, чуть выше соска у тебя родинка. И на крестце, ровно посередине, в виде капли.

     Я перечислил еще с десяток очень интимных подробностей.

     — Извращенец! Ты мог где-то подглядеть за мной.

     — Ты любишь фильм «Любовь и голуби»...

     — Моряки рассказали...

     — Твой муж нашелся осенью и требовал половины денег...

     — Да об этом полуправления знает!

     — Черт! Ты писала стихи!

     Окруженная бездной

     Я на острове мрачном...

     — Это... Это... Нет! Этого никто не мог знать! Я никому никогда их не показывала. И тетрадку сожгла, когда уезжала.

     — Ты показывала их мне! Во сне, правда... А еще ты дала имена всем свои курицам: Пеструшка, Рыжик, Паскуда, Мохнатка, Наина, Монсеррат (потому что самая толстая)... Всех перечислить?

     — Не надо! Нет! Прекрати!!, — она вскочила с перекошенным от ужаса лицом, — Я не знаю, как ты это делаешь, но... Уходи! Убирайся немедленно!! Уходи!!! Я вызову полицию, я кричать буду!!!

     — Не будешь. Бывало и похуже. Ты не из пугливых, — спокойно сказал я, поднимаясь со стула, — Это тебя боятся, когда ты за карабин берешься. Кстати, приклад для него ты вырезала сама. Из березы, которую собственноручно вырастила за маяком. И под железной накладкой на торце выжгла свои инициалы: С. С.

     — Уходи, — глухо повторила Света

     — Я уйду, но ты знаешь, где меня искать. Там, где нам было хорошо...

     На лестнице я столкнулся ...  

     с Леной и Настей, которые возвращались с учебы. Они посмотрели на меня с любопытством, но не более того. Потом я долго гулял по городу и думал. Я был зол на себя. Ведь в данной ситуации я был бессилен что-либо изменить. Чего я хотел? Чтобы она поверила и с ходу бросилась на шею незнакомому доселе ей человеку? Да, то, что я рассказал — поразило ее. Она не смогла найти этому рационального объяснения и испугалась. Естественная реакция. Потом, возможно, она успокоится и осмыслит услышанное. И что она решит? В лучшем случае — что между нами действительно существует некая мистическая, неизвестная науке связь. Иначе откуда бы я узнал все эти подробности? Ну есть связь и что? Ведь она любила меня в моем сне, а это бесконечно далеко от реальной жизни!

     К черту все!!! Решение принято, и надо действовать.

     * * *

     Я вернулся в Николаевск и направился прямиком к руководителю филиала нашего управления. На прием мне удалось попасть лишь с третьего раза, и этого случая я упускать был не намерен. Я попросил расконсервировать метеостанцию на Скалистом и направить меня туда. Шеф начал что-то говорить о проблемах финансирования, но к этому я был готов. Я сказал, что сам оплачу фрахт судна, необходимое для восстановления работы оборудование и запасы на первое время. По моим подсчетам 3-х миллионов как раз должно было хватить. Начальник сначала удивился, а потом заинтересовался: с чего это такое рвение? Пришлось и ему наплести о «незаконченных на этом свете делах». А также о том, что это мой долг по отношению к погибшему из-за меня экипажу вертолета. Начальник не дал прямого ответа и обещал подумать.

     Это была явная отмазка, но я не сдавался. Пришлось приложить немало усилий, чтобы бюрократическая машина все же закрутилась. Но все происходило настолько медленно, что я уже почти потерял всякую надежду перебраться на Скалистый в этом году. Меня пинали из одного угла в другой, принимая, очевидно, за сумасшедшего. В итоге помог счастливый случай. В филиал приехало начальство из центра. Сообщило, что в Охотском море планируется построить две буровые платформы, и потребовало срочно расширить сеть метеостанций. Тут-то про меня и вспомнили. Дальше все пошло, как по маслу. И денег с меня никто не просил. Уже через 3 недели транспорт «Петропавловск» высадил меня на остров, попутно доставив все необходимое для расконсервации и первой зимовки. К слову, оказавшись на корабле, я обнаружил, что прекрасно знаю весь экипаж в лицо, а многих помню и по именам. Но этому я уже не удивлялся.

     Меня назначили механиком и сказали, что начальника пришлют позже вертолетом. 2 недели я обживал остров в полном одиночестве. Обустроил жилище, оживил оборудование и даже успел посадить огород. Лето должно было кончиться в лучшем случае месяца через полтора, поэтому я выбрал только то, что успело бы за это время вырасти и дать кое-какой урожай: зелень, редиску и прочее по мелочи.

     Утром 16 августа меня разбудил стрекот вертолета. Я вскочил и начал лихорадочно одеваться. Затем зачем-то начал наводить в, и без того вылизанном, доме порядок. Я просто боялся выйти на улицу. Боялся, что вертолет доставил совсем другого человека, а не того, кого я ждал.

     Прошло полчаса. Затем раздался гул и свист взлетающей машины. Шум быстро удалился и вскоре пропал совсем. В наступившей тишине раздался скрип двери за спиной, и кто-то вошел внутрь. Я замер. Сердце дико колотилось, кровь стучала в висках.

     — Что, так и будешь стоять? Ящики с площадки нужно принести.

     Рот растянулся в улыбке до ушей, я резко обернулся, и вид, наверное, был у меня глупейший.

     — Света?!?!

     — Она самая, муженек!, — с усмешкой ответила женщина.

     Я бросился было к ней на встречу, желая обхватить руками, стиснуть, задушить в объятиях, но она остановила меня непререкаемым тоном:

     — Без глупостей, Николай! Я — начальник станции, а ты — мой подчиненный! Ясно?!

     — Ясно, — буркнул я и, стараясь не смотреть на нее, пошел таскать ящики.

     И уже на улице все же дал волю чувствам. Начал орать и прыгать от радости, как безумный. Она поверила! Она приехала!! Света, Светочка, Светланка!!!

     Она устроилась в спальне, где жили раньше ее дочери. До вечера мы работали, почти не разговаривая. Так, короткие фразы строго по делу. Но вечером, за ужином, она вдруг спросила:

     — Ты рассказывал... Та картинка, которую мы подарили тебе на Новый Год... Что на ней было?

     — Фотомонтаж. Типа восточный гарем. Я лежу на царском ложе, а вы втроем вокруг меня. Ты — в центре, с опахалом.

     Она ничего не ответила, а просто вышла из-за стола и ушла к себе. А вскоре вернулась и протянула мне фотографию. Я узнал гостиную ее владивостокской квартиры. Света стояла в центре на фоне стены с большим искусственным пальмовым листом в руках, а ее дочери по бокам. Все трое были в костюмах восточных красавиц: яркие шаровары и расшитые короткие жилетки.

     — Девчонки придумали отметить Новый Год в арабском стиле. Все так, как ты видел?

     — Почти... Меня здесь нет.

     — Там больше никого не было. Только мы втроем. Это автоспуском снято.

     Я положил карточку на стол, а потом мы долго смотрели друг другу в глаза...

     * * *

     ... Ночью она пришла ко мне сама. Бесшумно скользнула под одеяло и прижалась своим податливым обнаженным телом. А потом зашептала в ухо, обдавая горячим влажным дыханием:

     — Не надо ничего говорить, Коль. Ты только ляг на спину, а я сама...

     Она сняла с меня трусы, и обхватила мой член своими мокрыми горячими устами. Она оторвалась, когда он отвердел окончательно, а затем взгромоздилась на меня, и оседлала мой ствол с невероятной страстью женщины, у которой черт знает сколько времени не было секса. Она кончила почти сразу, но не остановила своей бешеной скачки, продолжая раз за разом насаживаться на меня. Она делала это почти молча, лишь коротко постанывая при каждом движении. И даже накрывший ее второй оргазм не заставил ее открыть рот. Она лишь протяжно замычала, сдавила мои бока своими бедрами и вцепилась в мою грудь коротко стриженными ногтями. Да еще ее вагинальные мышцы начали судорожно сокращаться, словно выдаивая мой член.

     Когда все закончилось, она легла рядом, закинув на меня ногу.

     — Так было у тебя во сне?

     — Почти... Только хуже...

     — Думаешь, мы сможем тут быть счастливы, Коль?

     — Мы будем счастливы, любимая... Я знаю!